КИПРИАН

Свт. Киприан, митр. Киевский и всея Руси. Фрагмент росписи Преображенского собора Новоспасского мон-ря, Москва. 1689 г.

(† 16.09.1406), свт. (пам. 16 сент., 27 мая, во 2-ю Неделю по Пятидесятнице - в Соборе Афонских преподобных, 10 окт.- в Соборе Волынских святых, в воскресенье перед 26 авг.- в Соборе Московских святых), митр. Киевский и всея Руси. В «Надгробном слове» К. Киевского митр. (Западнорусской митрополии) Григория Цамблака «отечеством» К. неоднократно названы Болгария и ее столица - Тырново (ныне Велико-Тырново). Григорий Цамблак также говорит, что ему особенно подобает скорбеть, т. к. К. «брат беаше нашему отцю». Это высказывание позволяет полагать, что К., возможно, принадлежал к знатному болг. роду Цамблаков. В одном из своих сочинений К. упоминает, что он жил некогда на Св. Горе Афон. Это дает возможность связать с его именем «Еуфимия, патриарха Терновского, послание к Киприану мниху, живущу во Святей горе Афонстеи», хотя заголовок, по-видимому, сделан позднее, после того как Евфимий в 1375 г. стал патриархом, а К. покинул Афон.

В сер. 70-х гг. XIV в. К. уже находился в К-поле и принадлежал к близкому окружению К-польского патриарха Филофея Коккина. В это время патриарх Филофей возложил на К. важную миссию на территории Вост. Европы. Здесь наметился конфликт между Москвой и Литовским великим княжеством, в к-ром Киевский митр. св. Алексий поддержал Московского вел. кн. св. Димитрия Иоанновича Донского, что привело к серьезным осложнениям церковной жизни. Дело не ограничилось тем, что митр. Алексий не имел доступа в епархии Киевской митрополии, расположенные на землях Великого княжества Литовского. По свидетельству К., все связи между частями митрополии были прерваны - свт. Алексий не мог ни послать туда кого-либо, ни вызвать кого-либо оттуда; в отсутствие верховного пастыря церковная жизнь приходила в расстройство. Видя в свт. Алексии своего противника, литов. князья добивались поставления для их земель особого митрополита. Патриарх Филофей прилагал усилия для примирения враждующих сторон. Очередную такую попытку должен был предпринять его посол К. В кон. зимы - нач. весны 1374 г. К. находился в Сев.-Вост. Руси, где, в частности, сопровождал митр. Алексия в его поездке в Переяславль. Вероятно, во время этой поездки состоялось знакомство К. с преподобными Сергием Радонежским и его племянником Феодором.

О переговорах, к-рые вели в это время К., митр. Алексий и литов. князья, сведения содержатся в деяниях К-польских Соборов 1380 и 1389 гг. При существенно разной ориентации составителей обоих документов описания переговоров в них в основных чертах совпадают. Литов. князья добивались приезда митрополита в ту часть митрополии, к-рая лежала в границах их владений, обещая принять его как законного пастыря, а митрополит, хорошо помнивший о его аресте Литовским вел. кн. Ольгердом в Киеве, отказался это сделать. Затем литов. князья обратились в К-поль с настойчивым предложением поставить К. митрополитом для их владений. В обоих деяниях говорится, что литовские князья угрожали принятием митрополита «от латинской церкви» в случае, если их требование не будет выполнено. Предложения поставить им особого митрополита литовские князья выдвигали и ранее, но Филофей их отклонял.

В сер. 70-х гг. XIV в. так поступить было уже невозможно. 13 февр. 1375 г. была создана новая провинция католич. Церкви с центром в Галиче (с 1412 во Львове) и с епископскими кафедрами в Галиче, в Перемышле, во Владимире-Волынском и в Холме. Предписывалось устранить с этих кафедр правосл. епископов. В этих условиях угроза литовцев становилась очень реальной. Кроме того, в условиях экспансии католицизма нужно было положить конец расстройству церковной жизни на землях Великого княжества Литовского. Во Владимире-Волынском должен был появиться католич. епископ, а правосл. епископа здесь в течение ряда лет не было. Приемлема была для Филофея и кандидатура хорошо известного ему К. 2 дек. 1375 г. патриарх возглавил епископскую хиротонию К. Составленное при этом деяние не сохранилось, но может быть реконструировано по ссылкам на него в соборном деянии 1389 г. К. был поставлен митрополитом Киевским и Литовским, с тем чтобы после смерти митр. всея Руси Алексия под власть К. перешла и московская часть митрополии. На время пребывания К. в Литве в 1374-1375 гг. пришлась осуществленная при его активном участии канонизация Виленских мучеников - литов. бояр Антония, Иоанна и Евстафия, к-рые приняли Православие и за это были казнены по приказу вел. кн. Ольгерда. Канонизация была проведена патриархом Филофеем в К-поле, куда были доставлены частицы мощей святых. По-видимому идя навстречу пожеланиям Литовского вел. князя, Филофей рассчитывал обратить в Православие литов. язычников.

В Москве поставление К. было воспринято как успех старого врага - Литвы и вызвало острую отрицательную реакцию, к-рая усилилась вслед. действий К. Зимой 1376/77 г. в Новгород прибыли послы К. с сообщением, что его «благословил» патриарх Филофей митрополитом «на всю Русскую землю». Т. о., К. попытался распространить свою власть и на те епархии, к-рые, по соборному деянию, должны были оставаться под властью митр. Алексия. Кроме того, как указывалось в соборном деянии 1380 г., против митр. Алексия были выдвинуты какие-то обвинения, составление которых в Москве приписывали К. Для проведения расследования в Москву были направлены послы К-польского патриарха, которые прибыли в нач. 1376 г. Приход послов вызвал в Москве резко отрицательную реакцию. Как писал позднее К., «патриарха литвином называли, царя тако же»; в соборном деянии 1380 г. отмечено, что и «на митрополита Киприана... произносили страшные проклятия» (ПДРКП. Прил. № 30. Стб. 174). По-видимому, тогда же было принято решение о том, кто должен стать преемником митр. Алексия. За 2 года до его смерти, в 1376 г., «печатник» Димитрия Донского Митяй был пострижен в монашество с именем Михаил (см. Митяй (Михаил)) и поставлен настоятелем придворной обители - московского в честь Преображения Господня монастыря в Кремле.

Сведения о первых шагах К. по управлению митрополией содержатся в его послании 1378 г. прп. Сергию Радонежскому и архим. московского Симонова в честь Успения Пресв. Богородицы мон-ря прп. Феодору. По словам митрополита, он приложил усилия к восстановлению порядка в церковной жизни и возвращению церковным учреждениям утраченной собственности. Во Владимир-Волынский, где давно не было епископа, был поставлен архиерей. В Новогрудке, к-рый в первые десятилетия XIV в. являлся резиденцией Литовского митрополита, выделенные кафедре десятина и села были утрачены, но К. добился их возвращения (по-видимому, это дало возможность Новогрудку позднее стать резиденцией западнорус. Киевских митрополитов). В условиях долгого отсутствия митрополита князья и бояре захватили села, принадлежавшие митрополичьей кафедре («софийские»), К. стал добиваться их возвращения. След деятельности К. в эти годы может быть обнаружен в фальсификате грамоты кн. Льва Даниловича 1301 г. Галицкой кафедре. При составлении фальсификата был использован какой-то документ, в котором в качестве свидетелей выступали митр. К. и Перемышльский еп. Иларион (известный по упоминанию в документе 1366 г.). Очевидно, К. сумел установить какие-то связи и с духовенством восстановленной в 1370 г. Галицкой митрополии.

Положение К. ухудшилось, когда в связи с борьбой за власть в доме Палеологов осенью 1376 г. был низложен, а затем вскоре скончался патриарх Филофей. Возможно, это событие побудило кн. Димитрия Донского направить послов в К-поль с жалобой на принятие решения о разделении митрополии. Послы утверждали, судя по соборному деянию 1380 г., что К. был поставлен незаконно, в нарушение канонов, при жизни законного митр. Алексия, «который заочно и без суда лишен был церкви» (Там же. Стб. 180). Возможно, тогда же был поднят вопрос, что Димитрий Донской хотел бы видеть на митрополичьей кафедре в случае смерти митр. Алексия Михаила (Митяя).

12 февр. 1378 г. митр. Алексий скончался. К. направился в Москву, чтобы принять под свою власть московскую часть Киевской митрополии. О поездке сохранились сведения в 2 посланиях от 3 и 23 июня 1378 г., отправленных К. преподобным Сергию Радонежскому и Феодору. В 1-м письме, написанном по приезде в Любутск, К. сообщал о своем намерении ехать в Москву и выражал надежду встретиться «и насладитися духовных словес». Однако посещение Москвы не состоялось. Как следует из послания от 23 июня, К. остановили и в грубой форме (в частности, ограбив его свиту) выпроводили из страны. Выражая возмущение действиями вел. князя, для к-рых, по словам К., не было никаких причин, т. к. он ничего не предпринимал против Димитрия Иоанновича, митрополит горько упрекал корреспондентов за то, что они хранили молчание и не выступили против таких действий правителя. В заключительных словах послания К. проклял всех, «елици причастни суть моему иманию, и запиранию, и бещестию», и сообщил о намерении ехать «оборонитися» к патриарху в К-поль. Новое послание, отправленное 18 окт. 1378 г. из Киева, говорит о состоявшихся контактах, когда Сергий и Феодор признали К. законным митрополитом. В послании К. сообщал о своем отъезде в К-поль «коньми на Волошскую землю». К. претерпел «много скорби» при переходе через Дунай, а потом его торжественно встречали в Тырнове, где он благословил юного Григория Цамблака.

В К-поле К., по собственному свидетельству, пробыл 13 месяцев. Здесь обстоятельства сложились для него неблагоприятно. В своем 1-м письме преподобным Сергию и Феодору он выражал возмущение тем, что митрополичьей кафедрой в Москве управляет простой монах, к-рый носит святительские одежды и посох. Это не было, однако, самоуправством Михаила (Митяя): как указано в деянии 1389 г., патриарх Макарий поручил ему управление делами митрополии и пригласил в К-поль для поставления в митрополиты. В К-поле К. ждал приезда рус. послов, без участия к-рых его жалобы не могли быть рассмотрены. Вместе с др. архиереями К. принял здесь участие в низложении патриарха Макария. Михаил (Митяй) скончался близ К-поля в нач. осени 1379 г. Тогда же московские послы, сопровождавшие нареченного митрополита, приняли решение использовать чистые бланки, скрепленные печатями вел. князя, и предложить в качестве митрополита Пимена, архим. переславль-залесского Горицкого в честь Успения Пресв. Богородицы мон-ря. Спор между К. и послами начался сразу после избрания нового патриарха Нила в июне 1380 г. Международная ситуация способствовала обострению спора. К этому времени был заключен союз между вел. князем Литовским Ягайло (см. Владислав (Ягайло)) и Мамаем, направленный против московского князя. Сборник деяний 1389 г. приводит слова послов: «Что бы там ни было... мы не примем кир Киприана, человека, взысканного литовским князем, злейшим нашим неприятелем» (ПДРКП. Прил. № 33. Стб. 208). Видя, что дела складываются для него неблагоприятно, К. покинул К-поль. Собор во главе с патриархом в июне 1380 г. принял решение «рукоположить Пимена в митрополиты Великой Руси, наименовав его и Киевским». Соборное деяние патриарха Филофея было признано недействительным, а обвинения против К. в неканоничности его поставления были признаны правильными. Однако, поскольку К. не мог быть осужден заочно, было решено, что он останется митрополитом Малой Руси и Литвы, а после его смерти эти земли перейдут под управление Пимена.

В нач. 1381 г. произошел резкий поворот. 21 февр. Димитрий Донской послал в Киев архим. Симоновского мон-ря Феодора, приглашая К. в Москву. К. прибыл 23 мая и был принят «с великою честию», по случаю приезда устроили «пир велик». К. и прп. Сергий вместе крестили племянника Димитрия Донского Ивана, сына кн. Владимира Андреевича. Когда осенью 1381 г. из К-поля вернулся Пимен, он был арестован в Коломне и сослан в Чухлому. Послы, организовавшие его избрание, по свидетельству соборного деяния 1389 г., подверглись суровым наказаниям, нек-рые были казнены. Участие в событиях преподобных Сергия и Феодора, названного в летописи духовником вел. князя, говорит о том, что иноки воспользовались своим влиянием на вел. князя, чтобы убедить его призвать К. Представляется, что сложились благоприятные обстоятельства, к-рые сделали вел. князя более доступным для уговоров. В нач. 80-х гг. XIV в. Литва уже не была такой могучей державой, как при Ольгерде, сын Ольгерда вел. кн. Ягайло потерпел ряд серьезных неудач. Это ослабевшее гос-во можно было бы подчинить своему влиянию.

Вероятно, во время этого пребывания в Москве К. написал Житие митр. Петра. В этом произведении К. восхвалял благочестие вел. кн. Иоанна I Даниловича Калиты, принявшего в Москве митр. св. Петра, в уста святителя автор вложил пророчество, что «град сей славен будет в всех градех русскых» и взыдут «рукы его на плеща враг его». Рассказ о житии и прославлении свт. Петра заканчивался повествованием о том, как в К-поле К. был исцелен от болезни чудесным вмешательством свт. Петра. К этому же времени Г. М. Прохоров относит ответы К. на вопросы игум. Афанасия, к-рого исследователи отождествляют с прп. Афанасием Высоцким Старшим, учеником прп. Сергия Радонежского, настоятелем Высоцкого серпуховского в честь Зачатия Пресв. Богородицы муж. мон-ря. О близости прп. Афанасия к К. говорит тот факт, что при отъезде митрополита из Москвы в 1382 г. он взял с собой настоятеля Высоцкого мон-ря. На Русь Афанасий не вернулся, что позволяет надежно датировать вопросы и ответы 1380-1382 гг. Высоцкий мон-рь был основан в 1374 г., и молодой настоятель, конечно, нуждался в советах опытного иерарха. Среди прочего Афанасий спрашивал, можно ли принять от князя село, к-рое тот хочет подарить мон-рю. Практику монастырского владения селами К. решительно осудил: «А еже села и люди держати иноком не предано есть святыми отци» (ПДРКП. Прил. № 32. Стб. 263). Иноки будут вынуждены бороться за обладание этими селами, управлять живущим в них населением, и тогда они не будут отличаться от мирян. Обладание селами неизбежно ведет к упадку монастырской жизни, как К. наблюдал «в Святой горе». В крайнем случае можно принять село, но поручить управление им «мирянину некоему богобоязниву», к-рый бы привозил в мон-рь необходимые для жизни припасы.

Во время нашествия Тохтамыша в авг. 1382 г. К. с трудом смог покинуть Москву, где началось народное восстание, и нашел себе приют в Твери. В это же время, по свидетельству Софийской II летописи (Воскресенский список), там же был и прп. Сергий Радонежский, к-рый «от Тахтамышева нахожения бежа во Тфер» (ПСРЛ. Т. 6. С. 122). 5 сент. 1382 г. тверской кн. св. Михаил Александрович с сыном отправился в Орду, в нач. окт. Димитрий Донской послал бояр привезти К. в Москву. Той же осенью К. уехал в Киев, а Пимен был вызван из ссылки и занял митрополичий стол. В московском летописании кон. XV в. читается пояснение относительно К.: «Разгнева бо ся на него великыи князь Дмитреи того ради, яко не седел в осаде на Москве» (ПСРЛ. Т. 25. С. 210). Более основательным представляется объяснение, что новый разрыв был связан с тем, что Михаил Тверской поехал в Орду добиваться ярлыка на вел. княжение и вел. князь подозревал участие в этих планах К.

Положение К. стало шатким, когда в 1383 г. Литовский вел. кн. Ягайло, пытаясь преодолеть возникшие перед ним трудности и получить поддержку в борьбе с крестоносцами, заключил договор с Димитрием Донским, пообещав жениться на его дочери и принять Православие. По-видимому, тогда же была достигнута договоренность об отстранении и К., и Пимена. Новым митрополитом должен был стать Суздальский и Нижегородский архиеп. св. Дионисий, который побывал в К-поле и пользовался там уважением. Летом 1383 г. Дионисий вместе с Феодором Симоновским поехал в К-поль «о управлении митрополиа Русскыя». Здесь Дионисий был поставлен на Киевскую и всея Руси митрополичью кафедру и в 1384 г. прибыл в Киев, рассчитывая, очевидно, взять под свое управление сначала зап. часть митрополии. Однако к этому времени московско-литов. договор перестал действовать: в Вильно решили искать союза не с Московским великим княжеством, а с Польшей. Дионисий был арестован и заключен в тюрьму, где вскоре умер. К. мог возобновить борьбу за митрополичий стол.

Зимой 1384/85 г. в Москву прибыли 2 греч. митрополита - Матфей и Никандр и, по свидетельству летописи, «позываху Пумина в Царьград», куда тот и отправился в мае 1385 г. Туда же для проведения расследования и суда был вызван патриаршей грамотой и К. Однако решение не было принято, т. к. К. должен был временно покинуть визант. столицу, чтобы выполнить поручения, возложенные на него имп. Иоанном V Палеологом. Патриарх Нил и Собор 29 мая 1387 г. дали согласие на отъезд, но обязали его в течение года вернуться на суд в К-поль. Одновременно К. предписывалось, чтобы он «никоим образом не совершал ничего святительского в Великой Руси и не ходил туда» (ПДРКП. Прил. № 32. Стб. 190). В 1385-1387 гг. происходили значительные события. Литов. правитель Ягайло стал польск. королем, он и язычники-литовцы приняли католичество, в Вильно было основано лат. еп-ство, юрисдикция к-рого распространялась не только на литовские, но и на белорус. земли Великого княжества Литовского. Неизвестно, как действовал в этой ситуации К. Единственный документ этого времени, в к-ром К. упоминается, проливает свет на причины его отъезда из К-поля. 26 сент. 1387 г. молдав. воевода Петру Мушат прибыл во Львов, где находился Ягайло, и принес ему ленную присягу. Тогда же присягу - поручительство в верности воеводы принесли сопровождавшие Петру молдав. бояре. Присягу у них принимал К. Очевидно, он выехал из К-поля по ходатайству польск. короля, чтобы содействовать установлению польск. протектората над Молдавским княжеством. В 1385 г. старший сын Димитрия Донского Василий (см. Василий I Димитриевич) бежал из Орды в Молдавию к воеводе Петру, осенью 1386 г. вел. князь посылал за ним «бояр старейших» в Полоцкую землю, и 19 янв. 1387 г. он вернулся в Москву. Согласно тверскому летописанию XV в., «с ним из Киева прииха митрополит Киприан, и не приал его князь великий» (ПСРЛ. Т. 15. Стб. 444).

Позиции К. заметно окрепли, когда в 1388 г. Пимен, не дожидаясь судебного разбирательства, бежал из К-поля и упорно отказывался вернуться, несмотря на настояния патриарха и императора. В июле 1388 г. Пимен приехал в Москву «без исправы». Патриарх Нил и Собор приняли решение о низложении Пимена, которое подтвердили новый К-польский патриарх Антоний IV и Синод в февр. 1389 г. В сохранившемся соборном деянии, переданном прибывшему в К-поль К., не только подтверждалось решение о низложении Пимена, но и восстанавливалось действие деяния патриарха Филофея, устанавливавшего, что после смерти митр. Алексия все земли Киевской митрополии должны объединиться под властью К. В апр. Пимен вопреки воле вел. князя снова направился в К-поль, куда прибыл летом 1389 г. К этому времени там находился и К. Здесь на состоявшемся суде Пимен был снова осужден (заочно), 11 сент. он скончался в Халкидоне. Вскоре после отъезда Пимена в Византию умер и вел. кн. Димитрий Иоаннович Донской. 1 окт. 1389 г. К. направился на Русь, его сопровождали 2 греч. митрополита, епископы Волынский Иона, Смоленский Михаил и Ростовский Феодор. После тяжелого плавания по Чёрному м. они благополучно прибыли в Белгород (ныне Белгород-Днестровский, Украина). 6 марта 1390 г. К. приехал из Киева в Москву. Вел. кн. Василий Димитриевич с матерью и братьями встречал его до въезда в город, был устроен торжественный крестный ход от мон-ря Николы Старого (см. Московский греческий во имя свт. Николая Чудотворца мон-рь) к Успенскому собору.

В Москве и в Сев.-Вост. Руси К. провел 5 лет, стараясь устранить отрицательные последствия для церковной жизни многолетней борьбы за митрополичий стол. Усилия К. были направлены на возвращение Церкви и закрепление за нею ее собственности. Свидетельством этих стараний является сохранившийся в грамоте Иоанна III Васильевича 1483 г. текст соглашения об обмене землями между К. и вел. кн. Василием Димитриевичем. Обмен был осуществлен до февр. 1392 г., когда умер один из свидетелей сделки, боярин Данило Феофанович. К. передал вел. князю купленный митр. Петром г. Алексин, получив в обмен «Слободку Всеславлю» (буд. вол. Караш Ростовского у.). Вел. князь обязался с этих митрополичьих земель «ни дани, ни яму не имати никоторую нужею», митрополиту предоставлялась вся полнота власти над населением, жители слободки освобождались от уплаты торговых пошлин, «если продадут свое домашнее или что купят себе надобное» (АФЗХ. Ч. 1. № 1. С. 23-24). 21 окт. 1391 г. датирована уставная грамота К. одному из монастырей митрополичьего дома - владимирскому Константино-Еленинскому, определявшая пошлины и повинности крестьян после спора по этому вопросу между игуменом и крестьянами (Там же. № 201. С. 179-180).

К первым годам этого московского правления К. следует относить и договор (докончание) с вел. князем, определявший статус митрополичьих владений и духовных лиц в Великом княжестве Московском (АСЭИ. Т. 3. № 6. С. 18-20). Вопрос о дате этого документа является предметом дискуссии. В течение длительного времени дата документа - 28 июня 1392 (6900) г. не вызывала сомнений у исследователей. В дальнейшем было отмечено противоречие между датой и указанным в грамоте 12-м индиктом, к-рый в правление К. приходился на 1404 г. Однако содержание договора, в котором говорится о сохранении или восстановлении порядков, существовавших при митрополитах Феогносте и Алексии, не позволяет согласиться с поздней датой: вероятно, индикт указан ошибочно. Договор подтверждал права митрополичьего дома на села, к-рые и до митр. Алексия, и при нем принадлежали кафедре. Жители этих сел освобождались от налогов, кроме дани для уплаты «выхода» в фиксированном размере, установленном «оброчной грамотой» вел. князя. Вместе с тем они должны были давать «ям по старине с шестой день». «Митрополичи люди» освобождались от уплаты тамги при торговле «домашним товаром». В то же время договор определял, что «митрополичи люди, которые живут в городе, а тянут к дворцу» должны быть обложены таким же оброком, как и др. люди, работающие в дворцовом хозяйстве. Это 1-е упоминание о конфликтах вокруг налогообложения городских владений Церкви и их населения, к-рые заняли видное место в отношении гос-ва и Церкви в последующие столетия.

Подтверждались права митрополичьей кафедры на мон-ри Константино-Еленинский во Владимирском у. и Борисоглебский в Переяславском у. и на их владения. Вся полнота судебно-адм. власти над их населением должна была принадлежать игуменам. О власти митрополита в докончании ничего не сказано, очевидно, потому что по традиции митрополит обладал всей полнотой власти над своими подданными и служилыми людьми своего двора. Их единственной обязанностью по отношению к гос-ву было ходить на войну «под митрополичьим воеводой», и только в том случае, если на войну пойдет вел. князь. В договор были внесены и конкретные установления, касавшиеся митрополичьих владений в волостях Луховецкой и Сенежской Владимирского у. Здесь проводились «обыски», чтобы определить размеры этих владений. Боярам и слугам, купившим земли в Луховецкой вол., предписывалось «лести вон». Жители волости были освобождены от наложенной на них недавно обязанности ставить хоромы на дворе вел. князя во Владимире.

Ряд положений докончания касался положения духовных лиц на территории митрополии. Составители договора исходили из того, что митрополиту принадлежит судебно-адм. власть над настоятелями мон-рей, монахами и священниками. В случае жалоб мирян на церковных людей устанавливался «сместной» суд. В случае отсутствия митрополита такие дела должен был разбирать сам вел. князь. Особое установление касалось определения размеров «зборного», к-рое следовало вносить в митрополичью казну, и взносов в пользу десятинника, а также сроков их уплаты. Одновременно устанавливалось, что «зборное» не должны вносить те соборные церкви, которые были освобождены от «зборного» при митрополитах Феогносте и Алексии. Внесение в договор таких положений делало великокняжескую власть арбитром в случае споров между митрополичьей администрацией и приходским духовенством. Жалобы на светских чиновников митрополита, наместника, волостеля, десятинника должен был рассматривать вел. князь. Особым постановлением запрещалось ставить в священники и диаконы великокняжеских слуг и «данных людей». Сумев возвратить кафедре ее собственность и обеспечив этой собственности достаточно высокий привилегированный статус, К. был вынужден пойти на уступки при решении ряда других вопросов. Ряд принятых установлений давал великокняжеской власти достаточно широкие возможности для вмешательства во внутреннюю жизнь духовного сословия.

Ряд действий К. в нач. 90-х гг. XIV в. был направлен на урегулирование церковной жизни в других епархиях Сев.-Вост. Руси. Срочного вмешательства требовало положение в Твери, где в 1387 г. произошел острый конфликт между вел. кн. Михаилом Александровичем и Тверским еп. Евфимием Висленем: вел. князь «не захоте» его и епископ удалился в один из тверских мон-рей. 29 июня 1390 г. К. вместе с греч. митрополитами Матфеем и Никандром (с к-рыми он весной прибыл в Москву), а также с рус. святителями Михаилом Смоленским и Стефаном Пермским направился в Тверь, где кафедра оставалась без епископа неск. лет. Сведения о поездке сохранились в ряде летописей (наиболее ранний рассказ - в Рогожской и Симеоновской летописях) и в особой записи - бумажной вставке в пергаменный Иерусалимский устав 1438 г. из тверского Жёлтикова в честь Успения Пресв. Богородицы муж. мон-ря. К. принимали с большим почетом - сыновья тверского князя встречали его на дороге в город, кн. Михаил Александрович встретил митрополита в 5 верстах от города. После разбирательства с участием боярской думы и духовенства еп. Евфимий был низложен и отправлен в заточение в Чудов в честь Чуда арх. Михаила в Хонех монастырь в Московском Кремле. 24 июля К. поставил новым Тверским епископом своего архидиак. Арсения, пришедшего с ним из Киева. (В Никоновской летописи 20-х гг. XVI в. помещен особый рассказ, что из-за происходивших в городе волнений К. вынужден был покинуть Тверь, взяв с собой Арсения; в следующем году они вернулись в Тверь, Арсения «едва умолиша» быть здесь епископом, и он был поставлен 15 авг. Эти сообщения - результат редакторской работы создателя Никоновской летописи.)

Воспользовавшись «смутой» в митрополии, новгородское вече в Великий пост 1385 г. приняло решение запретить апелляции к митрополиту, высшей судебной инстанцией должен был стать суд архиепископа вместе с 4 боярами и 4 «житьими людьми» по выбору спорящих сторон. Это соглашение было оформлено грамотой, скрепленной коллективной присягой новгородцев. К. не мог согласиться с таким ограничением своей власти. 11 февр. 1391 г. он прибыл в Новгород в сопровождении Рязанского еп. Феогноста и неизвестного по имени архимандрита нижегородского Печерского в честь Вознесения Господня муж. монастыря. Новгородцы приняли митрополита с почетом, ему поднесли богатые дары и в течение 2 недель устраивали пиры, но когда митрополит стал у «Новагорода суда просити», горожане отказались изменить свои решения. К. уехал, «на владыку и на весь Новгород великое нелюбье дрьжа» (ПСРЛ. Т. 4. Вып. 2. Стб. 371-372). Конфликт между К. и Новгородом растянулся на неск. лет. Присутствие в свите К. архимандрита нижегородского Печерского мон-ря говорит о том, что к нач. 1391 г. митрополит поднял вопрос о возвращении Н. Новгорода и Городца из Суздальской архиепископии в Митрополичью область. Города эти вошли в Суздальскую епархию в 1374 г., что было подтверждено К-польской Патриархией в июле 1389 г. (ПДРКП. Прил. № 34. Стб. 229-230). Однако К. и его окружение считали, что Н. Новгород и Городец были переданы Суздальскому архиеп. Дионисию митр. Алексием во временное владение и должны быть возвращены в состав Митрополичьей области. Вопрос о принадлежности этих территорий обострился, после того как в 1392 г. Московский вел. кн. Василий I получил ярлык на Н. Новгород и затем занял этот город. Возможно, с попыткой К. отторгнуть от Суздальской епархии Н. Новгород и Городец связан конфликт митрополита с прп. Евфимием Суздальским, основателем Евфимиева суздальского в честь Преображения Господня мон-ря. По свидетельству прп. Иосифа Волоцкого, прп. Евфимий «не велел был звати... Кипреяна митропалитом». К. пожаловался вел. князю, к-рый «доспел тому делу конець на Москве по свидетельству священных правил» (Послания Иосифа Волоцкого. М.; Л., 1959. С. 191).

К. также искал поддержки у К-польского патриарха Антония. Он сообщал патриарху, что, хотя он наложил на новгородцев отлучение, уезжая из Новгорода, ни новгородское духовенство, ни миряне не стали его соблюдать. Соответствующие грамоты повез в К-поль Дмитрий Афинеевич, посол митрополита и вел. князя. Новгород направил в К-поль своих послов, они решительно настаивали на полном освобождении своего гос-ва от к.-л. форм подсудности митрополиту и даже угрожали переходом в католичество, если их требования не будут удовлетворены. Угрозы не подействовали: в грамотах, направленных в Новгород (1-я была написана до приезда новгородских послов), патриарх подтвердил отлучение, наложенное на новгородцев К., и потребовал, чтобы они отменили свои решения и подчинились власти митрополита. В окт. 1393 г. были составлены инструкции послам патриарха и императора - Вифлеемскому архиеп. Михаилу и Алексею Аарону, к-рые должны были направиться в Новгород и публично зачитать там грамоты патриарха. Ранее, зимой 1392/93 г., поддерживая К., вел. кн. Василий I потребовал передать митрополиту текст грамоты, к-рую новгородцы приняли в 1385 г. Отказ новгородцев удовлетворить это и др. требования привел к войне. Заключение мира в кон. 1393 г. сопровождалось передачей митрополиту «целовальной грамоты», что означало отмену принятых в 1385 г. решений, а К. снял отлучение и «благословил» новгородцев. Когда в 1394 г. в Новгород приехали послы с патриаршими грамотами, в их вмешательстве уже не было нужды. В Великий пост 1395 г. митрополит с послом патриарха прибыл в Новгород «и запроси суда, и новгородци суда ему не даша» (НПЛ. С. 387). К. оставался в Новгороде всю весну, ему оказывали «велику честь», но успеха он не добился. Однако при отъезде разрыва не произошло и К. благословил новгородцев. В 1396 г. Новгородский архиеп. Иоанн (Стухин) ездил по вызову митрополита в Москву и пробыл там 2 дня. К. отпустил его «с благословением и с честью» (Там же). В этом факте отразилось признание верховной власти митрополита над Новгородским архиепископом. Направленным на Русь послам патриарха было поручено также вынести решение о споре между К. и Суздальским архиеп. Евфросином о принадлежности Н. Новгорода, и спор был решен в пользу митрополита.

К 1395 г. относится установление контактов между К. и Псковом. Находясь в Новгороде весной 1395 г., митрополит воспользовался тем, что между Псковом и Новгородом было в это время «розмирье», чтобы вступить в сношения с псковским духовенством и мирянами помимо их епархиального архиерея. Позднее по пути, намеченному К., пошли его преемники. В грамоте, отправленной в Псков 12 мая 1395 г., митрополит выражал свое недовольство тем, что здесь «миряне судят попов и казнят их в церковных вещех» (ПДРКП. Прил. № 27. Стб. 231), и запретил на будущее такую практику. В др. грамоте речь шла о приписках, сделанных в нач. 80-х гг. XIV в. свт. Дионисием Суздальским к «княж Александрове грамоте», определявшей характер общественно-политического устройства Псковского гос-ва. Приписки касались того, «как ли судити или кого как казнити». К. отменил действие этих приписок, аргументируя это тем, что Дионисий превысил свои полномочия: «А деял то в мятежное время, а патриярх ему того не приказал деяти» (Там же. № 28. Стб. 233-234). Как видим, имело место серьезное вмешательство митрополита во внутреннюю жизнь Пскова, и одним из его результатов было укрепление связей между митрополичьей кафедрой в Москве и Псковом.

К несколько более позднему времени относится грамота К. Новгородскому архиеп. Иоанну, направленная на защиту прав новгородского «дома Св. Софии». В дошедших списках грамота датирована 1392 (6900) г., но вряд ли этот документ мог быть послан в Новгород в то время, когда новгородцы и их архиепископ находились под отлучением. Вероятно, при переписке была утрачена заключительная часть даты и грамоту следует отнести к 1395 г., когда К. во время длительного пребывания в Новгороде смог познакомиться с особенностями положения церковных учреждений на Новгородской земле. В грамоте провозглашалась неприкосновенность церковной собственности, в частности владений Новгородского архиерейского дома: «погосты, и села, и земля, и воды со всеми пошлинами, что потягло при первых владыках, так и нынеча потянеть к Святеи Софьи» (Там же. № 26. Стб. 229-232). Одновременно К. настаивал на том, что и священники, и настоятели мон-рей должны быть «в покорении и в послушании» у архиепископа и подчиняться его суду. В этих установлениях отразилась реакция на порядки, когда большая часть новгородских храмов и мон-рей находилась под патронатом основавших их боярских родов, «улиц» и «концов».

В авг. 1395 г. Сев.-Вост. Руси угрожало нашествие Тимура, его войска уже взяли г. Елец на Рязанской земле. По общему решению К. и вел. князя в Москву из Владимира была принесена Владимирская икона Божией Матери. 26 авг. икону встречал крестный ход во главе с К. В течение 2 недель вел. князь ждал на Оке прихода вражеского войска, но оно ушло на юг. В память об этом событии по предложению К. на том месте, где крестный ход встречал чудотворный образ, была поставлена ц. Сретения, в которой 26 авг. должно было отмечаться принесение иконы в Москву.

Почти ничего не известно о действиях К. в 1-й пол. 90-х гг. XIV в., относящихся к литов. части Киевской митрополии. Исключением является известие о поставлении в Полоцк в 1392 г. еп. Феодосия. В длительную поездку в эту часть своей митрополии К. направился в нач. 1396 г. За 2 недели до Пасхи К. и Московский вел. кн. Василий I направились в Смоленск, где состоялась их встреча с вел. кн. Витовтом. Совсем недавно Смоленское княжество было захвачено литовскими войсками, и прибытие Московского вел. князя и митрополита в город означало признание власти Витовта над этим городом. Важное значение имел и др. шаг К.- поставление на Пасху 1396 г. Смоленским епископом Насона. Необычность этого шага состоит в том, что в Смоленске епископом был Михаил, поставленный митр. Пименом в 1383 г., когда Смоленск находился в союзе с Москвой. Еп. Михаил сохранил свое положение и при К., сопровождая его, в частности, в поездке в Тверь в 1390 г. По-видимому, он сопровождал К. и в этой поездке, т. к. приехал в Москву вместе с ним. Однако Витовт не желал видеть в Смоленске архиерея, связанного с Москвой, и К. пошел навстречу его требованиям. На встрече с Витовтом, судя по всему, обсуждался и проект польско-литов. стороны созвать на Руси Вселенский Собор для обсуждения вопроса о соединении Церквей. К. согласился поддержать эту инициативу, и вместе с посланием польского короля по этому вопросу в К-поль было направлено и послание К. В своих ответах от янв. 1397 г. патриарх Антоний признал созыв такого Собора на Руси нецелесообразным, в частности, потому, что туда не смогут добраться представители Церквей Ближ. Востока. Он просил К. побуждать польск. короля к походу против османов для защиты К-поля. Из Смоленска К. направился в Киев, где пробыл полтора года, в окт. 1397 г. вернулся в Москву.

1393-1395 годы были временем больших перемен во внутриполитической жизни Великого княжества Литовского. Здесь была ликвидирована большая часть существовавших на отдельных землях удельных княжеств, где власть сосредоточилась в руках великокняжеских наместников. Нужно было, вероятно, налаживать отношения с новыми носителями власти, к-рые в отличие от сидевших здесь ранее князей не были православными - это были представители католич. литов. знати. Кроме того, поездка К. была, вероятно, связана с развернувшейся после смерти в 1391/92 г. правосл. Галицкого митр. Антония борьбой вокруг судьбы Галицкой митрополии. После смерти Антония патриарх передал управление митрополией иером. Симеону, находившемуся под опекой влиятельных валашских землевладельцев из Марамороша - вассалов венг. короля. Такое решение столкнулось с противодействием польск. кор. Владислава (Ягайло), поручившего управление митрополией Луцкому еп. Иоанну (Бабе), в 1393 г. он послал его в К-поль для поставления в Галицкого митрополита. К этому времени у претендента начались конфликты с К. и др. правосл. иерархами. Еще до его приезда в К-поль на него поступили жалобы К., и здесь было назначено расследование его спора с Владимиро-Волынским епископом. Обвинения были, видимо, достаточно серьезными, т. к. Иоанн покинул К-поль, не дожидаясь суда. В окт. 1393 г. патриарх предложил К., чтобы он низложил Иоанна и поставил в Луцк др. епископа. В окт. 1397 г. в поездке в Москву К. сопровождал Луцкий еп. Феодор. Очевидно, после приезда в Киев митрополит провел расследование, к-рое закончилось низложением Иоанна. Затем К. поставил одного из епископов на территории Галицкой митрополии (вероятно, Перемышльского) и известил об этом патриарха. К. явно стремился вернуть Галицкую землю в состав общерус. митрополии.

О позиции, занятой в этой сложной ситуации Патриархатом, дают представление инструкции для Вифлеемского архиеп. Михаила, к-рый должен был снова отправиться с важной миссией в Вост. Европу, и грамоты патриарха, адресованные Владиславу (Ягайло) и К. В послании К. патриарх порицал его действия на территории Галицкой митрополии («сделано нехорошо») и утверждал, что принятые в К-поле решения о создании Галицкой митрополии должны сохранять свою силу. В послании Владиславу (Ягайло) он предлагал королю послать Иоанна (Бабу) к К., чтобы Иоанн покаялся в своих «проступках», и, когда митрополит благословит его и «разрешит», патриарх исполнит желание короля, т. е. поставит его «в митрополиты Галицкие». Вместе с тем патриарх готов был поставить на митрополию и др. человека, «достойного посвящения». Патриаршие грамоты были составлены в янв. 1397 г. Очевидно получив послание патриарха, К. понял, что распространить его власть на земли Галицкой митрополии не удастся. Луцкий еп. Феодор поехал вместе с К. в Москву, возможно, потому, что в Луцкой епархии при поддержке польск. короля распоряжался Иоанн (Баба).

По приезде в Москву К. оказался вовлечен в новгородские дела в связи с начавшейся борьбой Москвы и Новгорода за Двинскую землю. Как сообщает Новгородская I летопись, К. прислал в Новгород своего стольника Климента, предлагая архиепископу приехать в Москву «о святительских делах» (НПЛ. С. 389-390). Новгородцы воспользовались приглашением, чтобы направить вместе с архиепископом своих послов, добиваясь прекращения войны и восстановления «старины». Переговоры были безуспешны, но К. отпустил архиепископа и послов «с честью и с благословением». В 1398 г. вел. кн. Василий Димитриевич и К. послали «серебро» на помощь осажденному османами К-полю. Деньги повез посол К. чернец Родион Ослябя, и они были благополучно доставлены.

Позднее К. оказался в сложном положении, т. к. в 1399 г. обострились отношения между Литвой и ее рус. соседями. Внешнеполитические планы Витовта, его намерения утвердить своего ставленника в Золотой Орде вызывали серьезные опасения рус. князей. Ответом на эти планы стало сближение Москвы и Твери, приведшее к заключению союза, направленного против Витовта, договор был заключен «по благословению» К. В нем содержится важное свидетельство о посреднической роли К. при регулировании отношений между Москвой и Тверью: он рассматривал решения «обоих судей», выделявшихся сторонами для решения спорных вопросов. После заключения договора «послаша князи русстии грамоты разметные к Витовту» (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 165). В том же источнике отмечено, что на «сырной недели» К. был в Твери, оттуда направился к Витовту в Литву. Вероятно, он хотел выступить в роли посредника и предотвратить войну. Напряжение спало, когда литов. войско было разбито 12 авг. 1399 г. в сражении с татарами на р. Ворскле.

В сент. 1399 г. К. был уже в Москве, где 13 сент. выдал грамоту владимирскому в честь Рождества Пресв. Богородицы мон-рю, подтверждавшую его права на с. Весьское «в Суздале», пожалованное обители Юрием Даниловичем как Владимирским вел. князем (пожалование подтверждали его преемники на Владимирском великокняжеском столе вплоть до Василия I). Свидетельствуя права мон-ря на это село - поминальный вклад по похороненному в мон-ре св. кн. Александру Ярославичу Невскому, митрополит предписывал, «чтоб не въступался никоторыи князь в то село в Веськое» (АСЭИ. Т. 3. № 86). 1400 г. датируется письмо К-польского патриарха Матфея К. с просьбой оказать помощь осажденному османами К-полю.

Есть основания полагать, что во время поездки на запад в 1399 г. К. сумел подчинить своей власти земли Галицкой митрополии. Сохранилась жалованная грамота Владислава (Ягайло) Перемышльскому епископству «ad peticionem Kipriano metropolitani» (Akta grodzkie i ziemskie. 1878). В сохранившейся копии документ датирован 1407 г., но он, несомненно, относится к более раннему времени, т. к. один из присутствовавших при выдаче пожалования, сандомирский воевода Ян Тарновский, занимал этот пост до 1403 г. Упоминание о «ходатайстве» К. говорит о его личном присутствии во время выдачи грамоты в Сандомире, что, видимо, имело место в 1399 г. О выдаче грамоты ходатайствовали вместе с К. правосл. князья Гедиминовичи Семен Лингвен и Федор Любартович. Очевидно отстаивая интересы Церкви, митрополит стремился опираться на поддержку правосл. князей. В грамоте К. назван митрополитом «Kioviensis et Halicensis, totiusque Russiae», т. е. его право на Галицкую митрополию было признано польск. властью. Об этом же говорит и «ходатайство» о выдаче грамоты для входившей в эту митрополию Перемышльской епархии.

В марте 1401 г. в Москву отправился Новгородский архиеп. Иоанн (Стухин), будучи «позван» К. «о святительских делах» (НПЛ. С. 396). Вместе с ним, судя по свидетельству Новгородской IV летописи, поехал новгородский посадник Юрий Онцифорович. Очевидно, в Новгороде снова воспользовались поездкой для проведения переговоров по политическим вопросам. В это время вел. кн. Василий Димитриевич послал войска на Торжок, где они «животы... из Святого Спаса поимаша» (НПЛ. С. 397). По свидетельству летописи, к-рая велась в Устюге - пограничном городе, где внимательно следили за московско-новгородскими отношениями, послы приехали к вел. князю «бити челом о Торшку».

Юрий Онцифорович уехал, а архиепископ был в Москве задержан. В описании ареста источники расходятся. В Новгородской I и IV летописях отмечается, что митрополит «прия» владыку. По свидетельству Устюжского свода 1-й четв. XVI в., Иоанн по приказу вел. князя был помещен «за сторож» в Чудовом мон-ре за непредоставление митрополиту «месячного суда» (ПСРЛ. Т. 37. С. 81). Др. источники, в т. ч. такой ранний, как Троицкая летопись 1-й четв. XV в., указывают как место заключения архиепископа московский мон-рь Николы Старого. В Никоновской летописи 20-х гг. XVI в. под 1401 г. рассказывается, что К. созвал на Собор всех епископов вост. части митрополии и Черниговского еп. Исаакия и Иоанн «отписася» своей архиепископии, так же поступил Луцкий еп. Савва, «бе бо на них брань возложил митрополит за некия вещи святительския» (ПСРЛ. Т. 11. С. 85). Однако в Новгородском владычном своде 60-х гг. XV в. (дошедшем в составе «Летописи Авраамки») указывается, что Иоанн находился в заключении «без рассуда», т. е. без следствия и суда. Возможно, в рассказе Никоновской летописи мы имеем дело с редакторской работой, к-рая должна была показать безупречность действий митрополита с т. зр. канонического права. Иоанн пробыл в заключении более 3 лет, 15 июля 1404 г. вернулся в Новгород, где снова занял кафедру. В «Летописи Авраамки» сообщается, что он был освобожден по приказу Василия Димитриевича. Во всех этих сообщениях много неясного: летописцы разной ориентации явно стремились говорить как можно меньше об этом эпизоде. Споры на тему «месячного суда» могли иметь место, но вряд ли они стали причиной ареста архиепископа и его долгого заключения. Митрополит, неоднократно бывавший в Новгороде, несомненно знал, что решение вопроса о суде зависит в первую очередь не от владыки, а от новгородских властей, с к-рыми он и вел переговоры; арест архиепископа вряд ли был такой мерой, к-рая побудила бы новгородцев к уступкам.

12 дек. 1402 г. датирован сборник уставов, определяющих отношения Церкви и светской власти, источники обеспечения духовенства, объем церковного суда (в т. ч. над светскими людьми) и размеры штрафов за различные проступки. В состав сборника как действующие источники права, по мнению вел. кн. Василия Димитриевича и К., вошли Устав кн. Владимира, Устав кн. Ярослава, «Правило о церковных людях» и «Правило 165 св. отец». Тексты были выписаны «из великого старого Номоканона на Москве». Как показал Я. Н. Щапов, таким Номоканоном послужил список Чудовской редакции Кормчей книги в соединении с «Мерилом праведным». Речь шла о кодификации в Московской Руси сборника текстов, сложившегося в Великом княжестве Литовском и отразившего характерные для того времени традиции отношений великокняжеской власти и Церкви. Так, в состав сборника вошел Устав Ярослава т. н. краткой редакции, где в отличие от пространной редакции был сужен круг дел, подлежавших церковному суду: по делам о краже конопли, льна, одежды, о побоях и об убийствах во время свадеб судебный штраф следовало делить пополам между князем и митрополитом, в преамбуле отсутствовало установление о передаче Церкви осмничего, 10-й недели мыта и об освобождении от уплаты мыта церковных людей, читавшееся в пространной редакции.

Рака святителей Киприана и Фотия, митрополитов Московских и всея Руси (Успенский собор Московского Кремля)

20 июля 1404 г. К. «поеха в Литву, и к Витовту, и в Киев» (Присёлков. 2002. С. 458). Одной из причин поездки была необходимость наладить пришедшее в расстройство управление митрополичьими владениями на Киевской земле. Здесь, очевидно после разбирательства, были арестованы наместник митрополита архим. Тимофей и слуги и отосланы в Москву. Новым наместником стал архим. Спасского мон-ря Феодосий, К. подобрал для него слуг. О пребывании К. в Великом княжестве Литовском сообщается в неск. летописных известиях. В Луцке К. поставил свящ. Иоанна (Гоголя) епископом во Владимир-Волынский. На поставлении вместе с митрополитом служили епископы Холмский и Луцкий. Участие первого показывает, что власть К. распространялась в эти годы на земли Галицкой митрополии. «По повеленью Витовтову» К. низложил Туровского еп. Антония, он был отвезен в Москву в Симонов мон-рь. В Никоновской летописи это известие дополнено сообщением, что епископа оклеветали, обвинив в том, что он призывал хана Золотой Орды Шадибека напасть «на Киев и на Волынь и на прочаа грады» (ПСРЛ. Т. 11. С. 192). Это известие вызывает сомнения, т. к. соответствует тенденции этого летописного свода показывать, что духовные иерархи не могут совершать дурных поступков. В 1405 г. состоялась встреча в Милолюбе кор. Владислава (Ягайло), Витовта и К., продолжавшаяся неделю. Судя по перечню участников на встрече должны были обсуждаться важные вопросы, однако о содержании переговоров ничего не известно. Поездка К. продолжалась год и 5 месяцев. 1 янв. 1406 г. митрополит вернулся в Москву.

Последние дни жизни К. были отмечены войной между Литвой и Великим княжеством Московским, вызванной агрессивными планами Витовта. В нач. 1406 г. войска Витовта вторглись на Псковскую землю, в ответ Василий Димитриевич «разверже мир» с Литвой. 7 сент. 1406 г. Василий I с большим войском двинулся из Москвы к р. Плаве навстречу армии Витовта. К этому времени К. был уже серьезно болен. 9 сент. хиротония нового Суздальского еп. Митрофана состоялась в подгородной резиденции митрополита - с. Голенищеве: у К., очевидно, не было сил, чтобы поехать в Москву.

12 сент. 1406 г. К. продиктовал духовную грамоту (завещание), ставшую образцом для аналогичных актов последующих рус. митрополитов. К. дал «мир и благословение» христианам и прощение всем, кто причинили ему к.-л. зло. К. дал «мир, благословение и последнее целование» вел. кн. Василию Димитриевичу, ему митрополит поручил «душу свою и дом Святыя Богородица», служивших ему бояр и слуг. К литов. части митрополии в завещании относятся общие формулы с упоминанием «великих и малых» князей, «великих и малых» бояр, иноков и всего причта церковного. Грамота была зачитана на похоронах К. Ростовским еп. св. Григорием. К. погребли в Успенском соборе Московского Кремля, его останки были обретены при перестройке собора в 1472 г., перезахоронены в новом здании в 1479 г.

Б. Н. Флоря

Книжно-литературное творчество, книгописание. Роль К. во «втором южнославянском влиянии»

Лит. наследство К. включает Житие митр. Петра, службу и Похвальное слово ему же, ряд посланий преподобным Сергию Радонежскому и Феодору Симоновскому, ответы игумену Высоцкого серпуховского монастыря прп. Афанасию по различным вопросам монастырской жизни, грамоты в Новгород и Псков и в мон-ри Митрополичьей области, ряд др. памятников.

Свт. Киприан. Фрагмент иконы «Похвала Богоматери Владимирской (Древо государства Московского)». Иконописец Симон Ушаков. 1668 г. (ГТГ)

Житие митр. Петра создано в нач. 90-х гг. XIV в. (мнение Б. М. Клосса) или, что менее вероятно, ок. 1381 г. (т. зр. Прохорова). (Мнение Прохорова о том, что пергаменная Минея праздничная (ХНБ. 816281/а-896293), содержащая службу митр. Петру и его Житие, датируется 80-ми гг. XIV в. (Прохоров. 1978. С. 204; Он же. 1979), не подтверждается палеографической датировкой кодекса, к-рый по совокупности признаков (младший полуустав, выраженные следы среднеболг. орфографии не только в текстах, написанных К.) не может быть отнесен ко времени ранее рубежа 1-го и 2-го десятилетий XV в.) Житие невелико по объему и ориентировано на модель агиографических сочинений, разработанную Симеоном Метафрастом, что в целом свойственно авторам тырновской лит. школы 2-й пол. XIV в., к к-рой принадлежал К. В изложении биографических и исторических фактов К. следует по преимуществу за более ранним Житием свт. Петра, приписываемым Ростовскому еп. Прохору. Стиль «плетения словес» использован автором умеренно (в сравнении с позднейшими авторами), возможно, из-за ориентации на неподготовленную аудиторию. Житие святого, в судьбе к-рого К. усматривал много общего со своей собственной, содержит немало автобиографических моментов, а также (в завуалированной форме) пророчество о грядущем политическом величии Москвы. Памятник известен в 2 редакциях, по всей видимости авторских. Пространная редакция отличается от краткой (вероятно, изначально предназначавшейся на роль проложного чтения за богослужением) большим числом библейских цитат, агиографических топосов и риторических пассажей. В дальнейшем Житие митр. Петра, написанное К., послужило одним из образцов для рус. агиографии XV-XVI вв. как в отношении психологизма повествования, так и (в меньшей степени) в качестве образца стиля «плетения словес».

Написанная К. служба свт. Петру представляет древнейший образец службы по Иерусалимскому уставу на рус. почве, сохранилась в большом числе списков, включая один пергаменный. В 70-х гг. XX в. болгарская исследовательница Н. А. Дончева-Панайотова атрибутировала К. Похвальное слово свт. Петру, не имеющее надписания об авторстве и сопровождающее в ряде списков Житие святителя, однако в наши дни Клосс пришел к выводу, что данный текст написан позднее (вероятно, принадлежит к кругу сочинений Пахомия Логофета) с обильным цитированием сочинения К.

Послания К. личного характера, адресованные преподобным Сергию Радонежскому и Феодору Симоновскому, относятся к одному из наиболее драматичных периодов жизни К. Их содержание, в особенности послания от 23 июня 1378 г., написанного по горячим следам изгнания К. из Московского княжества, отличает повышенная эмоциональность изложения. Прохоров относит к посланиям К. того времени также «От иного послания о повинных» (о содержании и об исторической канве посланий см.: Прохоров. 1978. С. 171-204).

Ответы К. на вопросы прп. Афанасия Высоцкого возрождают и продолжают домонг. практику «вопрошаний» представителями местного духовенства, преимущественно черного, митрополитов и др. церковных иерархов, прибывших из Византии (см. Георгий, митр.; Иоанн II, митр.; Кирик Новгородец). Среди тем, затронутых в сочинении, особый интерес представляет перечень книг, рекомендуемых для чтения в церкви (Толковое Евангелие) и на монастырской трапезе («патерик», творения Ефрема Сирина и аввы Дорофея Газского, «Шестоденник св. Василия и св. Иоанна Златоуста»), в немалой мере отражающий круг южнослав. переводов, получивших известность на Руси с кон. XIV в. Прохоров обосновал датировку сочинения 1381-1382 гг. вместо принятой ранее - 1390-1405 гг. (Дробленкова, Прохоров. 1988. С. 466).

По инициативе и при непосредственном участии К. был составлен, как полагают исследователи летописания, митрополичий летописный свод (т. н. Свод 1408 г.), отразившийся в пергаменной Троицкой летописи 1-й четв. XV в. и в более поздней тверской обработке - в Рогожском летописце и Симеоновской летописи XV в. В частности, непосредственно К. исследователи атрибутируют повесть-памфлет о его сопернике - нареченном митр. Михаиле (Митяе) и тесно связанный с нею агиографический рассказ «О Алексие митрополите» в составе Свода 1408 г. Перед кончиной К. продиктовал «прощальную» грамоту. Она вошла в ряд летописных сводов, начиная с пергаменной Троицкой летописи, и в список формулярника московской митрополичьей кафедры, включенного в Великие Четьи-Минеи митр. св. Макария под 31 авг.

В ближайшем окружении К. и, вероятно, по его инициативе ок. 1394-1396 гг. составлен (во всяком случае в своей основе) «Список русских городов, дальних и ближних», представляющий наиболее полный перечень городов c правосл. населением на территории Киевской митрополии в кон. XIV в. Мнение В. Л. Янина о составлении «Списка...» в более раннее время основано на известиях, которые могут представлять позднейшую интерполяцию в тексте, представленном списками не ранее 2-й четв.- сер. XV в. Судя по этому памятнику, в сер.- 2-й пол. 90-х гг. XIV в., после тур. завоевания Болгарии, К. претендовал (по крайней мере теоретически) на подчинение Киевской митрополии Видинской епархии и митрополий на территории Молдавского княжества, подвластных ранее Тырновскому Патриархату.

С К. либо с его канцелярией может быть связано появление на Руси (составление, перевод или привоз) древнейшего письмовника, содержащего формуляры посланий духовным и светским лицам («к святейшему митрополиту и епископам», «к митрополиту епископа», «к царю или князю», «властелину», «властеля калугером», «старцу велику») (изд.: РФА. 1987. Вып. 3. Прил. 1. С. 563-568). Памятник известен в рус. списках начиная с 10-х гг. XV в., но его существование не позднее 1409 г. (т. е. до приезда на Русь св. митр. Фотия в 1410), причем на периферии - в окрестностях Вологды, засвидетельствовано посланием «грешного» инока Фоки архим. Дионисию (вероятно, настоятелю Спасо-Каменного в честь Преображения Господня мон-ря), сохранившимся в копии этого года, приписанной к пергаменной Триоди РГАДА. Ф. 181. № 760 (послание издано: Вздорнов Г. И. Искусство книги в Древней Руси. М., 1980. Кат. 99). В письме Фоки использован формуляр послания «великому старцу». На продолжительность бытования эпистолярия на Руси к 10-м гг. XV в. указывают как многочисленные разночтения старших списков, так и то обстоятельство, что один из них (ЯМЗ. Инв. 15231. Л. 259-260 об.) переписан, вероятнее всего, в Димитриевом Прилуцком в честь Всемилостивого Спаса, Происхождения честных древ Креста Господня муж. мон-ре (РФА. 1987. Вып. 3. С. 558-560; ПЭ. 2007. Т. 16. С. 54-55). Ранее в лит-ре высказывалось мнение о серб. происхождении данной версии письмовника и ее создании не ранее 2-й четв. XIV в. (РФА. 1987. Вып. 3. С. 561-562). Если предложенная датировка эпистолярия может быть принята, то версия происхождения не находит подтверждения в рукописной традиции. В богатой серб. эпистолярной культуре 2-й пол. XIV-XVI в. неизвестны как данная версия письмовника, так и конкретные послания, написанные по включенным в нее формулярам. Поэтому древнейший рус. письмовник может быть либо заимствован из болг. (тырновской) традиции, которая сохранилась несравненно хуже, чем сербская, либо специально переведен с греч. языка в окружении К. Обеим версиям не противоречит существование молдав. списка письмовника, восходящего к той же редакции, что и русские (но со значительными вариантами), при пергаменной Псалтири XV или XVI в. Bucur. Acad. Romana. Slav. 219 (Там же. С. 569-570).

В связи с лит. деятельностью К. нуждается в исследовании вопрос об авторстве краткого (проложного) Жития Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, написанного в связи с их канонизацией в 1374 г. При этом первоначальный текст мог быть написан К. по-гречески. Скорее против, чем за авторство К., свидетельствует отсутствие памяти мучеников в месяцеслове «Киприановой Псалтири» с восследованием (РГБ. МДА Фунд. № 142). С именем К. связывается создание одной из ранних редакций индекса запрещенных книг («Сказания о отреченных книгах»), в 12 списках к-рой кон. XV - нач. XVII в. в конце имеется указание, что текст выписан из «Молитвенника» К.

К. перевел с греч. языка ряд канонов (и, возможно, молитв), написанных К-польским патриархом Филофеем Коккином («Канон на поганые», «Канон в усобных и иноплеменных бранях»), актуальных для той эпохи и получивших широкое распространение в рус. списках начиная с рубежа XIV и XV вв. Вполне вероятна принадлежность К. также перевода «Диатаксиса» патриарха Филофея, сохранившегося в ряде пергаменных списков кон. XIV - нач. XV в. (в частности, в составе «Служебника Киприана» (см. ниже) и «Служебника митр. Исидора» (Vat. slav. 14), в написании которого принимал участие (прото)диак. Спиридон, близкий к митрополичьей кафедре), хотя по этому поводу в лит-ре существуют противоречивые суждения (обзор мнений см.: Киприана митр. Служебник; Ульянов О. Г. Литургическая реформа в Рус. Правосл. Церкви на рубеже XIV-XV вв. в контексте русско-афонских связей // Киприанови четения. 2008. С. 83-119).

С большой степенью вероятности с К. может быть связано появление на Руси болгарской по происхождению Мазуринской редакции Сербской Кормчей с сокращением и систематизированным тематическим расположением материала. Старший рус. список этого канонического сборника (ГИМ. Чуд. № 168) датируется 10-ми гг. XV в., однако широкое распространение в восточнослав. рукописной традиции памятник получил только с рубежа XV и XVI вв.

С деятельностью К. в значительной мере связан начальный этап т. н. 2-го южнослав. влияния (см. в ст. Южнославянские влияния на древнерусскую культуру) - распространение на Руси Иерусалимского церковного устава и переводов библейских и богослужебных книг и аскетических сочинений, выполненных в кон. XIII-XIV в. южнослав. (в первую очередь болг.) книжниками в Тырнове и на Афоне. При этом, однако, трудно провести границу между собственной инициативой митрополита и стремлением настоятелей и братии новых общежительных монастырей на территории Киевской митрополии приобщиться к современной им святогорской богослужебной и аскетической практике. В деле обновления и унификации богослужения К. не пользовался адм. методами, прибегая к поучениям и рекомендациям, отразившимся в его грамотах в Новгород и Псков и в ответах на вопросы прп. Афанасия Высоцкого.

Масштабы и региональные особенности распространения Иерусалимского устава и сопутствующих ему памятников на Руси (прежде всего в Великом княжестве Московском и в Сев.-Вост. Руси в целом) при жизни К. с трудом поддаются определению. Рубежом XIV и XV вв. датируются списки Иерусалимского устава (ГИМ. Син. № 320) и тесно связанного с ним в употреблении Стишного Пролога (ГИМ. Чуд. № 17) из митрополичьего Чудова мон-ря. Тот же устав (в редакции «Ока церковного») до 1406 г. имелся, вероятно, в Андрониковом в честь Нерукотворного образа Спасителя мон-ре. Однако даже в подмосковных мон-рях, тесно связанных с митрополичьей кафедрой, окончательное введение Иерусалимского устава происходит, по всей видимости, лишь к кон. 1-й трети XV в.: списки «Ока церковного» для Троице-Сергиева (НБ КазГУ. № 4634) и Саввина Сторожевского в честь Рождества Пресв. Богородицы (РГБ. Рум. № 445) мон-рей сделаны соответственно в 1429 и 1428 гг., в 1422-1425 гг. написан и пергаменный список для неустановленного мон-ря во владениях галицко-звенигородского кн. Георгия (Юрия) Димитриевича (БАН. Арх. ком. Д. 3). При написании в сер. 10-х гг. XV в. комплекта Миней служебных в Переславле-Залесском (РГАДА. Ф. 381. № 88, 95, 102, 109, 115) был привлечен месяцеслов Иерусалимского устава (без гимнографического материала), но сами службы даны в соответствии со Студийским уставом (Каталог славяно-рус. рукописных книг XV в., хранящихся в РГАДА. М., 2000. С. 139; Мошкова Л. В. К вопросу о составе Переславских Миней 1-й четв. XV в. // ДРВМ. 2006. № 1(23). С. 64-70). На Новгородской земле (и, вероятно, на Псковской) широкое распространение Иерусалимского устава относится ко времени пребывания на архиепископской кафедре Евфимия II (список месяцесловной части типика при новгородском месяцеслове РГАДА. Ф. 381. № 45, традиционно относимый ко 2-й пол. XIV в., датируется 1-й третью следующего столетия). Можно полагать, что на правосл. землях Великого княжества Литовского и Польского королевства, где в отличие от Сев.-Вост. Руси в сер.- 2-й пол. XIV в. не возникали новые общежительные мон-ри, смена устава происходила заметно медленнее, во всяком случае украинско-белорус. списки Иерусалимского типика ранее посл. четв. XV в. неизвестны.

С деятельностью К., преимущественно на основании месяцеслова «Киприановой Псалтири», содержащей памяти ряда южнослав. (в первую очередь болг.) святых и песнопения им (прп. Параскевы (Петки) Тырновской, прп. Иоанна Рильского, свт. Илариона Могленского, святителей Арсения I и Саввы I, архиепископов Сербских, св. Симеона Мироточивого, прп. Иоакима Осоговского Сарандапорского), принято связывать начальный этап их почитания на Руси.

Уже будучи митрополитом, К. продолжал заниматься книгописанием. Сохранилась рукопись сочинений прп. Иоанна Лествичника («Лествица»), переписанная К. в К-поле в 1387 г. курсивным «александрийским» письмом (РГБ. МДА. Фунд. Ф. 171. 1. № 152). Троицкое монастырское предание XV-XVII вв. относило к числу собственноручных рукописей К. также Псалтирь с восследованием (Там же. № 142) и сборник творений Псевдо-Дионисия Ареопагита с толкованиями прп. Максима Исповедника (Там же. № 144). В реальности, однако, это лишь сравнительно ранние рус. списки с кодексов, переписанных К. либо принадлежавших ему. Первая из этих рукописей датируется по водяным знакам 1-й четв.- третью XV в., вторая - 2-й четв. того же столетия. Также только в списках сохранились принадлежавшие К. Служебник (ГИМ. Син. № 601, пергаменная рукопись рубежа XIV и XV вв., написанная рус. уставом; см. Киприана митр. Служебник) и Требник, к-рый, возможно, тождествен «Молитвеннику» (списки XVI в., напр. СаратГУ. ЗНБ. № 1292 с указанием на «потружение» К. в заглавии). К. выступал также и в роли заказчика книг: в 1403 г. по его заказу для Успенского собора Московского Кремля были переписаны Триоди постная и цветная (ГИМ. Усп. 6 перг., 7 перг.). С заказом К. связывают также по крайней мере начальный этап создания роскошно иллюминированного пергаменного Евангелия-апракос Успенского собора Московского Кремля (ГОП. 11056). По содержанию рукопись представляет «новый апрокос», составленный на основании афонской редакции Евангелия-тетр, и является в этом смысле также одним из проявлений 2-го южнослав. влияния.

Почитание

Представления о святости К. существовали, возможно, уже при его жизни. На это напр., указывает сохранившаяся в сборнике кирилло-белозерского книгописца Евфросина (РНБ. Кир.-Бел. № 9/1086. Л. 96 об.- 97), не до конца понятная заметка о прижизненном чуде К. на «Литовской земле» (Каган-Тарковская М. Д. Чудо митр. Киприана: Еще один фольклорный мотив в сб. XV в. книгописца Ефросина // ТОДРЛ. 1981. Т. 36. С. 234-238). Однако после смерти К. память о нем не получила распространения в Русской Церкви. Первые попытки установить церковное почитание К. были предприняты вскоре после его кончины. К 3-летию со дня успения К. (1409) Григорий Цамблак написал «Надгробное слово», предназначенное для произнесения в Московском Успенском соборе (неизвестно, было ли оно произнесено над гробницей К.). Позднейшая роль Цамблака в расколе Киевской митрополии и его пребывание во главе ее зап. (литовской) части могли лишь повредить установлению почитания К. Слово сохранилось в единственном списке 1-й пол.- сер. XVI в. великорус. происхождения в составе сборника (возможно, переписанного в Кирилловом Белозерском мон-ре), основную часть которого занимают сочинения Цамблака (ГИМ. Син. № 368. Л. 236-244). Памятник фигурирует также в оглавлении июльского тома Успенского комплекта ВМЧ (Там же. № 996. Л. 827), однако сам текст в него по какой-то причине не был включен.

С посл. четв. XV в. почитание К. связано в первую очередь с праздниками Сретения Владимирской иконы Божией Матери (26 авг.) и обретения и перенесения мощей митрополитов К., Фотия и Ионы в 1472 г., при разборке Успенского собора XIV в. для строительства нового (27 мая). Отдельное почитание К. прослеживается в значительно меньшей степени. Память успения К. впервые встречается под 16 сент. в месяцеслове сборника РГБ. Ф. 304. I. № 761. (Л. 256), переписанного в 1487 г. в Ростове, но и в более поздней рукописной традиции она представляет редкость. Краткое Житие К., изредка встречающееся в рукописях не ранее сер. XVI в., встречается в неск. разновидностях. Древнейшую представляет статья в 2 списках Пролога т. н. Псковской редакции сер. XVI в. (РГБ. Егор. Ф. 98. № 1299, 50-е гг. XVI в.; РНБ. Тит. № 1220, 70-е гг. XVI в.); текст в значительной мере восходит к «прощальной» грамоте К. Жития К. проложного типа, снабженные миниатюрой с его ростовым изображением в святительском облачении, помещены в неск. минейных Торжественниках особого состава 2-й четв. XVII в. (РГАДА. Оболен. Ф. 201. № 20; РГБ. Ф. 863. Собр. магазина «Антиквар». № 3 и др.). В печатный Пролог Житие К. вошло при 2-м издании - 1642/43 г. (Круминг А. А. Редакции слав. печатного Пролога: Предварительные заметки // Славяноведение. 1998. № 2. С. 50; текст издан: Пономарев А. И., ред. Памятники древнерус. церковно-учительной лит-ры. СПб., 1896. Вып. 2. С. 5-6). Древняя служба К. неизвестна, не засвидетельствованы тропарь и кондак ему. В месяцесловах Псалтирей с восследованием иногда помещается память К. (РГБ. Ф. 304. I. № 321. Л. 1010 об., ок. 1528; РГАДА. Ф. 201. № 78 («Псалтирь епископа Рязанского Кассиана»). Л. 311, 2-я четв. XVI в. (не ранее 1538); Ф. 181. № 716. Л. 290, сер. XVI в.; Ф. 1192. Оп. 2. № 555 («Обиход церковный»). Л. 42 г, 3-я четв. XVI в., и др.), но закономерность ее присутствия не выявлена. К. упоминается в написанных суздальским иноком Григорием ок. сер. XVI в. «Слове на память всех святых русских, новых чудотворцев» и в службе им. В совокупности это позволяет предполагать, что в сер. XVI в., вероятно в связи с Соборами 1547 и 1549 гг., вставал вопрос о канонизации К., однако он был решен отрицательно.

Ситуация практически не изменилась в позднейшее время. Имя К. не значится в числе святых, к-рым, по известию Пискарёвского летописца, в конце правления царя Феодора Иоанновича были скованы серебряные раки (ПСРЛ. Т. 34. С. 199). При составлении в 1621 г. по инициативе патриарха Филарета уставной записи о богослужении в московском Успенском соборе служба на перенесение мощей митрополитов К., Фотия и Ионы была признана не возбраняемой для совершения («аще изволит настоятель»), но к 1634 г. она была исключена. Память успения К. вошла (без тропаря и кондака) в московские издания «Святцев с летописью» 1646 и 1648 гг. и Месяцесловов 1659 и 1662 гг., но в др. месяцесловах (как отдельно изданных, так и при богослужебных книгах) она не встречается. В сер. XVII в. имя К. вместе с именем митр. Фотия было включено соловецким книжником иером. Сергием (Шелониным) в 3-й тропарь 8-й песни написанного им «Канона всем святым, иже в Велицей России в посте просиявшим».

В толковых иконописных подлинниках XVII-XVIII вв. с расположением сведений в порядке месяцеслова описание изображения К. встречается редко. Не ранее рубежа XVII и XVIII вв. сведения о К. были включены в «Книгу, глаголемую Описание о российских святых»: «Святый Киприан митрополит преставися в лето 6914 месяца сентября в 16 день» (Описание о российских святых. С. 63). Офиц. причисление К. к лику святых состоялось не ранее 1805 г. В наст. время центром особого почитания К. является московский храм Св. Троицы в Голенищеве, на месте летней резиденции митрополита.

Сведения о почитании К. в XV-XVII вв. в Западнорусской митрополии, не зависящем от великорусской традиции, отсутствуют. В южнослав. (сербских) месяцесловах кон. XVI-XVII в. (напр.: РНБ. Погод. № 328. Л. 335, богослужебный сборник 3-й четв. XVII в.) встречается память перенесения мощей митрополитов К., Ионы и Фотия (Иванова К. Български, сръбски и молдо-влахийски ръкописи в сбирката на М. П. Погодин. София, 1981. С. 166), но это служит лишь указанием на копируемый оригинал и не отражает к.-л. традиции почитания этих святителей на слав. Балканах.

Иконография

Сретение Владимирской иконы Богоматери. Икона. Сер. XVII в. (ГТГ)

Почитание К., как и др. местночтимых Московских иерархов, было сосредоточено преимущественно в Успенском соборе Московского Кремля и при митрополичьем (патриаршем) дворе; иконы с его образом немногочисленны. Поскольку К. был участником значительных событий политической и церковной истории кон. XIV в., его изображения встречаются на миниатюрах (напр., в Лицевом летописном своде, 70-е гг. XVI в.), в сценах и иллюстративных циклах исторического содержания; изображения К. были обязательны в широко распространенном в XVI-XVII вв. сюжете иконы «Сретение Владимирской иконы Божией Матери» и др. композициях, связанных с перенесением чудотворного образа из Владимира в Москву. В иконописных подлинниках кон. XVI - XIX в. иконография К. описывается как отдельно (под 16 сент.- в день преставления или под 27 мая - в день перенесения мощей святителей К., Фотия и Ионы, митрополитов Московских), так и в составе композиции «Сретение Владимирской иконы Божией Матери» (под 26 авг., иногда со сведениями о внешности К.). Его рекомендуется изображать в архиерейском облачении, которое описывается с разной степенью подробности, часто упоминаются архиерейская шапка (митра) и «сак» (саккос) (Филимонов. 1873. С. 31, 39; Он же. Иконописный подлинник. С. 153-154; Большаков. Подлинник иконописный. С. 30, 102, 131; Маркелов. Святые Др. Руси. Т. 2. С. 141-142; см. также композицию «Сретение Владимирской иконы Божией Матери» в Строгановском лицевом подлиннике под 26 авг.- Строгановский подлинник. Л. [109 об.]; Маркелов. Святые Др. Руси. Т. 2. С. 327. Ил. 45). В одном и том же подлиннике могут содержаться уподобления внешности разных святых: К.- седовласый старец с довольно длинной бородой, подобно свт. Алексию Московскому, прор. Захарии, сщмч. Власию Севастийскому («брада доле Власиевой» или, наоборот, «короче Власиевы») и свт. Василию Великому («короче Василия Кесарийского» или «подоле Василия Кесарийского»), иногда отмечается, что борода К. «подвоилась». Из числа описаний внешности святителя выделяется указание на «браду аки Афанасиеву», т. е. как у свт. Афанасия Александрийского (ИРЛИ. Древлехранилище. Отд. поступления. Оп. 23. № 294). Такая форма бороды встречается на некоторых сохранившихся изображениях К. и, по-видимому, в большей степени отвечает его историческому облику. В ряде описаний сцены «Сретение Владимирской иконы Божией Матери» К. именуется не седым, а русым (Там же. Л. 268; РНБ. Соф. 1523. Л. 215 об.). У В. Д. Фартусова описания внешности К. конкретизированы с учетом версии о болг. происхождении святителя и дополнены психологической характеристикой: «...глубокий старец болгарского типа, седой, с большой, длинной бородой, раздвоенной на конце, скромный, благоразумный, худощавый лицом; на нем - саккос, омофор, палица, митра и на груди - панагия. В руку можно давать Евангелие и хартию с надписью по житию» (Фартусов. Руководство к писанию икон. С. 16-17 - под 16 сент.).

«Спас митрополита Киприана». Икона. Кон. XIV — нач. XV в., ок. 1700 г. (ГММК)




Свт. Киприан, митр. Киевский и всея Руси. Фрагмент иконы «Спас митрополита Киприана». Кон. XIV — нач. XV в., ок. 1700 г. (ГММК)





Спас Вседержитель, с припадающим митр. Киприаном. Дробница. Кон. XVI — 1-я пол. XVII в. (ГММК)

На сохранившихся произведениях с образом К. видно, что рекомендации подлинников наиболее точно выполнялись при написании сцены «Сретение Владимирской иконы Божией Матери». К. мог быть изображен со сравнительно короткой округлой бородой, в белом клобуке или без головного убора. О большей исторической достоверности подобных изображений свидетельствует образ святителя, восходящий к его прижизненному донаторскому портрету, на большой иконе Христа Вседержителя на престоле («Спас митрополита Киприана») в Успенском соборе Московского Кремля (Иконы Успенского собора. 2007. Прил. 1. Кат. 2. С. 198-204), находившейся там уже в нач. XVII в. по свидетельству описи, к-рую относят к 1609-1611 гг. (Описи. 1876. Стб. 301; в др. описях см.: Там же. Стб. 400-401, 587-590). Икона была полностью записана в 1700 г. иконописцем Оружейной палаты Георгием Терентьевым Зиновьевым, который, как и др. мастера, занимавшиеся в это время поновлением древних образов Успенского собора, в целом сохранил первоначальную иконографию (древнейший слой живописи, очевидно, почти полностью утрачен). К. представлен на подножии престола Христа припадающим и прикасающимся руками к Его правой стопе. Святитель в саккосе (в тот период на Руси - облачение только митрополита) и омофоре, с непокрытой головой, увенчанной нимбом. Он седовлас, его борода сравнительно невелика и не заостряется книзу. О том, что внешность К. была примерно такой же до поновления иконы Зиновьевым, свидетельствует гравированное изображение на серебряной позолоченной дробнице кон. XVI - 1-й пол. XVII в. (находится на пелене из Благовещенского собора, ГММК; опубл.: Преображенский. 2010. С. 294). Мастер, изготовивший дробницу, сильно видоизменил масштаб фигуры и позу К., стоящего на коленях с воздетыми руками, но облик и атрибуты митрополита, в т. ч. изображение нимба, в целом совпадают с изображением 1700 г. Не исключено, что надпись на дробнице («Киприянъ митро[полит]») без эпитета «о агиос» (или «святый») повторяет первоначальную надпись на иконе. Последняя не была воспроизведена Зиновьевым, возможно, из-за присутствия такой надписи на серебряном окладе (он упом. во всех ранних описях Успенского собора). В любом случае в XVII в. идентификация припадающего архиерея с К., судя по соборной описи 1609-1611 гг., не вызывала сомнений («да у Спаса у правыя ножки Киприян митрополит» - Описи. 1876. Стб. 301). На иконе К. показан без белого клобука, к кон. XIV в. ставшего атрибутом рус. первосвятителей (сравни изображения святителей Максима, Петра, Феогноста и Алексия, митрополитов Московских, в молении Спасу Нерукотворному на шитом воздухе 1389 г., ГИМ). Вместе с тем на нем нет и архиерейской шапки, в к-рой в позднее средневековье часто изображали К. и митрополитов XV - нач. XVI в. Если отсутствие шапки может объясняться тем, что эта деталь епископского облачения в эпоху К. еще не вошла в широкий обиход, то отказ от белого клобука, вероятно, имеет программный характер: возможно, митрополит пожелал, чтобы его изобразили в соответствии с традициями визант. архиерейской иконографии. Эту гипотезу подтверждает не только аналогичное изображение свт. Фотия, др. митрополита «всея Руси» балканского происхождения, на его присланном из К-поля саккосе 10-х гг. XV в., но и фигура свт. Петра, митр. Московского, на «малом саккосе» кон. XIV в., также исполненном визант. мастерами (оба - ГММК). В рус. произведениях свт. Петр неукоснительно изображался в белом клобуке, что было отмечено и подвергнуто осуждению участниками Большого Московского Собора 1666-1667 гг.: «...ниже Киприан и Фотий митрополиты и прочии, котории поставлени быша во Царе-граде во архиерейство… клобуки белыя не носиша» (Мат-лы для истории раскола за первое время его существования, издаваемые редакцией «Братского слова». М., 1876. Т. 2. С. 255-256). Эта идея основана на неверном предположении о том, что белый клобук появился в Москве не ранее времени правления свт. Геннадия, архиеп. Новгородского; впрочем, нельзя исключить, что при митрополитах К. и Фотии традиция ношения белого клобука вышла из употребления (ср. грамоту Московского Собора 1564 г.: «...а которые Митрополиты Российския митрополиа были на том высочайшем престоле, после первопрестольников Петра и Алексиа Митрополитов и Чюдотворцов… те все носили черные клобуки; а того в писании не обрели есмя, чего для белые клобуки отставлены» - АИ. Т. 1. № 173. С. 332). Облик К. на иконе «Спас митрополита Киприана» не позволяет принять идею Е. Б. Громовой, считающей, что К. изображен на иконе «Похвала Богоматери, с Акафистом» из Успенского собора Московского Кремля (2-я пол. XIV в., ГММК, см.: Громова Е. Б. История рус. иконографии Акафиста: Икона «Похвала Богоматери с Акафистом» из Успенского собора Моск. Кремля. М., 2005. С. 71-104, 134-138) во 2-м справа клейме верхнего ряда (кондак 12), т. к. архиерей здесь имеет удлиненную черную бороду и одет в многокрестную фелонь, а не в саккос.

Образ К. на иконе из Успенского собора принадлежит к особой группе визант. донаторских композиций, к-рые включают фигуры коленопреклоненных заказчиков. Обычно такой тип изображения заказчика был связан не со строительством храма, а с исполнением росписи, отдельной мозаики, фрески, иконы или лицевой рукописи. Среди др. визант. архиереев подобные донаторские образы крайне редки, хотя сомневаться в их существовании нет оснований. Кроме фрагмента ктиторской композиции 1-й трети XIV в. в кафоликоне мон-ря Продрома близ Серр с изображением Зихнийского еп. Иоакима известна еще серб. икона XVI в. «Христос на престоле с припадающим Грачаницким митр. Никанором» (занимал кафедру в 1528/29 - после 1551). Наиболее близкой параллелью образу «Спас митрополита Киприана» является мозаика в конхе апсиды базилики Сан-Паоло-фуори-ле-Мура с портретом папы Гонория III, припадающего к стопам Христа (ок. 1227; воссоздана после пожара 1823 г.). К. представлен в позе проскинесиса, его фигура очень невелика. Как и на др. близких по иконографии портретах архиереев-донаторов, его образ сопровождается характерным для искусства палеологовской эпохи изображением нимба - знака святости, высоты архиерейского сана. Покаянное смирение К. становится залогом близости к Господу, подножие Его престола воспринимается как рубеж особого, сакрального пространства (Преображенский. 2007; Он же. 2011). Тема молитвы о прощении грехов акцентируется фигурами ангелов с орудиями Страстей, к-рые напоминают об искупительной жертве Спасителя, и раскрытым Евангелием с греч. текстом, содержащим призыв Христа веровать в свет и быть сынами света (Ин 12. 35-36); выбор этого текста, вероятно, подчеркивал не только следование завету Спасителя, но и исповедание истинной веры. Те же идеи передает пространная молитвенная надпись на большей части полей (опубл.: Иконы Успенского собора. 2007. С. 200-201; Преображенский. 2010. С. 296-297); она относится к 1700 г., но явно повторяет более ранний текст, который был воспроизведен на несохранившемся «окладе по полям чеканном со словами» (Описи. 1876. Стб. 301, 400, 588; Голубцов. Чиновники Московские. С. 245). Одним из доказательств древности надписи служит способ ее размещения, характерный для вкладных и гимнографических текстов на визант. иконах и произведениях прикладного искусства: с разделением на длинные и короткие строки, заполнением всех полей, кроме нижнего и нижней части правого; первоначальная надпись могла занимать все поля или дополняться на нижнем поле вкладным «летописцем», вероятно утраченным при поновлении 1700 г. или ранее. Содержание текста, начало к-рого напоминает текст исповедания истинной веры в духовной грамоте К. 1406 г., его выразительность и изощренность позволяют включить надпись в корпус лит. произведений митрополита (подробнее см.: Преображенский. 2001; Он же. 2010. С. 297-305). Частично ее текст почти дословно совпадает с текстом молитвы свт. Василия (Калики), архиеп. Новгородского, рядом с его изображением у подножия тронного образа Иисуса Христа на валике Васильевских врат новгородского Софийского собора (1335/36, Покровский (Троицкий) собор, г. Александров).

Икона «Спас митрополита Киприана», очевидно, была создана после утверждения К. на митрополичьем престоле в 1390 г. и до его кончины (сент. 1406). Возможно, ее исполнил балканский или греч. живописец. Учитывая размеры иконы, насыщенность программы и обилие текстов, можно предположить, что она предназначалась для одного из митрополичьих Успенских соборов - владимирского или московского. Согласно надписи на правом и нижнем полях, дополнившей первоначальный текст молитвы, образ Спаса вместе с образом Пресв. Богородицы в 1518 г. был принесен в Москву из Владимира и поновлен; Богородичный образ в 1520 г. был возвращен во Владимир, а икона Спаса оставлена в Успенском соборе Москвы. Эти данные совпадают с летописным сообщением о привозе из Владимира для поклонения и поновления икон Спаса «греческого письма» и Богоматери (ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. Стб. 413-416; Т. 8. С. 264-265, 269; Т. 13. С. 29-30, 35-36; Т. 20. Ч. 1. С. 394-395, 401). На основании предания о связи иконы с кн. Андреем Боголюбским, изложенного в последней строке надписи на нижнем поле иконы «Спас митрополита Киприана» из Успенского собора, а также мнимого совпадения размеров этой иконы (168×91 см) с Боголюбской иконой Божией Матери (185×105 см) возникла гипотеза, согласно к-рой К. не заказал новый, а поновил образ XII в., современный и едва ли не парный Боголюбской чудотворной. Аргументом в пользу этой гипотезы могут служить данные рентгенограммы иконы, на которой под существующим изображением К. видны гвозди от более древнего оклада (Иконы Успенского собора. 2007. С. 198); их местонахождение можно объяснить изменившимися контурами фигуры К. во время одного из поновлений иконы. Сохраненная мастером Зиновьевым иконография образа «Спас митрополита Киприана» близка к иконографии икон палеологовской, а не комниновской эпохи. Сведения о поновлении этой иконы в 1518 г. подтверждаются характером живописи на обороте, где помещено изображение Голгофского Креста на фоне стены Иерусалима (Там же. С. 203). Пробные раскрытия и особенности композиции, не слишком искаженной записью, позволяют датировать икону 1-й третью XVI в., что, однако, не означает безусловной связи с поновлениями 1518 г. Икона могла быть поновлена в это же время, и, отмеченное надписью с именем вел. кн. Василия III Иоанновича, это событие, вероятно, впосл. было сопоставлено с летописными известиями о привозе владимирских икон в Москву, что привело к появлению нового предания и новой редакции «летописца» на самом образе. По размерам «Спас митрополита Киприана» очень близок к др. древней иконе из московского Успенского собора «Вмч. Димитрий Солунский» (169×86 см), которая, согласно поздним источникам, происходила из Димитриевского собора во Владимире (Смирнова Э. С. Храмовая икона Дмитриевского собора: Святость солунской базилики во владимирском храме // Дмитриевский собор во Владимире: К 800-летию создания. М., 1997. С. 220-253; Иконы Успенского собора. 2007. Прил. 1. Кат. 3. С. 205-209). В кон. XIV - нач. XV в., при К. (или митр. Фотии), она была украшена окладом, от к-рого сохранился золотой сканый венец, подобный венцу иконы Спаса (оба в ГММК). Как сообщает надпись на пластине XIX в., икона «Вмч. Димитрий Солунский» была поновлена в Москве в 1517 г., т. е. почти одновременно с иконой Спаса, а попала туда еще при вел. кн. Димитрии Донском, в 1380 г., о чем известно также из летописей (ПСРЛ. Т. 15. Стб. 285). Нельзя исключить, что образ Христа на престоле с фигурой К. был создан как парный образу вмч. Димитрия, возможно символизировал посмертное примирение К. с вел. кн. Димитрием Иоанновичем. До привоза в Москву при царе Иоанне Грозном новгородских тронных образов Вседержителя именно икона с образом К. могла почитаться как местная икона Христа в столичном кафедральном храме: ее размеры скорее соответствуют масштабам московского Успенского собора 1326 г., чем владимирского.

Свт. Киприан, митр. Киевский и всея Руси. XVII–XIX вв. (ГММК)

Икона «Спас митрополита Киприана» вписывается в рус. иконографическую традицию кон. XIII-XIV в., она продолжает ряд произведений, созданных по архиерейскому заказу (как правило, для кафедральных соборов) и объединенных темой поклонения донатора-епископа Христу и Богоматери (Преображенский. 2010. С. 213-214, 412). Не исключено, что при посещении Новгорода в 1392 или в 1395 г. К. обратил внимание на Васильевские врата и текст молитвы архиеп. Василия. В сер.- 2-й пол. XVII в. икона «Спас митрополита Киприана» стала одним из образцов для больших икон Вседержителя на троне, часто с припадающими, как правило рус. святыми: иконы письма Симона Ушакова в иконостасах соборов Новодевичьего мон-ря и Троице-Сергиевой лавры; иконы, написанной по заказу патриарха Никона для Воскресенского Новоиерусалимского мон-ря (1657, Музей «Новый Иерусалим»; аналогичный образ находился в Иверском Валдайском мон-ре, см. подробнее: Там же. С. 305-306).

Иконы К., как и др. местночтимых Московских иерархов, немногочисленны, почитание К. было сосредоточено преимущественно в Успенском соборе Московского Кремля, где находится гробница святителя, и при митрополичьем (патриаршем) дворе. Сведений об изображениях К. XVI в. немного. На пелене 1-й трети XVI в. среди образов рус. святителей и преподобных (ГИМ; Маясова Н. А. Древнерус. шитье. М., 1971. Табл. 41) образ К. отсутствует. Из описей Успенского собора Московского Кремля (Описи. 1876. Стб. 314, 420, 678) известно, что к нач. XVII в. там находились небольшие иконы митрополитов Геронтия и Макария, к-рые изначально, по-видимому, стояли у их гробов (икона свт. Геронтия, митр. Московского, 2-й пол. XVI в., ГМИР; см.: Преображенский. 2010. С. 312, 324), но аналогичного образа К. в соборе не было. В описи 1609-1611 гг. упомянута лишь икона митрополитов Петра, К. и Фотия в жертвеннике, т. е. близ раки свт. Петра (Описи. 1876. Стб. 328), но в более поздних описях она не упоминается. По замыслу этого утраченного произведения, К. и Фотий были восприняты как близкие по времени и равные по статусу архиереи, наследники 1-го Московского святителя и чудотворца - митр. Петра. Очевидно, написание таких икон зависело от распространения во 2-й пол. XVI в. изображений 3 Московских святителей - Петра, Алексия и Ионы, в свою очередь уподоблявшихся 3 Вселенским святителям (подробнее: Кулакова И. П. Петр, Алексей, Иона - святители Московские: Из истории церк.-полит. мысли кон. XVI - нач. XVII в. // Европейский альманах, 1999. М., 2000. С. 19-33; Она же. К истории Московского Кремля как религ. центра кон. XVI - нач. XVII в. (о почитании святителей Петра, Алексия и Ионы) // Кремли России. М., 2003. С. 142-154. (ГММК: Мат-лы и исслед.; 15)). Вероятно, икона святителей Петра, К. и Фотия появилась вскоре после учреждения Патриаршества и установления в 1596 г. праздника 3 святителей Московских. Она могла стоять у гробниц К. и Фотия, к-рые находились рядом друг с другом в юго-зап. углу Успенского собора, где в наст. время в киоте 1913 г. помещены парные иконы 2 святителей, обращенные друг к другу (XVII-XIX вв., возможно основательно поновленные иконы 2-й пол. XVI в., см.: Коварская С. Я. Произведения московской ювелирной фирмы Хлебникова: Кат. М., 2001. Кат. 7; Толстая Т. В. Успенский собор: Путев. М., 2009. С. 194, 195). Надписи с эпитетом «о агиос» поздние; святые облачены в саккосы (саккос К. белый с черными крестами) и белые клобуки. В описях Успенского собора XVII - нач. XVIII в. такие иконы не упоминаются, но не исключено, что это были створки киота или фрагменты известной по описи 1609-1611 гг. иконы святителей Петра, К. и Фотия.

Свт. Киприан, митр. Киевский и всея Руси. Фрагмент росписи Успенского собора Княгинина мон-ря во Владимире. 1647–1648 гг.

Ко 2-й пол. XVI в. относят и небольшой расчищенный образ К. из записанного в XIX в. поясного деисусного чина (ГТГ) - фрагмент изображения с полей большой иконы, по мнению В. И. Антоновой и Н. Е. Мнёвой (Антонова, Мнёва. Каталог. Т. 2. Кат. 528. С. 139). На рубеже XVI и XVII вв. была изготовлена уже упоминавшаяся дробница на пелене из Благовещенского собора с воспроизведением заказанной К. иконы «Спас митрополита Киприана». Неустойчивость почитания К. отражена в богослужебных уставах Успенского собора: в «Сказании действенных чинов» (1621) под 27 мая отмечен день перенесения мощей митрополитов К., Фотия и Ионы, названных «новыми чудотворцами», но богослужение «с полиелеосом» в их честь оставлено на «произволение настоятеля» (Голубцов. Чиновники Московские. С. 54). В более поздних соборных уставах день перенесения мощей 3 митрополитов, как и день преставления К. (16 сент.), уже отсутствует (Голубинский. Канонизация святых. С. 193-194, 420-421, 426, 559-560).

В XVII в. образ К. встречается, как правило, в составе иконографических программ исторического содержания, основанных на идее иерархического преемства Московских святителей. В росписи патриаршей (бывш. митрополичьей) домовой ц. в честь Положения ризы Пресв. Богородицы (1644) в Московском Кремле, выполненной по заказу патриарха Иосифа мастерами Сидором Поспеевым, Иваном Борисовым и Семеном Абрамовым, на сев.-зап. столбе среди фигур 8 рус. митрополитов (аналогичные изображения могли входить в состав более ранней росписи) К. в саккосе и архиерейской шапке, с длинной заостряющейся бородой изображен в нижнем ярусе на вост. грани по соседству с митр. Фотием (Саликова. 1980. С. 150-151; Соколова И. М. Церковь Ризположения: Путев. М., 2002. С. 90-91). Так же святитель изображен на вост. грани столба и во 2-м ряду на сев.-зап. столбе Успенского собора Княгинина мон-ря во Владимире (1647-1648), расписанного московскими мастерами под рук. Марка Матвеева. Несмотря на утрату надписи, общее сходство в программах фресок этих церквей, хронологическая близость их создания и связь с патриархом Иосифом позволяют думать, что в соборе Княгинина монастыря также представлен К.

Святители Фотий, митр. Московский, Киприан, митр. Киевский и всея Руси, Иона, архиеп. Новгородский. Фрагмент росписи алтаря придела прп. Варлаама Хутынского в ц. прор. Илии в Ярославле. 1680 г.

Эпизодически К. включали в сонм Московских митрополитов при патриархе Никоне. Так, святитель в архиерейской шапке вышит на подольнике передней стороны саккоса, пожалованного патриарху царем Алексеем Михайловичем в 1655 г., рядом с образами К-польских и Русских иерархов (ГММК; Маясова Н. А. Древнерус. шитье: Кат. М., 2004. Кат. 108). Ушаков поместил изображение К. на иконе «Похвала Богоматери Владимирской (Древо государства Московского)» (1668, ГТГ) в левом нижнем медальоне: он в зеленом саккосе, омофоре и шапке с меховой опушкой, подобно остальным святым в молении иконе Божией Матери «Владимирская», со свитком в руках, надпись: «Радуйся, тайный Богонасажденный винограде и зрелый грозде нетления взрастивший» (Антонова, Мнёва. Каталог. Кат. 912. С. 411-413). Похожую программу имела икона Христа Вседержителя с московскими чудотворцами, написанная, очевидно, в сер.- 3-й четв. XVII в. и известная по «переводу», изданному А. И. Успенским (Маркелов. Святые Др. Руси. Т. 1. Рис. 169. С. 340-341, 617; Т. 2. С. 142): К. (без надписи, атрибуция Г. В. Маркелова), в белом клобуке, представлен рядом с митр. Фотием. На обеих иконах показаны не только архиереи, но и др. святые, что указывает (наряду с эпитетом «о агиос» на иконе Ушакова) на статус К. как местночтимого святого. Так же К. изображен в алтарной росписи придела во имя прп. Варлаама Хутынского в ц. прор. Илии в Ярославле (1680, артель Гурия Никитина Кинешемцева): он и митр. Фотий названы «московскими чудотворцами»; К. представлен в виде старца с довольно короткой бородой, его одежды, высокая шапка-митра, палица с изображением херувима и панагия - соответствуют богослужебному облачению рус. иерархов 2-й пол. XVII в.

Московские святители в молении Богома-тери. Икона. Иконописец Истома Савин. Рубеж XVI и XVII вв. (ГТГ)

Образ К. изредка появляется в произведениях, связанных с патриаршим двором и придворными мастерами. Они предназначались в т. ч. для рода Строгановых, что можно объяснить их близостью ко двору государя и вниманием к рус., в т. ч. малоизвестным, святым. Иконописец Истома Савин изготовил по заказу М. Я. Строганова на досках «гроба Петра митрополита» 3-створчатый складень с изображением Московских святителей и юродивых в молении Богоматери (рубеж XVI и XVII вв., ГТГ; в нач. XX в. находился в усыпальнице вел. кн. Сергея Александровича в Чудовом мон-ре; Антонова, Мнёва. Каталог. Т. 2. Кат. 785. С. 311-312; Рыбаков А. А. Вологодская икона: Центры художественной культуры земли Вологодской XIII-XVIII вв. М., 1995. Табл. 288). На левой створке - К., в саккосе и белом клобуке, молится вместе с митрополитами Алексием и Филиппом перед образом Пресв. Богородицы в изводе иконы «Моление о народе». Необычная форма относительно короткой скругленной седой бороды, вероятно, свидетельствует о знакомстве иконописца с прижизненным образом К. на иконе «Спас митрополита Киприана». Эта деталь повторена и на окладе иконы митр. Алексия (1-я пол. (2-я четв.?) XVII в., СИХМ; см.: Игошев В. В. Драгоценная церковная утварь XVI-XVII вв.: Вел. Новгород, Ярославль, Сольвычегодск. М., 2009. С. 300-301. Ил. 523); на полях иконы помещены полнофигурные и поясные изображения Московских святых, в т. ч. К. В составе этой программы, в той или иной мере напоминающей программы складня Истомы Савина, росписи ц. Ризоположения и иконы «Древо государства Российского», ростовой образ К. в саккосе и клобуке занимает довольно заметное место на левом поле, между фигурами святителей Ионы и Фотия. В памятниках «строгановского» круга встречаются изображения К. в архиерейской митре: на иконе-таблетке «Минея на сентябрь и октябрь» (1-я пол. XVII в., ГЭ, см.: Косцова А. С. Двухсторонние иконы-таблетки XV-XVII вв. в собр. Эрмитажа // Рус. искусство в Эрмитаже: Сб. ст. СПб., 2003. С. 30-31. Ряд 3. № 3), на иконе «Минея на май» из Никольского единоверческого монастыря (сер. XVII в., см.: Гурьянов. 1904. С. 29, 57) - аналогично складню письма Истомы Савина. К «строгановским» произведениям восходит и комплект святцев (нач. XIX в., частное собрание), где К. изображен трижды: в композиции «Сретение Владимирской иконы Божией Матери», под 16 сент. и 27 мая (вместе со святителями Фотием и Ионой, см.: MacDougall's: Icons of the Orthodox World: Wednesday, 2 December 2009. L., 2009. N 12; датирован 60-ми гг. XVII в. на основании надписи о принадлежности икон Д. А. Строганову; возможно, представляет собой полностью поновленный древний памятник или его точную реплику).

Московские святители. Фрагмент иконы «Образ всех святых Российских чудотворцев». XVIII в. (МИИРК)

В церковном искусстве Нового времени К. известен по неск. ансамблям, вероятно возникшим в старообрядческой среде и восходящим к произведениям царских и «строгановских» иконописцев: по минеям со сценой преставления К. под 16 сент. и со сценой перенесения мощей К., Фотия и Ионы под 27 мая (1-я пол. XIX в., частное собрание, см.: Русские иконы в собр. М. Де Буара (Елизаветина): Кат. выст. / Авт.-сост.: Н. И. Комашко, А. С. Преображенский, Э. С. Смирнова. М., 2009. Кат. 135. 1, 135. 9), по минейной иконе на сент. из частного собрания (Бенчев. 2007. С. 287), а также по мстёрской сентябрьской Минее рубежа XIX и XX вв., где святитель изображен без шапки и в несвойственной его иконографии фелони (Юхименко, Горшкова. 2012. Кат. 121); в шапке и фелони - на иконе избранных святых XIX в. (Бенчев. 2007. С. 301). Чаще К. изображался в составе композиции «Образ всех святых Российских чудотворцев», разработанной в Выговском поморском общежительстве не позднее 30-х гг. XVIII в. и распространенной среди старообрядцев-беспоповцев (Платонов В. Г. Об одном сюжете старообрядческой поморской иконописи (образ Всех Святых Российских Чудотворцев) // Старообрядчество: История, культура, современность: Тез. III науч.-практ. конф. М., 1997. С. 231-232; Юхименко. Агиологические разыскания. 2010; Она же. «Слово воспоминательное». 2010); память К. под 16 сент. была включена в богослужебный устав Выговской обители (Она же. Агиологические разыскания. 2010. С. 153). На таких иконах (известны 6 - по 2 в ГРМ, в ГТГ, по одной - в МИИРК, в частном собрании) К. представлен среди Московских митрополитов, как правило между Филиппом (Колычевым) и Фотием. Его образ с длинной седой бородой и в архиерейской шапке ориентирован на произведения XVII в. и иконописные подлинники (Маркелов. Святые Др. Руси. Т. 1. Рис. 228. С. 457; Образы и символы. 2008. Кат. 62, 70; Icônes russes. 2000. N 52, 53; Юхименко, Горшкова. 2012. Кат. 34). Фронтальные фигуры К. и митр. Фотия помещены на 3-створчатом складне, сходном по программе, но ином по композиции (1-я пол. XIX в., ГМИИРТ). Интерес к образам местночтимых Московских святителей был характерен и для представителей др. течений старообрядчества, как показывает программа гравированных изображений на утраченном окладе 1-й пол.- сер. XIX в., к-рый украшал образ «Положение ризы Господней», принадлежавший Антонию (Шутову), архиеп. Московскому и Владимирскому, выходцу из беспоповской среды (Покровский собор при Рогожском кладбище, см.: Древности и духовные святыни старообрядчества: Иконы, книги, облачения, предметы церковного убранства Архиерейской ризницы и Покровского собора при Рогожском кладбище в Москве. М., 2005. Кат. 82; оклад опубл.: Снимки древних икон и старообрядческих храмов Рогожского кладбища в Москве. М., 1913. Табл. 65; Борин В. Древнее изображение Положения ризы Господней // Светильник. М., 1914. № 11-12. С. 35-41; Муратов П. П. Эпоха Михаила Феодоровича // Грабарь И. Э. История рус. искусства. М., 1914. Т. 6. С. 389). На дробницах оклада К. был представлен вместе с др. Московскими св. митрополитами и патриархами. По старообрядческому заказу скорее всего была создана икона «Святители Киприан, Фотий и Филипп» мстёрского письма (1890, ГИМ, см.: Москва православная: Церк. календарь: История города в его святынях. Благочестивые обычаи: Сент. М., 2003. С. 371), возможно парная аналогичному по композиции образу святителей Петра, Алексия и Ионы.

Святители Киприан и Фотий. Икона. XVIII в. (ц. свт. Николая Чудотворца в Кузнецах)

Почитание К. в московском Успенском соборе также нашло отражение в памятниках XVIII-XIX вв.: на гравюре с видом Успенского собора и образами Московских святых К. представлен в правой группе вместе со святителями Алексием, Филиппом и Фотием (1-я пол. XVIII в., см.: Ровинский. Народные картинки. Кн. 2. № 602. С. 289-293). В 1795 г. Московская Синодальная контора расследовала слухи о чудесах от гробниц в Успенском соборе, в т. ч. о происшедших «в недавнее время» чудесах от гробниц К. и Фотия. По словам соборных ключарей, «моление бывает при раках святителей Петра, Ионы, Филиппа и пред образами Фотия и Киприана, имеющимися на гробах их, пред которыми и прежде было» (Скворцов. 1914. С. 102). Вероятно, с этими событиями связано создание небольшой иконы «Святители Киприан и Фотий» из московской ц. свт. Николая, архиеп. Мирликийского, в Кузнецах, сохранившей серебряный оклад 1796 г. (Фёдорова. 2004; Искусство Церкви: Фак-т церк. художеств ПСТГУ, 1992-2007. М., 2007. С. 218-219). Святители представлены на фоне пейзажа в молении образу Божией Матери «Знамение» (К. в полном архиерейском облачении, с панагией на груди и посохом в правой руке). В надписях святые названы «архиепископами», что, возможно, отражает древний обычай именовать Киевских митрополитов «архиепископами всея Руси». Финифтяными образами К. и Фотия, а также др. Московских и К-польских святых был украшен оклад храмовой иконы Успенского собора (доставлен 13 авг. 1796 московским купцом, серебряных дел мастером Трифоном Семеновым Добряковым от неизв. вкладчиков; см.: Скворцов. 1914. С. 104-105). Очевидно, при одном из поновлений росписей Успенского собора у входа в Похвальский придел появились изображения митрополитов К. и Фотия в молении Христу Еммануилу; святители облачены в фелони вместо саккосов (Большой Успенский собор в Москве: Собр. фототипических снимков / Изд.: кн. А. Ширинский-Шихматов. М., 1896. Ненум. табл.). В перечне сюжетов росписи, сделанном при ее поновлении в 1773 г., эта композиция отсутствует, но упоминаются парные образы свт. Фотия и патриарха Иова (Левшин А. Г., прот. Ист. описание первопрестольного в России храма, Московского большого Успенского собора, и о возобновлении первых трех Московских соборов Успенского, Благовещенского и Архангельского. М., 1783. С. 214; Скворцов. 1914. С. 315). Сходным образом при поновлении в кон. XVIII или в 1-й трети XIX в. в росписи главного алтаря сольвычегодского Благовещенского собора появилась фигура К. в фелони и белом клобуке. Скорее всего первоначально здесь был представлен один из Ростовских святителей, хотя нельзя исключить, что в слое 1600 г. на этом месте находился образ К. в клобуке и саккосе, аналогичный его изображению на складне письма Истомы Савина. Росписи московского и сольвычегодского соборов свидетельствуют об определенном внимании к личности святителя; так же можно расценивать и появление фигуры К. в росписи алтаря (1782-1785) Петропавловской ц. в пос. Поречье-Рыбное Ростовского р-на Ярославской обл., исполненной артелью ярославских мастеров во главе с Афанасием Шустовым (Алитова Р. Ф., Никитина Т. Л. Церковные стенные росписи Ростова Великого и Ростовского у. XVIII - нач. XX в.: Кат. М., 2008. С. 311. Табл. 1-Б. № 10).

В XIX в. одним из мест почитания К. стало подмосковное с. Троице-Голенищево - бывш. загородная резиденция митрополитов и патриархов, где в 1406 г. он и скончался. По словам И. М. Снегирёва, в 40-х гг. XIX в. он «тщетно искал» там образ К. (Снегирёв И. М. Церковь в подмосковном с. Троицком-Голенищеве // Он же. Рус. старина в памятниках церк. и гражданского зодчества / Сост.: А. Мартынов. М., 18502. Год. 2. С. 40; см. также: Барсуков. Источники агиографии. Стб. 287-289). В 1860 г. такой образ был пожертвован в Троицкую ц. викарием Московской епархии еп. Дмитровским Леонидом; икона была написана в 1850 г. в мастерской Троице-Сергиевой лавры под рук. И. М. Малышева (Кузнецов И. И., свящ. Троицкая в с. Троицком-Голенищеве, Московского у., церковь. М., 1904, 20052. С. 19). К тому же времени относится большой образ митрополитов Феогноста, Фотия и К. в ц. Покрова в с. Фили (в составе икон, созданных в 1850 для 3 притворов верхнего храма). Изображение К. соответствует иконографии рус. святителей, характерной для церковного искусства академического направления: он стоит на орлеце в полном архиерейском облачении - с панагией, в митре с крестом, в руках посох с сулоком (Москва православная: Церк. календарь: История города в его святынях. Благочестивые обычаи: Март. М., 1994. С. 203). Среди Московских митрополитов К. представлен на иконе «Собор русских святителей» 60-х гг. XIX в. в с.-петербургском Князь-Владимирском соборе (Зеленина Я. Э. От портрета к иконе: Очерки рус. иконографии XVIII - нач. XX в. М., 2009. Ил. 204. С. 237). В убранстве московского храма Христа Спасителя (60-70-е гг. XIX в.) икона «Святители Киприан, Феогност и Фотий» размещалась над юж. дверями иконостаса в приделе кн. Александра Невского (парный образ над сев. дверями - «Святители Никита Новгородский, Исаия Ростовский и Арсений Тверской»; худож. Т. А. Нефф); поясные фигуры Московских митрополитов К., Фотия и Иосифа (Иоасафа?) в росписи зап. части хор соседствовали с ростовым образом митр. Феогноста и со сценой «Сретение Владимирской иконы Божией Матери в Москве», также включавшей изображение К. (Мостовский М. С. Ист. описание храма во имя Христа Спасителя в Москве. М., 1883. С. 124, 136).

Московские святители. Роспись придела св. Василия Блаженного в соборе Покрова на Рву. 1908 г.

Большое количество изображений К. в кон. XIX - нач. XX в. было вызвано распространенностью икон Собора Московских святых, ассоциировавшихся с образом древней столицы как средоточия рус. святынь, церковных и национальных традиций. Известны разные варианты икон, как правило выполненные мастерами мстёрского происхождения в духе традиц. иконописи. Они различаются расположением персонажей и местом, отведенным смысловому центру изображения - Владимирской иконе Божией Матери. Это, напр., 2 однотипных пядничных образа Московских святых нач. XX в., где Богородичная икона помещена в верхней части средника (обе в ЦМиАР, см.: Московский Патерик: Древнейшие святые Московской земли. М., 2003. Ил. 14), а также произведения, в к-рых «Богоматерь Владимирскую» поддерживают представленные в центре святители Петр и Алексий,- иконы 2-й пол. XIX в. (Успенский собор Троице-Сергиевой лавры) и 1908 г. (придел Василия Блаженного в соборе Покрова на Рву). К. обычно изображен в паре со свт. Фотием, рядом с митр. Феогностом или еп. Стефаном Пермским. Оплечный образ К. вместе с аналогичными изображениями др. Московских святых украшает сень раки блж. Василия Московского, созданную в 1896 г. по проекту А. М. Павлинова и С. У. Соловьёва (придел Василия Блаженного в соборе Покрова на Рву). Известен случай изображения Московских чудотворцев на полях образа Божией Матери «Владимирская» - икона с фигурами святых Москвы и Подмосковья, поднесенная московским дворянством цесаревичу Алексею Николаевичу в 1912 г. в память 1-го посещения «царствующего града Москвы». На этой иконе К. представлен по пояс в килевидном клейме в центре нижнего поля, в одном ряду с местночтимыми святыми - святителями Феогностом, Фотием и Серапионом Новгородским, преподобными Михеем Радонежским, Мефодием Пешношским и Стефаном Махрищским (Московский Патерик / Сост.: Е. Поселянин; рис.: С. И. Вашков. М., 1912. С. 123-124). На рубеже XIX и XX вв. К. обычно изображается в соответствии с нормами искусства XVI-XVII вв.: в архиерейской шапке древнего образца и с длинной, иногда раздваивающейся бородой. Исключение составляет образ К. с короткой бородой на иконе Московских чудотворцев из придела собора Покрова на Рву.

Фигура К. встречается на миниатюрах Лицевого летописного свода (70-е гг. XVI в.), в др. иллюстративных циклах исторического содержания, напр. в широко распространенной в XVI-XVII вв. сцене «Сретение Владимирской иконы Божией Матери в Москве» и композициях, связанных с перенесением чудотворного образа из Владимира в Москву 26 авг. 1395 г. Здесь образ К. нередко соседствует с изображением князя, в котором могли видеть принимавшего участие во встрече иконы кн. Владимира Андреевича Серпуховского, отсутствовавшего в это время в столице вел. кн. Василия I Димитриевича или некоего безымянного правителя (Щенникова. 2005. С. 18; Она же. 2010. С. 76-78; Сорокатый В. М. Рус. минейные иконы: К вопросу о сложении иконографии Сретения иконы Богоматери Владимирской // Иконографические новации и традиция в рус. искусстве XVI в.: Сб. ст. памяти В. М. Сорокатого. М., 2008. С. 143-149. (Тр. ЦМиАР; 3); Шалина И. А. Реликвии в восточнохрист. иконографии. М., 2005. С. 55. Ил. 44-47, 221; Смирнова. 2007. С. 146-155). Древнейшие примеры относятся к сер. XVI в.- клеймо годовой минейной иконы в собрании Музея икон в Рекклингхаузене и пядничный образ в ЦМиАР (Хауштайн-Барч Е., Бенчев И. Музей икон в Рекклингхаузене, Германия. М., 2008. Ил. 1, 43. С. 26-27, 70; Иконы Москвы XIV-XVI вв. / Ред.-сост.: В. М. Сорокатый. М., 2007. Кат. 84. (Кат. собр. ЦМиАР; Вып. 2)). Надпись рядом с К. иногда содержит только имя, без титула и указания на святость, хотя во многих ранних памятниках голову митрополита венчает нимб, отсутствующий у представленного здесь же князя (икона из ЦМиАР и миниатюра из Лицевого летописного свода, 70-е гг. XVI в.- БАН. 31.7.30-2, 2-й Остермановский том. Л. 541). Длиннобородый святитель, облаченный в саккос, омофор и шапку, с кадилом в правой руке, возглавляет процессию встречающих икону у стен города москвичей. Особую выразительность получает образ К. во главе всенародного моления перед чудотворным образом в иконографическом варианте, известном по вологодским произведениям сер.- 3-й четв. XVI в., к-рые, возможно, повторяют утраченный столичный образец (все - во ВГИАХМЗ; см.: Иконы Вологды XIV-XVI вв. М., 2007. Кат. 86, 91, 94). На иконе из Владимирской ц., а также в восходящих к ней клеймах иконы «Рождество Богородицы, с житием Иоакима, Анны и Богоматери» письма Сухого Милово (1565/66) и образа «Воскресение со сценами земной жизни Христа и праздниками» письма Дионисия Дмитриева Гринкова (1567/68) К. представлен без архиерейской шапки и нимба, его десница молитвенно протянута к Владимирской иконе Божией Матери, в левой руке - развернутый свиток. Это образ К.- молитвенника за Москву и Русскую землю. В памятниках XVII в. изображения К. могут отличаться формой бороды, трактовкой одежд, наличием или отсутствием надписи. Эталонный пример - сцена «Сретение Владимирской иконы Божией Матери в Москве» на иконе из московской ц. во имя митр. Алексия на Глинищах, на к-рой К. вместе с вел. князем представлен в молении чудотворному образу; его голова, как и голова князя, увенчана нимбом, над к-рым помещена именующая надпись (сер. XVII в., ГТГ; Брюсова В. Г. Рус. живопись XVII в. М., 1984. Табл. 14).

В посл. трети XVI в. были написаны изобразительные циклы, иллюстрирующие «Повесть на Сретение Владимирской иконы» (древнейшие - миниатюры из Лицевого летописного свода, 70-е гг. XVI в., БАН. 31.7.30-2, 2-й Остермановский том; на иконе «Богоматерь Владимирская, с клеймами сказания», 80-е гг. XVI в., исполненной И. Савиным для ц. в честь Похвалы Пресв. Богородицы в Орле-городке, ныне - в ПГХГ); в XVII-XVIII вв. они широко распространились в иконописи и в монументальной живописи (Каменская. 1956; Гребенюк. 1972; Он же. 1997; Щенникова. 2005. С. 17-18, 19-20; Она же. 2010. С. 72-83; Смирнова. 2007. С. 159-161). В этих циклах К. показан в служении в Успенском соборе до принесения иконы в Москву, в день ее Сретения и после отступления Темир-Аксака. На иконе «Богоматерь Владимирская, с чудесами» из Ризоположенской ц. Московского Кремля (30-40-е гг. XVII в., ГММК) К. благословляет на брань вел. кн. Василия Димитриевича; поручает принести чудотворный образ в Москву; встречает икону в столице; совершает перед ней богослужение в Успенском соборе и во главе процессии с образом встречает вернувшегося в Москву вел. князя. Все эти сцены (К. посылает за иконой, встречает ее в Москве и выходит с ней навстречу вел. кн. Василию Димитриевичу) есть на клеймах иконы из ц. во имя свт. Иоанна Златоуста в Коровницкой слободе Ярославля (50-е гг. XVII в., ЯМЗ); на клеймах иконы из Христорождественской ц. в Балахне (3-я четв. XVII в., ЦМиАР; см.: Меч и златник: К 1150-летию зарождения Древнерус. гос-ва: Кат. выст. М., 2012. Кат. 680). В сценах чудес от Владимирской иконы К. обычно изображается в саккосе и шапке (или в саккосе и белом клобуке), в нек-рых композициях - в клобуке и архиерейской мантии, часто без нимба.

К историческим композициям с К. кроме миниатюр из «Повести на Сретение Владимирской иконы» в Лицевом летописном своде, 70-е гг. XVI в., в 1-м и во 2-м Остермановских томах (БАН. 31.7.30-1, 31.7.30-2) принадлежат миниатюры, иллюстрирующие летописное повествование о борьбе неск. претендентов на Московскую митрополичью кафедру в 70-80-х гг. XIV в. и о деятельности К. Наряду с прп. Сергием Радонежским он изображается как духовный наставник вел. кн. Димитрия Донского, благословляющий его на борьбу с Мамаем (ряд миниатюр из 2-го Остермановского тома опубл.: Повесть о Куликовской битве: Текст и миниатюры лицевого свода XVI в. / Науч. ред.: Д. С. Лихачёв; сост.: М. В. Кукушкина. Л., 1984). К. представлен без нимба (единичные исключения, в т. ч. в сцене «Сретение Владимирской иконы Божией Матери в Москве»), седым длиннобородым старцем, в богослужебных одеждах (саккос, омофор и шапка) или в святительской мантии с источниками и в белом клобуке. К. изображен среди действующих лиц ряда более поздних иллюстративных циклов, напр. в рукописях со «Сказанием о Мамаевом побоище» - РГБ. Муз. 3123, 3155; ГИМ. Барс. 1798; Муз. 2596; Увар. 999а, 1435; Lond. Brit. Mus. Y.T.51 (публикации: РГБ. Муз. 3123 - Шамбинаго. 1907; РГБ. Муз. 3155 - Сказание. 1980; ГИМ. Увар. 1435 - Дианова, Черниловская, Шульгина. 1980; ГИМ. Увар. 999а - Дианова. 1980; см. также: Дмитриев. 1966; Он же. 1974; Петров. 1995). На таких миниатюрах образ К., к-рый благословляет на битву князей Димитрия Ивановича и Владимира Андреевича или принимает посла от вел. князя (Шамбинаго. 1907. Табл. XXVII), как правило, весьма условный (в полосатой мантии и белом клобуке) или богослужебное облачение передано неточно, иногда он представлен в простых монашеских одеждах (Дианова. 1980. С. 243, 249). В большей степени соответствуют традиции изображения К. в составе многофигурной композиции на доске-надставке более раннего житийного образа прп. Сергия Радонежского из Троице-Власьевской ц. в Ярославле (кон. XVII в., ЯХМ). В иллюстрациях «Сказания о Мамаевом побоище» К. в богослужебных одеждах или мантии, с нимбом, дает советы вел. кн. Димитрию Донскому, благословляет его в Успенском соборе, провожает у ворот Москвы и встречает после Куликовской битвы (Филатов В. В. Изображение «Сказания о Мамаевом побоище» на иконе XVII в. // ТОДРЛ. 1960. Т. 16. С. 397-408; Болотцева И. П. «Сказание о Мамаевом побоище» на иконе «Сергий Радонежский с житием» XVII в. // Куликовская битва в лит-ре и искусстве: [Сб. ст.]. М., 1980. С. 120-128; Иконы Ярославля XIII - сер. XVII в.: Шедевры древнерус. живописи в музеях Ярославля. М., 2009. Т. 1. Кат. 95). Образ К. присутствует на лубочных картинках и в иллюстрациях лубочных книг на ту же тему (Ровинский. Народные картинки. Кн. 2. С. 23-52; Пушкарёв Л. Н., Сидорова Л. П. Повести о Куликовской битве в рус. лубочной картинке и книжке XIX - нач. XX в. // Куликовская битва в лит-ре и искусстве. М., 1980. С. 129-153).

В совр. церковном искусстве К. изображается на иконах Собора Русских и Московских святых. Ряд его образов создан для московской ц. Св. Троицы в бывш. митрополичьем с. Троице-Голенищеве (Храм Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве, г. Москва. М., 2010. С. 2, 19, 34, 37). На одной из икон митрополит представлен в рост с воздетыми руками (вероятно, под воздействием «зарайского» типа иконографии свт. Николая Чудотворца и близких изображений др. святителей, в т. ч. Московских), в варианте, широко распространенном в XVI-XVII вв.: с длинной бородой, в саккосе и архиерейской шапке на фоне храма в Троице-Голенищеве и кафедрального собора в честь Рождества Пресв. Богородицы г. Велико-Тырново, куда в 2009 г. был послан подобный образ. На иконе из деисусного чина иконостаса главного храма К. представлен с развернутым свитком, в белом клобуке и фелони-полиставрии, к-рые известны по поздним изображениям, но не соответствуют историческим реалиям. Изображение К. как пастыря и книжника, с посохом и книгами в руках, на фоне Троице-Голенищева и его окрестностей на еще одной иконе из той же церкви отличается неверной трактовкой богослужебных одежд: он в обычной фелони, без омофора и с непокрытой головой. Полуфигура благословляющего К., к-рый облачен в шапку, саккос и омофор, украшает храмовый колокол.

ИОНА

Свт. Иона, митр. Киевский и всея Руси. Покров. 50–60 е гг. XVII в. (ГММК)

(рубеж 80-х и 90-х гг. XIV в., Галичское княжество - 31.03. 1461, Москва), свт. (пам. 31 марта, 27 мая, 15 июня, 23 июня - в Соборе Владимирских святых, 23 янв.- в Соборе Костромских святых, 10 июня - в Соборе Рязанских святых, 5 окт.- в Соборе Московских святителей), митр. Киевский и всея Руси.

Житие

Сведения о жизни святителя до рукоположения во епископа в основном содержатся в его Житии, составленном перед канонизацией, совершенной в 1547 г. по указанию митр. Московского и всея Руси свт. Макария. Со 2-й пол. XIX в. принято выделять 3 редакции, помимо к-рых существуют особые виды и версии Жития. Первая редакция, имеющая название «Слово похвальное иже во святых отцу нашему Ионе», читается в Успенском списке Великих Четьих-Миней под 31 марта (ВМЧ. Март. Дни 26-31. С. 1901-1911). В «Слове похвальном...» использованы записи о чудесах, совершавшихся по молитвам к И., фиксация к-рых, видимо, велась при митрополичьем дворе,- они отразились в Сводной Кормчей митр. Даниила 20-30-х гг. XVI в. (Белякова. 1992. С. 171-178). Вторая редакция Жития И. «Сказание отчасти жития иже во святых... Ионы митрополита» содержится в Степенной книге (XVI в.) (ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 21. Ч. 2. С. 505-526). Третья, пространная редакция под названием «Повесть имат сказание, собрано отчасти жития и чудотворения… Ионы митрополита» сохранилась в 4 списках XVI-XVII вв. (опубл.: Усачёв. 2007. С. 17-60). Старшинство и датировка (ранее 1547) 1-й редакции Жития общеприняты. А. С. Усачёв предположил, что 3-я редакция, составленная ок. 1556 г., послужила основным источником 2-й редакции (Усачёв. 2009. С. 205-216). Особые версии и виды Жития изучены мало и до сих пор не изданы (РНБ. Солов. № 511/530. Л. 203; Q.1.603 и др.).

Биография

Согласно Житию, И. происходил из семьи землевладельца Федора Одноуша, вотчина которого находилась в галичских землях: «...близ предел Казанския земли, разстояние имея от Соли Галическия яко шесть поприщ, на реце Святице» (ПСРЛ. Т. 21. Ч. 2. С. 505). Сел. Одноушево располагалось во владениях Симонова Нового московского в честь Успения Пресвятой Богородицы монастыря. В Житии сообщается о раннем («от юности») стремлении святого к служению Христу.

Иноческий постриг И. принял «во едином от монастырей в Галичьской земьли», откуда через непродолжительное, по всей видимости, время перебрался в Москву в Новый Симонов мон-рь. Здесь он трудился в пекарне. Согласно Житию, святитель принял постриг в 12 лет. В составе Жития читается предсказание митр. Киевского и всея Руси свт. Фотия о том, что И. «будет велик святитель во странах земли Рускиа» (Там же. С. 505-506). В годы пребывания И. в Симоновом монастыре там произошел раскол братии на сторонников общежительного и особножительного уставов. И., к-рый тогда «бяше млад», как об этом свидетельствует прп. Иосиф Волоцкий, занял сторону приверженцев общежительного устава (Древнерус. иноческие уставы. 2001. С. 81).

Свт. Иона, митр. Киевский и всея Руси. Икона из деисусного чина. XVII в. (СГХМ)

Хиротонию И. во епископа Рязанского и Муромского возглавил митр. Фотий (об этом И. сообщил в духовной грамоте - РФА. Вып. 3. № 23. С. 649). Дата хиротонии неизвестна, рукоположение состоялось между 22 апр. 1410 (прибытие митр. Фотия в Москву) и 2 июля 1431 г. (кончина митр. Фотия). По мнению ряда исследователей, какое-то время после вступления на престол вел. кн. Московского Василия II Васильевича (февр. 1425) И. еще находился в Симоновом мон-ре (Зимин. 1991. С. 85). Существует гипотеза, что непосредственно перед архиерейской хиротонией И. являлся архимандритом Симонова мон-ря и в 1426 г. по поручению митр. Фотия ездил в Тверь (Евстафий (Романовский). 1867. С. 18; Абеленцева. 2009. С. 63-64; в Супрасльской летописи под 1426 г. упоминается о посылке митр. Фотием в Тверь архим. Ионы из Москвы, неизвестно из какого монастыря). Если это так, то поставление И. имело место в последние годы жизни свт. Фотия, не ранее 1426 г. Ближайший предшественник И. на Рязанской кафедре - Сергий (Азаков) также был из братии Симонова мон-ря. Ко времени хиротонии И. было не менее 40 лет, т. к., согласно русской канонической практике нач. XV в., архиерейская хиротония могла совершаться при достижении ставленником именно этого возраста (РИБ. Т. 6. Стб. 461, № 52).

В годы служения в Рязанской и Муромской епархии святитель активно занимался миссионерством, «многи неверныя к Богу обрати» (ПСРЛ. Т. 21. Ч. 2. С. 505). В 1430 г. он присутствовал в Вильно на съезде, созванном вел. кн. Литовским Витовтом, в качестве посланника вел. кн. Рязанского Ивана Федоровича, к-рый в 1427 г. признал себя вассалом Витовта и обещал ему «служити безъхитростно».

Наречение И. на митрополичий престол состоялось, вероятнее всего, сразу после смерти митр. Фотия. Дата наречения неизвестна. Согласно наиболее аргументированной т. зр., это событие произошло во 2-й пол. 1432 г. (Голубинский. История РЦ. Т. 2. С. 415). 11 марта 1433 г. датируется грамота И., «нареченного в святейшую митрополью Рускую», посланная в нижегородский Печерский мон-рь (РФА. 2008. С. 291-292, № 90; Абеленцева. 2009. С. 319-320, № 1). О деятельности И. как «нареченного на митрополию» свидетельствует грамота И. В. Минина на с. Аксиньинское в Звенигородском у., в которой святитель также назван «нареченным» (АФЗХ. Т. 1. С. 92, № 95). В авг. 1433 г. И. была представлена духовная грамота галичского кн. Василия Васильевича, к-рая не имела отношения к Рязанской епископии и, видимо, предъявлялась архиерею именно как местоблюстителю митрополичьего престола (АСЭИ. Т. 1. С. 86-87, № 108). В Житии Новгородского архиеп. св. Ионы (ок. 1539) имеется известие, что И. было принесено «благословение патриарше» на митрополию еще при жизни митр. Фотия.

Сразу после наречения И. не мог отправиться за благословением в К-поль, т. к. в 1431 г. возобновилась борьба за великокняжеский стол между московским вел. кн. Василием II и его дядей, удельным звенигородско-галичским кн. Юрием Димитриевичем; оба отправились для разрешения спора и за ярлыком в Орду: Василий II - 15 авг., кн. Юрий - 8 сент. 1431 г. Так что не от кого было посылать московского кандидата в митрополиты (как правило, его сопровождал великокняжеский посол). Василий II вернулся в Москву 29 июня 1432 г., но и теперь И. не мог отправиться в К-поль, т. к. литовский вел. кн. Свидригайло направил туда своего претендента - Смоленского еп. Герасима (до 1 сент. 1432), который и был поставлен на кафедру. В лит-ре выдвигались разные предположения о времени поездки И. Вероятнее всего, ее следует датировать временем после сожжения в Литве 26 июля 1435 г. митр. герасима.

Свт. Иона, митр. Киевский и всея Руси. Роспись Троицкого собора Ипатиевского монря. 1685 г. Артель Гурия Никитина

В К-поле добиться назначения И. на митрополичью кафедру не удалось: патриарх в 1436 г. уже поставил митрополитом Киевским и всея Руси Исидора. Вел. кн. Василий II в послании в К-поль 1441/43 г. выражал удивление в связи с таким решением патриарха: «Не вемы же убо, за какое дело нашего прошениа не прияли… того нам епископа Иону на митрополию не поставили, и тому есмы невмале подивились, что ради нашего посланиа, или свое высочайшее поставише, тако сотвориша» (АИ. Т. 1. С. 73, № 39; ПСРЛ. Т. 6. С. 162-167; Т. 20. С. 251-254). В послании имп. Константину XI, относящемся к июлю 1451 (или 1452) г., вел. князь подчеркивал, что еще «до его [Ионы] прихождения царь и патриярх поставиша… Исидора митрополитом» (РФА. 2008. С. 106, № 13). То же самое утверждал И. в грамоте, отправленной киевскому кн. Александру (Олельку) Владимировичу, очевидно, в 1-й пол. 1450 г.: «Тогда мы вмале не успехом, а Исидора уже поставили на митрополью»; из этой же грамоты следует, что И. вернулся на Русь вместе с митр. Исидором (Там же. С. 225, № 65), оказавшимся в Москве 2 апр. 1437 г. (вероятно, И. прибыл в К-поль для поставления не позднее нач. 1437).

Визант. власти, отказывая в просьбе о поставлении нареченного митрополита правителю такой крупной правосл. страны, какой была в то время Русь, нашли способ дать И. заверения общего характера. В посланиях, написанных вскоре после 1448 г., И. сообщал о полученном им патриаршем благословении на митрополию в случае, если митр. Исидор умрет или «каково инаково о нем ся станет» (Там же. С. 225, № 65; С. 93, № 7.1). О том же обещании вел. кн. Василий II напоминал в послании имп. Константину XI 1451/52 г.: «...а что Божия воля о Сидоре произмыслит: или смертию скончается, или иначея что о нем будет, ино ты еси, Иона, по нем будеши митрополитом» (РИБ. Т. 6. С. 579); в др. редакции послания: «И ты, Иона, епископ Рязанский, готов благословен на той великий престол» (РФА. Вып. 1. С. 90). В великокняжеских и митрополичьих посланиях рубежа 40-х и 50-х гг. XV в., после возведения И. на митрополичий стол Собором рус. епископов, этот аргумент использовался в качестве обоснования самостоятельного, минуя К-поль, поставления И. в митрополиты: «...поминаа прежнее на нас повеление святого царя и благословение святого и вселенскаго патриарха и всего святого вселенского збора, и по думе господина сына моего великого князя имярек и его молодшие братие князей» (РФА. 2008. С. 93, № 7.1).

Вел. кн. Василий II сначала отказывался признать Исидора. Лишь настояния имп. посла, «покорение» самого Исидора, желание русских сохранить верность традиции заставили правителя принять нового митрополита в Москве, где он оставался всего лишь в течение 5 месяцев, отправившись 8 сент. 1437 г. в Италию. 6 июля 1439 г. во Флоренции была провозглашена уния правосл. и католич. Церквей под властью папы (см. Ферраро-Флорентийский Собор). Митр. Исидор, один из самых активных ее организаторов, был возведен папой в сан кардинала и получил звание апостолического легата для Литвы, Ливонии, Руси и подведомственных ему мест Польши. Исидор не спешил возвращаться в Москву, в февр. 1441 г. он еще находился в Киеве. И. присутствовал на Архиерейском Соборе, созванном после приезда Исидора в Москву 3 марта 1441 г., на к-ром Исидор был осужден за принятие унии. И. упоминается на Соборе не в качестве местоблюстителя престола, а как епископ Рязанский, на 3-м месте в перечне архиереев - участников Собора. Это обстоятельство, а также кажущаяся противоречивость сведений, к-рые содержатся в источниках, освещающих события 30-х гг. XV в., дали основание ряду исследователей считать, что наречения И. на митрополию в 30-х гг. не было и кандидатура Рязанского епископа на замещение митрополичьей кафедры появилась лишь во 2-й пол. 40-х гг. XV в. (Лурье. 1987. С. 640-646; Он же. 1994. С. 93-108; Водов. 1997. С. 230-238). Однако в наст. время такая т. зр. может считаться полностью отвергнутой.

В 40-х гг. XV в. И. приложил много усилий для примирения враждующих сторон в ходе феодальной войны за московский великокняжеский стол. В 1446 г. галичский кн. Дмитрий Георгиевич Шемяка, занявший Москву, обратился к И. с предложением привезти из Мурома, входившего в состав Рязанской епархии, детей плененного Шемякой вел. кн. Василия II. Согласно офиц. летописанию, а также тверскому памятнику «Слово похвальное инока Фомы», Шемяка обещал, что дети соединятся с отцом, который будет освобожден и получит удел (ПСРЛ. Т. 25. С. 266; БЛДР. Т. 7. С. 114). По сведениям одних источников, Шемяка обещал поставить И. на митрополичью кафедру (ПСРЛ. Т. 25. С. 266; Т. 26. С. 203), по сообщениям других - святитель уже тогда находился «на митрополиче дворе на Москве» (Там же. Т. 23. С. 152). И., возможно вместе с Коломенским еп. Варлаамом, отправился в Муром, где уговорил верных Василию II бояр передать ему «на епитрахиль» детей вел. князя. Дети были переданы, но Шемяка нарушил договоренность, отправив их к отцу, находившемуся в заточении в Угличе. И. сопровождал их туда, затем вернулся в Москву и «сел» на митрополичьем дворе (Исидор покинул Русь в 1441). По некоторым данным, Шемяка хотел умертвить княжичей, но столкнулся с сопротивлением И. Нежелание Шемяки выполнять договоренность вызвало недовольство не только митрополита и бояр, но и широких кругов духовенства: против Шемяки,в частности, выступил прп. Макарий Унженский. Это сыграло определяющую роль в решении Шемяки отпустить вел. кн. Василия II из заключения и передать ему во владение Вологду. 15 сент., после отречения от прав на вел. княжение, Василий II и его дети были освобождены. После ряда побед, одержанных войсками сторонников Василия II над отрядами Шемяки, летом 1447 г. был заключен договор между Василием II и Дмитрием Шемякой, по которому последний окончательно отказался от посягательств на великокняжеский стол. Однако Шемяка условия договора не выполнял, в связи с чем 29 дек. 1447 г. архиерейский Собор, на к-ром присутствовал И., отправил Шемяке послание с призывом покориться вел. кн. Василию II. В послании обличались действия Шемяки (за ослепление Василия II он сравнивался с Каином и со Святополком). Кроме того, епископы угрожали ему отлучением от Церкви, если он не прекратит враждовать с вел. князем (РФА. 2008. С. 119-129, № 19).

Свт. Иона, митр. Киевский и всея Руси. Пелена. Сер. XVI в. (ГММК)

15 дек. 1448 г. по инициативе вел. кн. Василия II без санкции К-поля Собором рус. епископов и духовенства в Москве И. был возведен в сан митрополита Киевского и всея Руси. Важнейшим основанием для поставления была необходимость прекращения вдовства митрополичьей кафедры, пагубно отражавшегося на состоянии Церкви и на политических делах, при нежелании принимать поставление от К-польского патриарха-униата. В одном из посланий И. писал: «...не х кому было посылать: царь не таков, и ни патриарх не таков, иномудръствующу, к латином приближающуся» (Там же. С. 224, № 65). Кроме того, приводя доводы, обосновывающие законность своего поставления рус. архиереями, И. указывал на данное ему во время визита в К-поль патриаршее благословение, а также на то, что его избрание состоялось «по думе» вел. князя, «не хотением нашего смирения, но волею великого самодръжъства» (Там же. С. 93, № 7.I). Более подробно святитель обосновал правомочность усвоения ему митрополичьего сана в грамоте к киевскому кн. Александру (Олельку) Владимировичу, где, в частности, он указывал, что случаи поставления митрополитов на Руси бывали и раньше «русских господарей со цареградскими цари негладости ради» (Там же. С. 225, № 65). Почти все указанные выше доводы содержатся также в духовной грамоте И. При поставлении на митрополичью кафедру по отношению к И., по-видимому, была повторена епископская хиротония, о чем святитель пишет в духовной грамоте: «...аз, смиренный, по святым правилом и за нужу... рукополагахся от боголюбивых епископов земли нашея митрополитом на Киев и на всю Русь». Ранее в завещании святитель сообщает о 2 совершенных над ним рукоположениях: на Рязанскую епископию и на митрополичью кафедру (РФА. Вып. 3. С. 649-650. Прил. № 6; Абеленцева. 2009. С. 380-381, № 29; о повторении епископской хиротонии в Русской Церкви см.: Флоря б. Н., Щапов Я. Н. Епархиальное управление и епископат Русской Церкви. X-XVII вв. // ПЭ. Т. РПЦ. С. 238-239).

Свт. Иона, митр. Киевский и всея Руси. Икона. 1690 г. (ГММК)

После поставления И. в митрополиты Русская Церковь оказалась в состоянии фактической автокефалии. Однако в первые годы вопрос о каноническом утверждении этого статуса не стоял. В июле 1451 (или 1452) г. вел. кн. Василий II писал визант. имп. Константину XI Палеологу, что поставление И. совершилось «за великую нужду… а не кичением, ни дерзостию» и что митрополия всея Руси от К-поля «благословения требует и ищет» (РФА. 2008. С. 107, № 13). После 6 янв. 1454 г. И. отправил патриарху Геннадию II Схоларию верительную грамоту с послом вел. князя, прося «благословение от твоея великыя святыни» (АИ. Т. 1. С. 495-496, № 263). Грамота И. была ответом на послание и требование («приказ и писание») патриарха. После падения Византии в 1453 г. И. считал своим долгом помогать греч. единоверцам: он давал благословение на сбор греками пожертвований на всей территории митрополии как частным лицам (Там же. С. 496, № 264), так и мон-рям (РФА. 2008. С. 134-135, № 22).

Содействие вел. кн. Василию II в его борьбе с Шемякой оставалось одним из важнейших направлений деятельности И. в первые годы пребывания в сане митрополита. При заключении весной 1448 г. мира с Василием II Шемяка дал на себя «проклятые грамоты», предусматривавшие отлучение его от Церкви, если он нарушит договор. Весной 1449 г. галичский князь возобновил войну и тогда, по-видимому, был отлучен. В походе на Галич, удельную столицу Шемяки, предпринятом Василием II весной 1449 г., вел. князя сопровождали И. и епископы. И. неоднократно участвовал в переговорах с Вел. Новгородом, поддерживавшим галичского князя, обещая, что, если Шемяка покается, вел. князь его «пожалует». В грамотах 1451-1453 гг. к Новгородскому архиеп. Евфимию II Вяжицкому и жителям Вел. Новгорода содержалось требование не только отказать Шемяке в поддержке, но и с ним «ни ясти, ни пити», т. к. он «сам себе от христианства отлучил своим братоубийством, изменами своими» (РФА. 2008. С. 172, № 39.I; С. 207-208, № 59). В февр. 1458 г. в ответ на покаяние смертельно больного Новгородского архиерея в связи с его позицией по вопросу отлучения Шемяки И. отправил ему со своим духовником Евмением прощальную грамоту (АИ. Т. 1. С. 86-87, № 43; Абеленцева. 2009. С. 413-414, № 43). Дмитрий Шемяка пользовался большой поддержкой и на Вятке, куда святитель отправил 3 послания, в к-рых под угрозой отлучения призывал вятчан признать власть вел. кн. Василия II, а также не нарушать христ. заповеди (РФА. 2008. С. 94-95, № 7.II; С. 113-116, № 16, 17). После бегства можайского кн. Ивана Андреевича, сторонника шемяки, в Литву И. предостерегал Смоленского еп. Мисаила от возможного содействия беглецу. В послании говорится, что митрополит дважды безуспешно просил можайского князя послать рать против татар (Там же. С. 209-210, № 60). После смерти Шемяки, отравленного в 1453 г. в Вел. Новгороде по приказу Василия II, И. запретил поминать галичского князя на заупокойных службах.

В лит-ре высказывалось мнение, что часть духовенства и мирян на Руси считали поставление И. неканоническим. Согласно свидетельству прп. Иосифа Волоцкого, «Ионе митрополиту была брань с Пафнотием старцем: сказали Ионе, что Пафнутий его не велит звати митрополитом» (Послания Иосифа Волоцкого. 1959. С. 191; ср.: С. 365). Однако есть основания считать, что прп. Пафнутий Боровский был не согласен только с позицией И. в отношении Дмитрия Шемяки, к-рый умер отлученным от Церкви, поэтому его не могли поминать на заупокойных службах (см.: Абеленцева. 2009. С. 193-203).

Встав во главе Русской Церкви, И. начал добиваться признания своей власти во всех областях общерус. митрополии. 31 янв. 1451 г. по решению кор. Казимира IV Ягеллончика и рады Литовского великого княжества И. был признан митрополитом (РФА. 2008. С. 151-152, № 29). 9 февр. 1451 г. датируется грамота И. протодиак. Михаилу на наместничество в Вильно, Новогрудке, Гродно и «по всем городом» (РИБ. Т. 6. Стб. 569-572, № 69). Однако И. был признан митрополитом только для епархий на территории Великого княжества Литовского. Из епархий в пределах Польского королевства была образована униат. Галицкая митрополия во главе с принявшим унию митр. Иоакимом. На эти епархии власть И. не распространилась, несмотря на попытки святителя добиться этого от кор. Казимира IV (Там же. Стб. 568-570, № 68.III). Для решения важнейших церковных вопросов на литов. землях, требовавших участия Литовского вел. князя, И. отправлял посольства. Адм. деятельность святителя в западнорус. епархиях отражена, в частности, в ставленой грамоте Смоленскому еп. Мисаилу (Пеструцкому) (РФА. 1987. Вып. 3. № 11), в грамотах митрополичьим наместникам (РФА. 2008. С. 181-182, № 44; С. 205, № 57; 1992. Вып. 5. № 53).

Рака свт. Ионы, митр. Киевского и всея Руси, в Успенском соборе Московского Кремля. Фотография. Нач. ХХ в.

В 1450 или в 1451 г. И. заложил в Московском Кремле каменную митрополичью резиденцию с ц. в честь Положения ризы Пресв. Богородицы. Основание храма, видимо, следует отнести к 1451 г. В этом году 2 июля, на праздник Положения ризы Пресв. Богородицы, И. находился в Кремле, когда город внезапно осадили войска татарского царевича Мазовши, в тот же день ушедшие из москвы. После удачного сражения рус. войск «со многими силами» хана Сеид-Ахмета в 1459 г. по благословению И. был возведен каменный придел Успенского собора Московского Кремля в честь Похвалы Пресв. Богородицы. В янв. 1456 г. И. принимал участие в торжественном возвращении из Москвы в Смоленск Смоленской иконы Божией Матери. По его настоянию один из списков чудотворной иконы, предназначенный вел. кн. Василием I для отправки с первообразом, был оставлен в Москве.

В кон. 50-х гг. XV в. на долю святителя, к-рый был уже стар и болен (РИБ. Т. 6. Стб. 615, № 79), выпали серьезные испытания. В Риме было принято решение о разделении общерус. митрополии. 15 окт. 1458 г. ученик Исидора, признаваемого на Западе общерусским митрополитом, Григорий был поставлен униатским К-польским патриархом Григорием III Маммой на Киевскую митрополичью кафедру. Неск. позднее Исидор передал Григорию свои «права» и на великорус. часть митрополии. Папа Пий II просил кор. Казимира IV не допускать «схизматика» И. в свое гос-во и не позволять духовенству и народу повиноваться ему. Казимир IV оказал Григорию полную поддержку и сделал попытку добиться передачи в его юрисдикцию епархий Сев.-Вост. Руси. И. пытался противостоять Григорию. Он направил в Литву посольство во главе с игуменами Троице-Сергиева мон-ря Вассианом и Кириллова Белозерского в честь Успения Пресвятой Богородицы монастыря Кассианом. Посольство привезло окружное послание святителя с призывом сохранять Православие и не принимать ставленника униатов (РФА. 2008. С. 89-91, № 5). Для И. было особенно важно воздействовать на западнорус. епископов (Там же. С. 193-196, № 51), нек-рым иерархам были отправлены личные грамоты (Там же. С. 137-140, № 24; Абеленцева. 2009. С. 423-430, № 48, 49). В грамотах И. в Литву кон. 50-х гг. XV в. было сформулировано положение о гибели К-поля вслед. отступления от истинной веры. Видимо, у Московского митрополита имелись основания сомневаться в лояльности к нему новоизбранного Новгородского архиеп. свт. Ионы, к-рому также было адресовано послание (РФА. 2008. С. 159-161, № 34).

Свт. Иона, митр. Киевский и всея Руси. Роспись собора Сретения Владимирской иконы Божией Матери в Сретенском мон-ре, Москва. 1707 г.

Кульминацией усилий по сохранению единства митрополии стало проведение в дек. 1459 г. в Москве Собора, на к-ром епископы Сев.-Вост. Руси подтвердили свою верность И. и отвергли Григория. В послании западнорус. архиереям (РИБ. Т. 6. Стб. 631-634, № 84) Собор предусматривал новый порядок поставления митрополита в будущем: «...митрополит поставлен будет по избранию Святого Духа, и по святым правилом святых апостол и святых отець, и по повелению господина нашего великого князя имярек, русскаго самодръжца» (РФА. 2008. С. 109, № 14; РИБ. Т. 6. Стб. 630, № 83), что отражало возросшее после падения Византии значение волеизъявления Московского вел. князя в вопросах поставления главы Русской Церкви. Именно так были поставлены ближайшие преемники И. митрополиты Феодосий (1461-1464), Филипп I (1464-1473), Геронтий (1473-1489).

И. не удалось отстоять юрисдикцию над западнорус. епархиями, но и Григорий не смог распространить свою власть на великорус. епископии. Твердая поддержка, оказанная И. в его объединительных усилиях вел. кн. Василием II, способствовала тому, что не только епископии во владениях московского правителя, но и Тверь, Рязань и Вел. Новгород сохранили верность Московскому митрополиту. Позиция Твери в течение нек-рого времени, по-видимому, оставалась неопределенной. Тверской еп. Моисей не принял участия в Соборе 1459 г., вскоре он был «сведен» с кафедры, а в Москве 22 марта 1461 г. И. поставил Тверским епископом Геннадия (Кожина).

Учительная архипастырская деятельность И. отмечена посланиями: в Новгород - о послушании новгородцев архиепископу и о «междоусобных спираниях», в Псков - с напоминанием о том, что псковичи всегда могут обращаться к митрополиту за разъяснениями по вопросам веры, к кн. Юрию Семеновичу (Лугвеньевичу) - в связи со смертью жены (РФА. 2008. С. 101-104, № 12; С. 162-164, № 35; С. 178-180, № 43; С. 219-222, № 64). И. был приверженцем общежительных принципов монашества; известно его послание в некий ставропигиальный мон-рь о соблюдении общежительного устава (Там же. С. 157-158, № 33). Святитель высоко ставил добродетели послушания и смирения как у мирян в отношении своего духовника, так и у иноков по отношению к игумену (Там же. С. 200, № 54; С. 173-174, № 40). Неких князей, захвативших удел, к-рый по отцовскому завещанию должен был быть передан их матери, И. укорял за непослушание (Там же. С. 167-168, № 38), Полоцкого еп. Симеона святитель порицал за гордость и отсутствие смирения (РИБ. Т. 6. Стб. 611-612, № 78).

Московские святители Петр, Алексий, Иона. Икона. Кон. XVII — нач. XVIII в. (ГИМ)

Много внимания И. уделял материальному положению митрополичьей кафедры. Сохранились документы, в которых отражены его попытки добиться права беспошлинной торговли митрополичьей «рухлядью» в Казани (РФА. 2008. С. 165-166, № 36, 37). И. дал жалованные грамоты: Андрею Афанасьеву - на пустошь Голямовскую в Романовской вол. Переяславского у., которая принадлежала митрополичьей кафедре, Покровскому на Богоне монастырю в Переяславском у., кн. Дмитрию Ивановичу - на митрополичье с. Кусуновское во Владимирском у., старцу Симону - на митрополичью соляную варницу в Нерехте (АФЗХ. Т. 1. С. 123, № 133; С. 124, № 135; С. 159, № 174; С. 236, № 263).

Между 22 и 31 марта 1461 г., при жизни И., в Москве по инициативе вел. кн. Василия II прошел Собор, на к-ром был избран преемник святителя на митрополичьей кафедре Ростовский архиеп. Феодосий (Бывальцев). В «Слове от святых писаний еже на латыню» (ок. 1461) сообщается, что кандидатура преемника была указана самим И. (Попов. 1875. С. 360-395). В историографии отмечалось, что подобное действие со стороны митрополита было нарушением канонической дисциплины (Ап. 76). Однако в Византии запрет на выбор преемника на кафедре соблюдался не слишком строго: случаи его нарушения встречались достаточно рано и могли быть известны на Руси; к сер. XV в. для рус. практики в этом не было ничего нового. Так, митр. Феогност нарек своим преемником свт. Алексия, что не вызвало возражений у Патриархии, как это следует из выданной в К-поле настольной грамоты свт. Алексию. При избрании и поставлении митр. Феодосия (Бывальцева) особое значение придавалось общему волеизъявлению И., вел. князя и освященного Собора: святитель «обговорил... с великим князем», а также с епископами, «избрал и благословил» преемника «на свое место», дал на его имя благословенную грамоту, скрепленную подписью и печатью, и положил на престол в Успенском соборе (по нек-рым источникам, тайно). Она была обнародована после его смерти, копии с нее были разосланы всем епископам с приглашением в Москву для поставления новоизбранного митрополита, к-рое было совершено Собором 3 мая 1461 г., менее чем через 40 дней после кончины И. (РФА. 2008. С. 96-97, № 8; С. 123, № 42; ПСРЛ. Т. 4. С. 148; Т. 5. С. 273; Т. 6. С. 184). По-видимому, первоначально в Москве считали, что поставление без обращения в К-поль станет более авторитетным, если новый митрополит будет указан его предшественником. Кроме того, благословение митрополита-предшественника могло иметь целью обеспечение преемства не столько персонального, сколько вероисповедного, а также предотвращение возможного появления в Москве претендента-униата. Порядок, существовавший в Москве, соответствовал Антиох. 23, к-рое предоставляет право выбора нового епископа «собору имеющих власть». И. был похоронен в Успенском соборе Московского Кремля «за левым крылосом» (ПСРЛ. Т. 25. С. 277).

Сохранилась духовная грамота И. (РФА. Вып. 3. С. 640-646. Прил. № 6; Абеленцева. 2009. С. 379-384, № 29). Вероятно, она была составлена за неск. лет до кончины митрополита - ок. 1453-1454 гг. В духовной грамоте не упоминается завоевание К-поля турками, о последнем имп. Византии Константине XI, погибшем во время штурма города в мае 1453 г., говорится как о недавно вступившем на престол. В пользу ранней датировки документа свидетельствует также благословение святителя, данное в конце грамоты можайскому кн. Ивану Андреевичу, который бежал в Литву в 1454 г., и серпуховскому кн. Василию Ярославичу, арестованному вел. кн. Василием II в 1456 г. Однако в конце грамоты И. отмечает, что, сосчитав «лета своя, отнели в митрополиты поставлен бых», он обнаружил, что «третье на десять лето течет». Если это не повторение фразы из духовной митр. Киприана, взятой за основу для духовной И., то необходимо заключить, что духовная в окончательном виде составлялась незадолго до смерти святителя. В завещании объясняются причины избрания святителя Собором рус. епископов в 1448 г.: воля вел. кн. Василия II, его матери и «благоверных князей рускых», вынужденность («за нужу, не токмо ради раздирания церковнаго и възничущих ересей, но и за долготу пути»), уклонение патриарха и императора в «мятеж» в связи с принятием Флорентийской унии, несогласие с «богомерьским учением окааного и злоименитаго Исидора».

Почитание

29 мая 1472 г., во время работ по возведению в Москве нового Успенского собора, состоялось обретение нетленных мощей И., от к-рых исходило благоухание. Вскоре от них произошло 2 исцеления: 6-летнего сына священника и Селивана Рязанца, имевшего «внутри болячку». Мощи И. были положены в раку и помещены «близ северных врат церковных» строящегося собора, а вел. кнг. Мария Ярославна заказала Пахомию Логофету канон на обретение мощей. В Московском великокняжеском своде кон. XV в. избавление Руси от нашествия хана Ахмата летом 1472 г. было осмыслено в т. ч. как заступничество И., названного среди «святых чюдотворцев русскых, преосвященных митрополит» (ПСРЛ. Т. 25. С. 298). 15 авг. 1473 г. зафиксировано 3-е чудо от мощей святителя - исцеление 18-летнего юноши из Переславля Рязанского (ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. Стб. 216-217). Запись чудес И., вероятно, велась при митрополичьей кафедре, и уже в нач. XVI в. был составлен текст, содержавший отдельные эпизоды (о дочери вел. князя Анне, о смерти хулящего чудо, о Василии Кутузе, о слуге-обманщике) и в 20-30-х гг. XVI в. вошедший в Сводную кормчую митр. Даниила (Белякова. 1992. С. 171-178). Высоко ценил И. прп. Иосиф Волоцкий, что нашло отражение в его посланиях.

Особое краткое компилятивное Житие И., написанное между 1478 г. и 10-ми гг. XVI в., содержится под 30 марта в списке 1-й четв. XVI в. Стишного Пролога особой редакции псковского происхождения (Рим. Б-ка Папского Восточного ин-та. Слав. 5. Л. 30 об.). Подобно большинству других житий русских святых XIII-XV вв. в составе этой рукописи (Новгородских архиепископов свт. Евфимия II и Иоанна (Стухина), прп. Евфимия Суздальского и др.), в качестве лит. основы текста использовано Житие святого соответствующего лика с заменой отдельных исторических реалий, но без согласования сведений. В данном случае составителем этой редакции Пролога в качестве основы было взято (с сокращениями) Житие св. Евтихия, архиеп. К-польского (пам. 6 апр.). Время жизни И. отнесено к правлению «великого князя Георгия Данильевича Московского» (1303-1325), причем сообщается, что он был поставлен митрополитом после митр. Киприана († 1406), «в прияново (ошибочно, вместо «в Киприяново».- Авт.) место», в К-поле на V Вселенском Соборе (!). Данное Житие И. не имеет исторического и лит. значения, но служит доказательством достаточно раннего почитания И. за пределами Великого княжества Московского. Столь же ранним свидетельством служит и помещенная в той же рукописи под 27 мая память перенесения мощей св. митрополитов Киприана, Фотия и И. (Л. 113).

На Соборе 1547 г. И. был канонизирован, стал одним из 4 угодников, причисленных к лику святых как «великие чудотворцы» (Абеленцева. 2009. С. 53). В нач. XVII в. Похвальное слово святителю по поручению патриарха свт. Иова написал кн. Семен Шаховской. Устав богослужений, совершавшихся в Успенском соборе (не позднее 1634), содержит подробное изложение торжественной службы с участием патриарха в день кончины И. (ошибочно ее относили к 30 марта - РИБ. Т. 3. Стб. 69-75).

Иконография

В иконописных подлинниках встречаются следующие описания облика И.: «Сед, брада покороче Власиевы, на к[онец] мало подвоилась, на главе шапка, сакос» (ИРЛИ (ПД). Перетц. № 524. Л. 141 об., под 30 марта); «сед, аки Власий брадою, риза святительска, оба во амфорах» (описан вместе со св. Фотием, митр. Киевским и всея Руси; Там же. Л. 165 об., под 27 мая); «надсед, брада доле Петра митрополита, на концы поуже, в саку» (ИРЛИ. ОП. Оп. 23. № 294. Л. 116, под 30 марта); «сед, брада Сергиева, власы с ушей, в шапке и во амфоре и сакосе, в руке Евангелие. Сак бакан, испод лазорь» (БАН. Строг. № 66. Л. 93, под 30 марта); тот же текст с добавлением «ризы крестечныя, сакос празелень (РНБ. Погод. № 1931. Л. 132, под 30 марта). В руководстве В. Д. Фартусова И. представлен как «глубокий старец русского типа... лицом худ, бледен, борода седая, немного более средней величины, на конце немного раздвоенная, волосы коротки; в саккосе, омофоре и палице, на голове митра в роде шапки. Можно ему писать и хартию с изречением: Чадо, не усомневайся ни в чем, яко яже невозможна суть от человек, возможна суть от Бога. Или: Да свяжется лукавый твой язык, и да заградятся хульная твоя уста» (Фартусов. Руководство к писанию икон. С. 233, под 31 марта; также И. упом. под 27 мая и 15 июня с отсылкой к 31 марта - Там же. С. 295, 318).

Свт. Иона, митр. Киевский и всея Руси. Икона из деисусного чина. Сер. XVII в. (ЯИАМЗ)

Наиболее ранним изображением И. является его надгробная икона из Успенского собора Московского Кремля с образом Божией Матери «Моление о народе», с предстоящими избранными святыми и молящимся народом (1-я треть XVI в., ГММК; Толстая Т. В. К истории иконостаса Петропавловского придела Успенского собора // Филимоновские чт. М., 2004. Вып. 2. С. 84. Ил. 12; Преображенский А. С. Традиции ктиторской иконографии в убранстве Благовещенского собора // ГММК: Мат-лы и исслед. М., 2008. Вып. 19: Царский храм: Благовещенский собор Моск. кремля в истории рус. культуры. С. 47. Ил. 3). На ней святитель представлен как молитвенник за христ. род и покровитель гос-ва, в т. ч. и княжеского дома, поскольку его изображение предшествует фигурам 2 князей. И. изображен в преклонных летах с седой бородой средней длины, облачен в зеленый саккос со светлыми крестами и с красным исподом, на голове архиерейская шапка (древнерус. тип митры).

В ряду рус. святителей и преподобных И. встречается на иконах и в произведениях лицевого шитья. На пелене «Святители Николай Чудотворец, Петр и Алексий Московские, с избранными святыми» (1-я треть XVI в., ГИМ), справа от полуфигур 3 Вселенских святителей, на верхнем поле вышит образ И. в рост (подпись: « ( ) ») в паре со св. Филиппом (Колычевым), митр. Московским. У него окладистая темно-русая борода средней длины, облачен в зеленый саккос с красным исподом и со светлыми крестами, омофор, на голове архиерейская шапка; правой рукой благословляет, в левой держит закрытое Евангелие. По мнению Н. А. Маясовой, стиль лицевого шитья и технология изготовления пелены характерны для предметов, произведенных в великокняжеской мастерской.

После общерус. прославления образ И. встречается на предметах, выполненных лучшими мастерами эпохи царя Иоанна IV Грозного, где он представлен новым покровителем столицы и гос-ва, образцом святительского служения. Развитие иконографии совпадает по времени с созданием в кругу книжников св. Макария, митр. Московского, 3-й редакции Жития И.

Свт. Иона, митр. Киевский и всея Руси. Фрагмент титульного листа кн. «Иоанн Златоуст. Беседы на 14 посланий ап. Павла». Гравер И. Зубов. М., 1709 (РГБ)

Образ И. появился на серебряных золоченых дробницах, к-рыми украшались церковные одежды и предметы убранства храма. Такая дробница в форме квадрифолия сохранилась на саккосе, поднесенном царем Иоанном Грозным «в дом пресвятыя богородицы и великих чудотворцев петра, алексея, ионы» в период правления свт. Макария (саккос свт. Макария, 1549, ГММК; Вишневская И. И. Саккосы митр. Макария // Макарьевские чт. Можайск, 2001. Вып. 8: Рус. государи - покровители православия. С. 109-130; Вера и власть. 2007. С. 48-49. Кат. 8). Дробница с образом И. находилась на драгоценном окладе, изготовленном по царскому заказу для чудотворной Великорецкой иконы свт. Николая Чудотворца в 1555-1556 гг. во время пребывания вятской святыни в Москве (не сохр., известна по описаниям XIX в.- см.: Кашминский С., прот. О Великорецкой чудотворной иконе свт. Николая // Вятские ЕВ. 1875. № 10. С. 323; Вознесенский А., Гусев Ф. Житие и чудеса св. Николая Чудотворца, архиеп. Мирликийского, и слава его в России. СПб., 1899. С. 308, 688. Примеч. 258). Фигуры И. и св. Петра, митр. Московского, помещены на правом поле Владимирской (Волоколамской) иконы Божией Матери (ок. 1572, ЦМиАР; Салтыков. 1981. С. 250. Ил. 143; Вера и власть. 2007. С. 134-135. Кат. 53), написанной столичным мастером по заказу Малюты (Григория Лукьяновича) Скуратова-Бельского. Фигура святого повернута вполоборота к среднику, обеими руками он придерживает у груди закрытое Евангелие. И. в светлом узорчатом саккосе, в омофоре с синими крестами, в зеленом подризнике с золотыми зарукавьями, в архиерейской шапке.

Особое почитание И. и создание его изображений на предметах церковной утвари связаны с Успенским собором Московского Кремля. По описям собора, прежде всего по самой ранней сохранившейся - нач. XVII в. (по датировке Т. С. Борисовой, 1609-1611), известны серебряная рака с рельефной фигурой святого, неск. лицевых покровов на его мощи, иконы в алтарях собора (главном и «кадильном», т. е. жертвеннике) с одиночным образом И. и с др. чудотворцами - покровителями Москвы. «Повелением благочестивого царя и великого князя Феодора Ивановича всея Руси, и верою его несумненною, и слезами теплыми зачали делати раки серебряные кованыя, многоценныя великим светильником, столпом Русския земля…» (ПСРЛ. Т. 34. С. 199-200). Так, в 1585-1586 гг. появились драгоценная рака с рельефным изображением И. на крышке и раки для мощей др. рус. святых. Вероятнее всего, замысел создания такого надгробия-реликвария был сформирован еще в царствование Иоанна Грозного; в Житии И. упоминается чудо, происшедшее в 1555-1556 гг., когда некая слепая жена, молившаяся об исцелении у Великорецкой иконы свт. Николая Чудотворца в Успенском соборе, а также у надгробий святителей и у чудотворных икон, была исцелена у мощей «дуновением святого Ионы» (ПСРЛ. Т. 21. Ч. 2. С. 523; Усачёв. 2007. С. 57). Сохранились боковые стенки раки, обложенные серебром (ГММК); чеканное изображение на крышке известно из соборных описей (Описи. 1876. Стб. 299, 418-419, 611-612). Рельефное изображение И. из серебра было позолочено и украшено по одеждам и венцу драгоценными камнями (яхонтами, изумрудами и лалами). Святой был облачен в «сак» (саккос), омофор, архиерейскую шапку, в руке держал Евангелие. В верхней части крышки, над рельефной фигурой святого в рост, были вычеканены изображения: в центре - Св. Троицы, в углах - Богоматери и св. Иоанна Предтечи. К нач. XVIII в. крышка раки И. была установлена в киоте над надгробием и стала почитаться как икона. Существует деревянный рельеф с образом И., возможно также служивший крышкой его раки (посл. четв. XVII в., ГММК - см.: Соколова И. М. Рус. деревянная скульптура XV-XVIII вв.: Кат. М., 2003. С. 176-179).

Видение св. Василия Блаженного Владимирской иконы Божией Матери и Московских святителей. Клеймо иконы «Богоматерь Владимирская, с чудесами». Сер. XVII в. (ок. 1654?) (ЯИАМЗ)

В Успенском соборе Московского Кремля сохранились 5 надгробных лицевых покровов с образом И., выполненных в сер. XVI - нач. XVIII в. (все в ГММК). Как правило, это вклады московских цариц, изготовленные в их мастерских, древнейшие были пожертвованы в собор царицей Анастасией Романовной. Первый покров создан, вероятно, после Собора 1547 г. (по датировке Маясовой, в 1549-1552; согласно надписи, вложен царицей в Успенский собор на празднование памяти И. в 1558 - см.: Маясова. 1995; Она же. 2004. Кат. 18; Вера и власть. 2007. С. 168-169. Кат. 70); другой был вложен в 1551-1553 гг. (Христианские реликвии. 2000. Кат. 66; Маясова. 2004. Кат. 19); существует покров из мастерской царицы Марии Ильиничны 50-60-х гг. XVII в. (Маясова. 2004. Кат. 119). Кроме того, покровы на гробницу И. в Успенском соборе были созданы во 2-й пол. XVII - нач. XVIII в. в крупнейших мастерских: в сольвычегодской А. И. Строгановой (1657; Там же. Кат. 113) и в московской А. П. Бутурлиной (кон. XVII - нач. XVIII в.; Там же. Кат. 155). Выполненные по общей иконографической схеме покровы отличаются техникой исполнения и некоторыми деталями. Так, древнейший покров из мастерской царицы Анастасии Романовны шит разноцветными шелками, надпись: «       ». Характерные детали изображения: небольшая архиерейская шапка с короткой опушкой и плотно прилегающей к голове невысокой округлой тульей; на окладе Евангелия Голгофский крест с надписью: «    » (на др. покровах - Распятие). Личное и телесное шитье исполнено без разделки (правая рука с двуперстным благословением дана лишь контуром) и притенений. Др. покров царицы Анастасии (1551-1553) отличается более плотными пропорциями фигуры, использованием преимущественно золотного шитья, а также обилием драгоценных камней и жемчуга; надпись: « ()   ». В обширной вкладной надписи сделан акцент на молении И. о здравии представителей правящей семьи, прежде всего царских «чад». Возможно, почитание И. в царской семье было связано с «молением о чадородии» и с покровительством детям во время болезней. Было известно о заступничестве И. за детей вел. кн. Василия Темного, князей Ивана и Юрия во время феодальной войны, а также чудо с исцелением дочери вел. кн. Василия II. На протяжении XVII в. шитый золотом и серебром покров, вложенный в 1551-1553 гг., упоминается в описи ризницы собора (Описи. 1876. Стб. 346, 418-419).

В XVI-XVII вв. один из покровов, дар царицы Анастасии, вместе с лицевым покровом свт. Петра выносили во время крестных ходов из собора в дни празднования памяти святителей, а также на Пасху, во время Светлой седмицы и в нек-рые двунадесятые праздники (Саенкова. 2004. С. 15-16). В письменных источниках, прежде всего в Служебниках московского Успенского собора, не уточняется, был ли это покров, вложенный в 1551-1553 гг. или в 1558 г. Оба покрова со временем стали воспринимать как святыни, связанные с почитанием И.; к нач. XVIII в. они находились в раке на его мощах (Описи. 1876. Стб. 613-614). Возможно, в этот период на древнейшем покрове И. вклада 1558 г. была сделана прорезь под правой, благословляющей рукой святого, предназначенная для прикладывания молящихся к мощам (Вера и власть. 2007. С. 168).

Создание лицевых покровов на мощи И. стало традицией для царских мастериц XVII в. Покров работы мастерской царицы Марии Ильиничны, знаменованный царскими мастерами, украшен жемчужной обнизью, к-рая тонко обрамляет контуры фигуры и детали облачений, а также эмалевыми запонами. В верхней части помещено изображение Св. Троицы. Надпись: «     ». Как и на древнейшем покрове царицы Анастасии Романовны, нимб над головой И. украшен орнаментом, архиерейская шапка имеет округлую форму. Маясова соотносит с этим памятником письменные известия о покрове, который в кон. 1650 г. «знаменил иконник Степан Резанец» (Забелин. 2003. С. 728); в янв. 1652 г. руководительница мастерской боярыня Аксиния Еропкина принимала шелковые нити для «Ионы митрополита на покров» (Там же. С. 686). На основе стилистических особенностей исследовательница считает, что покров И. был окончен уже в 60-х гг. XVII в.

Покров 1657 г. был шит в мастерской А. И. Строгановой «по обещанию» ее сына, Г. Д. Строганова, по возрасту еще младенца, возможно в связи с его выздоровлением. Облик святого на этом покрове традиционен, исключение составляют заостренная форма завершения архиерейской шапки и изображение Распятия на окладе Евангелия. Подобно произведениям царских мастерских, в шитье покрова доминируют золотные и серебряные нити. В подписи И. назван «митрополитом Киевским и всея Руси чудотворцем», а во вкладной надписи - «митрополитом Московским». На покрове из мастерской А. П. Бутурлиной присутствуют детали облачения, свойственные позднему времени: митра с дробницами, наперсная панагия и палица у правого бедра.

Святители Феогност, Иона, Геронтий и св. Василий Блаженный в молении Божией Матери. Створка складня. Иконописец Истома Савин. Кон. XVI — нач. XVII в. (ГТГ)

В описях собора упоминается икона И. в жертвеннике («что стоить у горнева местa»), служившая выносным образом в крестных ходах из Успенского собора. Она входила в число образов, прославлявших память Московских митрополитов XIV-XV вв., погребенных в соборе, наряду с иконой святителей Петра, Киприана и Фотия, а также с Владимирской иконой Божией Матери «писма Симана митрополита» (Описи. 1876. Стб. 328). Икона И. была помещена в богатый оклад, от ее убранства сохранилась лицевая пелена с шитой фигурой И. (сер. XVI в., ГММК; Маясова. 2004. Кат. 20). На пелене И. изображен по типу свт. Николая Чудотворца (Зарайского) и по той же схеме, что и московские святители Петр и Алексий на иконах Дионисия: в рост, с поднятыми и разведенными в стороны руками, правой благословляет, левой святитель держит Евангелие на плате. Святительское облачение - саккос с крестами, омофор; архиерейская шапка с шитым на ней херувимом облегает голову плотно, борода без раздвоения на конце. Надпись: «  ». Тип лика близок к лику, изображенному на 1-м покрове работы мастерской царицы Анастасии, хотя в целом исследователи отмечают иные пропорции фигуры (Там же. С. 122). В качестве обрамления, так же как на надгробных покровах, использован фрагмент текста тропаря святому (глас 4: «...от юности своея…»). В описях собора упоминается эта «пелена, а на ней вышит образ Ионы чудотворца золотом и серебром по таусинной камке» (Описи. 1876. Стб. 328, 351). К нач. XVIII в. икона и пелена уже названы ветхими (Там же. Стб. 517). Иконы И. небольшого размера, «пядницы», в драгоценных окладах находились в «обеих алтарях» собора (Там же. Стб. 334, 432, 513), т. е. в главном и сев. боковом (жертвеннике), в т. ч. над дверями вместе с образами др. святителей Московских (Там же. Стб. 435). Образ И., видимо в молении Божией Матери, был «наведен чернью» на золотой иконе с красным яхонтом в оглавии, приложенной к древней иконе вмч. Димитрия Солунского в юж. части местного ряда иконостаса (Там же. Стб. 391).

Помимо сохранившихся лицевых покровов и пелен в Успенском соборе по опубликованным письменным источникам известны др. произведения царских мастерских с образом И. В книгах «верхнего относа» (выдача материалов для дворцовых мастерских) под 15 дек. 1616 г. указан «покров Ионы митр., камка куфтерь багрова, около шит тропарь: «ото юности своея» серебром, образ его назнаменан белилы, подкладка холст бел» (Забелин. 2003. С. 634). Вероятно, работа над этим покровом была начата еще до Смуты. Поскольку покров был передан в хоромы царицы-инокини Марфы Ивановны, можно предположить, что окружение молодого царя Михаила Феодоровича по завершении шитья фигуры И. в среднике надеялось на покровительство святого. В 1642 г. мастер Марк знаменил 6 дней на убрусе «по тафте жолтой» деисусную композицию с изображением святителей Петра, Алексия и И., а также свт. Феогноста. Этот шитый приклад предназначался, возможно, для одной из икон дворцовой ц. в честь Рождества Пресв. Богородицы «что на сенях» (Там же. С. 726).

Обретение мощей свт. Ионы, митр. Киевского и всея Руси. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70 е гг. XVI в. (РНБ. F.IV.232. Л. 34)

Появление образа «нового чудотворца» И. в произведениях 2-й пол. XVI в. прославляло благодатность Русской Церкви, давшей многочисленных святых и подвижников. В росписях Благовещенского собора Московского Кремля (1547-1551) фигура И. в молении включена в композицию «Поклонение Жертве» в нижнем ярусе центральной алтарной апсиды. Со святителями Филиппом, Петром и Алексием И. изображен в алтарной части Троицкого собора Ипатиевского мон-ря (1685, артель Гурия Никитина). В стенописи собора Успенского мон-ря в Свияжске (сер.- 2-я пол. XVI в.; по датировке А. С. Преображенского, кон. XVI - нач. XVII в.) И. помещен в центральном регистре на сев. стороне сев. столпа, располагающегося в алтарной части здания. Святитель представлен в полном облачении, с поднятой высоко вверх благословляющей рукой.

Сохранилась икона с образом И., происходящая из ц. ап. Филиппа собора Двенадцати апостолов Московского Кремля (1690, ГММК; см.: Первосвятители Московские / Вступ. ст.: Н. В. Бушуева. М., 2001. С. 140-141. Кат. 12). Святой представлен в рост, правой рукой благословляет, левой держит Евангелие на плате. На нем узорчатый зеленоватый саккос, омофор и архиерейская шапка.

Житийные иконы И. чрезвычайно редки. Наиболее обширный цикл чудес и деяний показан на иконе письма вологодского иконописца Якова Тарасова (Таранова) (1644, ГИМ), созданной для придела во имя И. ц. во имя Трех святителей в Голенищеве, древней загородной Патриаршей резиденции. Икона пострадала от огня и была отреставрирована до нач. ХХ в. В среднике по традиц. схеме житийных икон святителей, принятой с кон. XV - нач. XVI в., показана фигура И. в рост, в митрополичьем облачении; правой рукой он благословляет, левой держит Евангелие. Средник окружен 20 клеймами с житийными сценами рождения, поставления в сан, погребения. Подробно иллюстрированы деяния и чудеса И.; в 2 клеймах изображены его пострижение в монашество и пророчество об И. свт. Фотия. Сцен поставления в сан 2: в пресвитеры и в епископы Рязани и Мурома. Путешествие в Царьград «поставления ради в митрополиты» напоминает эпизод из Жития свт. Петра. Также представлены сцены деяний и прижизненных чудес И., следующие за текстом Жития И., включенного в Степенную книгу: исцеления дочери вел. кн. Василия Тёмного Анны (3 клейма), боярина Василия Кутузова; предсказание смерти жадному ключнику, «роздателю милостыни», и жене нерасторопного ключаря Успенского собора Максима Мякоты, к-рый поздно передал весть о скорой смерти И. В житийный цикл включен эпизод спасения Москвы от «нашествия агарян» (видимо, посвященный событиям 1451 г.), его композиция даже при плохой сохранности изображения напоминает иллюстрацию акафиста И. Житийный цикл И. мог быть сокращен, как, напр., на иконе «Святители Петр, Алексий, Иона Московские, с клеймами житий» из моленной на Преображенском кладбище (XVII в., ГРМ; см.: Образы и символы старой веры. 2008. С. 132-133. Кат. 114). Житие И. занимает 16 клейм, примыкающих к среднику. По предположению исследователей, происхождение иконы могло быть связано с работой иконописцев Московского Кремля. Набор сюжетов соответствует тексту Степенной книги, выделены чудеса о расслабленном и о Василии Кутузове. Наиболее подробно воспроизведены неск. сцен поставления в сан и обретение мощей.

Изображение И. часто включалось в композиции икон, прославляющих Московских святых. Вероятно, наиболее распространенным был извод с изображением 3 святителей Московских: митрополитов Петра, Алексия и И. О формировании особого почитания этих Московских святителей сразу после прославления И. может свидетельствовать приведенная выше вкладная надпись на саккосе свт. Макария 1549 г. Подобного извода иконы писали уже в сер.- 3-й четв. XVI в.: согласно описи Коломны 1577/78 г., такая икона находилась в киоте в правой части местного ряда иконостаса коломенского Успенского собора (Города Др. Руси XVI в.: Мат-лы писцовых описаний. М., 2002. С. 5). Почитание 3 Московских святителей укоренилось в церковном быту к кон. XVI в.: в 1592 г. в пораженный моровым поветрием Псков была отправлена из Москвы вода с их мощей (Псковская 1-я летопись // Псковские летописи. М.; Л., 1941. Вып. 1. С. 114). В эпоху Смуты покровителями Москвы и рус. воинства считаются именно 3 Московских святителя, в т. ч. И.: им, а также прп. Сергию Радонежскому молились рус. воины под командованием М. В. Скопина-Шуйского перед битвой с гетманом Р. Ружинским у Александровской слободы в нояб. 1609 г. (ПСРЛ. Т. 34. С. 252), что было возможно только при широком распространении икон подобного извода. Икона 3 Московских святителей участвовала 14 марта 1613 г. в крестном ходе в костромской Ипатиевский мон-рь для «умоления» Михаила Феодоровича Романова взойти на царский трон (Сказание Авраамия Палицына / Под ред. Л. в. Черепнина. М.; Л., 1955. С. 233); такая икона показана среди образов во время крестного хода при встрече царя Михаила Феодоровича с матерью инокиней Марфой Ивановной летом 1613 г. в иллюстрациях «Книги об избрании на царство Михаила Федоровича» 1672-1673 гг. (Рисунки, принадлежащие к Книге об избрании на царство царя Михаила Феодоровича. М., 1856. Рис. 6; Три века: Россия от Смуты до нашего времени: Ист. сб. / Под ред. В. В. Каллаша. М., 1912. С. 225). Подобная икона была в московском Успенском соборе у раки свт. Петра («над гробом чудотворца») в сев. алтаре - «образ, большая пядница, чудотворцев Петра, Алексия и Ионы, обложены серебром, венцы сканные» (Описи. 1876. Стб. 434, 518). На пяднице из ризницы Соловецкого мон-ря (кон. XVI - нач. XVII в., АОКМ) И. представлен в саккосе охряного цвета с зеленофонными кругами в красных обрамлениях, митре, омофор перекинут через левую руку (Наследие Соловецкого мон-ря в музеях Архангельской обл.: Кат. выст. / Сост.: Т. М. Кольцова. М., 2006. Кат. 8. С. 25-26). Три Московских святителя могли сопоставляться с К-польскими святителями, как свидетельствует образ, находившийся в киоте над местной иконой «Хвалите Господа с небес» в левой, северной части местного ряда иконостаса в Успенском соборе Кириллова Белозерского мон-ря («Образы святителие Петр, Алексей, Иона, Василей Великий, Григорей Богослов, Иван Златаустей. У того же образа пелена камка червчата» - Опись строений и имущества. 1998. С. 54). Вероятно, все святители, и Московские и К-польские, были изображены одинаково, без различий в размерах и в расположении фигур, благодаря чему подчеркивались их единство и подобие. Композиция с образами 3 Московских святителей, в т. ч. И., могла использоваться для изображения на обороте запрестольной или выносной иконы, как, напр., на обороте Владимирской иконы Божией Матери из собрания П. П. Шибанова (сер. XVII в., ГИМ). Редкий тип иконы И. вместе со святителями Киприаном и Фотием должен был напоминать о дне обретения их мощей во время 1-й перестройки московского Успенского собора (1472): «…мощи же его вси цели и нерушимы, прияше бо плоть кости его и не двигнушися состави его; а ризы, и амофор и прочаа всех сих триех святитель не истлеша по толицех летех преставления их» (ПСРЛ. Т. 18. С. 238).

Свт. Иона, митр. Киевский и всея Руси. Рельеф. 4 я четв. XVII в. (ГММК)

Существовали многофигурные иконы с изображением И., как, напр., 3-створчатый складень «Московские чудотворцы в молении Богоматери с Младенцем» письма Истомы Савина, принадлежавший М. Я. Строганову (кон. XVI - нач. XVII в., ГТГ). На его створках представлены святители и юродивые, чьи погребения находятся в кремлевских храмах и мон-рях, молящиеся 3 разным иконам Божией Матери. Коленопреклоненный И. изображен на правой створке, между фигурами простертого ниц митр. Феогноста и митр. Геронтия, склоняющегося к стопам стоящей на облаке Богоматери. И. облачен в узорчатый саккос, омофор, архиерейскую шапку с узорчатой тульей, украшенной «городками». У него короткие седые волосы и заостренная седая борода; рядом надпись: «   ». Образы 3 Московских святителей могли быть представлены в молении не только Божией Матери, но и Спасителю, напр. на окладной пяднице из ризницы Соловецкого мон-ря с изображением Спаса Смоленского, ангелов и припадающих святителей Петра, Алексия, И. и мч. Феодора (кон. XVI - нач. XVII в., ГММК; Сохраненные святыни Соловецкого мон-ря: Кат. выст. / Авт.-сост.: И. А. Бобровницкая. М., 2001. Кат. 25): И. облачен в золотистый саккос, омофор и архиерейскую шапку, у него недлинная, окладистая борода. Образ И. сопоставлялся с образами др. рус. святых, напр. на иконе (вклад в обитель), описанной в 1601 г. в придельной церкви Успенского собора Кириллова Белозерского мон-ря над погребением прп. Кирилла (Опись строений и имущества. 1998. С. 89). В подписи И. назван «великим чюдотворцем» и представлен вместе со св. Никитой, еп. Новгородским, с преподобными Зосимой и Савватием Соловецкими и Александром Свирским.

После прославления и перенесения мощей свт. Филиппа (Колычева) в 1652 г. формируется извод 4 Московских святителей-чудотворцев, где образ И. часто является парным образу свт. Филиппа. Этот извод получил широкое распространение и встречался в произведениях церковного искусства разных техник уже с сер. XVII в. В лицевом шитье, напр. на епитрахили из московского Успенского собора с нашитыми более ранними лицевыми фрагментами (кон. XVI в.- апостолы Петр и Павел), где изображены Московские чудотворцы, в т. ч. И. (1700, ГММК; Маясова. 2004. С. 234-235. Кат. 70), И. представлен вполоборота, несущим Евангелие, на нем архиерейская шапка, саккос, омофор; его борода короче обычной длины, внешность схожа с обликом свт. Филиппа. Вместе со свт. Филиппом он изображен на расшитом клобуке, предназначенном для Ионы (Сысоевича), митр. Ростовского и Ярославского; этот клобук был вложен в ростовский Успенский собор Д. А. Строгановым (ГМЗРК; Силкин. 2002. С. 285-289). Как молитвенник за град Москву И. в числе 4 святителей представлен на лицевом фрагменте омофора, вложенного в новгородский Софийский собор, возможно патриархом Никоном (сер. XVII в., НГОМЗ; Игнашина. 2003. С. 66-67. Кат. 40). На иконах, судя по произведениям XVII-XVIII вв., и на прорисях И. обращается в молении к иконному изображению в верхней части композиции, которое несут ангелы, напр. к образу Божией Матери «Знамение» на иконе из Покровского придела ц. во имя прор. Илии в Ярославле мастера Федора Зубова (1660, ЯИАМЗ), к образу Спаса Нерукотворного, как на прориси с иконы XVII в. (Маркелов. Святые Др. Руси. Т. 1. С. 346-347), или представлен прямолично (Там же. С. 354-355). Фигура И. в составе молящихся святителей Московских гравирована на золоченом окладе московской работы, выполненном в XVII в. для каменной новгородской иконы с образом арх. Михаила XV в. из собрания П. И. Щукина (ГИМ; 1000-летие рус. худож. культуры. 1988. Кат. 293); И. изображен среди избранных святых на правом поле киота-рамы Владимирской иконы Божией Матери (сер. XVII в., ГВСМЗ; Иконы Владимира и Суздаля. М., 2006. С. 339. Кат. 75). В позднем искусстве встречаются иконы такого же извода, особенно среди работ мастеров, придерживавшихся традиционной манеры, как мстёрские иконописцы И. В. Брягин и В. И. Шитов (1899, ГРМ). Четыре святителя, покровителя Москвы, в т. ч. И., могли изображаться в молении святому (по сторонам центральной фигуры), напр. свт. Иоанну Златоусту, как на прориси с иконы XVII в. из Сийского лицевого подлинника (см.: Маркелов. Святые Др. Руси. Т. 1. С. 356-367), или св. равноап. кн. Владимиру, небесному покровителю адресата иконы, как на иконе, поднесенной кн. В. А. Долгорукому (выполнена О. С. Чириковым, 1890, ГИМ; 1000-летие рус. худож. культуры. 1988. Кат. 207). Образ И., напоминающий по иконографии свт. Николая Чудотворца (Зарайского), наряду с образами др. Московских святителей-чудотворцев помещен на епитрахили, изготовленной монахинями Вознесенского мон-ря в Московском Кремле и предназначенной для мощей сщмч. Ермогена, патриарха Московского и всея Руси (1913-1914, ГММК).

Свт. Иона исцеляет больных. Клеймо гравюры «Московские святители Алексий, Петр, Филипп, Иона». XIX в. (ГИМ)

Изображение И. в составе 4 Московских святителей включалось в композицию Боголюбской-Московской иконы Божией Матери (XVIII-XIX вв.). В XVII в. на иконе «Похвала Владимирской иконе Богоматери» («Насаждение древа государства Российского») из ц. Cв. Троицы в Никитниках (мастер Симон Ушаков, 1668, ГТГ), к-рая прославляет Московское царство и Церковь, И. изображен в рост, как напоминание об образах пророков, в левой части виноградной лозы в медальоне на желтом фоне, со свитком в левой руке.

Известны изображения И. в составе деисусного ряда иконостаса, напр. в ц. Воскресения на Дебре в Костроме (1652; см.: Костромская икона XIII-XIX вв.: Кат. / Сост.: Н. И. Комашко, С. С. Каткова. М., 2004. Кат. 107. С. 507-508). И. (надпись не сохр.) представлен вместе со свт. Филиппом (Колычевым) (?) в святительских облачениях: архиерейской шапке, крещатой узорчатой фелони, синем подризнике, епитрахили и омофоре, перекинутом через левую руку, обеими руками он поддерживает Евангелие; у него длинная борода без раздвоения. Ростовая икона И. находилась в деисусном чине ц. во имя прор. Илии в Ярославле (сер. XVII в., ЯИАМЗ; Иконы Ярославля XIII - сер. XVII в.: Шедевры древнерус. живописи в музеях Ярославля / Авт.-сост.: В. В. Горшкова. М., 2009. Т. 2. С. 148-149. Кат. 134). По прориси Сийского лицевого подлинника известна иконная композиция XVII в., где И. представлен напротив свт. Филиппа, изображенного с поднятой рукой; святители показаны как собеседники, одинаково одеты, у старшего по возрасту И. более длинная борода (Маркелов. Святые Др. Руси. Т. 1. С. 292-293).

Образ И. в молении представлен на иконах Московских святых, напр. на прориси с иконы XVII в. (Там же. С. 340-341), на 2 иконах-пядницах кон. XIX - нач. XX в. (ЦМиАР; на обороте одной из них чернильный штамп мастерской: «1-я Московская Артель художественно-иконописная»).

И. изображался в составе Соборов рус. святых: на выговских иконах кон. XVIII - нач. XIX в. (МИИРК) и 1-й пол. XIX в. из дер. Чаженьга Каргопольского р-на Архангельской обл. (ГТГ; см.: Icônes russes: Les saintes / Fondation P. Gianadda. Martigny (Suisse); Lausanne, 2000. P. 142-143. Cat. 52), на иконе письма мастера-старообрядца П. Тимофеева 1814 г. (ГРМ; см.: Образы и символы старой веры. 2008. С. 82-85. Кат. 70; прорись см.: Маркелов. Святые Др. Руси. Т. 1. С. 456-457). И. представлен также на иконе 1-й пол. XIX в. из старообрядческой моленной на Волковом кладбище в С.-Петербурге (ГМИР). В искусстве XVIII-XIX вв. иконография И. изменяется: вместо традиционной митры появляется клобук, напр. на поясном гравированном изображении святителя на фрагменте серебряного с золочением складня-мощевика работы московского мастера А. А. Жданова (1720, ГММК).

Образ И. включен в группу святых XIV в. в стенописи галереи, ведущей в пещерную ц. прп. Иова Почаевского в Почаевской Успенской лавре (живопись в академической манере кон. 60-х - 70-х гг. XIX в. работы иеродиаконов Паисия и Анатолия, поновлена в 70-х гг. XX в.). На рельефе памятника 1000-летию России в Новгородском кремле (1862, скульпторы М. О. Микешин, И. Н. Шредер, архит. В. А. Гартман) И. изображен среди российских просветителей.

Свт. Иона, митр. Киевский и всея Руси. Покров. 1549–1552 гг. (ГММК)

Неск. изображений И. было представлено в убранстве храма Христа Спасителя 70-х гг. XIX в.: на иконе слева от царских врат главного иконостаса (выполнена на бронзовой посеребренной доске К. А. Горбуновым; Мостовский М. С. Храм Христа Спасителя / [Сост. заключ. ч.: Б. Споров]. М., 1996п. С. 61), на иконе 3 Московских святителей над сев. дверями главного иконостаса (Там же. С. 63), в росписи сев. стены зап. крыла храма (в рост, писал В. Д. Фартусов; Там же. С. 82), а также среди горельефов нижнего ряда вост. стороны храма, на арках малых врат, вместе со свт. Филиппом (скульптор П. К. Клодт; Там же. С. 36).

В иконописи XX в. И. присутствует в группе Московских святых на иконе «Все святые, в земле Русской просиявшие», созданной в 1934 г. мон. Иулианией (Соколовой) для свт. Афанасия (Сахарова) (ризница ТСЛ), а также на ее повторениях 50-х гг. XX в. (ризница ТСЛ, СДМ; см.: Алдошина Н. Е. Благословенный труд. М., 2001. С. 231-239). Прот. Вячеслав Савиных и Н. Д. Шелягина выполнили прорись с ростовым образом И. для Миней МП (Изображения Божией Матери и святых Правосл. Церкви. М., 2001. С. 259). И. также представлен на совр. иконах Соборов Московских святых (напр., на иконе из митрополичьих палат ТСЛ).

При обретении мощей И. были найдены нетленными и предметы его облачения: «...ризы, и амфор и прочая…» (ПСРЛ. Т. 18. С. 238). Из сохранившихся предметов, принадлежавших И., следует упомянуть лжицу и поручи. Лжица И. с неск. футлярами названа в описи среди сосудов в ризнице Успенского собора Московского Кремля уже в нач. XVII в.: «...лжица чудотворца Iоны костяная рыбей зуб, а на конце у нее оковано золотом…» (Описи. 1876. Стб. 358), к нач. XVIII в. она находилась в алтаре собора среди мощевиков и реликвариев (Там же. Стб. 665-666; см. также: Христианские реликвии. 2000. С. 214-215. Кат. 67; поручи И.- Там же. С. 213. Кат. 65).