Великий Четверг. Благовещение Пресвятой Богородицы. Крестовоздвиженский храм, 1988 г.
Святая Церковь вспоминает ныне Тайную вечерю Христа Спасителя и празднует Благовещение Пресвятой Богородицы – начало пришествия Христа на землю. Христос пришел для того, чтобы воцариться в наших сердцах, чтобы спасти нас от наших грехов. Об этом Он возвестил через архангела Гавриила Деве Марии.
А в Великий Четверток Господь совершал божественную службу со святыми апостолами и дал им образ того, как должно себя вести. Он сказал: вы называете Меня Богом и учителем, и Я воистину таков и есть, так вот, если Я вам ноги умываю, то и вы должны делать так же друг другу. Потом препоясался полотенцем, налил воду в сосуд и стал умывать им ноги. Петр смутился: как так, Учитель – и вдруг ему, ученику, будет ноги умывать. Господь говорит: тогда ты со Мной части не имеешь, потому что ты не слушаешься. Тогда Петр сказал: Господи, умой мне и руки, и голову. Нет, ответил Господь, достаточно только ноги, потому что вы уже очищены Моим словом.
Господь их очищал. Он говорил: «Вы чисты, но не все». Один из них был нечист, Иуда. Речь, конечно, шла не о пыли, которая прилипает к ногам, – там, на юге, они ходили в сандалиях, никаких носков, конечно, не было, поэтому ноги всегда были в пыли. Нет, речь шла о пыли греховной, которая внутри души. Мы тоже чисты, но не все, и Господь нас так же омывает, когда мы подходим к исповеди, но опять же не всех. Господь ведь и Иуде ноги умыл, но он этим не очистился, потому что замышлял злое в своем сердце. И тем не менее Господь дал нам пример того, как мы должны любить ближнего: так смиряться перед ним, что быть готовыми мыть ему ноги. Вот это очень важно нам уяснить.
С тех пор как христианин впервые услышит Евангелие, эту благую весть, с самого первого благовещения, когда его слуха только-только коснется слово о спасении и оно западет в его душу, – с этого момента начинается возрастание его в любви, потому что цель жизни христианской – достичь любви, научиться истинной любви Божией. Бог есть любовь, и, если человек достиг любви, значит, он достиг Бога. Но что такое любовь, этого мы часто и не чувствуем, и не понимаем, и не знаем. И вот Господь на Тайной вечери дал ученикам духовное завещание. В частности, оно касалось того, как люди должны относиться друг к другу. Вот, например, шуметь, когда все напряженно слушают, это есть нарушение любви, потому что, значит, человеку дело только до себя – а это первый признак нарушения любви. А жизнь христианская должна быть устроена так, чтоб мы этой любви учились.
Любовь заключается в проявлении смирения перед тем, кого ты любишь. Очень легко это можно увидеть в отношениях матери и дитя. Вот маленькое дитя, неразумное еще, грудной ребенок, лежит, ему что-то неудобно, и он начинает плакать. А мать, хоть ей, может быть, и спать хочется, и она устала, – она же на него не бросается с кулаками, не кричит: «Замолчи!» Потому что все равно бесполезно: ему восемь месяцев, разве он понимает? Ему хоть по-русски, хоть по-английски говори, он не понимает. И мать смиряется, она терпит, она бывает к нему снисходительна. Хотя дитя ей доставляет массу неудобств, но тем не менее она его не уничижает, не бранит, а старается укачать, старается его как-то умилостивить, ублаготворить, чтобы он притих. «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало» – так и говорят.
Это пример из нашей обыденной жизни, вот что такое любовь. Правда, здесь есть важный момент: мать любит дитя, потому что оно свое, оно кровное. Вот лежат десять младенцев – девять не моих, а один мой, – и все плачут. К какому у меня желание броситься к первому? К своему. Почему? Потому что мое. Вот все дети бегают по лужам, и мой внучок бегает по лужам. Я не бросаюсь ко всем детям, не пытаюсь их оттуда вытащить, а только своего. Почему? Потому что если другие простудятся, мне все равно, а мне главное свое спасти, потому что мое будет болеть, а раз мое будет болеть, я буду за него переживать. То есть на самом деле эта любовь не полная, она окрашена эгоизмом, поскольку это любовь к своему, любовь к себе. Моя кровь, поэтому люблю и ребенка, и внука, уже меньше люблю племянника, еще меньше люблю двоюродного племянника, а уж о внучатом племяннике могу и не вспоминать – за своего ребенка, за своего внука переживаю, за него сердце болит.
Но Господь хочет, чтобы мы достигли любви к любому ближнему, чтобы любовь наша не зависела от того, близок нам этот человек или далек, хороший он или плохой, любит он нас или, наоборот, он наш враг, замышляет о нас злое. И Господь дает образ такой любви. Вот перед Ним ученики, и Он их знает насквозь, досконально: вот этот самый любящий и самый любимый; вот этот самый горячий; этот самый рассудительный, вечно во всем сомневающийся; а вот этот злой, жадный, деньги любит и задумал предать. И Господь между ними разницы не делает, всем ноги умывает, всех усаживает с Собой за стол, все до единого причащаются, Он никого не отвергает – дает образ христианской любви.
Вот так же и мы должны этому учиться. Независимо от того, раздражает нас человек или не раздражает, понимает он нас или не понимает, чувствуем мы к нему любовь или не чувствуем, надо этому человеку все равно любовь оказывать. Надо достичь такого состояния сердца, когда каждого человека, даже если он тебе делает злое, и ты знаешь об этом, и знаешь, что он такой-сякой и только тебе вредит, – все равно ты должен научиться его любить. А это очень трудно, и это долго, на это надо всю жизнь положить.
Господь создал Адама, чтобы он размножился на земле и все люди жили бы одной семьей, все любили бы друг друга; чтоб каждая мать любила всех детей, чтоб все дети любили свою мать; чтоб между нами не было никакой вражды. Но потому-то Господь на землю и пришел, что все мы разрознились, и у каждого своя жизнь, и каждый живет сам по себе, все копаются в собственных грехах, и все гребут под себя, и никому ни до кого дела нет. Дьявол между нами посеял рознь, поэтому даже в храме: вот все мы сгрудились вместе, все стоим, вроде как одна семья, у нас один Отец – Господь, у нас одна Мать – Церковь Святая, – но, если посмотреть каждому в сердце, мы увидим отчужденность друг от друга. Каждый, кто здесь стоит, он не думает о ближнем, ему этот ближний совершенно неинтересен, этот ближний даже ему мешает, этот ближний его толкает, этот ближний его жмет, от него жарко: я и так в пальто стою, душно в храме, а еще он тут навалился, тяжело, и лучше бы, чтобы этот ближний куда-нибудь подальше отошел. Потому что вот я, вот Бог, вот моя жизнь, в голове у меня мои дети, мой зять, моя суета, моя забота – а тут еще какие-то мешающие мне люди. Лучше бы их было поменьше.
То есть если заглянуть в наше сердце, можно увидеть, что никакой общности-то у нас нет. Мы собрались все вместе – но ничего внутри нас не происходит. И хотя в таком состоянии нашей души, в таком нелюбовном отношении друг к другу мы, конечно, недостойны ни в храме быть, ни причащаться, Господь тем не менее нас не отвергает. Потому что Господь сказал: где двое или трое соберутся во имя Мое… А имя Божие – любовь. И мы в церковь собираемся не для того, чтобы поминать за здравие или за упокой, а чтобы научиться любви – хоть в чем-то, хоть пока здесь стоим, хоть чуть-чуть. Я уж не говорю дома или в автобусе – но вот хоть в церкви, пока мы стоим перед Самим Богом, ну хотя бы в чем-то ближнему уступим. Ладно, не в магазине – хоть в церкви не лезь вперед, ведь Господь сказал: кто хочет быть первым, тот будет последним. Ну да, ты первым прорвешься, но в Царствии-то Небесном ты окажешься последним. Потому что если Сам Господь ноги умывал ученикам, значит, Он дал нам образ, как мы должны делать, – а мы делаем как раз наоборот, и получается, что мы либо не ученики Христовы, либо предатели.
Есть, правда, еще третий вариант, который больше всего к нам подходит: мы пока еще просто неразумные дети. Это как мать говорит: «Вася, не лезь в лужу, простудишься», – но Вася не понимает, ему нравится по лужам хлопать. И вот простудился, лежит с температурой, на улицу не выходит, ему хочется гулять, а его не пускают. А ведь как просто: ходи мимо лужи или, если уж так хочется по лужам, надень резиновые сапоги, и все, и будешь каждый день гулять. Но он не понимает, и все-таки лезет, и от этого болеет. Вот так и мы. Мы не понимаем того, что если будем рваться вперед, то ничего здесь не получим, а если не будем рваться вперед, тогда, наоборот, благодать Божия нас посетит. Потому что без смирения невозможно научиться любви.
Любовь – это когда один человек ради другого чем-то поступается. Вот я сижу удобно, мне хорошо, а рядом сидит человек, которому неудобно и не так хорошо. Что такое любовь? Любовь – это когда я встаю и говорю: «Сядь, здесь тебе будет удобно, а я сяду на твое место, пусть мне будет неудобно». Или, допустим, я пришел в храм, увидел икону и захотел поставить свечу, а к свечному ящику из-за народа не пройти. И я думаю: надо рубль передать, и мне сюда передадут свечку. Свечку поставить – это хорошо, и церкви доход, и моя жертва Богу. Но с другой стороны, девяносто человек я отвлеку от молитвы. Хорошо это или плохо? Нет, уж лучше я эту свечу не поставлю, то есть подумаю прежде всего не о себе, а о других: люди стоят, люди молятся, им никакого дела, собственно, не должно быть до моих внутренних забот, уж лучше я приду в другой день поставлю.
Вот если человек так рассуждает, отказывается от своего ради других, это и есть любовь. И если мы будем так в жизни поступать, смиряться перед ближним, отказываться от себя, от своего ради любви к другому, тогда постепенно мы любви научимся. Только так. А если будем стоять, дуться, обижаться, в мыслях желать человеку зла, расстраиваться, то, конечно, мы любви не достигнем. И все Евангелие – оно об этом. Господь говорит нам, что надо прощать. Обидели тебя, оскорбили, не поняли – ну и что ж? прости. И Господь тоже как мучился со Своими учениками: Он им говорит одно, а они другое. Он их призывает к одному, а они поступают совершенно противоположно. Петр сказал: я от Тебя никогда в жизни не отрекусь, пусть меня убьют. А Господь вздохнул и говорит: сегодня же ночью трижды петух не пропоет, как ты отречешься. Он же знает заранее, что будет. Господь знает и то, каковы мы все, но Он хочет, чтобы мы были другими. Поэтому в церковь мы приходим для того, чтобы нам свою душу спасти от греха, потому что грех нас разделяет, а благодать, наоборот, объединяет. И вот сегодня мы будем причащаться Святых Христовых Таин для того, чтобы принять благодать Божию, чтоб она всех нас объединила.
Конечно, мы люди грешные, мы люди неразумные, невоспитанные. Евангелие мы не знаем и не знаем православного богослужения, не знаем православных канонов, православных догматов, мы вообще православную веру не знаем, не понимаем, не чувствуем. Но постараемся, пока мы находимся в храме еще час-полтора, побыть ну если не христианами, то хотя бы просто воспитанными людьми. Пусть мы не можем пребывать в любви на протяжении всей нашей жизни, не можем пробыть в любви целый день, чтоб ни на кого не раздражиться, не озлобиться, кому-то не выговорить, кого-то не толкнуть, на свое не перевернуть, не поупорствовать – но попробуем, пока в храме стоим, в течение полутора часов, побыть такими, как будто мы уже достигли этого. В следующий раз придем – опять попробуем, и так постепенно раз от разу мы будем упражняться в этом доброделании. Пусть мы злые, окаянные, раздражительные, но давайте сделаем вид, на некоторое время, что мы действительно хотим Царствия Небесного, действительно хотим научиться смиряться, научиться любви, чтоб Господь, видя нас хотя бы в храме, радовался.
Господь нас везде видит, где бы мы ни были, но в храме, когда мы все собраны вместе, Господу особенно приятно, что мы хотя бы внешне пытаемся что-то сделать. Вот представим себе: у какого-то отца много дочерей и сыновей. И конечно, он знает, что у этого нелады с женой, у того болезнь, у третьего сын в тюрьму попал. Но вот все дети собрались за отцовский стол, и ему, конечно, хочется, чтобы все забыли свои житейские заботы и порадовались любви: что вот наконец мы встретились все вместе. Ему хочется, чтобы кончилось это не дракой, не поножовщиной, не толкотней, чтобы не перепились все вусмерть, а чтобы все было чинно, благородно, чтоб и самим было приятно, и соседи порадовались, какая дружная семья.
Вот и мы сегодня собрались на пир Господень. Все мы будем вкушать Божественную Трапезу на пире Отца нашего Небесного. И все мы произошли от Адама и Евы, все мы произошли от славянских племен, все братья и сестры, в наших жилах течет одна кровь, все мы одной веры, у всех у нас на груди крест православный, все мы крестимся одинаково, у каждого из нас дома хоть одна иконочка да есть – то есть нас очень многое объединяет. И Отец наш Господь один, и Мать наша Церковь, которая нас крестила, которая нас пытается чему-то научить, – видите, сколько у нас общего.
И Господь хочет, чтобы мы были действительно как одна дружная, любящая семья, потому что только в Церкви, на Божественной литургии можно научиться любви. Ведь мы от одной Чаши причащаемся. Это только раньше, в старину, в дружных семьях так бывало: большая миска ставится на стол, и все потихоньку, чинно, каждый в свою очередь оттуда вкушают. Из одной – все. Такой замечательный образ. И сегодня вынесется Чаша, и все будут от одного Хлеба и от одной Чаши причащаться, опять же чинно и благородно. Но если в старину кто-то не в свою очередь лез, что делал хозяин семьи? Он брал ложку и бил по лбу. Может быть, эта мера и суровая, но иначе не научишь, а раз в лоб получил, уже человек учится.
Поэтому если мы хотим от сегодняшней службы получить благодать, то мы должны постараться подумать над своей жизнью, подумать, где мы стоим, Кому мы молимся, и тогда постепенно мы как-то в чувство придем. Конечно, дьявол нас постоянно искушает: и сам искушает через помыслы, и через людей. Но надо нам стараться держаться. Господь на нас смотрит и хочет, чтобы мы достигли любви, вот этого вожделенного Царствия Небесного. Аминь.
