Празднование в честь иконы Богорордицы, именуемой "София-Премудрость Божия" (Новгородская) (XV) 28 августа
Издавна человек был убежден, что Премудрость – полнота знания о Боге и мире, ведение прошлого и будущего – исключительная принадлежность Божества. Апостол Павел в Послании к Коринфянам (1Кор.3:19) с максимальной полнотой выразил эту мысль об ограниченности человеческого знания. По словам святого Григория Нивского, «мир, ограниченный своими пределами, не вместит в себе понятия беспредельной премудрости» (Святой Григорий Нисский. Против Евномия).
Многозначность слова «премудрость» обнаруживается уже в Священном Писании. Апостол Павел использует его по отношению к Господу Иисусу Христу (1Кор.1:24), одному из Божественных свойств (1Кор.1:21), христианскому вероучению (1Кор.2:7), риторской «премудрости слова» (1Кор.1,17). Пророк Исаия духом премудрости называет служебного духа (Ис.11:2), а паламиты (ХIV в.) именем «премудрость» обозначили одну из Божественных энергий. В богослужении возгласом «премудрость» молящимся дается указание о высоком значении и глубокой содержательности (премудрости) следующего далее пения и чтения.
Ветхозаветная традиция осмысления религиозного творчества как проявления исключительного дара духовной мудрости была воспринята христианством и претворилась в прекрасные произведения искусства, возвышенно именуемые «умозрением в камне и красках». Один из первых христианских храмов при святом Константине Великом (1337) был освящен во имя Святой Софии. Факт этот говорит о продолжении христианством еще одной ветхозаветной традиции – строить во имя и для имени Первого Творца, «храм имени Моему» (2Пар.6:8), «дом, в котором пребывало бы имя Мое» (3Цар.8:16). Вместе с тем для христианского мастера, сознающего полноту христианского Откровения, творить – значило не копировать ветхозаветные образцы, но создавать более совершенные произведения. Эту мысль ясно выразил продолжатель дела равноапостольного Константина император Юстиниан (1565), воскликнувший по окончании строительства храма Святой Софии: «Одолех тя, Соломоне».
Освящение церкви во имя Святой Софии без дальнейшего разъяснения этого имени, видимо, дает основание предполагать, что сначала храм посвящался Богу без разделения Лиц в Троице. Однако в действительности дело обстоит иначе. Авторитет апостола Павла, назвавшего Иисуса Христа Премудростью Божией (1Кор.1;24), и святоотеческие свидетельства (Святой Ириней Лионский. Отрывки, Святой Григорий Нисский. Против Евномия, Блаженный Иероним. К Павлину об изучении Священного Писания, Блаженный Августин. О граде Божием, Ориген. Против Цельса) не оставляют сомнений относительно того, что храм нарекался во имя Господа Иисуса Христа, Бога-Слова. Об этом прямо говорится в «Сказании о Святой Софии Царьградской»: Ангел, явившийся сыну одного из строителей, повелевает назвать храм Софией во имя Второго Лица Троицы: «Оттоле же прият такое наречение церкви, (да) именуется Святая София Слово Божие, нареченное от ангела Господня». Эту мысль подтверждает и то обстоятельство, что храмовые праздники «Отверзения» и «Обновления» храма приходились на канун Рождественского сочельника – 22 и 23 декабря.
Значимость наречения именем Софии одного из первых христианских храмов при Константине Великом станет особенно понятной, если вспомнить, что именно это время потребовало чрезвычайных усилий Церкви в борьбе с гностицизмом и арианством, неверно понимавшими место и значение Премудрости Божией в жизни мира. Отношение к миру как к порождению падшей мудрости и к Единородному Сыну как к творению, лишь причастному Отчей Премудрости, требовало от православных деятельного восстановления славы Иисуса Христа – Премудрости Божией, что и было достигнуто исповеданием Никейского Символа веры и посвящением одного из первых христианских храмов Софии.
В одном из списков «Сказания о Святой Софии Царьградской» говорится, что на месте явления Ангела «честна икона Великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа утвердися». Это сообщение подтверждает Антоний Новгородский в своем «Паломнике», указывая, что в церкви Великой Софии «начертано бысть на стене образ святыя Софии». В некоторых списках «Паломника» Антония Новгородского говорится и о содержании образа: это или «ангел», или «три ангела». В последнем случае, вероятно, имеется в виду образ «Ветхозаветной Троицы». Этим сведения о первой иконе Софии ограничиваются.
Исследователи разногласят о первоначальном типе византийской иконографии Софии. Одни находят его в выдержанном в античных традициях изображении ангелоподобной «женской» фигуры с хартией или книгой в руке, сопровождаемом надписью «София». Такой предстает премудрость на миниатюре Псалтири Парижской библиотеки, на миниатюре, опубликованной в книге «Искусство Византии в собраниях СССР». М., 1977, и в убранстве монреальского собора (надпись: «Sapientia Dei»).
Другие исследователи считают, что источником иконографии Софии Премудрости Божией является изображение Христа в ангельском облике, как на миниатюре Супрасльской Псалтири (ХIV в.), на которой изображена крылатая фигура, поддерживающая руками трехкупольный портик, и содержится надпись: «Премудрость Божия». Однако подобные изображения вряд ли могли найти одобрение в православной среде Византии, где свежа была горькая память о многочисленных ересях, провозглашавших Спасителя Ангелом по естеству.
Третий ряд исследователей считают, что христианским первоисточником иконографии Премудрости была простая по форме и замыслу икона Спаса-Вседержителя с соответствующей надписью, похожая на ту, которая воспроизведена на миниатюре лионской рукописи Психомахия Пруденция, где изображен Иисус Христос с книгой в руке и надписью: «Sancta Sophia». Впоследствии видный богослов XVII века инок Евфимий находил подобную композицию наиболее подходящей для выражения идеи Софии: «Приличнее мниться писати Святую Софию, рекше: мудрость, воплощеннаго Христа Бога, яко и пишется муж совершен, яко бе».
Но и такая композиция иконы Софии не могла вполне удовлетворить византийских иконописцев. Она отличалась от обычных икон Спаса-Вседержителя лишь надписью, не выражала всех идей и образов, вкладываемых христианским богословием в понятие Премудрости Божией. Начался столетиями длившийся процесс усложнения композиции иконы. Поначалу иконописцы прибавляли к изображению Спасителя образы предстоящих ему Небесных Сил. Композиционная перестройка позволила выделить икону Софии из ряда других Господских икон, придала ей самобытность. Это обстоятельство, вероятно, и побудило некоторых церковных археологов считать ее началом иконографии Софии Премудрости Божией. При этом они ссылались на отчасти сохранившиеся изображения двух Ангелов и надпись «София Иисус Христос» на утраченной росписи в александрийских катакомбах.
Необходимость воссоздания образов Небесных Сил на иконе осознавалась и Русскими иконописцами. Митрополит Макарий, повелев начертать образ Софии над западными дверьми новгородского собора, посчитал необходимым прибавить к нему изображения двух Архангелов «по странам, на поклонение всем православным крестьяном». А позднее в московских государевых палатах был написан «Спас на херувимах» с подписью «Премудрость Ис.Хс.».
Привнесением образов Небесных Сил в икону Софии византийская иконопись не ограничилась. Это понятно. Подобное усложнение отвечало требованиям богословской идеи Премудрости лишь постольку, поскольку выражало необходимость особого почитания Софии. Однако оно почти ничего не говорило о Ее природе
Изображения Небесных Сил на иконе не удовлетворяли и Русских иконописцев. Когда пришел их черед разрабатывать композицию образа Премудрости Божией, они переместили изображения Ангелов из центра к периферии иконной плоскости, сообщив им иное, нежели на византийской иконе, назначение.
Однако подобное перемещение вряд ли могло произойти, если бы еще в Византии композиция иконы не подвергалась коренной перестройке: центральное место в ней заняло изображение Ангела в царскоархиерейском облачении. Смысл образа ясен – представить Бога-Слово в его ветхозаветном предзнаменовании как Ангела Великого Совета. Понять, что речь идет именно о Боге, а не о служебном духе, можно из того, что Русские иконописцы иногда изображали его с крестчатым нимбом (как на росписи наружной стены московского Успенского собора). Само же погрудное изображение Спасителя в «совершенном возрасте», возрасте его евангельского служения, заключенное в круг, было помещено над изображением Ангела. Такую композицию обнаружил Н. Кондаков, на странице одной синайской рукописи.
Совмещение изображений Ангела и Спасителя придало иконе совершенно новый смысл и звучание, сделало ее олицетворением вневременного характера Промышления и Домостроительства Божия, символом премудрого единства Ветхого и Нового Заветов.
Церковных археологов, наряду с поисками византийских корней иконы Софии, издавна волновал вопрос о времени и обстоятельствах появления ее на Руси. Приблизительное время (XI в.) называет священник Сильвестр: «Князь Великий Владимир Ярославич повеле в Новгороде поставити церковь камену, святую Софию, Премудрость Божия тогдыже написана». Большую определенность содержат сведения относительно места первого появления иконы на Руси и происхождения ее. Местом, по общему мнению, является Новгород, а происхождение византийское: «из Корсуни», «греческий перевод», «греческих живописцев». До нашего времени первая икона Софии не дошла, и об облике ее и содержании можно лишь догадываться.
Вопрос о времени появления на Руси иконы Софии – вопрос не праздный. Дело в том, что летописи, археология и анализ композиций сохранившихся памятников так или иначе связывают историю иконы со временем и деятельностью Митрополита Макария (XVI в.). Но связь такая верна в том случае, если речь идет о Русском новгородском продолжении греческой иконы Премудрости.
В письменных источниках икона впервые упоминается в связи с осуществленной под руководством Митрополита Макария работой по украшению Новгородской Софии. Он «самую чюдную икону святую Софею выше воздвиг» и велел написать ее вместе с другими образами над западными дверьми храма, где прежде была другая фреска. Можно предположить, что сам Митрополит участвовал в разработке композиции новгородской иконы. Известно, что он был иконописцем и крупнейшим реформатором церковного искусства, прилежание имевшим и «до самых вещей, еже бысть сия вещь сделати, еже из начала града не бывала, даже бы и та вещь была к дому Святей Софии». Но каковы бы ни были обстоятельства появления новой иконы, она сразу же приобрела значение символа новгородской кафедры и стала традиционным даром новгородских архипастырей.
«На новгородской иконе изображена на первом плане человекообразная фигура юношеского возраста, подобная ангелу, с длинными, разделенными надвое волосами и с большими крыльями, одетая в царский хитон или саккос, с омофором и бармами поверх саккоса; на голове венец с городами; в правой руке – длинный жезл, в левой – свиток. Она восседает на византийской подушке золотого престола. По сторонам фигуры предстоят в наклонном положении: справа – Святая Дева с Предвечным Младенцем на круглом диске, держимом у груди обеими руками, а слева – Иоанн Предтеча во власянице и хламиде. Над головой центральной фигуры в малом круге поясной образ Спасителя, а выше образа, во всю ширину иконы, радуга, украшенная рядом звезд, посреди же ее – престол с книгой». Судя по описанию, Русские иконописцы, сохранившие в неприкосновенности лишь центр византийской иконы, отнюдь не были творчески незрелыми копиистами греческого извода. Созданная новгородцами икона – явление самобытное, имеющее «черты самостоятельного Русского творчества и религиозного миросозерцания», более глубокое и содержательное, нежели византийский образец. Замена в Русской иконе образов двух Архангелов изображениями Богоматери и Иоанна Предтечи установила смысловую связь между композициями новгородской Софии и широко распространенной в православном искусстве иконы «Деисуса» (у старообрядцев новгородская икона так и называется – «Предста Царица одесную Тебе»), что обогатило и усложнило богословское содержание иконы образами Божественного Домостроительства и тайны Воплощения.
Еще более самобытен другой элемент новгородской композиции Софии – радуга. Символика образа радуги восходит к ветхозаветной традиции, где она служит знамением завета Бога с миром (Быт.9:13), славы Божества (Иез.1:27, 28) и святости. В славянских представлениях радуга издавна олицетворяла подвластные Ангелам небесные хранилища воды и «Божий престол», который на иконе воссоздан и в виде радуги, и в виде собственно престола с лежащим на нем Евангелием. Однако, что особенно важно, образ радуги связывает в единую цепь идею ветхозаветного и новозаветного Домостроительства с эсхатологическими чаяниями Церкви, переданными в «Откровении» Иоанна Богослова словами: «И видел я другого Ангела сильного, сходящего с неба, облаченного облаком: над головой его была радуга, и лице его как солнце, и ноги его как столпы огненные; в руке у него была книжка раскрытая» (Откр.10:1, 2).
Образы Богоматери, Иоанна Предтечи, Ангелов, радуги на иконе выступают в качестве дополнения преобладающей в композиции христологической темы. Христианское учение о Втором Лице Троицы передается в иконе сразу на четырех смысловых уровнях: как Бога-Слова – в образе лежащего на престоле Евангелия, как воплощенного Второго Лица Троицы – в образе Младенца на лоне Богоматери, как Творца и Домостроителя – в образе Ангела Великого Совета, как Спасителя – в облике Иисуса Христа в период евангельского служения.
Дальнейшее развитие христологической темы в Русской иконографии Софии можно проследить на новгородской иконе, называемой «Крестная». Композиция ее существенно отличается от композиции храмовой иконы. В центре иконы изображен Спаситель на Кресте – в момент завершения его искупительного служения на земле. Изображено и Домостроительство, но не в глаголах пророков и не в тайне Воплощения, как на предыдущей иконе, а в дарах Святого Духа, деяниях Соборов и таинствах Церкви.
Прямым продолжением начатой в иконе «Крестная» темы соборности и Евхаристии в деле церковного Домостроительства Премудрости служит третий тип новгородских икон Софии, представленный иконой из собора Малого Кириллова монастыря близ Новгорода. Соборность на ней передана не аллегорически в виде столпов, а реалистическим изображением соборных заседаний, тогда как таинство Причащения воссоздано через образы Спасителя, сидящего с чашей в руке, и приготавливающих трапезу слуг. В целом композиция знаменует церковное осмысление слов Писания «Премудрость построила себе дом, вытесала себе семь столбов его, заколола жертву, растворила вино свое и приготовила у себя трапезу» (Притч.9:1, 2).
Как следует из всех трех вариантов иконографии новгородской иконы, иконописцы от образа Иисуса Христа Премудрости Божией постепенно переходили к наиболее полному раскрытию идеи его Домостроительства. Это ярко проявилось в более поздних двух киевских иконах Софии, где изображения Спасителя уступают место образам Церкви и Богоматери в окружении ангельского и пророческого чинов.
Обозрение иконографии Софии Премудрости Божией позволяет сделать вывод, что в христианском искусстве существует большая группа различных по выражению и содержанию икон, носящих общее имя «София». Церковная археология издавна пыталась систематизировать эти сложные образы. Однако деление ею икон на византийские, новгородские и киевские приводило к смешению там, где требовалось разделение, и к разделению, где требовалось единство. Сами же иконописцы были гораздо точнее и глубже в понимании смыслового строя икон и подразделяли их исходя не из территориального признака, а из содержания. Они различали иконы Софии Премудрости двух групп. В первой господствовала христологическая тема и вся композиция служила как бы иллюстрацией слов Послания апостола Павла о Премудрости (1Кор.1:24). К этой большой группе относятся обе византийские иконы и первая новгородская. Во второй же группе преобладала тема Божественного Домостроительства, и композиция строилась, опираясь на текст из книги Притч о Премудрости, создавшей себе дом (Притч.9:1, 2). К этой группе можно отнести обе киевские иконы, вторую и третью новгородские. Софийные иконы обеих, несмешиваемых в сознании иконописцев, групп имели и соответствующую содержанию надпись: первые – «София Премудрость Божия», вторые – «Премудрость созда себе дом».
Список типов христианской иконографии Софии Премудрости Божией был бы не полон, если бы в числе их, как вероятных, не были упомянуты изображения, входящие в убранство константинопольского и киевского храмов Софии. Они не имеют соответствующих теме надписей, но, по мнению некоторых церковных археологов, тесно сопряжены с темой своим содержанием. Прежде всего это касается изображения Богоматери с Архангелом в мозаике алтаря и Спасителя с Богоматерью, Архангелом и императором Львом Мудрым в нартексе константинопольской Софии, а также мозаичных образов Богоматери и Евхаристии апостолов в алтаре киевской Софии. Действительно, поскольку изображения Спасителя, Богоматери, Евхаристии и Небесных Сил традиционно включают в систему образов софийных икон, то было бы естественным и их отдельные изображения считать самостоятельными типами иконографии Софии. Однако допуская такую возможность, следует помнить, что характерной чертой иконографии Софии Премудрости, особенно в ее Русских образцах, является широкий образный охват этапов и слоев религиозного бытия, ветхозаветного и новозаветного, эсхатологического, догматического, сакраментального, нравственного. Вся история и жизнь христианства предстают на иконах Софии как нераздельное целое, символизирующее тайну Божественной Премудрости и Ее Домостроительства. И именно такое всестороннее освещение темы, вероятно, являлось условием наречения иконы «Премудрость».
Вместе с вопросом о возможном софийном значении различных иконографических изводов предметом данного внимания богословов, церковных археологов, историков, гимнографов был вопрос о возможности приложения имени Премудрости к другим высшим явлениям тварного Бытия: Богоматери, Церкви, человеческой душе или к некоторым святым.
В Русской гимнографии известен случай одновременного приложения имени Премудрости ко Второму Лицу Пресвятой Троицы – Богу-Слову и к Богоматери (в службе новгородской Софии, ин тропарь 4-го гласа, ин кондак 8го гласа и др.).
Разночтения имени «София» возникли сравнительно поздно. Наиболее подробный список эпитетов Божества и Богоматери в сочинении «Семьдесят имен Богу». Мудростью называют только Спасителя. Также строители храма Новгородской Софии не сомневались в том, что «воздвиже храм велик и пречестен Святыя Софея, иже есть Божия Слово Премудрости» (Книга Степенная, ч. 1). И новгородские иконописцы, помещавшие на первое место в композиции храмовой иконы христологические образы, твердо знали, что именно следует подразумевать под словом «София»: раскрытое апостолом Павлом учение о Господе Иисусе Христе – Премудрости и Силе Божией.
Высокие наименования – Сосуда, Сени, Престола, Храма Божия – издавна прилагались к лицу Богоматери. В службе Новгородской Софии сказано: «Храм Софии Премудрости Божии сиречь чрево Пресвятыя Богоматери». Дева Мария – Храм Премудрости, первый из храмов Софии, и потому нет никакого противоречия в том, что храмовые праздники в софийных соборах на Руси совпадали с праздниками Богородичными (на Рождество Богоматери в Киеве и на Успение во всех других церквах Софии). Значение такого совпадения заключается в том, что в одном случае празднуется Рождество храма Премудрости, а в другом – «преложение земной сей храмины в Небесную».
Предпочтительность наречения Богоматери Храмом Премудрости в то же время не исключает приложения к Ее лицу самого имени «София». Дева Мария – «Сосуд избранный», но в христианском понимании такой сосуд не есть нечто безразличное к своему содержанию. В противном случае пришлось бы согласиться с гностиками, утверждающими, что «Он прошел через Марию, как вода через трубу» (Святой Ириней Лионский. Против ересей), то есть прошел через Нее, ничего не дав и ничего не восприняв. Православное учение о тайне Воплощения указывает на более соответствующие самой природе материнства и Сыновства отношения между Девой Марией и Спасителем, отношения взаимосвязи и взаимопроникновения. От Богоматери воспринял Бог-Слово плоть, стал причастен людям. Но процесс восприятия Богом плоти не мог быть односторонен. Бог-Слово приобщался через Деву Марию человечеству. Богоматерь через Него приобщалась Божеству и, что особенно важно сейчас, вместе с тем приобщалась и его Премудрости. Святой Афанасий различал Премудрость, Единородную Богу, и «премудрость, изобразившуюся в мире» (Святой Афанасий Александрийский. Слово второе на ариан). Первая есть София в собственном смысле этого слова, Премудрость по природе, вторая – Премудрость по причастию. И очевидно, что Богоматерь, в самом акте Своего материнства причастившаяся Единородной Премудрости, также является носительницей высокого имени «София» не по природе, а по причастности.
Из слов святого Афанасия Александрийского о явленной в мире Премудрости следует, что не только Богоматерь, но и Церковь, святые, иконы, душа человека, в той мере, в какой они проникнуты духом Божественной Премудрости, также достойны Ее имени. В творении все причастно Творцу, все несет на себе отпечаток его Созидания и Промысла. Автор Ареопагитик пишет, что «Премудрость создала себе дом, приготовила в нем твердую пищу, поставила сосуды и чашу: отсюда каждый, богоприлично рассматривающий Божественные вещи, легко может видеть, всесовершенный Промысл есть причина бытия и благоденствия всего существующего» (Послание к Титу). Все сущее, имеющее своей Первопричиной Святую Софию – Премудрость Божественную, причастно Ей, софийно по имени. По словам святого Афанасия Александрийского, «Бог благоволит, чтобы Премудрость его снизошла к тварям, чтобы во всех вообще тварях и в каждой порознь были положены некий отпечаток и подобие его образа и чтобы приведенное в бытие оказалось и премудрым и достойным Бога делом» (Святой Афанасий Александрийский. Слово второе на ариан).
Служба новгородской иконе Софии, Премудрости Божией, содержит тексты, которые прославляют Ипостасную Премудрость Господа нашего Иисуса Христа, Премудрость Божию, явленную в Пресвятой Богородице, как причастной Божественной славе Своего Сына, а также премудрость Божию, открывающуюся в творении мира и в Домостроительстве спасения человека через искупительную жертву Господа Иисуса Христа.
Служба, помещенная 16 августа, в день празднования Нерукотворенного образа Господа нашего Иисуса Христа, посвящена сугубому прославлению Ипостасной Премудрости Божией, Спасителю нашему Господу Иисусу Христу (зри день 16-й). Служба эта, а также акафист и молитва, были составлены кафедральным протоиереем Василием Нордовым к празднованию 300-летнего юбилея вологодского кафедрального Софийского собора 15–17 августа 1868 года (см. Прибавление к «Вологодским епархиальным ведомостям», 1868, сентября 1 и 15, №№ 17 и 18, с. 460–488).
