Воскресное всенощное бдение. Память преподобного Андрея Рублева. Крестовоздвиженский храм

Завтра Святая Церковь чтит память новопрославленного святого преподобного Андрея Рублева, который жил в пятнадцатом веке, следовательно, свыше пятисот лет тому назад, и при жизни почитался как выдающийся иконописец. О нем есть упоминания и в летописях, правда очень скупые и краткие. Неизвестно, откуда он родом, как он жил, как подвизался, как молился, – почти ничего неизвестно кроме того, что он был учеником преподобного Сергия и по его благословению написал «Троицу».

Можно спросить: а на каком основании он канонизирован как святой? Дело в том, что примерно через восемьдесят-сто лет после покрытия олифой икона чернеет и изображение на ней перестает быть видно. Поэтому когда иконы, которые написал Андрей Рублев, потемнели, эти доски стали использовать для написания других икон, и память о его живописи исчезла из Церкви. Андрей Рублев был вновь открыт в двадцатом веке, когда его иконы расчистили. Расчистили – и ахнули: кто же мог создать такую красоту? Бросились к летописям и увидели, что в эти времена творил такой иконописец, ученик преподобного Сергия. И стало совершенно очевидно, что эти иконы могли быть созданы только им. Поэтому Андрей Рублев явился в двадцатом веке как бы заново. На каком же основании Церковь заключает о его святости? Это зиждется на одном-единственном аргументе, но это аргумент такой силы, против которого сказать уже ничего нельзя: за него говорят его иконы. Такую красоту мог создать только святой человек. И после того, как он написал свои иконы, было даже специальное Соборное постановление, чтобы писать только как Андрей Рублев. Хотя сам он отступал от канонов, существовавших в то время, но то, что он написал, стало каноном, то есть в переводе с греческого – правилом.

Преподобный Андрей расписал много храмов в Москве, Звенигороде и других местах, но от его фресок сохранились только фрагменты. Он написал очень много иконостасов, но полностью ни один иконостас тоже не сохранился. Из Звенигородского иконостаса до нас дошло только несколько икон. Самая знаменитая – «Спас», которую отняли у Церкви, и она сейчас в Третьяковской галерее, и «Апостол Павел» и «Архангел Михаил» – тоже в Третьяковской галерее. Эти иконы каждый из нас должен обязательно увидеть, и не только увидеть, надо их знать, надо на них долго и долго смотреть, надо их очень хорошенько запомнить, особенно «Троицу», написанную по благословению преподобного Сергия и ставшую художественным изображением высокого богословия этого святого, который в честь Пресвятой Троицы основал свой монастырь – Троице-Сергиеву Лавру. Ее так и называли – дом Пресвятой Троицы.

Все искусствоведы – православные, католики, баптисты, методисты, верующие, неверующие – единодушно признают «Троицу» Андрея Рублева высочайшим шедевром мирового искусства и говорят, что никто никогда ничего подобного не создавал и, естественно, создать уже не может. Это был взлет человеческого духа на совершенно недосягаемую высоту. Рублевская «Троица» есть удивительное явление Бога на землю, потому что без помощи Божией создать такую невыразимую красоту, перед которой преклоняются все, независимо от их веры, невозможно. Эта красота сокрушительна, она имеет небесное происхождение.

Икона есть образ Божий или образ святого, и, глядя на образ, верующий человек умом и сердцем возносится к первообразу. И чем совершеннее икона, чем она духовнее, тем сердце легче устремляется к небу. Когда человек стоит перед образом «Троицы» Андрея Рублева, его ум и сердце возносятся к Самой Пресвятой Троице, поэтому роль этой иконы огромна. Вот такой колоссальный аргумент в пользу святости преподобного Андрея Рублева. Творение его ума, его сердца, его рук пережило века и до сих пор продолжает действовать. Конечно, грешному человеку создать такое невозможно. Дела рук человека свидетельствуют о устроении его души. «Дерево познается по плоду». Вот стоит перед тобой человек. Как узнать, каков он? Надо рассмотреть, какова его жизнь, какие у нее плоды: посмотреть на его поступки, на выражение его лица, на его слова, на его детей, на ту работу, которую он делает. И если во всем этом присутствует красота, то это от Бога.

Сколько людей талантливых бьются сейчас, чтобы создать красивые здания, красивую одежду, красивые спектакли, красивую музыку. А что получается? Получается уродство и безобразие. Но ведь эти люди очевидно талантливы, почему же они не могут? Потому что в их творчестве нет Бога, а то, что без Бога, не может быть красиво. Нельзя без Бога построить ни красивого дома, ни воспитать красивого человека, потому что создатель красоты – Бог. Куда ни посмотри, что Бог ни создал, все изумительно красиво: и звезды, и небо, и клетка, и атом, и горы, и леса, и деревья, и птицы, и бабочки, и все животные – все необычайная красота. Где присутствует Бог, там всегда красота.

Вот течет река. Посмотри, какие у нее красивые берега, какие по берегам растут прекрасные кусты, деревья. Послушай птичьи голоса – какая красота! А вот пришел человек, у которого нет Бога в душе, – и он эту реку запрудил; рыбу, которая в ней плавает, отравил; он небо закоптил; он чернозем закопал, а наверх глину выдавил. Леса он спилил, из деревянных домов ушел жить в железобетон. Человек, в котором нет Бога, все изуродовал. А посмотри на детей этого человека – во что они превратились, эти дети? А посмотри на отношения в семье у этого человека. Посмотри на отношения на работе. Посмотри, как он работает, как он одевается, посмотри на выражение его лица, послушай, как он говорит. Какие слова несутся из того места, которое раньше называлось ртом? Что представляет собой этот человек? А жизнь его? А поступки? А если в мысли заглянуть? А если посмотреть, какие у него в душе кипят чувства? Это ад кромешный, это мрак, это чудовищное бытие души, заблудшей от Бога.

Вся красота от Бога, и красота – это есть величайший аргумент. Федор Михайлович Достоевский, наш замечательный писатель, говорил, что только красота спасет мир. Только красота. А красота утрачивается, более того, с потерей Бога утрачивается даже понятие о красоте. То, что всегда, во все эпохи считалось уродливым, теперь многие находят красивым. Поэтому сейчас наглядно видно, как быстро человек деградирует. Люди, живущие в одно время, современники, уже не могут найти общего языка. Особенно это наглядно в музыке: ту музыку, которая нравится пятнадцатилетним, тридцатилетние не могут слушать, а пятидесятилетние от нее начинают болеть – у них раскалывается голова, поднимается давление. Они могут даже умереть от этой музыки, а пятнадцатилетним она нравится. То есть сместилось все, всякое понимание.

Но ведь красота – вещь абсолютная. Никто не может сказать, что «Пресвятая Троица», написанная Андреем Рублевым, безобразна. Никто не может сказать, что небо некрасиво или что некрасив уссурийский тигр, или бабочка махаон, или павлиний глаз. Есть ли на свете такой человек, который, увидев эту бабочку, скажет: она не красива? Нет, потому что красоте, созданной Богом, покоряются абсолютно все. Поэтому красота может стать критерием истинности нашей жизни. Каждый из нас имеет всегда в душе, в уме очень много вопросов: что мне делать? как мне поступить? что сказать? И критерием можно сделать красоту. Вот ты хочешь что-то совершить – а подумай немножечко: красиво ли это? И если это некрасиво, то это будет и безбожно, потому что то, что имеет хоть какое-то касание к Богу, это всегда красота.

К сожалению, по своей греховности мы часто за красоту принимаем красивость. Мы люди душевные и плотские, а не духовные, поэтому духовную красоту часто не видим и не ощущаем и в силу нашей чувственности любим красоту душевную, душевность. И в отношениях с людьми нам больше нужна душевная красота, нежели духовная, потому что духовная красота требует от человека слишком большой высоты. Поэтому уровень восприятия красоты очень снижается. Маленьким детям нравится все очень яркое, броское, сильно звучащее, потому что у них чувства не развиты, им нужно все в чистом, открытом виде. И у современных людей, даже взрослых, тоже чувства не развиты, не развито чувство красоты, поэтому они впадают в те же ошибки. А если мы посмотрим на создание Божие, то увидим, что Господь в Своем творении употребляет удивительные краски. Не может человек создать такую голубизну, какую создал Господь в небе, и такую синеву, какую Господь создал в море, и такое изумительное сочетание разных цветов звезд. Какие оттенки оперения птиц или шкур животных! И при этом всегда, везде присутствует гармония, нет никакой какофонии. Те картины, которые создавал Бог, творя землю, прекрасно сгармонизированы, ни один предмет не вылезает, каждый имеет свое место. Что бы Бог ни создал, куда бы мы ни посмотрели, в любой уголок вселенной: на Луну прилети, на Марс, спустись на дно океана, загляни внутрь вулкана, посмотри на небо в пасмурную погоду и в ясную – везде красота, везде гармония.

Вот разные птицы: и скворец, и иволга, и жаворонок – начинают петь, и хотя они не знают ни нот, ни законов гармонии, и каждая поет свою песню, но это просто удивительная красота. И в эту гармонию птичьих звуков и шум ветра входит органично, и шум листвы, и плеск волн. Вот как Богом все устроено красиво. А если каждый из нас начнет говорить свое или каждый начнет петь свое? Это в хорах часто видно: один одно поет, другой другое – и все расплылось. А то, что создано Богом, не расплывается. Поэтому если человек стремится к красоте, стремится к тому, чтобы и свою жизнь сделать красивой, – это и есть стремление к Богу. Красота есть критерий истины, а то, что безобразно, всегда от дьявола.

Мы все устроены Богом и поэтому, естественно, хотим, чтобы все вокруг было справедливо. Но так как люди мы грешные, то обычно говорим не о справедливости вообще, а только о справедливости по отношению к нам. И вот в этот момент, когда мы хотим бороться за справедливость, когда в нас кипит праведный гнев, надо взять зеркало и посмотреть на свою физиономию, подумать: красиво ли выражение этого лица? Если нет – значит, пафос нашей справедливости греховен. И хотя этот пример очень поверхностный, но тем не менее, если задавать себе такой вопрос, это может нас в каком-то смысле остановить.

В человеке должно быть все прекрасно, и, конечно, самое главное – это его душа. Как бы ты ни был красив лицом, пройдет несколько лет, и это лицо покроется морщинами, глаза потеряют свой блеск, волосы поредеют, изменят свой цвет. А пройдет еще пятьдесят лет, и ты вообще умрешь, и по этому прекрасному лицу будут черви ползать. А красота души – вечная. Если ты красив душой, то твою красоту и на земле будут помнить, а главное, она пойдет вместе с тобой туда, в другой мир, в мир духовный. Если наша душа стала прекрасной – а прекрасной ее может сделать только Бог, – тогда она окажется с этими прекрасными людьми, которые тоже пребывают там, где вечная красота. Тогда мы увидим Андрея Рублева, преподобного Серафима Саровского, Матерь Божию и будем вместе с ними всегда, вечно.

Все мы ценим хороших, надежных, преданных, любящих друзей, потому что одна из самых больших драгоценностей на земле – это красота человеческого общения. А ведь когда мы оставим все и пойдем в Царствие Небесное, мы приобретем «во сто крат более, – как Господь сказал, – и братьев, и сестер, и отцов, и матерей». Только подумаем, какие люди нас будут окружать в Царствии Небесном! Просто дух захватывает! Самые выдающиеся, самые совершенные, самые умницы, самые красивые душой, самые нежные, самые любящие, самые верные, самые преданные, самые надежные. Какая красота! А если мы душу свою не уготовим для Духа Божия, если не войдем в Царствие Небесное, где мы будем пребывать? Там, где пребывают грешники, которые любят свой грех. Там тоже места разные: Лаврентий Павлович Берия в одном месте, Иосиф Виссарионович в другом, Гитлер в третьем, Карл Фридрихович в четвертом. Но это будет совсем другая компания – компания людей самовлюбленных, гордых, тщеславных, завистливых, жадных, спорливых, настаивающих на своем, миролюбцев, угодников плоти. Каждый выбирает то, что ему по душе. Какая твоя душа, то ты и наследуешь. Выбирай: вот правда, красота – а вот всякая погибель, и ужас, и кошмар, и отсутствие гармонии.

Если мы посмотрим жития святых – Василия Великого, Серафима Саровского, преподобного Сергия Радонежского, мы удивимся, что же это были за люди. Это были живые ангелы, в которых через увеличительное стекло, через микроскоп нельзя увидеть ни одного недостатка, ни одного изъяна! А с чего они начинали? Так же как и все мы, родились от папы и мамы, так же учились грамоте, так же молились Богу. Но они очистили свою душу – и нам этот труд предстоит. В этом-то и заключается смысл нашей жизни христианской, чтобы красота в нашем сердце победила уродство, чтобы выправить свою душу, чтобы все уродливое, все скотское, все превращающее нас в зверей, в демонов, в бесов очистить, чтобы нам превратиться в ангелов, чтобы не было у нас ни в душе, ни на языке, ни в уме ничего дьявольского, а было все только прекрасное, святое – все то, что сопряжено с любовью Божией.

Конечно, ради этой любви и красоты нужно очень много пострадать. Рублев тоже не стал сразу Рублевым. Он очень долго учился, он очень много написал икон. Безусловно, он был одарен от Бога, но, чтобы достичь такой легкости, такого совершенства, труда нужно очень много. Даже чтобы научиться в цель стрелять, и то сколько нужно труда положить, сколько нужно перепортить и мишеней, и стрел, и луков, и тетив изорвать. А тем более чтобы душу усовершить, достичь высоты духовной, научиться молитве – сколько нужно пролить кровавого пота! С тех пор как человек отпал от Бога, не захотел жить с Богом, на земле все дается с трудом. Как бы хорошо: вышел на улицу – а там хлеб растет. Нет, так не получается. Сколько в эту землю нужно пота вложить, чтоб собрать зерно! Но и этого мало, зерно же не будешь горстями есть. А хлеб из готового зерна испечь – как это трудно! Сейчас этого почти никто и не делает, готовый покупают. Вот как это тяжело! А дитя воспитать! Вот взять и воспитать ребеночка, чтобы это был не хам, чтобы это был не рокер, чтобы это был не панк, чтобы это был не блудник. Как это трудно! Сколько нужно крови пролить и пота! Сколько нужно промолиться! Сколько нужно этих детей причащать, сколько им Евангелие нужно объяснять! Сколько нужно ограждать детей от школы, ограждать от улицы, ограждать от «друзей», вообще от всего, что в мире. Потому что что ребенок видит во дворе? А в школе? Это кошмар! А человеческие отношения? Ребеночек же все замечает: как папа с мамой любят друг друга, как папа с тещей, как мама со свекровью – это же все видно, это же все впитывается.

Как же невыразимо сложно вопреки всему этому падшему миру нормального человека воспитать! А как книгу хорошую написать трудно! А посуду мыть разве не трудно? Все труд, все пот, все дается тяжелым трудом, но другого пути нет. Нельзя стать Серафимом Саровским, не проливая пот. Само собой ничего не будет. Поэтому будем трудиться. Вот мы и сегодня немножко потрудились: пришли, помолились. Как хорошо, слава Богу! Некоторые придут домой, будут еще молиться, будут правило читать. Попостились сегодня – завтра будут причащаться Святых Христовых Таин. Завтра выходной день, поспать бы до одиннадцати, до полдвенадцатого, но нет, надо потрудиться: встать пораньше, утренние молитвы почитать, молитвы ко святому причащению. Хорошо, если рядом живешь – на троллейбус сел, три остановочки проехал, и ты в храме. А некоторым на метро еще ехать или на двух автобусах. Как тяжело, трудно, но Бог труды любит. Чем больше трудимся, тем больше награда.

Чтобы эту мысль еще больше укрепить в нашем уме, приведу такой пример. Некий монах жил уединенно, питался тем, что найдет или что сам вырастит, но очень много об этом не заботился, а уделял все внимание молитве – самое монашеское дело. И только одна у него была скорбь: он не очень удачно выбрал место для кельи, и за водой ему приходилось ходить далеко. И он ходил так несколько лет, а однажды ему пришла мысль: что же я мучаюсь? зачем я каждый день хожу полчаса туда, полчаса обратно, час трачу? Этот час можно молиться. Перенесу-ка я келью свою поближе к источнику. И вот с этой мыслью он возвращается последний раз от источника и вдруг слышит, сзади кто-то идет и считает: раз, два, три... Оборачивается – ангел. Он со страхом Божиим, трепетно так спрашивает: «Зачем ты за мной идешь и что ты считаешь?» – «А я считаю, сколько ты прошел шагов до Царствия Божия». Тогда он взял келью и еще отодвинул дальше. Вот такой поступок. С точки зрения здравого смысла это есть безумие, потому что все люди только и занимаются тем, что стремятся облегчить себе жизнь. Весь наш технический прогресс создан именно для этого. Чего пешком ходить? Сел в автомобиль и поехал, легко и быстро. Вроде бы да, но почему вдруг произошла промышленная революция и начался технический прогресс? Это совпало с отступлением человека от Бога. И чем дальше по пути технического прогресса, тем дальше от Бога. Чем больше комфорта, тем меньше благодати.

Человечество с помощью технического прогресса себя уничтожает. И когда на земле будет конец света, то это произойдет по причине технического прогресса: либо мы умрем от радиации; либо задохнемся, потому что не будет чистого воздуха; либо нас убьют ультрафиолетовые лучи, которые через озонные дыры проходят в нашу атмосферу, убивая все живое; либо умрем от болезней, которые сами себе создали; либо погибнем от оружия, которого накопили столько, что всю землю можно двадцать раз подряд взорвать. Человек сам себя губит. Вместо того чтобы жить среди лесов, полей, птиц, он дышит чем? Он дышит всякой гарью, он питается самыми страшными вещами. Даже кошки не хотят есть ту колбасу, которую мы едим. А кошка и по помойкам лазает, готова чем угодно питаться, но колбасу не хочет есть – ту колбасу, за которой люди, у которых есть разум, которые десять классов кончили, не только в очереди стоят, а едут за ней в другой город. Не безумие ли это? А все почему? Желание комфорта, нежелание трудиться, желание лежать мягко – пусть душно, но среди ковров, хотя они же синтетические, это же вредно. И в городе жить вредно, и ничего не делать тоже вредно, и ту музыку слушать, которую мы слушаем, вредно не только для нашей души, но и для здоровья.

Человечество само себя уничтожает. Вот едет человек на автомобиле – вроде быстро, вроде хорошо, удобно, но в результате что? Геморрой только развивается. Пешком-то ходить гораздо полезней. И так во всем. Человечество уже обречено. И наша задача – постараться как-то из этого общего потока гибельного выйти. Пусть он несется со скоростью автомобиля, но надо все-таки стараться изо всех сил как-то затормозить. У нас сил очень мало, нас, верующих, осталось раз-два и обчелся, да и из них половина никуда не годных. Одна верующая другой говорит: ты заболела, пойди к бабке сходи, она тебе заговорит. За это надо от Церкви отлучать, а она ей советует! То есть качество этих верующих требует еще очень большого усовершенствования.

Нас очень мало, и грести против течения очень трудно, но надо. И Господь увидит – а Ему все видно, каждое наше сердечко перед Богом совершенно открыто, – Господь увидит, что кто-то старается грести против течения, не в этом общем потоке. Ведь вода течет всегда только вниз, она вверх течь не может – а Бог на небесах, поэтому надо воспарить от этого потока, надо стараться плыть против течения, а это очень трудно. И тех, кто гребет против течения, вообще никто не понимает. Потому что если норма убивать, а мы не убиваем, значит, мы уже ненормальные. Если норма грешить, а мы не грешим, значит, мы ненормальные. И все же надо нам стараться все время над своей душой трудиться и делать все время не то, что хочется. Потому что хочется нам, естественно, чего? Лечь, поспать, языком болтать, слоняться, чтобы в голове мысли всякие носились. Плыть по течению, как это легко: махнул рукой – двадцать метров проплыл. А попробуй против: гребешь, гребешь, гребешь изо всех сил, уже запыхался, а проплыл всего двадцать сантиметров. Ну что же делать, все равно цель-то она там, против течения. Вот так и греби всю жизнь, вот так и старайся, вот так и трудись. Тогда достигнешь. И пример этого – все наши святые угодники Божии.

Все бегут туда, а нам придется против – это же очень трудно, но другого пути нет. Царствие Небесное только там, куда Христос указал. Поэтому даже если нас сносит этим течением, надо все время выкарабкиваться, выплывать, выныривать и все время плыть против, против, против. Тогда мышцы нашей души будут укрепляться, душа будет становиться все мужественней, все храбрей, мы не будем бояться этого потока, мы переплывем это житейское море и к тихому пристанищу притечем наконец.

Тихое пристанище – это Царствие Небесное со всеми святыми угодниками Божиими. Есть ли что-нибудь более прекрасное?! Когда люди устраивают праздник, они обязательно позовут близких себе людей, купят еды всякой, и вот сидят вместе за столом, общаются, радуются, потому что это для человека высшее наслаждение. А представим себе, что мы будем на вечери любви и председателем за этим столом будет Сам Господь Бог, а вокруг все святые угодники Божии. И пусть мы с вами окажемся на самом-самом последнем краешке, пусть мы будем самые последние, даже и не за столом сидеть, а просто стоять и глядеть, и то какая красота, какая радость! И всего этого мы можем лишиться, если будем ленивы.

Мир спасет красота. А самая главная красота – это красота сердца человека. Поэтому будем стараться. Конечно, сразу мы этого не достигнем, надо сердце выправлять потихонечку: последить за своей речью, за тем, что ты говоришь; посмотреть за своей интонацией, каким тоном ты с людьми разговариваешь, особенно с близкими. С чужими-то мы все стараемся вежливо говорить: здрасьте – а вот именно со своими ближними какой у тебя тембр голоса. Последить за выражением своего лица, последить за своими чувствами, за своими мыслями, за движениями души последить, есть ли в этом красота.

Ведь у каждого человека существует понятие о красоте, потому что нас всех Господь создал. Если взять любого человека на улице, на остановке, на пляже – одеть, конечно, поприличней, – и посмотреть на его душу. Сколько же в ней добра, сколько красоты! Сколько в ней заложено богатства! А ведь какой все грязью залеплено. И жемчужину можно в навоз воткнуть, засушить, и останется один запах и вид неприятный. Сколько же навоза нужно очистить, пока этот жемчуг заблистает! И жемчуг нельзя просто так, где попало хранить, потому что он потускнеет, тоже нужны особые условия. Вот так и душа человеческая. Как же много нам надо над душой потрудиться, чтобы все наносное, что прилипло от этого мира, все эти водоросли, ракушки житейского моря очистить, чтоб то, что создано в нас Богом, расцвело!

И нам такая возможность дана. Вот корова – какой она родилась, такой и умрет. А человек нет. Человек родился от папаши пьяницы, родился от мамаши гулящей, от бабки, которая курит и скверно ругается, – а может стать святым. Было бы желание, а Господь поможет. Корова бедная из своего коровьего состояния никак не может выйти, она не может ни в лесу жить, не может в Америку уехать, у нее только один удел: телиться, давать молоко и ждать, пока зарежут. А у человека очень много возможностей: хочешь – иди в монастырь, хочешь – женись тридцать раз, хочешь – детей воспитывай, хочешь – в детдом отдай, хочешь – кровь на войне проливай, хочешь – в тылу прячься. Что хочешь, то и делай. Хоть в городе живи, хоть в деревне, хочешь – в церковь ходи, хочешь – в кабак. Свободен человек, и эту свободу он может употребить и на добро, и на зло. Кипит в тебе зло – ругайся; а можешь взять и зло преодолеть: выйди в другую комнату, потерпи, не кричи, сделай красивый поступок. Не можешь каждый день так делать – через день: день ругайся, день не ругайся. И то будет хорошо.

Постепенно хоть что-то начни делать, потихонечку греби против течения. Не можешь сразу все – но хоть что-нибудь. Посмотри на свою душу: какой у тебя самый главный грех, что самое гнусное, самое противное, чего ты перед людьми стыдишься, что наибольшее отвращение у тебя вызывает? Самому тебе противно – а подумай, как же Богу на тебя противно смотреть, и исправься. Сразу не можешь – начинай постепенно. Но трудись каждый день, старайся. Не можешь весь день – до обеда трудись, потом отдохни. На следующий день опять начни. И увидишь, как с помощью Божией душа твоя начнет расцветать.

Вот я гляжу на вас на всех – а я здесь недавно, восемь лет – и вижу, как постепенно ваши души расцветают. Это зрелище завораживающей красоты. Приходит человек, Бог знает что у него в голове, ничего не понимает, пень пнем, а походит в храм год, два и начинает что-то соображать, начинает в нем образ Божий раскрываться. Смотришь, в семье у него начинает что-то налаживаться, и детки начинают лучше становиться, и лицо его разглаживается, и глаза уже не как обычно у человека – ну не глаза, а стекла. Ездишь в метро, стараешься не смотреть, а взглянешь – и жуть берет: что же у него в душе, ой, какие страсти кипят, какие бесы вокруг него вьются. Думаешь: бедный, несчастный. А тут-то борьба идет! И вот человек один грех победил, другой побеждает, с третьим в борьбе состоит. Такая красота! И Господь радуется, и ангелы ликуют, потому что «на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии».

А ведь до нас сколько было поколений! Деда кто-то помнит, прадеда уже забыли, а ведь был еще прапрадед, прапрапрадед, и так в самую глубь веков. И среди них у каждого из нас в роду святые люди есть, и они за нас молятся, они видят нас – и как же они радуются, когда мы вступаем в эту борьбу, когда мы плывем к тому берегу, где они все, плывем не по течению, а против. А ведь они – это соль земли, это лучшие люди, это красота, это собрание святых, это Церковь Божия. И каждому из нас уготовано место в Царствии Божием, просто не все туда идут – дороже человеку грех. Поэтому будем стараться все-таки грести. Многие, конечно, уже старые, многим и понять что-то трудно, и сил нет на молитву, но из последних сил все-таки надо шевелиться, надо все-таки преодолевать, надо что-то делать. И Господь, видя это, поможет. Господь знает, что человек слаб, и немощен, и грешен, но, если он хоть шевелится, Господь поможет – обратись только к Нему. С грехом самому бороться нельзя. Заметил в себе грех – и молись, и проси. Сам старайся, конечно, изо всех сил не грешить, но исцелить от греха может только Господь. Поэтому какая самая главная молитва у нас? Господи, помилуй. Мы ее все время на богослужении произносим. И ектенья: Господи, помилуй. И на часах по сорок раз: Господи, помилуй. И по двенадцать раз, и по три раза: Господи, помилуй. Помилуй, мы грешные, окаянные, бестолковые, дураки, плывем в преисподнюю. Взять нашу страну – ну не дураки? Все богатство истощили, всю красоту погубили. Недавно я проехал несколько сот километров – страшно смотреть: все изуродовано, церкви поломаны, дороги все разбиты, мужики пьяные.

Увидишь домик какой-нибудь старый – вот раньше люди жили, наличники какие, красота! Видно, что с любовью сделано. А современный коровник: здание уродливое, кирпич – половина белый, половина черный, окна кривые, цвет безобразный. Ужас, ужас! Что в душе, то и вокруг нас. А ведь была же совсем недавно такая красота. Еще я маленький был, в Оке вот таких судаков ловили. И ведь уже нет ничего, а дальше-то что, лучше будет? Нет, дальше будет только хуже. Что, верующих разве прибавляется? Когда я начинал здесь служить, на всенощной было десять-двенадцать человек, а сейчас сто пятьдесят. Но население-то Москвы за это время на сколько увеличилось? На миллион. Из миллиона сто человек! А из наших деток какой процент в храм ходит? Многие сейчас ходят, а пройдет пять-шесть лет, будут ли они ходить? Еще неизвестно, это они будут выбор делать. Сумеем мы в них любовь к Богу вложить, будут ходить. А если они от нас видят только зло, колотушки, ругань, то нет никакой надежды. Потому что Бог есть любовь. Не покажем мы им любви – они Бога не увидят. Из-под палки можно кого хочешь заставить Богу молиться, любого, но толку в этом никакого нет, потому что Богу нужно, чтобы человек сердце свое отдал, а сердце из-под палки не отдашь.

Вот и надо нам стараться. Терпением, любовью, кротостью, смирением спаси себя – и вокруг тебя спасутся тысячи. Стань святым. Серафим Саровский стал святым – и сколько людей спас. Сергий Радонежский стал святым – и мы его учеников сегодня прославляем: Андроника преподобного и Андрея Рублева. Без Сергия смогли бы они? Нет, не смогли бы. По молитвам его, старца своего, духовного отца, с его помощью стали, он им путь указал. Шли-то они сами, конечно. Каждый человек сам идет, но указать путь надо, особенно на первых порах, это очень важно.

Так что, братья и сестры, будем стараться украшать свое сердце, будем стараться украшать свой ум, будем украшать свои чувства, украшать всю свою жизнь. И тогда за этой красотой потянутся и близкие наши, потянутся и остальные русские люди, потому что они этой красоты не знают. От них же все схоронили, от них все спрятали. Где им узнать? Что они видят? Только один телевизор. А по телевизору что им покажут, то они и едят. Поэтому надо эту красоту являть миру. И никому ее, кроме нас, не явить. Поэтому на нас ответственность лежит не только за нас самих, но и за весь наш несчастный народ, потому что соль-то земли – мы. А если соль силу потеряет, на что она нужна? Если мы себя самих не можем освятить, ну на что же мы годны? Потому у нас и мужья неверующие, потому у нас и дети в церковь не ходят. Что мы можем им показать? Сырое полено как зажжешь? Никак. Нет, надо сначала высохнуть, самим воспламениться, зажечься верою, зажечься добродетелями, красотой – и тогда к этой красоте люди потянутся. Аминь.