Трактат 36 (из "Амфилохий"). В каком смысле сказано: «Сотворим человека по образу Нашему» (Быт. 1:26), и что здесь образ, и каков прообраз? Ибо вместе со всяким образом по необходимости рассматривается и первообраз
То, что человек возник по образу Божию, некоторым пришло на ум понимать как разумность и свободу воли, а другим – как главенство и высоту господства, ибо и в том, и в другом создание может отображать Создателя, и можно называть человека образом, а если угодно, и говорить, что он возник по образу Божию. Так что отсюда можно знать и образ, и первообраз, потому что Прообраз природный, а вернее сверхъестественный и изобилующий превышающей разум причиной дарований, предоставляет человеколюбиво сотворенному подобие по благодати.
Посему Григорий, которому присвоено прозвание Богослова главным образом зато, что он боголепно мыслил и учил о Духе, оставив без внимания разницу в один слог, сводит воедино наименования «образ» и «по образу». Почему? Потому что и он не видел в этом извращения какого-либо священного догмата, и слух людей, о спасении которых старался сей муж, охотно принимал от него то, что оба выражения имеют одно и то же значение. Впрочем, поскольку жадный слух, считающий любопытство мудростью, ищет разницу между «образом» и «по образу», не будет чуждо снисхождения и сочувствия сказать и о ней. Но скажем это после нижеследующего, чтобы не прерывать последовательности изложения.
Дело в том, что у некоторых есть противостоящее вышесказанному воззрение, которое, обнаружив, что мышление и разумность присущи [также] ангелам, усиливается отказать в истинности тем, кто говорит, что человек возник по образу Божию в смысле мышления и разумности. И вывод, по видимости, таков, что, поскольку это не есть особенность человеческой природы, то и «по образу» неприменимо, как будто бы какая-то необходимость заставляла утверждать, будто отображающее не по [собственной] особенности, даже если оно обнаруживает явственно запечатленный образ, вообще не может отображать отображаемое.
Таким же образом они считают, что и главенство должно быть отвергнуто по той же причине, хотя священные Речения ясно показывают продолжением повествования, что «по образу» означает главенствующее достоинство. Ибо последовательность такова: «Сотворим человека по образу Нашему, по подобию нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею» (Быт. 1:26). Они же, не устыдившись даже этого, говорят, что «по образу» не обозначает главенства, потому что и ангельская природа имеет начальственную должность – ведь пророк Даниил во всеуслышание провозглашает князя ассирийцев и князя иудейского племени и Боговидец где-то говорит: «Поставил пределы языков по числу ангелов Божиих» (Втор. 32:8, ц.-слав.). Стало быть, как разумность и свобода воли общие у людей и ангелов, так и владычество и царственность. Ну и что? Если бы слово утверждало, что только человек возник по образу Божию, то, наверное, ангельская природа этому бы воспротивилась, потому что и у них есть то, в чем можно было бы напечатлеть Божественные черты. Если же в Писании нельзя найти ничего такого, то общность с ангелами не только не отнимает у человеческой природы достоинство сотворения, но и способна как образец удостоверить истину. Посему точно так же из-за того, что природа ангела разумная и мыслящая, у человека эта способность не отнимается.
Однако одержимые стремлением возражать правильным мнениям, как кажется, по крайней мере, на мой взгляд, не столько затрагивают их, сколько обращают обвинение против самих же себя. Ибо в особенности там, где наши блаженные отцы потрудились о правильности смысла и соответствующем предмету умозрении, благоразумным и не лишенным понятливости людям нужно приходить на помощь, если что-то пропущено, и по возможности поддерживать их – а у кого на уме портить хорошо устроенное, и кого честолюбие заставляет искать новизны, те незаметно от себя, охотясь за видимостью хитроумия, идут даже против священного и врожденного смысла. Ибо, как мы видим, они позволили обличить себя самих в том, что впали в страсть оскорбления, свойственную душе, одержимой неразумными фантазиями. Но оставим их.
К тому же ряду, объясняющему причины сотворения человека по образу, относится, пожалуй, и бестелесность души. Не только потому, что пресущественная и сверхъестественная красота пресущественной сущности бестелесного отражается в ней так же, как и в ангелах по причастности, но и потому что и в троическом тождестве усматривается инаковость, сохраняющая неслитность, – а если угодно, и потому, что слово выходит из души, соблюдая однородность и соответствие производящей его природы, показывая, что одновременно исходит и равноправная ипостась духа. В этом смысле то, что человек изначально был устроен по некоему образу Сотворившего, можно было бы понимать как особенность. Исходя из этого, ты получишь в изобилии и много других примеров – ибо мудрость, и творчество, и бессмертие несут в себе запечатленное в природе изображение той первой и превышающей ум премудрости, и созидания, и вечности.
Если же кто-нибудь захочет словно разными красками нарисовать единый боговиднейший образ, и станет утверждать, что все это образует и очерчивает прекраснейший и наилучший облик, человека, то он, кроме того, что позволит усматривать в нашей природе особенный образ, по-моему, не пройдет мимо наиболее искусного ответа на вопрос о причине. Посему ничуть не трудно из вышесказанного и понять «образ», и помыслить прообраз и то, что сотворено по образу Божию. Ведь можно было бы мыслить образом Божиим каждую из перечисленных добрых и ценных вещей, например, разумность человека, его самостоятельность, мудрость, творчество, и все, что уже упоминалось – ибо это отображает созерцаемую в Боге превышающую слово и мысль царственность, премудрость и созидание, и нетекучее, бесстрастное и единосущное устроение. И человек создается по творческому, царственному, разумному и причастному премудрости образу, не сам будучи таков (если уж кто-то не считает лишним входить в тонкости и дотошно исследовать значение имен), но сотворенный по такому [образцу], чтобы нам яснее рассмотреть образ и «по образу» и не остаться в неведении о первообразе.
Если же кто-нибудь захочет свести это к образу и первообразу, то и он не ошибется – ибо [свойства], которые усматриваются только у Бога, суть Божии, и о том, кто воспроизводится в соответствии с ними, можно небезосновательно сказать, что он воспроизводится по Богу. Так же и если присущее человеку получило силу отображать Произведшего, как произведение, и как в веществе – невещественное, и благодатью и дарованием Божиим это стало принадлежать человеку, то по верному рассуждению можно было бы сказать, что и человек стал образом Божиим. Потому и божественный Григорий говорил: «От Себя же вложил дуновение, которое слово знает за мыслящую душу и образ Божий». Ибо освященный этот человек, любитель сжатого стиля, выражавший содержание многих мыслей в кратком сплетении слов, едва ли не придает своей речи свойственную этому роду многозначность. Поэтому и здесь, сказав: «вложил дуновение», что имело созидательную силу по отношению к душе, он, вместо того, чтобы развить эту мысль истолкованием, разобрав ее по частям, выразился очень сжато: «которое слово знает за мыслящую душу и образ Божий». Разворачивая же смысл, он сказал бы: «каковое создало и произвело мыслящую душу, которую слово знает за образ Божий».
Вот так и возможно свести толкование вопроса к двум и вновь развернуть в три, а вернее, если кто-нибудь захочет доискиваться и разбирать каждую подробность в настоящем умозрении, то можно будет увидеть четыре [способа], которыми отношение изображаемого к запечатлевающему сохраняет [качество] образа. Ибо есть Божество, в котором сияет боголепное совершенство сил, превышающих всякую причину и постижение, а есть отблески этих сил, отражающие исходящую от Него по человеколюбию благодать и потому усвояющие наименование образа, – и человек есть четвертое, творимое по только что указанному образу. Так что разыскивающие «образ» и «по образу» в различиях не останавливают поиск на тройке, но присоединяют и четвертое, которого не искали. Посему, я полагаю, и прославленный в богословии Григорий в таком смысле, не вдаваясь в великую точность, удовольствовался образом и образцом, потому что в его намерения и не входило разделять речение и умножать его настолько, насколько оно может простираться, но в праздничную общественную речь он включил рассуждение, отвечающее потребности, полезной для большинства.
Некоторые же понимают «по образу» как «через образ» – ибо Пресвятой Дух, по их словам, как и Сын, есть сияние, и образ (Евр. 1:3), и верное отображение Отца, и поскольку рядом сказано о создании человеческой души через Духа, то есть через дуновение, справедливо было бы говорить, что человек обрел целостность через образ и возник по образу Божию, то есть стал делом и искусным произведением Божественного Образа. И выражение переносится беспрепятственно, потому что и некоторые из тех, кто занимался изданием священного нашего Писания, приняли сотворение человека «образом» Божиим, вместо «по образу». Но даже если удостоить это рассуждение одобрения, оно ничем не огорчит истину – и, заняв второе место после изложенного ранее, оно, на мой взгляд, никоим образом не будет притязать и искать предпочтения перед ним.
А можно найти и таких, которые утверждают, что Слово изрекло это речение, чтобы «по образу» сразу же, еще прежде постижения, проявлялось как особенность, и что оно переходит на воплощение и пришествие Слова. Ибо они говорят: если Слово стало плотию и обитало с нами (Ин. 1:14) и сделалось человеком во всем, кроме греха, то правильное рассуждение никак не воспрепятствует и думать, и говорить, что по этому священному и безгрешному, и более того, истребляющему всякий грех изображению был создан и первочеловек Адам.
И вот тебе другой способ, который проистекает из такого умозрения в виде следствия, и образ, и первообраз, и по какому образу Адам был сформирован как человеческая природа. Ибо Сын, будучи верным и соприродным образом Отца, но став и человеком, как мы, и соединившись с воспринятым в одно лицо и одну ипостась, явил человека единоприродным Себе, и по этому облику и виду Божия премудрость, видящая и устрояющая грядущее, словно оно уже наступило, по преизбытку человеколюбия решила вылепить родоначальника нашего рода пречистыми Своими и созидательными руками.
Но это было рассмотрено, я полагаю, яснейшим и удобопонятным образом – ибо бредни антропоморфитов отбросим на их же головы. Они, обезумев до того, чтобы совлечь невообразимого, неописуемого и непостижимого Бога к своему облику и виду, не пожелали принять во внимание даже такую простую и легкодоступную вещь, что если Божество имело человеческий облик от века, а не по причине снисхождения и человеколюбия, то принятие нашего состава Сыном в последние времена произошло бы понапрасну. И Божество не было бы чисто (о разум, впавший в последнее безумие!) от разделения на мужское и женское. Ведь и священное речение, объявив, что Он по образу Божию сотворил их, сразу прибавляет: «мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1:27), потому что образ подобает не только Адаму, но равночестно относится и к Еве, а через них и ко всему человеческому роду. Ибо если человек был сотворен по телесному виду и облику Бога, то из изначально нечестивого заблуждения следует и вышесказанное нечестие, поругание непоругаемого Божества как подверженного человеческим страстям – ведь человекоподобное ниоткуда не получило избавления и от человеческих страстей. Таковы святыни заблуждения, и ничуть не боятся эти сумасброды смешивать и насильственно сводить в одно боголепное и пречистое наше богословие и еллинское суеверие. При том, что отсюда следует и много других богохульств, вот эти заметны лучше других и полностью изобличают несчастным образом ввергших самих себя в такие воззрения.
В сходном безумии повинны и басни многозаблуждающихся иудеев, которые, не принимая Сына единосущным Отцу и не желая признавать за Духом природное достоинство Божества, не замечают, как возводят в Божественное естество сонмы бестелесных сил. Ведь они ничуть не постыдились утверждать, что «по образу Нашему» сказано бестелесным чинам. Ибо допускающий, что один и тот же образ есть у Бога и у бестелесных сил, сводит воедино природу Того и другого, Создателя и создания, уничтожив всякое различие, потому что природа тех, чей образ одинаков и неотличим, не может принимать никакой инаковости.
Но и об этом достаточно – ибо рассуждение и вовсе не касалось бы этих вещей, но чтобы от сравнения с нелепыми мнениями красота истины воссияла ярче, оно взяло на себя изложение того, что даже изначально скатившимся до такого гораздо лучше было бы не иметь и в мыслях.
