Проповедь в день Святой Пасхи (на вечерне)

Проповедь в день Святой Пасхи (на вечерне)

Христос Воскресе!

Так! Воистину Воскресе! Под звуки этих приветствий преполовился и уже близится к окончанию всерадостный, всепразднственный, спасительный день. Я увижу вас опять, - говорил Господь апостолам, — и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас (Ин.16:22). Точно. Сердце и плоть наши в сей нареченный и святый день восторгаются к Богу живому (Пс. 83, 3) такой полной и совершенной радостью, которой трудно противопоставить какую бы то ни было печаль. Понимал ли кто во всей полноте, высоте и красоте величие и славу Христова дня или знал о нем только по слуху, по шуму, по блеску, по яствам, по платью, — всякий находил причину радоваться ему. Пусть он и не знал, или не думал, или позабыл совсем, что с Воскресением Иисуса Христа воскресло его собственное человечество, воскрес он сам, что Воскресение Иисуса Христа убедило его в его бессмертии, в его бытии бесконечном и осветило перед ним все темные стороны привременной жизни.

Пусть он в этот день не был ни богословом, ни мудролюбцем. Сколько еще поводов было ему порадоваться празднику. Если он убогий нищий, то его убожество менее тяжело было ему сегодня от удвоенных подаваний христолюбцев. Терзаемый горем, насильно влечен был Праздником от земли к небу и не имел времени остаться один со своим несчастьем. Мучимый совестью, чувствовал неизъяснимую отраду в душе от восторженных песней Примирителю рода нашего с Творцом и Зиждителем. Гнетомый болезнью, находил отрадное побуждение отдать себя в полный промысл Тому, Кто, поправ смерть, разрешил болезни ада.

Так! Радости нашей никто не смог взять и от нас, преемников апостольской радости. Поняли мы неоднократное приглашение пророчеств возрадоваться и возвеселиться в сей день, который сотворил Господь (Пс. 117, 24); помнили и радовались. Но день прошел. Тишина вечерняя говорит нам, что всему есть время, что есть время смеяться, и есть время молчать (Еккл. 3; 4, 7). Мы опять собрались в храм, чтобы богорадованное ликование закончить богомысленным молчанием.

Не так радостно, как мы, провели Христов день ученики Христовы. Мы видели, что поутру они еще плакали и рыдали. Надо было в точности исполниться слову Господа: Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас (Ин.16:22). А Он еще не зрел их или всё равно не был узрен ими. И это, может быть, более всего располагало их к столь упорному отрицанию вожделенной истины наперекор свидетельству мироносиц и собственным припоминаниям пророческих слов Учителя.

Не прискорбно ли было в самом деле апостолам думать, что когда жены ходили на гроб, то видели и слышали там ангелов, а когда двое из них пошли туда же, то нашли только погребальные пелены? Наконец им говорят, что они уже Самого Господа видели, и слышали, и осязали, а они — Его други и наперсники — до сих пор не утешены! Дерзаем ли подумать, что в начинающемся Царстве Царя и Господа с первого дня Его началось уже и строгое мздовоздаяние любви? Кто долее не хотел расстаться с Ним, тот ранее и удостоен Его лицезрения. Любвеобильные и мужественные девы до тех пор не хотели оставлять своего Учителя, доколе к пещере гроба не привален был камень и они уже не могли видеть Его. Может быть, они и после того еще бы долго сидели против гроба (Мф.27:61), если бы забота о том же Учителе, оставшемся без помазания ради наступившего субботнего вечера, не повлекла их от Него приготовить ароматы и миро. Целый день потом их пламенеющее усердие боролось с заповедью закона. И после минувшей субботы, когда еще все спали, любовь уже звала их ко гробу Господа. И она была немедленно вознаграждена. Но и апостолы спали, а сердце их бдело (Песн. Песн.5:2).

Особенно бдели на страже событий двое из них — Петр и Иоанн. Подобно мироносицам, они уже ходили на гроб, но не получили там утешения. Опустевший для них, но не пустой для святых жен гроб этот, может быть, напомнил им ту минуту робости, когда они, оставив своего Учителя, все бежали (Мф. Мк.)… Надлежало теперь наградить их и за минуты мужества, когда они оба шли увидеть кончину (Мф. Ин.), и один, разделяя муки пренепорочной Девы-Матери, проводил Ее даже до Голгофы. Не знаем, утешен ли был каким-нибудь особенным образом этот последний? Может быть, вместе с Богоматерью он был свидетелем особенного, умолчанного в Евангелии, явления Иисуса Христа в день Воскресения. Боголюбезная скромность возлюбленного ученика сокрыла от нас много тайн его сердца. Но о Петре стало известно в обществе апостолов, что ему явился Господь (Лк.). В какой час этого необыкновенного дня и при каких обстоятельствах произошло явление, мы остаемся в неизвестности.

Между тем, как в Иерусалиме искали Господа и не находили, Он открылся не искавшим Его (Ис.65:1). Двое из учеников его, не принадлежащие к числу двенадцати, возвращались в день тот из Иерусалима домой в селение Эммаус. Они вышли из города, когда уже стало известно, что Тела Господа не оказалось во гробе, но что явившиеся мироносицам ангелы называли Его живым. Это было после возвращения от гроба Петра и Иоанна и прежде прибытия Магдалины. Можно ли, кажется, было оставить ученикам дело такой важности и такой близости в столь неопределенном положении? Но и удалившись телом от Учителя, они не отдалились от него духом; идя, разговаривали между собой о всех сих событиях (Лк.24:14) и друг друга совопрошали. Беседа их привлекла к ним третьего Путника. О чем это вы, - сказал им новый Спутник, — идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны? (Лк.24:17) Собеседникам странно показалось, что есть человек, который не знает того, о чем все говорили. Неужели Ты один из пришедших в Иерусалим, — заметил один из них по имени Клеопа, — не знаешь о происшедшем в нем в эти дни? (Лк.24:18.)

О чем? - спросил третий Путник. Видевший рассказал о Иисусе Назарянине и обо всем, что случилось с Ним до самого утра текущего дня. Тогда в свою очередь начал говорить Расспрашивавший о событиях иерусалимских. Первое слово Его показало, что Он не только знал обо всем совершившемся, но и умел объяснить его истинное значение. О несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! (Лк.24:25) — начал Он говорить смущенным смертью Учителя ученикам и раскрыл им всё, что пророчески сказано было в Писании о Христе, что должно было исполниться и что действительно исполнилось в Лице Иисуса Назарянина. Спутники слушали, и сердце горело в них. Так они дошли до места, в которое направлялись. Между тем, время приближалось к вечеру. Ученики просили Собеседника зайти к ним и вечерять у них. Он не отказался. В доме приготовлена была вечерняя трапеза, в которой принял участие и Гость. И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им (Лк.24:30).

Что случилось вслед за этим, нельзя передать словами. Ничего подобного в жизни своей и в окружающем нас порядке вещей мы не видели, не знавали, ни испытать, ни представить не можем. Самовидец случившегося повествует просто, что открылись у них глаза, и они узнали Его. Вдруг они поняли, узнали, увидели, что их Спутник и Собеседник есть Сам Иисус. Этого мало. Вместе с прозрением Он стал невидим для них (Лк.24:31)! Как совершилось это дивное и таинственное отверзение очей, которые не были сомкнуты, видели и не узнавали, узнали и перестали видеть, — обо всем этом в преисполненный чудес день не рассуждали. Не будем рассуждать и мы. Нас ожидает еще одно — и последнее на нынешний день — чудо. Самовидцы Воскресшего тотчас отправились в Иерусалим, чтобы сообщить к сведению всех, близких ко Господу, случившееся с ними. Уже было поздно, когда они достигли города. Нашли апостолов и других с ними, собранных всех вместе из опасения от иудеев (Ин.20:19) и заключивших дверь дома. Может быть, здесь в первый раз воскликнули приспевшие ученики так часто слышимое и повторяемое теперь нами: Христос Воскресе! Апостолы отвечали: Господь истинно воскрес (Лк.24:34).

Сердца всех конечно также горели, когда повествуемо было эммаусское событие. Но чем более являлось подкрепления для веры, тем сильнее теснилось в опасливые души сомнение. Явления одиночные, явления в местах отдаленных тем менее удовлетворяли истомленное ожиданием общество, чем более оно само предъявляло прав на подобное внимание восходящего ко Отцу Своему Божественного Учителя. И не поверили им, - заключает евангелист если не о всех, то о некоторых из апостолов, также медлительных сердцем, чтобы веровать, к удивлению, но вместе и к великому назиданию всех верующих.

Еще продолжалась в заключенной храмине беседа о рассказанном событии, как вдруг собеседники заметили, что посреди них Некто стоит, Кого доселе не было. Легко представить, какой страх и вместе восторг овладели присутствовавшими! Мир вам, — произнес столь знакомый голос. Все молчали, испугавшись (Лк.24:36–37). Ждали и желали этого явления и, конечно, готовились к нему, но, встретив его лицом к лицу, ужаснулись. Подумали, что видят духа, - присовокупляет самовидец. Но Он сказал им: Что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги (Лк.24:37–40) и ребра Свои (Ин.20:20).

Не осталось более места страху. Ученики обрадовались, увидев Господа. (Ин.20:20). И радость их была так сильна, что они стали не доверять самим себе, сомневаясь в действительности того, что видели. Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: Есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними (Лк.24:41–43). Не верить более было невозможно. И упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили (Мк.16:14). И сказал им: Бот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний (Лк.24:44–45).

Когда всё, таким образом, было приготовлено к сообщению людям великого дарования, полагаемого в основание Новому Завету благодати и истины (Ин. 1; 14, 17), Иисус сказал им вторично: Мир вам! Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Сказав это, дунул, и говорит им: Примите Духа Святого (Ин.20:21–23). Этим оканчиваются евангельские повествования о событиях настоящего дня. Как долго был с учениками Господь, в каком образе явился им, как вышел от них? Что продолжали делать оставшиеся опять одни ученики? Где мог быть в то или в другое время дня Воскресший? И прочее, и прочее. На все эти пытливые вопросы мы не получим ответа. Самое лучшее, к чему бы могло послужить решение их, было бы подтверждение истины Воскресения Христова. Но к величайшему утешению человечества истина эта засвидетельствована так, что, кроме крайней недобросовестности, на нее не может восстать ничто, вопреки богоборственной лжи, искавшей уничтожить ее прежде, чем она получила известность. Христос Воскресе! Воистину Воскресе! Достаточно и этого одного на нынешний всепразднственный день. В тот день, - говорил пророчески Господь апостолам, — вы не спросите Меня ни о чем (Ин.16:23), и мы видели, что действительно ни один из них не сказал ни слова Воскресшему. Они только слушали Его и смотрели на Него. Будем подражать им: не вопрошая, слушать Его и, не испытывая, смотреть на Него.

Слушать Его… Какое блаженство несут слова Его душе нашей! Что плачешь? - говорит Он. — Не бойтесь! Радуйтесь! Мир вам! О, сколько любви, милости, отрады, утешения заключается в подобных выражениях! Мы уже привыкли к такой дружеской речи. Евангелие так сблизило нас с Существом, Которому нет имени, достойного Его величия, что нас не удивляет кроткая речь Богочеловека. Утешения, ей доставляемые, мы считаем принадлежащими нам как бы уже по некоему праву, и в этом, конечно, и состоит особенная заслуга христианства! При всем том слабую мысль не может не поражать, когда слышишь от Победителя смерти, всякую власть приявшего на небеси и земли, ту же самую тихую и полную любви речь, с которой Он обращался к людям во дни Своея плоти (Евр.5:7). В этой речи слышишь верное ручательство своего непостыдного упования на всю жизнь и на всю вечность. О, если бы Он так же стал говорить к нам за пределами дней плоти нашей, когда мы будем с Ним, то есть перед Ним на Страшном суде воздаяния! Ибо воскреснем некогда и мы, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое (2Кор.5:10). Судие и Ведче! Приди тогда к душе трепетной, отчаивающейся и скажи ей Свое тихое и милостивое слово: Что плачешь? Приступи ко всем, которые хоть когда-нибудь хоть какую-нибудь каплю мира сердечного принесли ко гробу Твоему, и скажи им: Радуйтесь! Не бойтесь! Явись посреди собиравшихся некогда во имя Твое на славословие Тебе, на радование о Тебе, на молитву к Тебе учеников Твоих; стань в их кругу и скажи им: Мир вам!

О Божественного, о любезного, о сладчайшего Твоего гласа!

Слушать Его… Какое глубокое чувство благодарности проникает в душу! Иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему (Ин.20:17). Итак, Восстание от мертвых в славе Божества и принятие всякой власти на земле и на небе не изменило отношений Господа Иисуса Христа к человечеству! Его первые слова по Воскресении гласят о братии — о малом обществе людей, Им избранных и Ему преданных, зародыше великого и всемирного общества христианского, о роде человеческом, о всех и каждом, а следовательно, и о нас с тобой, возлюбленный брат!

Как понять эту новую тайну Богочеловечества Христова? У нас один с Ним — Отцом нашим — Отец, и Богом нашим — Бог! Где же предел между Его братством и отчеством, между Его человечеством и Божеством? Но мы обещали не спрашивать, а только слушать. Так, нареченные братия Христовы! Ради братства нашего Сын Божий сошел на землю, не устыдившись называть нас братиями (Евр.2:11); разделял с нами всю долю многоплачевной жизни человеческой, во всем уподобился братиям (Евр.2:17), страдал и умер. С памятью о братиях Он воскрес; благословляя их, вознесся; утешая и усовершая, послал в их сердца Духа сыноположения; их храня и освящая, устроил на земле Свою Святую Церковь; взращая и одухотворяя братий, призывает всех нас в Свое общение… О братия! Дано нам более, нежели мы можем понять. Сделаем, по крайней мере, то, что понимаем: просветимся торжеством и друг друга обымем, рцем: братие, и ненавидящим нас простим вся Воскресением!

Слушать Его… Какое величие объемлет душу! Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся (Ин.20:22–23). Вот последние тайносовершительные слова Господа на нынешний день. Кто знает, что такое грех, тот не может не сказать с еврейскими закоцовидцами: Кто может прощать грехи, кроме одного Бога? (Мк.2:7.) Так. Но этот единый Бог отселе соединился с людьми уже не одним только общением человечества, но и пребыванием в них Духом Своим; живет в них и действует через них.

Ах, братия, нет! Несмотря на торжество Воскресения, на честь братства, на славу единства с Богом, душа наша мала для того, чтобы оценить и ублажить свое величие и возвеселиться о нем. Это подтвердит, между прочим, и всякий, кто не сумел ныне — в «день Христов» — возвеселиться Христовым весельем, а искал радости в суете плоти… Так. Однако же и самая неясная мысль о том, что Искупитель грешного человечества вместе с обручением Святаго Духа даровал людям и власть, приличествующую одному Богу, говорит нам, что мы возвеличены теперь паче всякого земного величия; что благодатию Божиею мы посрамили диавола и — по его ненамеренному проречению — действительно стали, как Боги (Быт.3:5); яко Бог крепкий совознесе нас и обожи. Темже воспеваем Его во веки!

Смотреть на Него. На кого же и смотреть сегодня очами сердца, как не на Него, Господа и Бога, к Которому Церковь постоянно направляла взор наш и Чей погребальный царский чертог она посреди глубокой ночи осветила тысячами огней, огласила тысячами восклицаний, как бы нарочно с тем, чтобы все мы напрягали зрение и смотрели, как Он будет исходить из мрачных врат смерти, яко Жених, во свете нетления и в торжестве вечной жизни. Не видели мы этого таинственного восхождения, как не видел его никто из земнородных, но знаем, что Он исшел действительно, в сиянии творческой славы, чей, конечно, только слабый отблеск осиявал светоносна ангела. В этом невыносимом для человеческого взора свете не привыкли мы видеть своего Господа. Более доступен слабой мысли и близок грешному сердцу тот смиренный образ обнищания Его, который неприступную славу Божества прикрывал в подобии плоти греховной (Рим.8:3).

Но, братия мои! От слабости мысли незаметен и очень легок переход к лености, от близости к неуважению, от надежды к беспечности и от дерзновения к дерзости. «Света от света, Бога истинна от Бога истинна» не управляемая богомыслием вера может наконец изменить в слишком малый образ человеческий и всё поклонение Ему ограничить одними человеколепными движениями и знаками, при оскудении чувства благоговения мертвыми и бесцельными. Если когда, то в минуты святого восторга души, возбуждаемого церковными празднествами, надобно учиться смотреть на Христа как на Бога и под голос песнопений церковных приучать себя молиться Ему духом. Очистим чувствия и узрим неприступным светом Воскресения Христа блистающася… поюще Его, яко Бога, вовеки!

Смотреть на Него. Смотрела на Него мироносица и сочла Его вертоградарем. Смотрели долго на Него два ученика и не могли узнать Его. Посмотрели на Него и ужаснулись Его ближние, други и наперсники, подумав, что видят духа (Лк.24:37). Дивное таинство! Что же после этого наше зрение? что тело наше? что вещество? Что мир этот? что бытие наше, знаменуемое то жизнью, то смертью? Тайна за тайной! Повсюду, братия, тайна — и чем ближе наблюдаемая, тем менее зримая! Между тем, проходит образ мира сего (1Кор.7:31), и рано или поздно надобно будет встретить иной образ иных вещей, чудный и по непривычке страшный, непреходящий, бестелесный, бессмертный. Это образ духа. В этом поразительном для чувственного зрения образе являлся и воскресший Господь — пребывающий и невидимый, видимый и непознаваемый, познаваемый и снова незримый, проходящий сквозь затворенные двери, говорящий, приемлющий пищу. Можно ли христолюбцу не пожелать увидеть своего Искупителя — и в этом прославленном Его образе — в Теле духовном, по выражению апостола (1Кор.15:44)?

Но, братия, поставим себя на место апостолов в те минуты, когда Господь, беседовавший с ними, вдруг стал невидим. Что должны были они чувствовать? Как думать об окончившемся видении? Точно ли не стало между ними Господа или Он только перестал быть виден? В этом самом состоянии находимся все мы, особенно когда собираемся двое или трое во имя Его (Мф.18:20), и всегда, как участвуем в божественной литургии. И в эту минуту, и в этом храме, и в этом обществе верных Его учеников разве нет Его? Можно ли при вере в Его Божество усомниться в этом? И что нас смущает? То ли, что мы не можем долго удержаться на этой мысли и, не держась, теряем убеждение в ней? Но мы — люди, заключенные в темницу плоти с первой минуты бытия нашего и выглядывающие из нее в родной нам мир только сквозь тесное отверстие наших опытных, земных познаний, выводящее опять на тот же самый двор темничный. Какой же силы и широты взгляда ожидать от этого?

Вспомним самовидцев Воскресшего. Лишь только перестали видеть Его в блаженной храмине эммаусской, как уже говорили о Нем, как бы вовсе не пребывающем с ними! То ли может смутить нас, что для нас немыслимо современное пребывание Господа Иисуса Христа и с нами, и со многим множеством других верующих, рассеянных по всему лицу земли? Но земля перед лицом Бога Вседержителя менее, чем пылинка перед взором нашим; какая же трудность присещать ее Божеству? Да не смущается нарастаемым недоумением дух твой, христолюбец, хотя бы ни взор, ни мысль не сильны были поддержать в нем веры. Пусть смотрит он на Иисуса, как на всюду сущего и всё содержащего, Который во гробе плотски, во аде же с душою яко Бог, в рай же с разбойником, и на Престоле был со Отцем и Духом, вся исполняя, неописанный.

Смотреть на Него. Смотреть и видеть Человека! Как ни унижен человек вследствие грехопадения, как ни сделался он нечистым, немощным, малым, кратковременным, тленным, при всем том он есть высшее существо видимого мира, красота и венец телесны‑х тварей, властитель и распорядитель мира, его окружающего. Но краснейший паче всех сынов человеческих Человек Христос Иисус (1Тим.2:5) вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр.13:8), Он сидит одесную Бога, пред именем Иисуса преклонится всякое колено небесных, земных и преисподних (Флп.2:10). И мы видели этого Человека, этого Сына Человеческого, последнего Адама (1Кор.15:45), причастного нашей плолш ц крови (Евр.2:14), во всей истине Его человечества, с плотью и костями, с язвами на руках и на ногах, стоящим, говорящим и действующим, памятующим и любящим. Можно ли отвести взор от этого желаннейшего сердцу человеческому образа Христова? Человек и Бог! Бог и человек! Что может устоять против этого неизреченного союза милости и истины, правды и мира? Что же сказать на это? Если Бог за нас, кто против нас? Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего? Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает их. Кто осуждает? Христос Иисус умер, но и воскрес: Он и одесную Бога, Он и ходатайствует за нас (Рим.8:31–34). Вчера спогребохся Тебе, Христе, совостаю днесь, воскресшу Тебе. Сраспинахся Тебе вчера, Сам мя спрослави, Спасе, во Царствии Твоем!

Но, братия, веселящиеся о Христовом Воскресении! Нельзя довольно ни наслушаться Христа, ни насмотреться на Христа. Да сопровождает Он Сам вас повсюду и Своим словом, и Своим образом! Да скажет вам тайну лучшей, совершеннейшей радости и да покажет вам неприступное величие вечной Своей славы! Да явит над всеми нами безмерное Свое благоутробие, да и мы, узники греха, к свету идем веселыми ногами, Пасху хваляще вечную! Аминь.

Наверх