Жизнь и смерть. (Речь в собрании патриотических союзов Москвы 20 августа 1906 года, после панихиды по жертвам злодейского покушения на председателя Совета Министров и по убитым генералам Г. Мину и Вонлярлярскому.)

Жизнь и смерть. (Речь в собрании патриотических союзов Москвы 20 августа 1906 года, после панихиды по жертвам злодейского покушения на председателя Совета Министров и по убитым генералам Г. Мину и Вонлярлярскому.)

Настоящее собрание наше омрачено печальными воспоминаниями о безвременной смерти тридцати убитых новых жертвах безумной нашей революции, о мученической смерти доблестного генерала Г. Мина и генерала Вонлярлярского. Пред нами сейчас на панихиде прошёл скорбный список убиенных. В нём помещены рядом имена старцев и младенцев, мужчин и женщин, простолюдинов и сановников. С трудом верится в происшедшее.

Газеты сообщали, что когда дочь министра П.А. Столыпина, тяжко раненая при взрыве, пришла в себя, то спросила окружающих: «Это был сон?» И только взглянув на свои окровавленные ноги, представлявшие одну сплошную рану, невинно пострадавшая несчастная девушка горько заплакала, и поняла, и убедилась, что это был не сон, это была сама действительность...

О, это не сон, братия, не сон то, что делается вокруг нас, – и кто знает, какие новые замыслы, какие новые преступления таит в себе злоба осатанелых выродков русского общества, в злодействах своих не знающих ни смысла, ни жалости, ни совести. Может быть, нас ожидает ещё то, о чём сказано в Библии: у каждого слышащего зазвенит от ужаса в обоих ушах.

Это не сон, это горькая, горчайшая действительность! Дыхание смерти носится всюду, и, кто знает, страшные призраки её не стоят ли теперь над кем-либо из нас...

Из всех вопросов, какими занимался и занимается человек помимовольно, над всеми его волнениями, помыслами, страхами, радостями и надеждами, несомненно, господствует, как самый тревожный и важный, вопрос о жизни и смерти. Что такое жизнь, как она явилась, в чём её сущность, – этого не объяснит никакой сотворённый ум. Но мы все её чувствуем в себе, мы опытно её познаем, за неё борется всё живущее, к ней мы стремимся, её защищаем и отстаиваем, её верой мы переносим за пределы могилы и гроба. Но что такое смерть, откуда она, в чём состоит, как она относится к духу человека, как её избегнуть, – пред такими вопросами стояли в бессилии величайшие умы, величайшие гении человечества, и всё, что они говорили в ответ на эти вопросы от разума человеческого, всё было лишь жалким лепетом, ни для кого не убедительным. А между тем, смерть стояла и стоит пред каждым, как рок неисходный и неизбежный, и если жизнь земную остановить – во власти человека, то остановить смерть никто собственной силой не может. Вопрос о сущности жизни и смерти – это книга неведомая, книга, запечатлённая семью печатями для мудрецов мира.

Разрешение вопроса даёт только вера. И человеку остаётся одно: или обречь себя на всегдашнее и полное неведение тайны, или принять разъяснение, которое даёт ему святая вера.

Бог смерти не сотворил, свидетельствует вера. Смертию умреши, сказано первосозданному человеку, в ограждение от греха. Единым человеком грех в мир вниде и грехом смерть, подтвердил и апостол новому творению, – верующим христианам. Это – о смерти. Она от греха. А вот что знаем о жизни. Я есмь воскресение и жизнь, Я есмь путь, и истина, и жизнь, – говорил о Себе Спаситель. А юноше, ищущему, как войти в жизнь, Он ответил кратким словом: соблюди заповеди. Итак, жизнь есть соединение с Богом в вере, чистоте, святости. В этом и тайна смерти благочестивых, тайна смерти святой и мужественной, в этом объяснение того, почему многие святые называли жизнь рождением в жизнь вечную. И если мы видим смерть во имя долга, во имя чести, в сознании святости подвига, то мы чувствуем и признаём в ней нравственную красоту, высший смысл, который примиряет с нею жизнь, привлекает к себе живущих, и мало того, – и по ту сторону смерти, за её естественной гранью, указывает естественное же продолжение жизни духа, ради которого жил умерший. И, наоборот, в смерти без нравственной и духовной основы чувство наше и сознание видит что-то оскорбительное для достоинства человека, что-то уравнивающее его со скотами несмысленными.

Так, только вера и святость осмысливают и жизнь, и страдание, и радости, осмысливают и самую смерть; только вера и святость дают истинную цену и всякому подвигу, и всякой, по-видимому, и геройской смерти. Ибо, несомненно, могут быть и бывают кажущиеся подвиги и, действительно, мнимое геройство. В дни гонений на христиан находились верующие, которые сами искали смерти, искали мученичества насильно. По-видимому, что здесь худого? Многим и теперь такое поведение показалось бы похвальным, Но св. Киприан Карфагенский осудил такое самовольное и насильственное искание смерти, проникнутое до некоторой степени духом какого-то вызова и самоуслаждения, и заметил по этому поводу: «Бывает настроение, которому только не хватает мученичества, и бывает мученичество, которому, однако, недостаёт должного и доброго настроения».

Так сказано о христианах, желавших за Христа умереть. Что же нужно сказать о тех, которые идут заведомо для того, чтобы убить, хотя бы при этом и самим пострадать, даже умереть?

Бросить бомбу, перебить десятки невинных и случайно подвернувшихся под несчастный случай людей, не пощадив ни старости, ни сиротства, ни младенчества, не подумав и не пожалев о тысячах обездоленных родных, близких, о море слёз и горя, – и самому при этом погибнуть; выслеживать жертву целыми месяцами, подойти сзади, неожиданно, к беззащитному, убить его выстрелами и затем, не успев скрыться, быть схваченным и отдаться в руки правосудия, может быть и с опасностью смертной казни: что это? Геройство, или что-то другое?

Многих и очень многих обольщает это видимое мужество, картинное и показное, – и они готовы пред ними преклониться. Многих это настолько увлекает, что они и сами готовы пойти по пути такого мнимого подвига. Один пожилой человек, в ответ на осуждение злодеев, заявляет: «Но ведь они умерли сами; согласитесь, они ехали на смерть, это геройство». А одна из газет, «Труд», на днях с бесстыдством пишет об убийстве нескольких десятков полицейских служителей в Варшаве: «Есть что-то величавое в этих могучих актах красного террора».

А между тем, здесь-то именно и есть то мнимое мужество и мнимое мученичество, которому недостаёт доброго настроения, то самопожертвование, которое отдаётся сатане, а не Богу, злу, а не добру. И напрасны здесь жалкие потуги – придать злодеянию вид идейности и какой-то нравственной высоты. Если чистое нравственное чувство осудило лукавые умствования иезуитов, позволявших себе дурные средства ради высоких целей «славы Бога», то почему же прилагать иную меру к тем, кто идёт на позор и преступление убийства – ради целей «освобождения», не будучи на то никем призван, и даже не уполномоченный теми, кого он «освобождает»?

Какая ясность и простота учения об этом в слове Божием! В послании св. ап. Петра читаем: «Всех почитайте, братство любите, Бога бойтеся, Царя чтите. То угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо, что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если страдаете за правду, то блаженны. Только бы не пострадал кто из вас, как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое, а если как христианин, не стыдись» (1Пет. 2:17, 19–21). Другой апостол, св. Павел, учит: «Если кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2Тим. 2:5). И в то же время оба эти апостолы сами пострадали за Христа и сами славятся в веках, как великие мученики.

Кажется, ясна мысль о разнице смерти героя и злодея. Но мы живём в век такой путаницы в нравственных понятиях, такой разноголосицы во взглядах на вещи, о которых, в сущности, не может быть двух мнений, что и об этой простой истине нужно теперь напоминать и часто, и настойчиво.

Да, нынешние убийцы «ради идеи» – это не герои, не мученики, а простые злодеи и преступники, нередко больные душевно, нередко ослеплённые, потерявшие волю и сбитые с толку своими учителями. В руках этих-то таинственных руководителей наши злодеи, мнящие себя героями, – жалкое орудие для достижения целей, о которых они чаще всего и не подозревают... Смерть для них, по-видимому, не страшна, но при безверии, при этой страшной злобе, она – не высокая смерть человека, а смерть озлобленного зверя; их смерть – лествица не к небу, как у святых и у подвижников, а в преисподнюю, и не новое рождение, а смерть сугубая и вечная.

И пусть оставшиеся в живых друзья, почитатели и сообщники этих злодеев восхваляют их, объявляя мучениками и героями; пусть уверяют, – как это слышим теперь, – что их могилы в будущем будут украшены памятниками и обратятся в места народного паломничества; пусть прославляют их в сочинённых повестях, в звучных песнях и стихах; пусть в диком, исступлённом усердии, помешанные на крови, они продают и раздают на улицах портреты злодеев, убийц и извергов: людей нравственно здоровых они не могут ни смутить, ни обольстить. Мы знаем, что злодеи и убийцы, как ни восхваляй их исступлёнными криками, так и останутся только злодеями и убийцами, внушающими лишь ужас и отвращение у честных людей; мы знаем, что и разбойники, и грабители умирают на своём ремесле, и они друг друга воспевали в песнях, а сумасшедшие так же нередко бесстрашно ищут смерти, то разбивая голову о стену, то бросаясь с высоты нескольких этажей на землю...

Люди верующие не боятся смерти, но сами её не ищут. Они знают, что смерть от Бога, но от Бога и жизнь, и дана жизнь для жизни, для жизни святой и достойной, во славу Бога, во благо ближним. Они знают, что и смерть во имя долга и любви к родным есть смерть достойная и славная, есть начало новой жизни. И бесконечно много мужества и геройства не у того, кто идёт убивать из-за угла, но у того, кто, зная, что в каждую минуту может быть взорван, бесстрашно и неустанно работает на своём посту, который вручили ему Царь и родина; кто, после страшного взрыва и страшного опустошения смерти и страдания близких и даже родных детей, способен по-прежнему стойко, неустанно и не озлобляясь творить своё великое дело... ежедневно ожидая нового злодейского покушения. Это – истинное мужество.

И наш долг, братия, хранить в себе такое мужество, невзирая ни на что. Пусть веет вокруг дыханием смерти; пусть грозят каждому из нас кровавой расправой; пусть гремят выстрелы и рвутся бомбы... Останемся мужественны и тверды, непоколебимы!

Будем поминать молитвой убитых борцов за Царя и родину; будем воздавать должное их заслугам и геройству, но не будем унывать. Да совершится воля Божия! Ей единой ведомо, зачем дана России эта тяжкая година испытания.

По-прежнему в единении единомышленников, по-прежнему в единении и союзе святой веры, родной Церкви, в союзе любви к Царю и отечеству будем словом и делом являть наше исповедание.

В этом сила, в этом спасение, в этом залог нашей неминуемой победы в будущем. Да, оружие, в конце концов, выпадет из рук революции, и победа будет на стороне людей чести, долга, мира и порядка. Победа будет наша!

Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его! Яко исчезает дым, да исчезнут! Аминь.

Источник: Полное собрание сочинений протоиерея Иоанна Восторгова : В 5-ти том. - Репр. изд. - Санкт-Петербург : Изд. «Царское Дело», 1995-1998. / Т. 3: Проповеди и поучительные статьи на религиозно-нравственные темы (1906-1908 гг.). - 1995. - 794, VII с. - (Серия «Духовное возрождение Отечества»).

Наверх