В день памяти святителя Григория Богослова

Во имя Отца и Сына и Свя­таго Духа!

«От пелен вос­пи­тан­ный во всем пре­крас­ном, потому что имел совер­шен­ней­шие образцы для себя дома, -.- гово­рил о себе свя­ти­тель Гри­го­рий, --: тогда еще при­об­рел я стар­че­скую сте­пен­ность, и, как облако к облаку, мало-помалу скоп­ля­лось во мне усер­дие к усо­вер­шен­ство­ва­нию. Я воз­рас­тал, а вме­сте пре­успе­вал во мне и разум. С радо­стью читал я книги, в кото­рых про­по­ве­ду­ется о Боге, и имел обще­ние с людьми, кото­рые были совер­шенны по нравам».

Так, доро­гие бра­тия и сестры, гово­рит о своем дет­стве бла­го­дат­ный сын бла­го­че­сти­вых роди­те­лей - епи­скопа Нази­анзского Гри­го­рия и Нонны, вымо­лив­ших свое чадо у Бога и посвя­тив­ших сына сво­его Богу еще до его рож­де­ния. Но вот настало время, когда он, под­го­тов­лен­ный домаш­ним хри­сти­ан­ским вос­пи­та­нием, при­сту­пил к изу­че­нию наук. Отец отпра­вил его в учи­лище в Кеса­рию Кап­па­до­кий­скую. Там он встре­тился со свя­тым Васи­лием Вели­ким и воз­никла у них та ред­кая свя­тая дружба, кото­рую рас­торг­нуть не властна и могила. Общ­ность высо­ких устрем­ле­ний соеди­нила их навсе­гда. «Глав­ным заня­тием нашим было любо­муд­рие, то есть отре­че­ние от мира и пре­бы­ва­ние с Богом», - писал он. Вос­поль­зо­вав­шись всем, что могло дать учи­лище в Кеса­рии, и, желая усо­вер­шен­ство­ваться в сло­вес­ных нау­ках, Гри­го­рий отпра­вился в Кеса­рию Пале­стин­скую, где про­цве­тала школа крас­но­ре­чия; затем пере­брался он в Алек­сан­дрию и, нако­нец, отпра­вился в Афины - центр про­све­ще­ния того вре­мени. О путе­ше­ствии своем мор­ским путем из Алек­сан­дрии в Афины свя­ти­тель Гри­го­рий рас­ска­зы­вает так: «Время было самое неудоб­ное для пла­ва­ния; но меня влекла страсть к нау­кам. Но едва мы совер­шили неболь­шую часть пути, под­ня­лась страш­ная буря, какой, по сло­вам плыв­ших со мною, и не было с тех пор на их памяти… И во время этой-то опас­но­сти я при­нес себя в дар, дав обет, если спа­сусь, посвя­тить себя Богу и, посвя­тив, спасся».

При­быв бла­го­по­лучно в Афины, Гри­го­рий и здесь встре­тился с Васи­лием. Для них обоих было сча­стьем под­дер­жи­вать друг друга «в общем вели­ком деле: быть и име­но­ваться хри­сти­а­нами»… Гри­го­рию было около трид­цати лет, когда они закон­чили афин­ское учи­лище. Васи­лий воз­вра­тился домой, а Гри­го­рий остался там еще на неко­то­рое время, а затем вер­нулся к своим пре­ста­ре­лым роди­те­лям. В даль­ней­шем свя­той Гри­го­рий уже не мог испол­нить сво­его преж­него наме­ре­ния жить вме­сте со своим дру­гом, свя­тым Васи­лием, но он посе­тил его в пустыне и насла­дился той истинно мона­ше­ской жиз­нью, кото­рая соот­вет­ство­вала его самым заду­шев­ным устрем­ле­ниям. Дружба со свя­тым Васи­лием успо­ко­и­тельно подей­ство­вала на свя­того Гри­го­рия, и он вер­нулся в Нази­анз, гото­вый при­нять свое новое назна­че­ние в сане пре­сви­тера. Отец и сын стали общими силами управ­лять церковью.

Вскоре свя­того Гри­го­рия постигли вели­кие испы­та­ния: в тече­ние одного года умерли его млад­ший брат и сестра - Кеса­рии и Горгония. Тяже­лое время насту­пило для Гри­го­рия, когда после смерти брата он дол­жен был при­нять на себя бремя управ­ле­ния и домаш­ними, и остав­ши­мися после брата делами. Между тем, неза­ви­симо от его воли и даже не пре­ду­пре­див его, свя­ти­тель Васи­лий, епи­скоп Кеса­рий­ский, пред­ста­вил Гри­го­рия епи­ско­пом города Сасимы, желая откры­тием этой новой кафедры огра­дить Кап­па­до­кий­скую цер­ковь от раз­де­ле­ния. Не вынес Гри­го­рий этого дру­же­ского наси­лия, уда­лился в Нази­анз и, посе­лив­шись на уеди­нен­ной горе, занялся поуче­нием народа и стал помо­гать боль­ным. Но вскоре при­шлось отка­заться от уеди­не­ния. Хотя ему и не суж­дено было стать епи­ско­пом в Сасиме, он снова посту­пил помощ­ни­ком к сво­ему отцу.

В  году отец свя­того Гри­го­рия, епи­скоп Нази­анзский, скон­чался; через несколько меся­цев после­до­вала за ним и супруга его, пра­вед­ная Нонна. Каза­лось, желан­ная уеди­нен­ная жизнь теперь ста­но­ви­лась воз­мож­ной для Гри­го­рия, но он снова дол­жен был пожерт­во­вать своим завет­ным стрем­ле­нием в пользу паствы, убеж­дав­шей его заме­нить усоп­шего отца. Он согла­сился остаться для управ­ле­ния цер­ков­ными делами в ожи­да­нии назна­че­ния нового епи­скопа. Но так как это назна­че­ние замед­ли­лось, а Гри­го­рий был крайне изну­рен и душевно, и телесно, то он оста­вил Нази­анз и уда­лился на время в Селев­кию. Однако и здесь не обрел он покоя: дела, уко­риз­нен­ные письма от дру­зей дохо­дили до него и сюда. Сверх того, не мог он оста­ваться рав­но­душ­ным к испы­та­ниям, кото­рым под­вер­га­лась тогда вол­ну­е­мая ари­а­нами Свя­тая Цер­ковь. В своих посла­ниях он энер­гично про­ти­во­дей­ство­вал их коз­ням. Будучи в Селев­кии, он полу­чил изве­стие о смерти свя­ти­теля Васи­лия, пора­зив­шей его тем более, что по болезни своей он не мог отпра­виться в путь, чтобы про­ститься со свя­щен­ным пра­хом сво­его друга.

Среди всех этих скор­бей свя­той Гри­го­рий все более и более отре­шался от мира и ждал только смерти как бла­жен­ного успо­ко­е­ния. Но в послед­ние годы жизни ему пред­сто­яло новое обще­ствен­ное поприще еще боль­ших мас­шта­бов, чем когда-либо в пору его моло­до­сти. Он был при­зван в Кон­стан­ти­но­поль, чтобы под­дер­жать Пра­во­сла­вие, подо­рван­ное соро­ка­лет­ним гос­под­ством ариан и дру­гих ере­ти­ков: евно­миан, маке­до­нян, нова­тиан, апол­ли­на­ри­стов. Гри­го­рий отклик­нулся на при­зыв епи­скопа и мирян кон­стан­ти­но­поль­ских, видя в этом волю Божию, и, при­быв в Кон­стан­ти­но­поль в  году, стал устра­и­вать собра­ния в доме своих род­ствен­ни­ков - пле­мян­ницы Гор­го­нии и ее мужа Нико­вула. Вскоре этот дом был пре­вра­щен в цер­ковь и назван Ана­ста­сия, что зна­чит по-гре­че­ски «вос­кре­се­ние», в озна­ме­но­ва­ние того, что тут должно было вос­крес­нуть уче­ние Никей­ского собора о боже­стве Сына Божия, попран­ное ари­а­нами. И дей­стви­тельно, непре­взой­ден­ный в зна­нии Свя­щен­ного Писа­ния, сло­вес­ных наук и крас­но­ре­чии, Гри­го­рий вос­кре­сил это уче­ние своим сло­вом и свя­той, подвиж­ни­че­ской жиз­нью, кото­рая вызы­вала удив­ле­ние даже у его врагов.

Осо­бенно сильны были его «Пять слов о бого­сло­вии про­тив евно­миан», бла­го­даря кото­рым он и полу­чил в Церкви наиме­но­ва­ние Бого­слов. Этими сло­вами воз­вра­тил он народу утра­чен­ное им пра­во­слав­ное уче­ние о Свя­той Тро­ице, и таково было жела­ние его уко­ре­нить в сердца это уче­ние, что оно выра­зи­лось вырвав­ши­мися из глу­бины души его сло­вами: «Столько люблю вас… что готов быть отлу­чен от Хри­ста и постра­дать, как осуж­ден­ный, только бы сто­яли с нами и вме­сте про­слав­ляли мы Свя­тую Троицу».

Но, дей­ствуя с успе­хом про­тив после­до­ва­те­лей раз­ных ере­сей, свя­той Гри­го­рий воз­буж­дал в них по отно­ше­нию к себе силь­ней­шую вражду. И каким только пре­сле­до­ва­ниям со сто­роны их не под­вер­гался он! Над ним сме­я­лись, кле­ве­тали на него, пося­гали на его жизнь, вры­ва­лись в его храм, воору­жен­ные кам­нями и пал­ками, бро­сали в него камни и пре­да­вали суду, как воз­му­ти­теля народа. С тер­пе­нием пере­но­сил все это свя­той Гри­го­рий. Между тем в Кон­стан­ти­но­поль при­был импе­ра­тор Фео­до­сии. Он почтил Гри­го­рия самым мило­сти­вым при­е­мом, и, видя его успеш­ную цер­ков­ную дея­тель­ность, решился вве­рить ему управ­ле­ние вели­кой и глав­ной Кон­стан­ти­но­поль­ской Цер­ко­вью, и сам тор­же­ственно, в сопро­вож­де­нии мно­го­чис­лен­ного духо­вен­ства ввел в храм свя­той Софии нового иерарха Гри­го­рия. Народ при­вет­ство­вал его гром­кими руко­плес­ка­ни­ями, сочув­ствие к нему настолько пре­об­ла­дало, что затмило на сей раз злобу еретиков.

Но вскоре она под­ня­лась с новой силой. Мно­гие епи­скопы вос­стали про­тив того, что свя­тые отцы Вто­рого все­лен­ского собора под пред­се­да­тель­ством Меле­тия Антио­хий­ского утвер­дили Гри­го­рия в сане епи­скопа Кон­стан­ти­но­поль­ского. Епи­скопы Еги­пет­ские и Маке­дон­ские утвер­ждали, что постав­ле­ние на кафедру Кон­стан­ти­но­поль­скую должно утвер­ждаться не Антио­хий­ским, а Алек­сан­дрий­ским епископом.

Не по душе было это избра­ние и самому сми­рен­ному духом и изну­рен­ному пло­тью Гри­го­рию. Он при­нял его с един­ствен­ной надеж­дой, что, полу­чив власть, он смо­жет более успешно содей­ство­вать уми­ро­тво­ре­нию церк­вей, вос­со­еди­не­нию Востока с Запа­дом. Но не успел он скло­нить епи­ско­пов к тому, чтобы уста­но­вить мир между раз­де­лен­ными церк­вами, и потому решил уда­литься от управ­ле­ния Кон­стан­ти­но­поль­скою Цер­ко­вью, успо­ко­иться нако­нец вдали от людей. «Я изне­мог, - писал свя­ти­тель импе­ра­тору, - видя, что меня нена­ви­дят все, даже и дру­зья, потому что не могу обра­щать взо­ров ни на что, кроме Бога. Тебе известно, что ты воз­вел меня на пре­стол про­тив моей воли».

Заме­ча­тельна про­щаль­ная речь, ска­зан­ная свя­тым Гри­го­рием в храме свя­той Софии в при­сут­ствии ста пяти­де­сяти епи­ско­пов и паствы. «Соблюл я свя­щен­ство чистым и несквер­ным, - гово­рил он среди про­чего, - но я не без­мезд­ный тру­же­ник доб­ро­де­тели и не достиг еще такого совер­шен­ства. Воз­бла­го­да­рите меня за труды. Чем же? Не тем, о чем поду­мали бы неко­то­рые, спо­соб­ные подо­зре­вать вся­кого; но тем, что мне без­опасно желать. Успо­койте меня от дол­го­вре­мен­ных тру­дов, уважьте эту седину, почтите мое стран­ни­че­ство и вве­дите на мое место дру­гого, кото­рый будет уго­ден народу, а мне отдайте пустыню, сель­скую жизнь и Бога. Ему Одному угожу даже про­сто­тою жизни. Тяжело, если буду лишен собра­ний, бесед, тор­жеств и этих окры­ля­ю­щих руко­плес­ка­ний, лишен ближ­них и дру­зей, поче­сти, кра­соты города, вели­чия, блеска, везде пора­жа­ю­щего тех, кото­рые смот­рят на все это и не про­ни­кают внутрь. Но не так тяжело, как воз­му­щаться и очер­няться мяте­жами и вол­не­ни­ями, какие в обще­стве, и при­но­ров­ле­ни­ями к обы­чаям народа. Они ищут не иереев, но рито­ров, не стро­и­те­лей душ, но хра­ни­те­лей иму­ще­ства, не жре­цов чистых, но силь­ных представителей…

Про­сти, Ана­ста­сия, полу­чив­шая от бла­го­че­стия наиме­но­ва­ние, ибо ты вос­кре­сила нам уче­ние, дотоле пре­зи­ра­е­мое! Про­сти, кафедра, - эта завид­ная и опас­ная высота. Про­стите, лико­сто­я­ния назо­реев, строй­ные псал­мо­пе­ния, все­нощ­ные сто­я­ния, чест­ность дев, бла­го­при­стой­ность жен, толпы вдов и сирот, очи нищих, устрем­лен­ные к Богу и к нам! Про­стите, люби­тели моих слов, про­стите и эти народ­ные тече­ния и сте­че­ния, и эти тро­сти, пишу­щие явно и скрытно, и эта решетка, еле сдер­жи­ва­ю­щая тес­ня­щихся к слу­ша­нию. Про­стите, цари и цар­ские дворцы, и цар­ские слу­жи­тели, домо­чадцы, может быть, и вер­ные царю, не знаю сего, но по боль­шей части невер­ные Богу. Пле­щите руками, вос­кли­цайте прон­зи­тель­ным голо­сом, под­ни­мите вверх сво­его витию! Умолк язык, для вас непри­яз­нен­ный и вещий. Хотя он не вовсе умолк­нет и будет еще пре­пи­раться рукою и чер­ни­лом, но в насто­я­щее время мы умолкли… Про­стите, Восток и Запад! За вас и от вас тер­пим мы напа­де­ния; сви­де­тель тому Тот, Кто при­ми­рит нас, если немно­гие будут под­ра­жать моему уда­ле­нию. Ибо не утра­тят Бога, уда­ля­ю­ще­гося от пре­сто­лов, но будут иметь гор­нюю кафедру, кото­рая гораздо выше и без­опас­нее этих кафедр.

Про­сти мне, Свя­тая Тро­ица, мое помыш­ле­ние и укра­ше­ние! Да сохра­нится у этого народа моего и да сохра­нит его, да воз­ве­ща­ется мне, что все­гда воз­вы­ша­ема и про­слав­ля­ема у него и сло­вом и жиз­нью! Чада, сохра­ните пре­да­ния! Помните, как поби­вали меня кам­нями. Бла­го­дать Гос­пода нашего Иисуса Хри­ста со всеми вами. Аминь».

Что было на душе свя­того Гри­го­рия после воз­вра­ще­ния его в Нази­анз, видно из письма его к Леон­тию: «Теперь я низ­ло­жен, посту­пай, насту­пай на меня злоб­ная зависть! Или, быть может, оста­новлю я еще тебя, хотя буду сокрыт в край­них пре­де­лах земли, заклю­чен в мрач­ной утробе кита, как было неко­гда с Ионою. Пусть тело в утробе, но ум, сколько бы ни пре­граж­дали ему путь, с недер­жи­мым стрем­ле­нием пой­дет, куда желал. Вот един­ствен­ное досто­я­ние доб­рых - сво­бода, неудер­жи­мость, неодо­ли­мость, ум, вос­па­рив­ший ко Христу».

«Много… потер­пел я напа­стей на море и на суше от вра­гов и от дру­зей, от пас­ты­рей и от вол­ков, от мучи­тель­ной болезни и от ста­ро­сти, кото­рая делает меня сог­бен­ным; но нико­гда прежде сего не пости­гала меня такая скорбь, - гово­рит свя­ти­тель Гри­го­рий в своем сти­хо­тво­ре­нии «Сон о храме Ана­ста­сии…». - Не пла­кал так о вели­ком храме пора­бо­щен­ный асси­ри­а­нами народ, когда веден был далеко от оте­че­ства; не пла­кали так изра­иль­тяне о кивоте, кото­рый взят был ино­пле­мен­ни­ками; не рыдал так и прежде них Иаков о похи­ще­нии люби­мого сына; не сокру­ша­ется так и кос­ма­тый лев об уби­тых лов­цами дети­щах, и пас­тух о поте­рян­ном стаде, и птица о невольно поки­ну­том гнезде на госте­при­им­ном дереве… как я доныне сетую о ново­устро­ен­ном храме, об этом плоде моих тру­дов, кото­рым поль­зу­ется другой.

Если когда-нибудь сердце мое забу­дет о тебе, Ана­ста­сия, или язык мой про­из­не­сет что-нибудь прежде тво­его имени, то да забу­дет меня Хри­стос! Как часто и без вели­ких жертв, и без тра­пезы очи­щал я людей, собран­ных у Ана­ста­сии, сам пре­бы­вая вдали, внутри сердца создав неве­ще­ствен­ный храм и воз­лияв слезы на боже­ствен­ные видения».

Воз­вра­тясь в Нази­анз, свя­той Гри­го­рий нашел дела здеш­ней церкви, за время его отсут­ствия, крайне запу­щен­ными, и, несмотря на свою болезнь, он при­нялся устра­и­вать их. Отсюда съез­дил он нако­нец в Кеса­рию и почтил над­гроб­ным сло­вом сво­его друга - свя­ти­теля Васи­лия Великого.

Пре­бы­вая на родине, он про­дол­жал пись­менно вести борьбу про­тив сму­ще­ния и раз­де­ле­ния церк­вей ересями.

Когда через пол­тора года после сво­его воз­вра­ще­ния домой, при совер­шенно рас­стро­ен­ном здо­ро­вье, свя­той Гри­го­рий отка­зался от управ­ле­ния Нази­анзской цер­ко­вью, то в  году на это епи­скоп­ское место был назна­чен род­ствен­ник его - Евла­лий, извест­ный свя­то­стью жизни и ученостью.

Нако­нец свя­той Гри­го­рий мог пре­даться пол­ному уеди­не­нию. Раз­дав боль­шую часть сво­его име­ния, он оста­вил себе только роди­тель­ский дом в Ари­анзе, окру­жен­ный тени­стым садом. При этом доме нахо­ди­лась цер­ковь во имя свя­тых муче­ни­ков. Здесь-то, среди обшир­ного леса, посе­лился и обрел покой свя­той Гри­го­рий. Но нико­гда не оста­вался он без­участ­ным в скор­бях и радо­стях своих дру­зей, живу­щих в мире. Он вел с ними обшир­ную пере­писку, будучи немощ­ный телом, но бод­рый духом, он про­дол­жал жить тем, что было во благо Церкви и ближ­ним. Никому не отка­зы­вал он в помощи или в утешении.

Подвиж­ни­че­ство свя­того Гри­го­рия посто­янно усу­губ­ля­лось в этом его уеди­не­нии. «Слезно молю, - взы­вал он к Богу, - чтобы обре­ме­нен­ная пер­стью душа моя не вла­чи­лась по земле и не погру­жа­лась, как сви­нец, в глу­бину, но чтобы персть усту­пала окры­лен­ному духу и образу и грех иста­и­вал, как воск от огня. О сем умо­ляя и сам при­ла­гаю мно­гие вра­чев­ства к гру­бой плоти, чтобы пре­кра­тить жесто­кий недуг, чтобы креп­кими узами удер­жать силу плоти, как самого веро­лом­ного зверя. Тре­пеща злой волны, ставлю пре­грады чреву, неудо­бо­ис­це­ля­е­мою скор­бью изну­ряю сердце и про­ли­ваю токи слез. Пре­кло­няю пред Царем сокру­шен­ные колена, про­вожу ночи без сна, ношу печаль­ную одежду… У меня ложем - дре­вес­ные ветки, посте­лью - надеж­ная вла­ся­ница и пыль на полу, омо­чен­ная сле­зами»… «Подай мерт­вецу Тво­ему, - молился он, - кон­чину жизни, подай утруж­ден­ному отдох­но­ве­ние и воз­веди к лег­чай­шей жизни, для кото­рой терплю скорби и пере­ношу тысячу горе­стей. Вос­хи­тив в ангель­ские лики, при­близь пут­ника к небес­ному чер­тогу, где слава Еди­ного Бога, сия­ю­щего в Трех Светах…»

И насту­пил час, когда молитва пра­вед­ника была услы­шана. В 389 году, на 63‑м году жизни, он скон­чался в Ари­анзе. Нетлен­ные останки его были пре­даны земле в Нази­анзе, близ могилы его роди­те­лей. В 950 году они были пере­не­сены в Кон­стан­ти­но­поль и постав­лены в церкви свя­тых апо­сто­лов, близ мощей свя­ти­теля Иоанна Зла­то­уста. Заме­ча­тельно, что свя­ти­тель Гри­го­рий сам напи­сал себе над­гроб­ное слово, как бы зная, что иного не будет у него:

«Во-пер­вых, Бог даро­вал меня молив­шейся, свет­лой матери; во-вто­рых, при­нял от матери, как угод­ный Ему дар; в‑третьих, уми­ра­ю­щего меня спас Пре­чи­стою Тра­пе­зою; в‑четвертых, Слово даро­вало мне обо­ю­до­ост­рое слово; в‑пятых, дев­ство при­вет­ство­вало меня в дру­же­люб­ных сно­ви­де­ниях; в‑шестых, при­но­сил я еди­но­душ­ные жертвы с Васи­лием; в‑седьмых, Жиз­не­по­да­тель исхи­тил меня из недр без­дны; в‑восьмых, очи­стил Он руки мои болез­нями; в‑девятых, юней­шему Риму воз­вра­тил я, о царь, Тро­ицу; в‑десятых, был пора­жаем кам­нями или друзьями».

Свя­ти­тель Гри­го­рий Бого­слов оста­вил мно­же­ство сочи­не­ний, каса­ю­щихся вопро­сов дог­ма­ти­че­ского, нрав­ствен­ного харак­тера, дошед­ших до нашего времени.

Будем же, доро­гие бра­тия и сестры, под­ра­жать свя­ти­телю Гри­го­рию Бого­слову в его вели­кой любви к Богу и людям, в вели­кой вере и усердно молиться этому угод­нику Божию, чтобы и нам быть истин­ными хри­сти­а­нами - наслед­ни­ками веч­ной бла­жен­ной жизни. Аминь.