Мысли о современной прессе

Было время, когда прессу называли шестой великой силою, а теперь она является чуть ли не первой. Под влиянием прессы в настоящее время ни одна область духовной и материальной жизни не свободна от страстного движения. Пресса сделалась органом, или орудием общественного образования. Но, к величайшему прискорбию, она, особенно ежедневная пресса, показывает себя глубоко испорченным орудием. Можно оспаривать справедливость той мысли, что ежедневная пресса играет господствующую роль в ходе человеческой жизни, но несомненно, однако ж, то, что она, иногда как госпожа, а чаще как раба, но во всяком случае служит в значительной степени выражением общественного мнения. Ее нельзя вытеснить из торжища жизни: как необходим воздух для человека, так и она стала насущной его потребностью. Одно элементарное, только в школах получаемое образование не может удовлетворять требованиям настоящего времени, которое представляет каждому, кто пожелает, право участия как в церковных, так и в гражданских делах. Каждый член нашего государства имеет в настоящее время право при обсуждении церковных и государственных вопросов возвысить свой голос и положить на весы общественного мнения и свою персону с ее собственными воззрениями и мнениями. Великое значение и сила прессы в том именно и заключается, что индивидуальная умственная работа чрез нее, как чрез закваску, проникает в развитие народа и может действовать на массы народные то возбуждающим, то успокаивающим, то сдерживающим, то побуждающим образом.

«Один для всех» – вот лозунг писателя. И при этом он (писатель) ни от чего не зависит. Для того, чтобы иметь право писать, не требуется ни сословия, ни состояния, ни экзамена. Один только талант дает ему право писать, а качество, достоинство самого писания есть для него проба. Он наблюдает за тем, что вокруг него происходит, следит за существующим строем и ходом жизни и указывает недостатки, требует реформ и улучшений и побуждает к деятельности. Похвалу и порицание он выражает по своему масштабу – самые великие дела и самых высоких особ он подвергает своему суду. Понятно, какую громадную силу приобретает чрез это перо человека. Революция и реакция, повышение и понижение нравов, атеизм и благочестие, социальные волнения и успокоения получают значительную долю своего характера от прессы.

И эта пресса свободна. То есть она так же свободна, как свободен теперь у нас гражданин, который подчинен только закону, за нарушение которого она только и подвергается стеснению. Необходимо сначала сделать прямое нарушение закона, чтобы произошел у прессы конфликт с государственной властью. Если же она сумеет от этого предостеречь себя, то пользуется полной свободой и является неуязвимой. Правда, в настоящее время, вследствие усиленной охраны, она терпит немалое в некоторых местах стеснение, но стоит только прочитать один или два номера наших так называемых либеральных газет, чтобы видеть, до какой степени свободна наша пресса!! Даже и в настоящий момент почти всеобщего отрезвления редакции и писатели этих газет не хотят наложить на себя никакой узды. При накопившемся вулканическом материале они легко могут произвести извержение и взрывы. Вместо того чтобы врачевать и налагать пластырь на столь многие раны в нашем злополучном Отечестве, они разливают яд. Церковь, и без того слабо сейчас защищаемая, является для них прямо-таки мишенью – они подбрасывают огонь под ее устои; авторитет церковный и благочестие – эти самые действенные врачевания для настоящего времени – они стараются подорвать и погребсти. Вместо призыва к миру и единомыслию, они сеют ненависть: чрез постоянную игру ложными идеями увеличивают опасность социального вопроса. Всё это, конечно, делается неспроста, а по строго обдуманному плану и по неложному убеждению в той истине, что там, где нужно низложить престол, необходимо бывает сначала ниспровергнуть алтарь. Хотя за такие статьи и произведения у нас изредка и привлекают к ответственности, но эти судебные, крайне медлительные и снисходительные процессы не мешают свободе такой прессы; такие процессы в большинстве случаев служат даже рекламой, зло чрез это нисколько не уменьшается: сам редактор, может быть, и понесет наказание, но его вредоносное издание успело уже распространиться в народе и отравить тысячи читателей.

Эта свобода прессы приобретает тем более серьезное значение, что и ежедневные газеты, и все вообще периодические издания в настоящее время входят в обсуждение всех вопросов. Ранее обсуждение и решение религиозных, социальных, научных проблем было делом только ученых кругов и составляло содержание книги или брошюры, но с некоторого времени стало иначе. Периодические, ежемесячные, еженедельные журналы и ежедневные газеты в программе предметов, за разрешение которых они берутся, не имеют границ. Самые трудные философские вопросы, самые великие и важные религиозные и исторические события, самые дикие антихристианские идеи, самые случайные естественнонаучные предположения, самые смелые социальные проекты – всё это выставляется на этом ежедневном литературном рынке. Серьезная книга, какая-нибудь научная монография совсем почти затушевывается и исчезает между этим ежедневным и дешевым товаром. С тех пор как наши газеты овладели всем этим материалом, теперь едва ли есть какая-нибудь разница в содержании между книжной литературой и периодической печатью. И того мудрого библейского изречения: Все мне позволительно, но не все полезно (1Кор.6:12), не знает наш обыденный издатель журнала. Вот почему периодические издания представляют собой такую великую армию, которая имеет различные отряды: инфантерию ежедневной газеты, артиллерию еженедельных и ежемесячных журналов, кавалерию телеграфной агентуры, генеральный штаб литографской корреспонденции. Эти отряды представляют собой великие силы: одни служат пользам Отечества и порядку, а другие с высоко поднятым знаменем идут впереди и расчищают путь революции. И все они свободны. «Мысли не платят пошлины» – говорили некогда умные люди, а теперь это следует сказать и о словах. «Ваше Величество, дайте свободу мысли», – просил некогда один мечтатель как самого высшего блага для человечества, и вот эта просьба исполнена. У нас, как и в некоторых других странах, полная свобода печати. Но каждому из нас, думаю, ясно, что в этой свободе заключается величайшая опасность. Она может, как искра, упасть в пороховой склад общественной жизни и произвести страшный взрыв и разрушение. При идеальном положении вещей свободная пресса есть самая лучшая вещь к мире, при реальном же положении она – самая опасная, какую только можно себе представить. И действительно, следует крепко подумать об ограничении свободы нашей дурной прессы, чтобы она не послужила средством к окончательному отравлению народа.

Для нравственно уравновешенных и безупречных редакторов или сотрудников их самое верное ручательство сдержанности и приличия заключается в них самих. Ответственность за распространение ложных сведений, за обман и введение в заблуждение человеческих умов незрелыми мыслями и фразами, за бесславие и диффамацию*1 честных людей посредством лжи, клеветы и инсинуаций*2 – ответственность за всё это настолько велика, что самая ничтожная доля чувства чести и добросовестности должна бы приводить в ужас и удерживать от всего этого. Участие в работах прессы ведь не есть какое-нибудь наследство, которое требует только отличия и привилегий не важно за что, но такое призвание, которое, как и всякий другой долг, обязывает к отчету, такое высокое духовное и нравственное служение, которое может воодушевлять только благородного человека.

Конечно, к ежедневной прессе, которая утром воспринимает то, что в полдень печатает, и вечером уже рассылает своим абонентам для чтения, нельзя применять тот масштаб, коим измеряется достоинство зрелого плода умственной работы. Часто писатель замечает иногда уже в тот же самый вечер, что он ошибся. Но эта-то теневая сторона его призвания и должна делать издателя скромным и чуждым самонадеянности. Чем чаще он имеет случаи замечать ошибки своих корреспондентов, неблагонадежность и недостоверность своих источников, недостатки своей собственной принципиальности в обсуждении тех или других идей и фактов, тем более он должен остерегаться гордости и заносчивой притязательности. Во всяком случае, и при этой необходимости работать быстро, истина и правда страдать не должны. Не оспаривать, когда печатное сообщение оказывается неверным, публично сознаваться в ошибке, если она сделана, никогда намеренно не выступать с такими сообщениями, справедливость коих была уже ранее подвергнута сомнению, – всё это суть качества одного и того же писательского долга честности, от коих не должен освобождать себя и ежедневный репортер. Но им часто нарушается этот долг!

Много виновато в этом то обстоятельство, что ежедневная пресса у нас в России не располагает достаточным запасом благонадежных, правоспособных и даровитых сотрудников. Читая ту или другую статью, нередко замечаем, что автор ее не имеет достаточно основательного понятия о том предмете, о котором пишет. Совершенная неосведомленность не удерживает, однако ж, корреспондентов писать о таких вещах, о которых они ровно ничего не знают. Хорошо ли, честно ли, извинительно ли это? В особенности же часто подвергается такой участи и страдает от этого наша Церковь, в делах и вопросах которой иногда не бывают осведомлены и наши образованные люди. Вообще ежедневная газетная пресса наша, по справедливости можно сказать не отличается ни основательностью в содержании, ни простотой и изяществом формы. Лучшие и более глубокие умы редко посвящают свои силы прессе, и более образованные сферы читающего общества неохотно берут на себя груд участвовать в ее корреспонденциях. В других странах не так. Там мы видим людей, которые от редакции своей газеты восходят на высокие посты: посланников, министров и президентов. В Англии сотрудниками газет являются нередко самые лучшие и видные члены общества, да и у нас прежде было не так, и наши публицисты, например Аксаков, Хомяков, занимали иногда высокое положение в общественной жизни. А теперь? Теперь наша пресса почти вся в руках евреев, и еврейский элемент является в ней господствующим, так что об идеальном направлении ее не может быть и речи. Где душой дела является материальная выгода, барыш, там трудно ожидать чего-нибудь возвышенного, великого и важного. Но истинность, справедливость, приличие, самоуважение и уважение к народу должны бы и могли бы быть осуществляемы и при всяких условиях прессы.

Это о характере прессы. Но и содержание имеет свои законы. Думается, что мы не слишком много потребовали бы от нес, если бы выразили пожелание, чтобы она стояла в гармонии с общественной жизнью народа. Русская пресса должна уважать дух русского народа и не идти против коренных устоев его жизни. Вследствие чрезмерной культуры одного только разума русский человек лишился в своем развитии правильной гармонии. Вина в этом деле падает на ложный идеал школьного образования, но небезвинна и пресса, которая весьма сильно и упорно поддерживает дурное направление нашего времени. Наклонность всё подвергать критике, обо всем резонировать – что составляет одно из самых невыносимых качеств филистера*3, не признавать и подрывать власть, ослаблять авторитет – вот что находит в современной школе самые благоприятные условия для своего развития. Сердца пусты. На образование характера, на укрепление силы воли, в чем должно участвовать каждое учебное заведение, а также и пресса, не обращается внимание. Развивается вкус ко всему дурному, скандальному и низкому, но мало воспитывается чувство высокого, идеального, божественного. Чем более ослабляется при этом сила воли и сопротивление злу, тем легче воспринимаются ложные идеи, которые потрясают фундамент национального строя и устоев. Пресса, если она хочет служить Отечеству, должна пребывать в согласии с политическими, религиозными и социальными основоположениями, на которых покоится народная жизнь. Этим я не хочу сказать, что она не должна устранять себя от всякой критики существующего, ибо только при этом условии она может держаться на высоте своего призвания, оправдывать свое назначение и оберегать правильный порядок вещей. Но мы – православные христиане, члены монархического государства, до глубины души любящие своих царей, помазанников Божиих. Пресса у нас не должна, не в праве дотрагиваться до монархии и проводить республиканские идеи, не должна направлять умы в сторону революции, не должна подрывать любовь и уважение к царствующему дому. Можно спорить о нраве и порядке выборов, о тех или других правовых политических вопросах – эти споры иногда приводят к уяснению истины и укреплению убеждений, но эти волны партийной борьбы не должны подыматься до царского престола. Последний должен быть священным и неприкосновенным для каждого направления.

Таковою же должна быть для прессы и Церковь. Православно-христианская Церковь, как божественное установление, есть святилище для народа. Это ни на одну минуту не должна упускать из вида пресса.

Мы не хотим лишить ее свободы в суждениях, мы предоставляем ей право критики, но мы в праве требовать от нее при этой критике уважения ко всему божественному и постоянного памятования о том, что это есть священный предмет. Сними обувь с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая (Деян.7:33).

Равно и социальные предметы требуют большой осторожности. В настоящее время социальные вопросы имеют необычайный, захватывающий интерес, часто демоническую силу. Ничего нет легче, как поднять тревогу посредством социальной ракеты, возбудить зависть, разжечь в народе ненависть и злобу, подстрекнуть его к беспорядкам и ниспровержению. – Но ничего нет и преступнее. Можно проповедовать реформу, но пусть проповедуют ее мирным и законным путем. Мы думаем, что это может с успехом делать и та пресса, которая и при свободе умеет держать себя в границах приличия и законности.

Не очень давно одни крестьянин, довольно, впрочем, грамотный и неглупый, приехал в наш столичный город, чтобы предъявить жалобу в суд на одного мошенника, который обманул его на тысячу рублей. Всё время, оставшееся у него свободным, он проводил в чтении газет. Чем более он читал их, тем более возмущался их неприличным, а нередко и безбожным содержанием. Однажды он, сидя на конке рядом с читавшим газету, разговорился с ним о ее содержании и в заключении сказал: «Ну, если таков корм, которым вы питаетесь в этом городе просвещения, то мне очень жаль вас». Это суждение не слишком строго. Наша пресса, действительно, во многих случаях безнравственна и безбожна. Может быть там, на западе, можно встречать газеты и еще циничнее, но это не может оправдывать нашу прессу. Особенно возмутительны в нашей прессе частые выпады, нередко кощунственные, против Церкви и христианства. Казалось бы, что у таких органов прессы не должно быть читателей. Но наоборот – такая пресса часто имеет обильную аудиторию!.. Почему? Да потому что метода такой прессы такова: кто спекулирует на низменных инстинктах человеческой природы, тот редко ошибается в расчетах. Эта бесчестная спекуляция управляет пером многих редакторов и их сотрудников, устанавливает принципы наживы для многих издателей и журналистов, причем о нравственном призвании прессы совсем уже не бывает и речи, почему один из ученых, который очень бдительно следил за современной прессой, с горечью в душе сказал: «На незначительное число хороших и благонамеренных писателей у нас приходится целая толпа хулиганов и бездельников». Их забота состоит в том главным образом, чтобы выдержать конкуренцию, взять верх в борьбе за существование. Не малое, конечно, имеют здесь значение и деньги, но больше всего действует здесь желание одержать победу над конкурентом путем ядовитой оппозиции, путем пикантных сплетен, путем дерзкого издевательства над религией, особенно над православием. Редакция, которая должна быть орудием духовной работы и умственной борьбы за истину, является часто только фабрикой литературной мануфактуры с девизом: «дешево и дурно», исполненной личными оскорблениями и нападками на божественный распорядок мира, является предприятием для одной только наживы и приобретения денег.

Большая часть газет наших, которые многие имеют несчастье считать «прогрессивными», находится в руках евреев; редакторами их состоят евреи или, по крайней мере, ставленники еврейских хозяев. Было бы, конечно, чудом, если бы из таких рук выходили какие-нибудь добрые, христиански продуманные и для России благожелательные произведения. В самом деле, из всего того, что мы привыкли считать признаком благонамеренной и полезной прессы, в большинстве наших газет и листков мы не находим ничего. Их лживость удивительна, их бессовестность отвратительна, их тенденциозность возмутительна. Патриотические собрания, поставившие во главу угла своей деятельности веру, царя и Отечество, постоянно подвергаются насмешкам, как якобы насквозь пропитанные человеконенавистничеством! Их участникам влагаются в уста такие вещи, которых они никогда не говорили, самим собраниям приписываются такие непозволительные действия, которые никогда у них не происходили. Иной репортер, может быть, и сообщит иногда долю правды, но в редакциях всё это переделывается, согласно каким-нибудь тенденциозным соображениям. Рассказывают об одном репортере, который избрал предметом своей корреспонденции юбилейное торжество одного города, во время которого предположено было совершить шествие с факелами. По случаю дурной погоды и сильной бури это шествие было отменено. Но корреспондент изобразил его, однако ж, как событие совершившееся, что, конечно, произвело всеобщий смех. А сколько у нас подобных репортеров! Они часто сообщают о том, чего сами не видели и не знают. Но это еще не великой важности обстоятельство. Бывает гораздо хуже. Например, один и тот же репортер пишет в различных газетах статьи диаметрально противоположного направления, так что об одном и том же предмете он высказывает противоположные, взаимно исключающие мнения. При таком ремесленничестве не потеряет ли он и последний остаток совести? Еще хуже действует несправедливость, когда она бесчестит не только дела, но и лиц, когда по злобе или из-за партийных интересов наносится личное оскорбление людям, ни в чем не повинным и достойным. Никакая ложь, пущенная корреспондентом по адресу неугодного ему человека, не проходит для последнего совершенно бесследно, хотя бы она и была вскоре опровергнута. Доля первого впечатления остается у читателя навсегда. Но еще больший вред такой лживый писатель наносит своей собственной репутации. Не высокой, должно быть, пробы этот писатель, – так обыкновенно говорят в подобных случаях, – если он осмеливается писать такие злостные небылицы. Я лично знал таких корреспондентов и редакторов, которые легко смотрят даже на то, если их в глаза называют «бандитами пера». Они не видят в этом для себя никакого оскорбления!..

Само собою понятно, что в такого рода журналах и газетах не может быть гармонии с основоположениями ни нравственной, ни государственной, ни церковной жизни народа. Нужно ли говорить о том, как много и часто погрешают эти журналы и газеты против религии и нравственности и как много в них статей порнографического характера. Не только в фельетонах, но и в объявлениях сказывается голая пошлость и безнравственность. Газеты, в передовых статьях которых осмеивается Церковь и идет форменный поход против нравственности, дают место невероятно пошлым объявлениям... Не выше закона совести и нравственности ставятся и законы и установления гражданские, государственные. В этом отношении в некоторых изданиях можно читать дифирамбы и тем революционерам, которые стремятся к ниспровержению существующего строя и порядка в государстве. В одной газете это страшное, разрушительное действие называется «актом богослужения». А в другой дети революции призываются к исполнению пятой заповеди такими словами: «ты должен почитать твоего отца и твою матерь, порицать власть и всякое начальство, смеяться над министрами, на каждом шагу обливать грязью врагов и противников, хотя бы они занимали самые высокие посты в государстве». И всё это делается так дерзко и открыто, что, право, не понимаешь, почему в данном случае бездействует власть, сдаваясь на капитуляцию.

И невольно возникает в душе вопрос: как смотреть на эти дерзкие выходки и покушения набрасывать тень на правительственных особ и их распоряжения, перетолковывать и извращать истину во вред авторитету власти? А вместе с этим настойчиво напрашивается и другой не менее важный и интересный вопрос: как могло подобное зло возобладать в христианском мире и получить право гражданства в общественной деятельности? Отвечаем: зло никогда не получает и не дожидается для себя прав – оно возникает само собой, растет и усиливается от недостатка противодействия со стороны добра, то есть истины, правды и особенно власти. Сначала христианские правительства были обрадованы распространением просвещения путем печати, потом были соблазняемы благовидным принципом свободного высказывания всякой правды и не заметили вовремя, как с истинной правдой стала прокрадываться мнимая. Затем были обмануты софизмом, что познание истины совсем невозможно без публичных прений по всякого рода вопросам, причем прокрались прения и о наилучшем установлении государственной власти, а за прениями пошли описания в ярких красках деятельности правителей, казавшейся ошибочной или слишком строгой, что всегда соблазнительно для народных масс. Затем, при сознании необходимости положить границы усиливающемуся злу, некоторые правительства были удерживаемы ложным стыдом прослыть гонителями просвещения и свободы слова, а наконец уступкою права власти народным партиям они дали умственному и нравственному злу твердую опору. Вот история современного развращения путем разнузданной прессы.

Никакая измена, влекущая за собою поражение нашего войска, сдачу крепости и прочее, не может сравниться по силе вреда с этим злостным стремлением подорвать силу и влияние власти в целом народе. Но они, эти пишущие господа, очень хитры и коварны. Они умеют в большинстве случаев увертываться от заслуженной кары. При помощи юристов они умеют пускать в ход лишь такую порцию зла, которую можно употребить, не возлагая на себя ответственность пред буквой закона и пред судом. А что сказать о бедной нашей Церкви? Кто из истинных чад ее читает наши иудейского происхождения газеты, брошюры и книги, тот, наверное, в ужас приходит от той дерзости, безбожия и злобы, с какой они нападают на нее, на все проявления ее жизнедеятельности, как коварно инсинуируют они и издеваются над ней, изощряя свое остроумие. И каждый серьезный человек и благонастроенный христианин не может не проникнуться глубокой жалостью к нашему народу, который на последние трудовые свои гроши покупает себе духовную пищу у отравителей.

Но мы живем ведь в христианском государстве. И однако у нас массы этих разрушителей общественного благополучия? Они поистине не менее опасны, чем наши социал-революционеры, и их яд глубже въедается в народный организм, чем ярость и неистовство произведений наших социал-демократов. Народ отравляется и болеет от этой ядовитой материи, которая растлевает его и обрекает на смерть. Чем далее, тем всё более и более это зло распространяется, всё более и более ощущается всеми, и пробуждающееся сознание спрашивает: где же помощь и спасение? Конечно, немалым вспомогательным средством при этом было бы, если бы эту дурную прессу подавляла и вытесняла бы на рынке хорошая. Но для этой благородной и необходимой борьбы у нас, к сожалению, делается очень мало. Христиански настроенные и консервативные кружки наши так вялы и косны, так скупы и мало предприимчивы! Они далеко отстают от враждебных христианству деятелей. Но доброе должно быть энергичнее защищаемо, чем дурное. В наши злополучные дни, когда колеблется почва под ногами, никакая жертва не должна быть слишком большой для того, чтобы положить прочный фундамент. Но, к величайшему прискорбию, у нас нет таких жертв, нет такой преданности и самоотвержения. Против несметных полчищ дурных газет и литературных произведений идет некоторое количество хороших как ничтожный, хотя и мужественный отряд, и притом некоторые из них без провианта и боевых снарядов, будучи отрезаны от своей армии и сбиты со своей позиции.

Так печально стоит у нас дело благонамеренной прессы. Но как ни желательно было бы возможно большее развитие и усиление последней, однако ж было бы ошибочно думать, что одной хорошей прессой можно преодолевать дурную. Пока сердце человеческое будет оставаться таким же испорченным, злым, греховным, находящим особенное удовольствие в скандале, в возбуждении и разжигании низменных наклонностей и страстей, до тех пор дурная пресса будет иметь за собою большинство. Не равно и оружие борьбы. Пасквилянты, хулиганы и уличные мальчишки забрасывают грязью в степенного, серьезного человека, но последний не станет отвечать им тем же, – он не может этого сделать по своему внутреннему христианскому настроению. Будучи оклеветан другими, он никогда не станет клеветать на других. Христианство дает своим последователям только щит правды и истины в левую руку, и меч духа – в правую. Но недостаточное, лишенное духа христианства воспитание не дает ни истины, ни духа, и, как сказал один из христианских мыслителей, пошлое и низкое – всегда самое сильное. Нет, одной внутренней обороны не достаточно. Здесь необходимо участие и воздействие государственной власти, которая обязана преследовать и подвергать взысканию за эту фальсификацию духовной пищи и по возможности охранять от отравления этот духовный источник. Но чем? Едва ли есть какой-нибудь вопрос, который так труден был бы для ответа, как этот.

Что в настоящее время нельзя с этим злом бороться оружием из арсенала прежних времен, это понятно само собой. Мы не хотим ни запретительной системы, которая может отказывать в концессии*4 и запрещать печатание, ни предварительной цензуры, которая иногда стесняет авторов излишней требовательностью или забраковывает напечатанное, ни системы репрессий, которая штрафует, останавливает и не допускает к печати. Правда, если бесчестная пресса в своей вредоносной недобросовестности заходит слишком далеко, то не будет несправедливым и установление суровых мер взыскания, чтобы спасти наш народ от духовного растления и развала.

Но, говоря чистосердечно, мы не желали бы такого рода мероприятий. Мы желали бы прессе честной, благоприличной свободы, но, как и любая свобода, соединенной с дисциплиной. Для этого требуется, конечно, общее участие и читателей, и ближайшая забота правительства. Одними полицейскими и карательными мерами этой цели достигнуть нельзя. Здесь нужны организаторские правила, которые дали бы прессе новый импульс и устранили бы все прежние недочеты и непристойности. Моему взору предносятся здесь главным образом три средства, которые могли бы принести пользу и помочь горю. Первое – это самая большая гласность, устранение безымянности. Более важные статьи непременно должны быть подписываемы подлинным именем авторов. Сейчас под флагом анонимов укрывается много дурного товара и остаются в неизвестности лучшие писатели. Если бы под злостной, тенденциозной статьей против, например, Церкви было подписано какое-нибудь неизвестное, сектантское или даже еврейское имя, то она, конечно, не имела бы такого значения, и то очарование, которое она произвела при безымянности, тотчас исчезло бы. А более талантливые произведения и статьи, напротив, доставили бы автору большую популярность и лучший гонорар. В газетной и партийной борьбе в этом случае было бы более честности, благородства и мужества, и многие дурные приемы и манеры теперешней публицистики скоро исчезли бы.

Во-вторых: полезным средством против дурной прессы могло бы быть испытание редакторов и издателей. При этом мы имеем в виду не устный экзамен, а ручательство и гарантию за правоспособность их и личную безукоризненность. Ведь требуется же от поступающих на государственную службу чиновников государственный экзамен, равно как требуется экзамен и от священников, так как они суть просветители и учителя народа. Но несравненно больший учитель народа, чем сельский, например, священник, есть редактор – издатель читаемой народом газеты. Священник, может быть, не соберет вокруг своей церковной кафедры и пятидесяти человек, а редактор в своей аудитории поучает десятки, а может быть, и сотни тысяч человек.

Третье средство – это более строгое наказание за диффамации, клевету и инсинуации и наносимые прессой оскорбления ни в чем не виновных людей. Денежные штрафы, если они должны быть налагаемы, необходимо делать более чувствительными. Штрафование какой-нибудь сотней рублей и даже пятью сотнями рублей за клевету не удержит состоятельного редактора от новой клеветы, если он не обладает в достаточной степени чувством порядочности и чести.

Средства эти, как видите, ясны, просты и с законами о печати согласны. Не свободы боимся мы, а злоупотребления свободой. Не на духовную борьбу жалуемся мы, но на фехтование, на сражение с отравленными копьями и на выстрелы с таким же свинцом. Время наше серьезное, опасное, грозное, невольно заставляющее подумать о приближении какой-нибудь катастрофы. Велика ответственность сейчас и для каждого, но еще больше для редакторов и писателей, которые имеют возможность больше других делать доброе и злое. Пусть же они стремятся к добрым целям и несут на алтарь Отечества добрую совесть, основательное знание и чистое, благородное сердце!

1 Диффамация – оглашение в печати сведений (действительных или мнимых), позорящих кого-либо.

2 Инсинуация – клеветнические измышления.

3 Филистер – обыватель, ханжа, человек с узким кругозором.

4 Концессия – договор, заключаемый государством с частными лицами на эксплуатацию промышленных предприятий.

Голос Церкви. С. 3–20.