Освящение государства и власти. (Слово в день коронования Государя Императора, 14 мая 1908 года. Сказано в Бийском Троицком соборе, в присутствии властей, при священнослужении Иннокентия, епископа Бийского.)
Что такое коронование на царство православных христианских царей православного христианского народа – среди заветных святынь народных, в осенении молитв, при священном миропомазании и полноте благословений Христовой Церкви? Что это? Пышный обряд для впечатления на зрителей? Остаток старинных обычаев? Пережиток ненужных и отживших воззрений? Или священное коронование и доселе имеет свой глубокий смысл, и если так, то как же оно относится ко всему нашему государственному и общественному строю, а также и к жизни личной каждого из нас, поскольку мы участвуем в общей жизни государства?
Всё это – вопросы, которые могут показаться ненужными или маловажными только для легкомыслия и недомыслия: для людей же вдумчивых, для людей, которые хотят жить разумом и совестью христианской, это – вопросы огромной важности, вопросы коренные, определяющие всё направление жизни. Пользуемся присутствием здесь образованных представителей общества и представителей власти, чтобы побеседовать о поставленных вопросах, которые, по существу, трудно изложить просто и для всех доступно.
Не со вчерашнего дня существуют на земле народы, образовавшие государства. Их жизнь, давно погребённая под песками Египта, под развалинами и обломками древних городов и величественных храмов в Ассирии, Вавилоне, Финикии, Индии, в древней Греции и Риме, теперь как бы воскрешена в научно обследованных раскопках и иногда, благодаря художественному воспроизведению, блещет пред нами, как живая, яркими, живыми красками. Пред нами открываются и проходят картины совершенно отличной от всего теперь нас окружающего мира жизни: иной язык, иные нравы, иные верования, воззрения, одежда, быт, общественные отношения, устройство государства, семейный уклад. И, однако, среди всех этих различий есть одна черта, которая, не умирая, живёт во все времена, во всех изменениях жизни, во всех странах и народах, – черта, которая роднит прошлое человечества, его настоящее и будущее: это над всем господствующий в жизни людей интерес религиозно-нравственный. Всегда человек искал воли Бога, всегда он хотел подчинить жизнь свою нравственным нормам, всегда он оценивал все свои создания и всю свою жизнь с точки зрения добра и зла. Изменялись иногда, хотя, в общем, очень мало, воззрения на то, что́ добро и зло, но самая оценка с такой именно точки зрения всей жизни оставалась неизменной; неизменной в этом смысле оставалась и остаётся нравственность, изменяется только степень приближения к ней. И всегда человек ясно отличал область нравственного вменения: ни проявления окружающей природы – дождь, гром, буря, тепло и холод, ни бессознательные отправления собственного тела – рост, болезни, здоровье, сердцебиение или пищеварение, – ничего подобного человек не оценивал нравственной меркой. Её он прилагал и применял только к той области, в которой проявляется участие человеческого разума, воли и совести.
Спрашивается: к какому разряду явлений жизни нужно отнести создание государства. Применима ли к нему нравственная мерка, приложимы ли и поставляются ли пред ним нравственные задачи? Лежит ли в его основе религиозно-нравственный интерес? От решения этих вопросов зависит вся жизнь людей, зависит, как увидим, и тот вопрос, который мы поставили в начале речи: есть ли смысл в короновании и помазании царя на царство?
Представим себе мысленно, что государство есть не более как хозяйственный союз, область применения только экономических отношений, разрешаемых и определяемых исключительно с точки зрения пользы. Так именно и смотрят на вопрос проповедники и защитники так называемого «нового государства», покоящегося на материалистических и социалистических началах. К такому государству, конечно, невозможно было бы применять нравственную мерку, да её с полной откровенностью и решительностью отвергают и сами его исповедники и поклонники. Безусловная и неизменная нравственность, – а она, нравственность, и может быть осмысленной и обязательной единственно при условии безусловности и неизменности, – невозможна без религии, а религиозное начало не может подчиняться соображениям пользы и хозяйства уже потому, что оно переносит человека далеко за пределы земной жизни – в область бытия вневременного и внепространственного. С точки зрения пользы, несомненно, можно и даже до́лжно оправдать и требовать убиения слабых новорождённых детей, сокращения прироста в населении путём уничтожения излишка рождаемых младенцев, хотя бы по жребию, убиения стариков и старух, как лиц, только потребляющих, а не производящих продукты питания; с той же точки зрения, можно и до́лжно добивать безнадёжно больных, а также слабых и хилых членов общества. Современные поклонники социализма не способны в большинстве продумать до конца и представить себе неизбежные и окончательные выводы заманчивого на первый взгляд учения, которым они увлекаются, а между тем эти выводы, нами представленные, действительно неизбежны. Среди дикарей-людоедов они не раз применялись с самой откровенной и жестокой последовательностью, с той только разницей от современных образованных дикарей, что первые всё-таки и в этих действиях жестокости руководствуются своими, хотя и извращёнными, но религиозно-нравственными взглядами и побуждениями, желая угодить божеству и оказать милость убиваемым. У нынешних же дикарей побуждение будет одно: холодный расчёт и знаменитое «экономическое соотношение сил»...
Выдвигается, в противовес этим крайним выводам, пресловутое правовое государство, которое должно обеспечить каждому члену своему все права жизни, свободы и довольства. Но спрашивается: если нет религиозно-нравственного начала, если нет закона совести, кто же меня заставит признавать чужие права и урезывать свои собственные? А ведь отказ от своих прав неизбежен, необходим, ибо только путём взаимных уступок, прав и потребностей можно создать упорядоченную жизнь. Это – азбука общественности. Духовное опустошение и полная гибель жизни и здесь, в конце концов, становятся неизбежными, при подавлении в ней религиозно-нравственной основы. Какой вопль отчаяния вырывается у людей, прозревших в такой неизбежный конец, это видно из сочинений одного не так давно кончившего сумасшествием, но и доселе, в сущности, для многих образованных людей обаятельного европейского мыслителя. «Слышали ли вы, – говорит Ницше, – слышали ли вы о том безумном человеке, который в светлый полдень зажёг фонарь, выбежал на улицы и базар, и среди многолюдства беспрерывно кричал: «я ищу Бога, я ищу Бога!» Все вокруг него смеялись... Но безумный человек вбежал в толпу и, пронизывая всех своим взглядом, воскликнул: «Где Бог? Я вам скажу: мы Его убили, – я и вы. Мы все – убийцы. Разве мы не слышим шума могильщиков, погребающих Бога? Разве не доносится до нас запах тления? И боги истлевают! Бог умер! И мы Его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое могущественное и святое Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами!» Конечно, человек не может умертвить и похоронить Бога, но сам человек может умереть для веры в Бога. И вот, мы слышим в приведённых словах европейского мыслителя вопль отчаяния человека, умирающего духовно: тогда не спасёт жизни никакое человеческое, условное, ни для кого не обязательное и никаким высшим авторитетом не освящённое право. Человек задохнётся и погибнет в этом духовно-безвоздушном пространстве...
Признайте же, что человеческое царство не есть цель, а есть среда и средство для проявления царства Божия. Признайте, что жизнь государства у христианского народа не может пройти мимо запросов и требований христианской совести. Признайте, что Церковь Христова, как вечное воплощение спасающей силы христианства и его непрестающего действия в мире верующих, не может не воздействовать на жизнь государства, не может быть от неё устранена. Напротив, она должна всюду, во все стороны мысли и жизни, быта и строительства и всякой человеческой деятельности вносить вечные начала вечной Христовой правды.
Эта вековечная и глубочайшая истина и изображена наглядно в священном короновании царя на царство. Если государство чуждо религиозно-нравственного начала и характера, если оно – только хозяйственное предприятие или основанный только на взаимной выгоде и национальном эгоизме союз, а не среда для осуществления нравственного идеала христианской личности и высшего призвания христианского народа, – тогда, действительно, не нужно коронования царя, не нужно освящения власти. Если религия есть «частное дело» и не имеет ни малейшего касательства к жизни общества и государства; если нравственность независима от религии и Церковь отделена от государства, а государство чуждо Церкви, – тогда не нужно коронования царя и освящения власти. Если царь не является орудием мироправящего Промысла и орудием Промысла в жизни данного народа, – тогда не нужно коронования. Если правовые нормы не опираются на вечные и неизменные нормы нравственного закона, получающего содержание, освящение, силу и авторитет в законе живого, личного Бога, – тогда не нужно коронования. Если право временно и условно, и каждый народ, каждое племя, каждый класс имеют свою нравственность и не обязаны проверять её в зеркале закона Божия; если нравственная истина не остаётся истиной всегда и везде, а есть нечто относительное, изменяющееся соответственно росту и развитию общества, – тогда не нужно коронования. И если, поэтому, власть царя есть только передоверие власти народа, если она ограничена и ограничима, если она в существе и в действовании зависит от изменяющегося каприза тех, кто вздумает назвать себя волеизъявителями народа, как источника власти царской, если исходище власти царя не в Боге, опора, цели, задачи и высшая ответственность не в Боге, не в христианской совести: тогда, – да. Тогда не нужно коронования царей, тогда пред нами в лучшем случае муравейник или пчельник вместо человеческого государства, тогда пред нами царство двуногих животных, может быть и очень умных, но не нравственно-разумных существ, не людей, в действительном значении этого слова! Может быть, – хотя и это совершенно невероятно, – может быть, в таком муравейнике с железной принудительностью и с неумолимым смертным приговором всякому ослушнику и всякой, не похожей на других по дарованиям и стремлениям личности, пройдёт закон труда, и будет всем тепло и сытно (по крайней мере, этим обещанием увлекают в свою веру мечтатели о новом государственном строе): но человеческой душе будет холодно и голодно, и бесприютно в этом обещаемом раю. Она с радостью бросит все эти блага, этот рай, и уйдёт от него в пустыни, на край света. Уйдёт в леса и дебри, под землю в катакомбы, чтобы там создать вновь, хотя бы при всех внешних лишениях тела, при отсутствии всяких удобств жизни, в физическом голоде и холоде, – создать такие условия жизни, в которых не было бы для духа человеческого неисходной тоски и неутолимого голода. Ибо скорее нарушится закон мирового физического тяготения, чем превратится всемирное духовное тяготение человека к Богу и исходящему из Него нравственному началу. Поверьте здесь хотя бы такому писателю-мыслителю, как Бокль, которого уже никак нельзя заподозрить в благоволительном пристрастии к религии и христианству; он принуждён сознаться, что «в целом мире нет ничего такого, что бы изменялось так мало, как те великие догматы, из которых слагаются нравственные системы». И когда уйдёт разумный человек из обещаемого в «новом государстве» рая, грубого и чувственного, в поисках за нравственным смыслом жизни, опять тогда начнут возрастать общества и государства на человеческих, а не на животных началах; и опять явится власть, исходящая от Бога; и опять Церковь Божия станет, как воплощённая совесть, ходить пред царём и народом, указуя им путь от земли к небу; и опять эта идея оденется пред народом в красоту священных обрядов и священнодействий; и опять будет коронование царей и освящение власти... В Боге – союз царя и народа, власти и общества; в семье, основанной на любви, а не на хозяйственном расчёте, – первообраз государственной и общественной жизни; в ней, в семье, придёт к людям сам собой и хозяйственный расчёт, в ней будет и нарастание богатства; но не здесь её сущность. В ней явится и право, но то право, которое именно и есть во всякой доброй семье, то есть основанное на любви, освящённое Богом и указанное апостолом: «друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов»; «честию друг друга больша творите»; «вся вам любовию да бывают»; «никому ничем не оставайтесь должны, кроме любви»...
Слава Богу, всё это было и есть среди русского православного народа, создавшего государство своё при исключительных в истории условиях: в младенчестве, на заре своей исторической жизни, ещё не связанный и не отравленный формами и духом государства языческого, он принят был в лоно Церкви, в купель крещения, и с тех пор создавал и строил своё государственное дело, ведо́мый Церковью, напояемый духом Христовой веры. Этим он резко разнится от народов Запада, где или совсем уничтожилось, или увяло и поблёкло и осталось, действительно, лишь пышным обрядом коронование царей языческие начала жизни, языческие основы государства и особенно губительная идея народовластия – демократии, из коей в будущем возрастёт антихрист, – всё это опустошило и обессмыслило там земную власть. Ещё с виду пока там всё держится спокойно, и жизнь по временам блещет и силой, и свежестью; это – остатки прежних верований, прежнего духа, это – лучи солнца, скрывшегося за горизонтом, но ещё посылающего земле отражённый свет. Но уже сбираются таинственные чёрные тучи, и их временами прорезывают грозные молнии, и в них гремят отдалённые страшные раскаты грома... Дай Бог, чтобы вера, совесть и разум народов обратили их к оставленным путям жизни.
Русский же народ в целом, за исключением немногих, поклонившихся чужеземным богам, и до днесь сохраняет и, даст Бог, сохранит навсегда, – ибо в этом его предназначение в мире, – религиозно-нравственное воззрение на всю совокупность жизни земной; следовательно, и на жизнь государственную. Оттого и доныне коронование Царя у нас полно смысла и значения; оттого радостен сей церковно-общественный праздник с его целодневным звоном, как бы пасхальным. С высоты храмов Господних этот звон возвещает России, что в ней по-прежнему, как и встарь, живёт и пребывает вечное слово: «Господи, силой Твоей возвеселится Царь и о спасении Твоем возрадуется зело. Яко Царь уповает на Господа, и милостию Вышнего не подвижится». Аминь.
Источник: Полное собрание сочинений протоиерея Иоанна Восторгова : В 5-ти том. - Репр. изд. - Санкт-Петербург : Изд. «Царское Дело», 1995-1998. / Т. 3: Проповеди и поучительные статьи на религиозно-нравственные темы (1906-1908 гг.). - 1995. - 794, VII с. - (Серия «Духовное возрождение Отечества»).
