Нравственное доказательство бытия Божия. 1926 г.

«Наилучшими доказательствами, – говорит Паскаль, – являются те, которые получаются из опытов на самом себе».

В первой своей беседе мы находили доказательства бытия Божия в небесах, которые, по словам пророка Давида, «поведают славу Божию», во второй – мы спустились на землю и здесь, как в великом, так и в малом, увидели следы Творца и Промыслителя; в последней же беседе, разбирая жизнь человека, мы убедились, что в нём есть дух, и этим путём также пришли к признанию бытия Абсолютного, Всемогущего Духа – Бога, Первопричины и Источника всего духовного, существующего в мире.

Сегодня же обратим ещё внимание на самих себя и из нашей внутренней жизни остановимся на одном весьма важном и всеобщем явлении, которое служит неопровержимым для человека внутренним доказательством бытия Божия.

Существует восточная сказка, в которой рассказывается, что однажды к одному жестокому правителю пришёл подвижник с целью усовестить его и сделать милостивым к своим подчинённым. Так как все речи пустынника ни к чему не привели, то он, уходя, подарил правителю чудесное зеркало. Особенность этого зеркала состояла в том, что оно показывало внутреннее безобразие того, кто смотрелся в него. Когда правитель посмотрел в зеркало и увидел все свои страсти, всё своё духовное безобразие, то он в злости бросил зеркало об пол и разбил его вдребезги. Но через несколько минут разбитое зеркало целым предстало пред глазами правителя; он отдал его слуге, но наутро оно опять оказалось возле правителя и притом прямо перед его глазами. Много раз он дарил его разным людям, но оно возвращалось к своему хозяину. Наконец, правитель приказал бросить его на дно моря, но на следующий день оно опять появилось пред его глазами. Так до самой смерти своей жестокий тиран не мог избавиться от чудесного зеркала, показывавшего ему его внутреннее безобразие.

Это зеркало есть образ совести человеческой, от которой человек никак не может отделаться. Он употребляет всякие средства – то он усыпляет её вином и заглушает весельем, то он успокаивает её различными уговорами, то бежит от неё; но она, как заколдованное зеркало, всюду находит его и терзает.

Совесть – это есть свойство духа человеческого, требующего от него, чтобы он жил по тому нравственному закону, который он имеет.

Во всём человечестве существовал и существует нравственный закон. Сущность этого закона заключается в том, что человечество стремится к добру и борется со злом. Конечно, в зависимости от близости и удалённости человечества от Бога находится и уровень требований этого закона. В те времена, когда человечество находится в тесном единении с Богом, когда страсти не туманят его разума, в эти времена его нравственный закон правильно определяет, что добро и зло. Тогда оно отличается особой чистотой и святостью. Наоборот, когда чувствование Бога притупляется, когда люди уходят от Бога, предаются греховной жизни, руководятся не волей Божией, а своими похотями и страстями, тогда требования нравственного закона попираются, да и сам закон не может правильно указать, что добродетель и что порок. Так, у христиан первого века нашей эры или у св. подвижников, которые жили в Боге, чувствовали Его, слышали Его голос, и нравственный закон был кристально чист и весьма требователен. Он правильно определял добро и верно различал его от зла. Он возводил человека до такой чистоты и высоты, что тот тяготился и мучился даже худых мыслей и желаний, а дел худых никогда не имел. Наоборот, во времена религиозного упадка, целые классы и народы до того заблуждались в определении добра и зла, что часто очевидные для других пороки: убийство, обман, месть и т.п. возводили в добродетели.

Но на какой ступени умственного и нравственного уровня ни стояли бы люди, над ними всегда слышится голос совести. Совесть – это нечто врождённое духу человеческому свыше, это голос нашего Творца, Который всегда и всему человечеству твердит одно: «Стремись к добру и борись со злом».

Повторяю, человек может ошибаться в определении добра и зла – здесь он властен, но заставить молчать совесть или переменить её требования он не может. Не имеет он власти над нею, чтобы заставить её сказать: «Стремись ко злу и борись с добром». Этого ни один человек со своей совестью сделать не мог.

В своём стремлении к добру или, вернее сказать, в требовании от человека, чтобы он направил свою жизнь согласно требованиям нравственного долга, она неумолима.

Недаром Священное Писание говорит, что ничего сильнее совести нет. Её могучий, властный голос раздаётся всюду с одинаковой силой, и в хоромах богача, и в лачуге бедняка. И царь, и раб, и образованный, и неграмотный от совести не убегут. Нельзя придумать слов и оправданий пред лицом совести. Нельзя и никуда от неё убежать. От людских очей, от самого сурового человеческого суда можно укрыться, но от совести не убежим и не скроемся. Даже молитвы и подвиги не всегда могут удовлетворить её. Она подчас не удовлетворяется никакими жертвами.

Однажды в обитель аввы Зосимы пришёл известный разбойник с покаянием, прося принять его. Долгое время авва не соглашался впустить его в стены обители. Но через несколько дней, видя его искреннее покаяние и слыша неустанные просьбы, приказал привести его к себе. Здесь, пред собранием всех иноков, разбойник принёс чистосердечное покаяние и исповедание всех своих грехов и преступлений. Разрешив его от грехов, авва постриг его в монашество и отослал в далёкий скит аввы Досифея. Проходит девять лет. Новопостриженный инок изучил псалмы и неизменно исполнял все скитские послушания. После столь продолжительного времени инок возвращается к преподобному Зосиме, прося его взять от него обратно иноческие одежды и возвратить ему мирские. Зосима в недоумении спрашивает его: «Чадо, что заставляет тебя отречься от иноческого жития? Неужели грех настолько возобладал над тобою, что сделал для тебя ненавистным ангельское житие?» Но бывший разбойник поведал старцу следующее: «Вот уже девять лет, как я живу в скиту в посте, воздержании, повиновении, молчании и страхе Божием, моля милосердие Божие о прощении тяжких грехов моих; но не нашёл себе мира и отрады. Пред моими глазами всё время стоит дитя, убитое мною. Его кроткие, полные невыразимого страдания, глаза проникают глубоко в мою душу, и я всё время слышу голос: «За что ты убил меня?» Я это вижу и во сне и наяву, когда стою в церкви на молитве, и когда к Божественным Тайнам приступаю, когда вместе с братией в трапезе пищу принимаю... всюду предо мною моя невинная жертва... всюду то же скорбящее лицо дитяти... всюду тот же мучительный голос: «За что ты убил меня?» И я вижу, что не получить мне здесь покоя. Совесть меня не прощает. И вот я решил идти туда, где я разбойничал; идти в то село, где жил тот ребёнок, который не даёт мне теперь покоя; идти, чтобы претерпеть заслуженную кару за мои преступления». Преподобный Зосима не отговаривал инока от его решения, и тот отправился в селение, где вскоре был казнён. Как же велика над человеком власть совести, когда даже подвиги иноческой жизни не могут её удовлетворить и заглушить её голоса.

Иногда человеку удаётся некоторое время бороться с совестью; но тогда ещё сильнее его муки, когда она поборет его. Как река, которую сдерживают плотиной, когда прорвёт её, то, гремя и бушуя, мчится по своему пути, – так и совесть, сдерживаемая усилиями воли человека, когда вырвется, становится неумолимой и беспощадной, так что в состоянии довести преступника до сумасшествия и даже смерти. Когда Феодорик, царь Остготов, овладел Италией, он, по клевете и неосновательному подозрению, вопреки убеждениям совести, папу Иоанна уморил в темнице, знаменитого сенатора Боэция замучил в страшных пытках, а тестю его, Симмаху, отсёк голову. Хотя он давно старался привыкнуть к убийствам и крови, но всё же не мог он на этот раз не чувствовать угрызений совести в пролитии неповинной крови. Однако же, он хотел заглушить голос совести и никому не признавался в том, что она лишала его покоя. Между тем суд Божий судом совести сделал своё дело. Феодорик от душевного смущения и внутренней борьбы впал в мрачное и томительное расположение духа. Ему покоя не дают замученные им невинные жертвы. Он нервничает, мучается, лишился сна и аппетита, ходит угрюмым и задумчивым, но никому не хочет сказать причины своего недуга. Никакие врачебные средства ему не помогают. Но время идёт и обнаруживает все тайны. Обнаружилась и тайна душевных страданий Феодорика. Однажды, это было во время обеда, Феодорик видит голову... чью-то страшную голову. Слуги говорят ему, что это голова рыбы, но он не верит им... Нет... это его, Симмаха, голова. .. Вот она прикусила зубами нижнюю губу, как это делал Симмах. «Да, это Симмах, живой... страшный, которого я убил, – безумно кричит Феодорик, – уберите эту голову... Глядите, какая она ужасная, как страшно на меня смотрит. Уберите...», и он с трепетом смотрит на голову, которая представляется ему живой, с угрозой глядящей на него... Голову убрали, а царь в ужасе убежал к себе, упал на постель, дрожа, как в лихорадке, стал плакать, каяться, а к вечеру и умер...

Так совесть властвует над людьми, и мы не можем освободиться от неё. Правду говорит Пушкин в «Борисе Годунове», что...

Если в ней единое пятно

Единое случайно завелося,

Тогда беда: как язвой моровой

Душа сгорит, нальётся сердце ядом,

Как молотом стучит в ушах упрёком

И всё тошнит, и голова кружится,

И мальчики кровавые в глазах...

И рад бежать, да некуда... ужасно...

Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.

Оглянитесь вокруг себя, и вы увидите всюду эти несчастные жертвы неумолимой совести. Вот перед вами торговец, имеющий своё собственное небольшое дело. Всё у него, видимо, идёт хорошо: торговля небольшая, но верная, пользуется кредитом и доверием, да и в семье неплохо: добрая жена и послушные дети. Но почему он всё хмур и невесел, почему ходит с сумрачным лицом, почему никакие радости не радуют его и никакое веселье не веселит... «На совести моей лежит грех», – говорят его пугливо бегающие глаза. «Совесть мучает», – написано на лице его. «Тяжело», – как бы говорит сама собой опустившаяся голова. Да, ничто не может радовать и веселить его, потому что совесть тревожит его воспоминанием о давно содеянном преступлении...

А вот перед нами отдельный кабинет одного ресторана. В кругу друзей и приятелей сидит он, власть и деньги имущий... «Лейте, полнее наливайте... Будем пить... и пить... Пить, чтобы всё забыть», – кричит он... Усталый от службы и работы, он не поехал домой к себе отдохнуть, а сюда, в этот омут угара, содом, место потери памяти, всяких чувств, место, где человек превращается в животное, ничего не помнящее и не соображающее... И окружённый мелкими, гадкими людишками, презирая их и себя, он целые ночи проводит в пьяном угаре. Стыдно самого себя, но тянет сюда, ибо только тут он находит покой и забвение... А там... дома... когда он остаётся сам с собой... страшно вспомнить... там они, эти страшные тени... призраки... жертвы его жестокости... там они предстают пред ним то с мольбой о пощаде, то с укорами и проклятиями... Руки простирают... плачут... рыдают... И он бежит от них... бежит от этих призраков, которые вызывает его недремлющая совесть... Бежит сюда, чтобы цыганскими песнями, пьяным визгом и криками заглушить стоны и вопли этих призраков ... Но вскоре и это не избавит его от мук совести – и она или лишит его рассудка, или сведёт его в могилу... «О, жалок тот, в ком совесть нечиста». Откуда же совесть, если она так могуча над человеком, и Кто её создатель?..

Ясно одно, – что человек не может её создать, ибо она сильнее его и не подвластна ему. Не он повелевает ею, а она приказывает человеку. Не она боится его, а он трепещет её, извивается в её руках, бежит, спасается от цепей её. Очевидно, она есть создание. Чьё-то иное. Кто-то сильнее человека создал её и поставил её над человеком. Очевидно, что она есть не голос человека, не закон его самого, а голос его Творца и Судии. Её всеведение, могущество и власть надо мной мне говорит, что она есть око Всевидящего моего Бога, она есть голос Его, закон, страж, поставленный Им. Раз данная моему духу, она зорко следит за мной на всех путях моей жизни, награждая миром и покоем, когда я исполняю требования нравственного закона и, мучая и преследуя, когда я нарушаю их. Следовательно, одно лишь наличие в моём духе совести с её обязательностью является для меня внутренним неопровержимым доказательством существования в мире Бога, Творца и Законодателя.

Но, кроме того, что совесть есть страж нравственного закона и недремлющее око Божие, она часто бывает у людей главным и самым неотразимым свидетельством самого бытия Божия. Недаром люди иногда спрашивают у других: «Скажи по совести – есть ли Бог?» Вот этот-то самый голос совести иногда так сильно и убедительно свидетельствует человеку о бытии Божием, что перед ним умолкают всякие злоухищрения, колебания и отрицания. Иной человек, даже во время своей безбожной беседы или весёлой пирушки, вдруг в глубине своей души «почувствует», что Бог есть, что Он всё видит и слышит. Это чувствование Бога, иногда весьма неожиданное, доводило человека до того, что он в одну минуту решался перевернуть всю свою жизнь и направить её «по-Божьему». Так, среди пира товарищей, веселья и пьянства разбойник Варрава «чувствует», что есть Бог, тихо уходит от товарищей, оставляет разбой и остальную жизнь проводит в отдалённой обители, подвигами покаяния заглаживая свои преступления.

Так и Мария, молодая и развращённая девица, не думавшая серьёзно о Боге и спасении души, случайно попавши в храм Воскресения «почувствовала», что есть Бог. Тут же она даёт обещание исправиться, оставляет прежнюю свою греховную жизнь, уходит в Заиорданскую пустыню и многими подвигами, слезами и молитвами удостаивается прощения Божия и становится великой Марией Египетской.

Эти и им подобные обращения суть дела совести человеческой, которая служит могучим для человека доказательством существования Бога. Конечно, когда человек ведёт жизнь греховную, служит страстям и порокам, тогда изредка он слышит этот голос или, вернее сказать, старается его не слушать. Но у нравственного человека этот голос обращается в неумолкаемую песнь Творцу и Промыслителю – Богу.

Итак, благочестивый слушатель, ты хочешь иметь ещё доказательства бытия Божия, – за ними не нужно идти далеко. Они внутри тебя, в твоём духе, в твоей совести. В минуты душевного покоя, в тиши ночной, когда всё вокруг тебя, притаившись, спит, когда и в тебе спят все твои пороки и страсти, спроси у своей совести: «Есть ли Бог?» – и ты услышишь от неё ясный и правдивый ответ: «Бог есть». Во дни внутренних терзаний, когда греховные воспоминания мучают тебя, когда содеянное тобою грозными призраками встаёт перед твоими очами, опять спроси у совести: «Есть ли Бог?» – и получишь тот же ответ: «Бог есть». Когда всё земное потеряет для тебя обаятельность и ценность, когда ты почувствуешь приближение смерти, когда будешь подводить итоги всему пережитому, тогда опять спроси совесть свою: «Есть ли Бог?» – и опять ты услышишь от неё: «Бог есть».

Чаще вопрошай об этом совесть, держи её, как чистое зеркало, и она тогда не станет мучить тебя, не будет преследовать тяжкими воспоминаниями и кошмарными образами, а будет вещать тебе о Боге, влечь к Нему и славословить Его...