Самомнение в разрешении вопросов церковной жизни. 1908 г.
К неделе мытаря и фарисея поговорить о самомнении уместно. Много видов его и бесчисленными путями оно проходит в жизни. Если прислушаться к современным руководителям общественной мысли и общественных настроений, разве не слышится во всех этих бесчисленных газетных статьях и рассуждениях одного общего тона: мы – «не якоже прочии человецы»… Все-де нам известно, все секреты спасения родины, устройства государственного, порядка общественного, – все у нас в руках! А прочие – все хищники, неправедники. Не послушаете нас, – непременно погибнете.
Но наша задача в настоящей статье отметить проявление этого страшного духовного порока, собственно, в области устроения церковного. Пусть в сфере жизни гражданской о свободах, об устройстве государств и народов говорят даже и молодые люди: они, конечно, жизни не знают, опыта не имеют, увлекаются фразой, картинной позой, но они, по крайней мере, находят для себя, для своих рассуждений источники в жизни других народов, и особенно в бесчисленных книжках, написанных и трактующих о вопросах общественности и государственности. Опыт убедит их со временем в ошибочности их суждений, в неправильности применения общих мерок, и жизнь ответить на замыслы и планы новаторов или упорным сопротивлением, или здоровой реакцией, которой никакими силами остановить нельзя, какие бы дышащие злобой и насмешкой речи ни говорили господа прогрессисты.
Но в области религиозной и церковной мы должны быть особенно осторожными, в виду легкости соблазна, с одной стороны, и трудности его исправления – с другой. Многие заражали и заражают других своими болезнями, но никто не умеет передать другому свое здоровье. В начале текущего года Св. Синодом извержены из сана два бывшие священника: один, бросивший на произвол судьбы приход под Петроградом, проживавший все время в столице и питавшийся крохами от еврейской трапезы, в виде пятаков за строчки в ярко-освободительных газетах, писавший самые лживые и возмутительно-грязные заметки по адресу правительства и церковной власти; это – о. Паозерский. Другой – совершенно такой же тип, только в большем масштабе, сумевший те же выходки долго и систематически осторожно заворачивать в благовидный фразы, замаскировавшей такими же фразами отрицание Христа, как Сына Божия, отрицавший Церковь, благодать таинств и почитавший человека способным спастись единственно общественными силами его разума; это – «известный» Григорий Петров. Долго он тщательно скрывал свое неправославие, ведомое всем, кроме тех, кому надо было по закону все доказать числом, мерой и весом: не служил, не посещал храма, ходил в светской одежде, открыто нарушал посты, вел мирскую жизнь, жизнь обычного еврея – адвоката, репортера, публициста, но уж никак не священника. Наконец, последнее письмо его на имя митрополита первенствующего, хотя написанное, как и прежде, полунамеками и недоговорками, все же, думается, вопреки желанию самого Петрова, дало ясные улики того, что всем давно было известно: что Петров – и не священник, и не православный. Он лишен сана. Справедливо и мудро сделано это было без шума и треска, без распечатания самого определения Синода и обвинительного акта: Паозерский и Петров – на одной линии, и самая известность Петрова для верующих – лишь Геростратова известность. Он ушел, и в церковной жизни даже и неприметно его отсутствие, ибо в ней он давно уже не был, а только числился. Он ушел – и в рядах врагов Церкви ничего не прибавилось; что было, то и осталось; убавилось только в обаянии звания «священник у врага Церкви. И вполне понятно, что если со стороны верных сынов Церкви не проявилось особого внимания к извержению Петрова из сана, то и со стороны противоположной, в левой печати, это обстоятельство не возбудило никаких особенных толков, никаких особенных выступлений и помпезных чествований, как этого можно было бы ожидать.
Знаки сочувствия появились вдруг... от студентов Петроградской Духовной Академии. И это – лучший показатель цены Петрова. С другой стороны, это – грустный признак гнилости и нравственной негодности той части студенчества, которая вступила на этот путь. Здесь-то и проявилось то самомнение, которое в области устроение жизни церковной особенно опасно и совершенно неуместно. Если бы студенты сочувствовали Петрову, как прогрессивному общественному деятелю, публицисту, то это – хоть и грустное явление, но, к сожалению, привычное: Петров, Винавер, Бак, Милюков, Гессен, Аладьин, Рамишвили, Алексинский – все эти «герои» постепенно и совместно владели симпатиями сбитой с толку и потерявшей чутье нравственной порядочности и национального самосознания молодежи. Но студенты Духовной Академии захотели выразить свое уважение и сочувствие Петрову, как священнику. Это совсем другое дело. Явление это весьма знаменательно. Предположим, что Петров – настоящий и искренний священник, верующий, любящий Церковь и болеющий ее нуждами. Предположим, это – передовой священник, своими воззрениями и деятельностью и угадавший уже назревший религиозный поворот в обществе, и выразивший его талантливо, и указавший на своем примере его осуществление. Предположим, далее, что против него вооружились представители рутины и низвергли его. Допустим, что все это так и небываемое бывает. Как же могут, как смеют 20–24 летние юноши выступать именно здесь судьями? Какое легковесное самомнение нужно иметь для того, чтоб о себе думать, как о людях, определяющих поворот в религиозной жизни? Ведь ее из книжек не узнаешь, ведь старое можно судить, осуждать и отменять только после того, когда оно хорошо известно, когда оно опытом не только было наблюдаемо, но и самолично все до конца исполнено. Ведь даже Лютер сначала был ревностным католическим священником, а не просто болтуном и шатуном-студентом, занимавшимся в течение трех – четырех лет чтением пустых газет и освободительными экспериментами и совершенно чуждым веры и Церкви. На отмену Завета Ветхого мог иметь власть только Богочеловек, и Он не только пришел его восполнить и осуществить в Своем Лице и деле, но Он его прежде всего самым делом на Себе Самом исполнил: обрезан, принесен в храм с жертвой очищения, постился, молился, давал подать на храм...
И вдруг, студенты современные – обновители не общественности и государственности, а религиозной жизни!.. Вы, господа, пламенели верою? Испытывали жажду богообщения? Молились? Постились? Боролись с собою? Знаете ли, трепет молитвы, горечь покаяния, сознание собственного бессилия, радость прощения, умиление слез, восторг причащения Тела и Крови? Знаете ли вы опыт пастырский, священнический, что беретесь судить священника старого и нового типа? Вы исповедовали тысячи душ? Вы приникли к совести народной? Вы бывали в ее тайниках? Вы молились общенародною молитвою? Вы изведали на опыте то, что несказанно словом, – общение с Церковью, со всею Церковью прошлого, настоящего и будущего при совершении евхаристии, жертвы воспоминательной столько же, сколько и умилостивительной и искупительной?
Как вы смеете судить о том, что вам неведомо, и ведомо быть не может, ибо познается не книжкой в семинарии, и не лекцией в академии, и не газетой, которая вам заменила духовную пищу, а опытом, жизнью, исполнением закона и заповедей Церкви, – вдумчивым исполнением, и любовным, и... долговременным? И даже, если перевести все на работу разума, разве вы, современные студенты академии, в самом деле, знаете Священное Писание, устоялись в нем, напитались его ароматом, знаете ли вы св. отцов, знаете ли, наше богослужение, подвижничество? Знаете ли вы догму и дух православия? Знаете ли, просто Дух живой и сердечной веры? Полно! Кого вы обмануть хотите? Ведь вы – невежды в религиозном отношении и в смысле познания, как невежды и в смысле духовных опытов. Невежество же с самомнением всегда живут неразлучно. Вот почему понятно это выступление студентов Духовной Академии в защиту изверженного Петрова, и понятно это легкомысленное и высокомерное приписывание себе несвойственного положения и безумной попытки: руководить религиозной жизнью русского общества... со студенческой скамьи. Если «педократия», изображенная некогда Платоном, принесла столько язв жизни общественной и государственной, то в области церковной такая «педократия», в виде попыток студентов выражать правильное сознание религиозной жизни целого народа и общества, может проявиться и найти себе почву только при коллективном помешательстве и полном вырождении здоровой религиозной жизни.
Источник: Полное собрание сочинений протоиерея Иоанна Восторгова : В 5-ти том. - Репр. изд. - Санкт-Петербург : Изд. «Царское Дело», 1995-1998. / Т. 4: Статьи по вопросам миссионерским, педагогическим и публицистическим (1887-1912 гг.). - 1995. - 654, IV с. - (Серия «Духовное возрождение Отечества»).
