В вере ли вы? (К вопросу о переоценке духовных ценностей у интеллигентных христиан) Глава 1. Наша современность
Посвящается блаженной памяти богомудрого наставника духовной жизни, Вышенского затворника, приснопамятного владыки Феофана.
Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте. (2Кор.13:5)
Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего. (Рим.12:2)
За два года до начала нынешнего так называемого освободительного движения, с его бунтами и мятежами, с его грабежами и резней, в новогоднем номере нашего синодального издания «Церковные ведомости» для переживаемого времени дана была такая характеристика в религиозно-нравственном отношении: «Всеми невольно чувствуется, что нами переживаемое время – тяжелое, опасное для веры, по мнению многих, опасное и для Церкви Христовой. Никогда еще на Святой Руси зловерие и неверие не поднимало так своей головы, никогда еще враждебные суждения о вере и Церкви не произносились так открыто и с такой дерзостью. И в то же время чувствуется, что мы переживаем знаменательную в истории мира и Церкви эпоху. События первостепенной важности (политические) с необычайной быстротой идут одно за другим. Что подготовлялось веками – совершается почти мгновенно... Все дает нашему времени значение времени переходного, критического. И вот в это-то время и поднялась у нас такая волна зломыслия, которая грозит ниспровержением веры и Церкви и всего христианства с заменой его суеверием темного язычества и даже еще худшим –полным безбожием времен допотопных, с конечным погружением в чувственность. И как ни яростны нападения на веру и Церковь, чувствуется, что видим и испытываем лишь начало болезней. Одному Богу ведомо, до каких размеров оно может быть простерто» (Церковные ведомости. 1903. № 1).
Такое понимание переживаемого времени и предчувствие бед грядущих, выраженное почтенным кормчим синодального издания, стоит не особняком. Еще раньше, несколько лет тому назад, в подобном же духе предостережения нашему отечеству были высказаны двумя нашими знаменитыми, ныне уже почившими архипастырями, а также одним выдающимся светским писателем. Мы разумеем пламенные речи Одесского архиепископа Никанора (Бровковича), глубоко продуманные беседы Харьковского архиепископа Амвросия (Ключарева) и глубокомысленные «Разговоры» русского философа Владимира Соловьева. Те, кто во всех частностях внимательно проследил в нашем отечестве за сменой течений в науке, в литературе и в самой жизни от начала 60-х годов до нынешних дней, и особенно явления духовной жизни самого последнего времени, те, вероятно, не признают вышеприведенной характеристики слишком суровой. Менее чем на протяжении полустолетия среди образованных людей в нашем отечестве пережиты следующие направления: позитивизм, нигилизм, социализм, анархизм, спиритуализм, символизм, декадентство, ницшеанство, марксизм, новохристианство и, наконец, освободительное и революционное движения. Ныне, кажется, всех охватил чад политики со свойственной ей борьбой и интригами партий, ставших у нас законным явлением со времени высочайшего манифеста 17 октября 1905 года. Ныне мы переживаем перевороты не только в государственной и общественной жизни, но и полный переворот в духовной жизни. До 17 апреля 1905 года была у нас «Святая Русь», Русь с полным господством святой православной веры и Церкви во всей внешней и внутренней общественной ее жизни, Русь, завещанная нам нашими предками, страдальцами за землю святорусскую. Ныне же православие, раскол, секты и всякие виды язычества и неверия последним законом гражданским поставлены рядом. И каждому под флагом объявленных свобод предоставлен полный произвол в духовной жизни. Какое значение имеют эти свободы, мы достаточно можем уразуметь из переживаемых теперь проявлений революции... Невольно вспоминаются слова апостола: тайна беззакония уже в действии; невольно возникает апокалиптический вопрос: есть ли удерживающие ныне (2Фес. 2:7)?
Идет теперь, по выражению Фридриха Ницше, полная переоценка ценностей. Установленные веками определения и цены для всяких духовных сокровищ меняются теперь быстро, чуть не каждый день. В этом иные видят усиленное движение роста и жизни, видят развитие и прогресс. Эта неустойчивость в понимании духовных ценностей составляет характернейшую особенность нынешнего времени. Нельзя не признать, что в некоторой части русского образованного общества ясно определилось и вполне установилось какое-то особое, с постоянным протестом настроение. Частные черты этого протестантствующего движения следующие: а) либеральное отношение к тому, что почитается устоями в духовной жизни личной и в жизни общественной, б) критицизм по отношению ко всему окружающему, в) рационалистическое стремление все уложить в рамки своего личного разумения. Это типичные, всем знакомые черты современного русского интеллигента, который ныне дает свою окраску большинству нашей периодической печати. Светский писатель М.О. Меньшиков вот какими яркими штрихами характеризует этого интеллигента: «Интеллигентность – это взволнованное состояние ума, иногда небольшого, часто невежественного, но разбуженного, беспокойного... Кто-то определил человека как зверя, который требует пересмотра законов Бога. Это определение подходит не ко всем людям, а именно к так называемому интеллигенту. Одержимый рефлексией, как каким-то беспокойным демоном, интеллигент вечно раздумывает, размышляет, сомневается, отрицает, вновь строит, вновь отчаивается, ищет» (Письма к ближним. 1904, февр.).
Понятие «русская интеллигентность» многие склонны признавать за одно с образованностью, за одно со способностью к проявлениям живой мысли. Историк русской культуры П. Милюков и другие единомышленные с ним писатели в качестве представителей русской интеллигенции выставляют всех лучших выразителей нашего общественного сознания и мысли в прошлом и позапрошлом веках. Однако другие, кажется, справедливее считают, что общественный класс интеллигентов возник в России только в эпоху 60-х годов на развалинах крепостного уклада, причем и кличку заимствовал для себя от существовавшей тогда в Италии освободительной общественной группы (Гражданин. 1905. № 9). Рядом с высоким понятием об интеллигенции ныне в разных кругах образованного общества употребляются такие выражения: «так называемый интеллигент», «так называемая интеллигенция».
Для нас особенный интерес в данном случае представляет собой отношение интеллигента к вере. Религиозное настроение многих из интеллигентных людей нашего времени может быть выражено следующим красноречивым стихом поэта, вылившимся у него еще в шестидесятых годах:
Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует...
Он к свету рвется из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушен,
Невыносимое он днесь выносит...
И сознает свою погибель он,
И жаждет веры... но о ней не просит.
Не скажет век (наш), с молитвой и слезой,
Как ни скорбит пред замкнутою дверью:
Впусти меня! – Я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!.
(Тютчев Ф.И. Наш век. Стихотворение написано в 1851 г.)
По самому существу своему общее настроение интеллигенции несродно нашему исторически родному православному христианству, которое первой, и обязательной, ступенью духовного совершенствования почитает нищету духовную и смирение. Потому-то, когда граф Лев Толстой объявил свое «новое евангелие», интеллигенты не усомнились сразу признать его своим выразителем и представителем, и началось преклонение пред вероотступным графом. То почитание и та любовь, которые были проявлены интеллигенцией по отношению ко Льву Толстому, не могут быть объяснены одними литературными и художественными его заслугами – тут есть нечто большее, тут сказалось духовное их сродство. Однако, когда граф отрицательно стал высказываться против современной культуры, стал высказываться за обязательность подвигов (по своему разумению), каковы опрощение, вегетарианство, безбрачие и тому подобное, то интеллигенты значительно отшатнулись от него. Между тем приспевшая внутренняя религиозная потребность у них заговорила о себе, так что некоторые интеллигенты сами обратились к источникам веры. По справедливому замечанию профессора С.Н. Булгакова, «леденящий пессимизм и какой-то страх жизни, смешанный со страхом смерти, заползает у них в душу, маловерные легко становятся суеверными, чувство тайны, живущее в душе, разрешается в искании таинственного, потребность в религии ищет выразиться в беспредметной религиозности, утолиться хотя бы музыкой религиозного чувства, создается мистицизм без религии, демонизм без веры в Бога» (Интеллигенция и религия). Так, несмотря на существование у интеллигентов высокомерного тона в отношении к религии, в разных периодических изданиях стал обнаруживаться некоторый интерес к делу религии.
И стало в среде интеллигенции недавно складываться какое-то особое религиозное направление, которое приходится обозначить именем новохристианства. Наиболее яркими представителями этого новохристианства являются известный писатель Д.С. Мережковский и публицист В.В. Розанов. Эти новохристиане заявили себя уже прямыми противниками идей Льва Толстого и свое духовное родство производят от Гоголя, Достоевского и Соловьева.
Однако по духу они, кажется, более сродни Толстому, чем Достоевскому. Из того, как они высказались в печатных произведениях, можно видеть, что они признают в христианстве небо и мистическое начало, но вместе с тем слишком дорожат интересами земли со всей ее культурой. Руководясь исключительно земным идеалом вместо загробного, они отвергли существующее в историческом христианстве подчинение плоти духу и стремятся уравнять плоть с духом. Они ратуют за «святую плоть». Потому все доброделание направляется у них исключительно к потребностям земной жизни. Как они сами заявляют, они хотят примирить христианскую Голгофу с языческим Олимпом, хотят в одной личности сочетать два образа: Христа и Антихриста. Такое объединение взаимоисключающих себя начал, христианского и языческого, они готовы считать третьим Святого Духа заветом, которого они ныне чают. Кажется, в этом состоит главная особенность новохристиан. Объявлен поход против аскетизма. Полились жаркие речи в пользу брака и против девства. Явился печатный орган новохристиан под названием «Новый путь». Правда, скоро (через два года) при новом редакторе этот «Путь» изменил свой курс... И явился журнал «Вопросы жизни»; но и эта «Жизнь» оказывается скоротечной...
Все вышеуказанные течения духовной жизни очень неблагоприятны для веры и Церкви. И в среде интеллигенции и образованных людей явилась нарочитая, чуждая Церкви нравственная атмосфера. Она неизбежно стала оказывать свое влияние на всех соприкасавшихся с ней. Потому в настоящее время даже в среде тех, кому дорога вера и Церковь, в понятиях и в самой жизни немало имеется чуждых наслоений и примесей. Эти наслоения достаточно серьезны и требуют к себе особого внимания. И мы на сей раз принимаем на себя задачу рассмотреть их. Дабы удобнее было разобраться в этих отрицательных особенностях настроения остающихся в ограде Церкви интеллигентных и образованных людей, мы попытаемся типически привести в более или менее цельном виде весь строй их мысли в религиозно-нравственном отношении.
Приблизительно вот каков их образ мыслей.
Говорят эти люди так: «Я человек верующий, не чуждаюсь Церкви, по возможности исполняю ее уставы. Но не могу же я отдавать всего своего внимания вере. Дело веры есть одна из сторон жизни моего духа, как есть у нашего духа стороны познавательная, эстетическая, потребность чувства. Я стараюсь сколько-нибудь равномерно удовлетворять эти потребности. Не делаться же мне монахом или священником». Когда с таким человеком приходится заговорить о книгах для религиозного чтения, то он обыкновенно так высказывается: «Неужели мне должно браться за богословские журналы и книги? Тогда нужно также браться за книги юридические, медицинские, по технологии и так далее. Это дело специалистов и любителей. Да и к чему это? Дело ведь спасения не в догматах – будь нравственным человеком». Религиозная обязанность считается у такого человека исполненной, если он бывает в храме при богослужении в годовые праздники и в дни говения, если он кое-когда перекрестится дома. Исполнять аккуратно молитву домашнюю утром и вечером ему некогда, потому что ему нужно спешить на службу или его одолевает усталость. Ходить к богослужению на всенощные накануне воскресных и праздничных дней ему не приходится, так как тогда ему только и выпадает вполне свободный вечер без обязательной потом службы утром, так что ему удобно пойти в театр и на концерт или побывать у знакомых. Исполняя по своему понятию достаточную норму религиозных требований, он довольствуется этой внешней связью с верой и Церковью. Такой человек не развивает и не ощущает в себе запросов религиозной потребности. «Не могу я молиться, – говорит он, – когда нет у меня расположения. Молитва есть все равно как бы художественное вдохновение – иногда и я молюсь». Потому он не приучает себя молиться и не считает этого нужным.
Человек, придерживающийся таких понятий в отношении веры, заботится только о своем общем образовании. Религиозно-нравственных книг, как выше замечено, он мало читает или совсем не читает, довольствуясь остатками школьных знаний об этом предмете. В существующих общественных библиотеках книги религиозно-нравственные и богословские обыкновенно исчисляются единицами, редко достигают десятков двух-трех; зато романы и повести исчисляются не сотнями, а тысячами томов. И образованный человек нашего времени усердно читает светские сочинения, особенно журналы и так называемую беллетристику. Для интеллигентного человека нынешнего времени непростительно не быть вполне осведомленным о Льве Толстом, не прочитать таких писателей, как Чехов, Короленко, Горький, Андреев, не прочитать таких литературных сборников, как сборники товарищества «Знание», как сборники «Шиповника» и др. И переводные произведения считаются обязательными – недавно увлекались у нас Генрихом Сенкевичем, еще раньше Эмилем Золя, скончавшимся в Париже от угара. Эти писатели освещают для своего читателя не только текущую обыденную жизнь, но и тайники внутренней духовной жизни, которые они чуют якобы силой своего таланта. Новейшие писатели нередко касаются вопросов религиозных. После книг особенно важным просветительным средством почитается у образованных людей сценическое искусство и театр. «Здесь человек, – говорят, – в наглядных образах видит добро и зло и проникается любовью к добру и отвращением к злу. Он переживает чудные минуты эстетических наслаждений, которые обновляют его». Поэтому стараются привить театр и нашему народу.
Все признаваемое, таким образом, за хорошее у писателей и в искусстве подобный интеллигентный человек настолько ценит, что им проверяет свои даже церковно-религиозные понятия, а не наоборот. Не то из вычитанных мнений писателей отбрасывается, что не совпадает с церковно-религиозным воззрением, но отбрасывается и урезывается церковно-религиозный уклад жизни, поскольку он не соответствует идеям писателей. Вообще, он с полным спокойствием читает или выслушивает отрицательные суждения о своей вере и даже хулу на Церковь. Себя он считает выше пристрастия, хотя бы то и к своей вере. Он к этому всему применяет изречение: amicus Plato, amicus Socrates, sed magis amica veritas, то есть друг мне Платон и Сократ, но наиболее признаю подругой истину. Уравновешенный образованный человек боится пристрастия и крайностей, особенно в деле веры, чтобы не показаться кому-нибудь смешным. Даже снять шапку перед храмом Божьим, а также перекреститься после обеда образованному человеку теперь стеснительно. Проявляемое защитниками веры одушевление он признает фанатизмом. К проявлениям фанатизма он признает и всякое подвижничество. Посты церковные забыты. Он высказывается в том смысле, что посредством науки и искусства нужно всячески облегчать людям жизнь, а не затруднять ее – византийский аскетизм уже отжил свое время. Напротив, все старается он делать рационально, почему неизменно подвергает своей критике дела веры и благочестия и всякие учреждения. В этой критике участвуют его подрастающие дети. Из обычного обихода постепенно исчезают старинные выражения: «нельзя, это грех», «нельзя так говорить, он старший», «на все воля Божия». Вместо этого в ходу другие выражения: «нельзя, это глупо», «глупое должно уступить разумному», «я так хочу и не могу иначе».
Таков в общем ход мысли и таково настроение в отношении веры у многих образованных людей нашего времени, которые, повторяем, не чужды веры и сами считают себя неплохими православными христианами. О, если бы это было так! Как бы хотелось применить к таким людям Христово слово: кто не против вас (апостолов), тот за вас (Мк.9:40), то есть кто из них не против Церкви, тот за Церковь! Однако нетрудно видеть, что в приведенных сейчас понятиях и настроении есть много такого, что не соответствует чистому церковно-евангельскому христианству. И встает пред сознанием апостольский вопрос: в вере ли вы? (2Кор.13:5). Есть у них некоторые из мыслей, которые кажутся невинными или даже основательными, но которые собой дают неправильный и вредный тон всему мировоззрению. Когда они не глубоко лежат в душе и обнаруживаются только вследствие некоторого легкомыслия, тогда не видится в них нравственной опасности. Но когда они вкореняются в умах и сердцах, тогда эти неправильные понятия становятся вредными предрассудками. В приведенном течении мыслей мы усматриваем несколько таких основных понятий, которые вместе с сопутствующими им мыслями составляют собой главные предрассудки. Таких основных предрассудков мы отмечаем семь и на них останавливаем свое внимание, так как нам чаще приходилось встречать их в обществе.
Каждый из этих семи предрассудков способен быть предметом нарочитой и подробной речи. Но здесь, в предлагаемых очерках, мы попытаемся подвергнуть их краткому разбору, главным образом путем положительного изложения воззрений, соответствующих учению Православной Церкви. Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины (1Тим.3:15).
Последуем же наставлению апостола: испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте (2Кор.13:5).
