Суд над Господом у первосвященников Анны и Каиафы
СУД НАД ГОСПОДОМ У ПЕРВОСВЯЩЕННИКОВ АННЫ И КАИАФЫ
Иоан. 18:12–23; Матф. 26:57–60; Марк. 14:53–65; Лук. 22:54, 63–65
Взявши Господа Иисуса, враги повели Его связанным (черта, которую указывает только один св. Иоанн) в дом, где жили первосвященники. Восполняя показания первых трех Евангелистов, св. Иоанн один только упоминает, что Господа привели сначала к Анне, который сделал Ему предварительный допрос, а затем послал Его к Каиафе. Св. Иоанн тут же и поясняет, почему Господа привели сначала к Анне, а не к Каиафе, который в тот год был правящим первосвященником, а Анна (или Анан, как называет его Иосиф Флавий), «бе бо тесть Каиафе». Взявшие Господа думали этим оказать особое внимание и честь знатному родственнику правящего первосвященника, а кроме того старый хитрец Анна пользовался особым уважением в своей среде. Надо полагать, однако, что Анна, по смещении его с должности первосвященника, продолжал оставаться жить в первосвященническом доме, тем более, что новый первосвященник Каиафа был его близким родственником, так что жилища Анны и Каиафы имели общий двор, хотя и находились в разных отделениях большого первосвященнического дома.
Св. Иоанн, дополняя повествования первых Евангелистов, говорит, что за Иисусом следовал не только Петр, об отречении которого повествуют все четыре евангелиста, но и другий ученик – несомненно он сам. Св. Иоанн был знаком первосвященнику, которому именно и почему, неизвестно: по преданию – по своему рыболовству. Поэтому он вошел внутрь первосвященнического двора, а затем сказал придвернице, чтобы она пустила внутрь и Петра. Тут-то и произошло первое отречение Петра, по св. Иоанну, когда во время допроса Господа Анной, Петр стоял у разведенного на дворе огня и грелся.
Хитрый Анна, ни в чем не обвиняя Христа, стал расспрашивать Его только о том, чему Он учил и кто были Его ученики. Этим он намеренно дал опасный тон всему дальнейшему ходу дела, набросив подозрение на Иисуса, как на главу какого-то тайного заговора, с тайным учением и тайными целями. Но Господь изобличил эту его хитрость своим ответом: «Я говорил явно миру: Я всегда учил в синагоге и храме... и тайно не говорил ничего». В доказательство этого Господь предложил спросить свидетелей, слышавших, что говорит Он. Несмотря на то, что в таком ответе ничего не было оскорбительного для первосвященника, один из слуг, желая вероятно угодить первосвященнику, ударил Господа рукой в ланиту, сказав: «Tако ли отвещаваеши архиереови?» Если бы Иисус молча перенес это, могли бы подумать, что Он признает этот удар, нанесенный Ему, справедливым, и не в меру ревностный слуга еще возгордился бы таким молчаливым одобрением его поступка. Поэтому, чтобы пресечь зло в самом начале и вразумить слугу, Господь возразил: «Если я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?» – т.е., если ты можешь доказать, что Я учил народ чему-нибудь худому, то изобличи Меня в этом, докажи это, а не бей без всяких оснований.
Далее св. Иоанн говорит, что Анна послал Иисуса связанным к первосвященнику Каиафе (ст. 24). Вероятно, Господа провели только через внутренний двор того же самого дома, где был разложен огонь и где стоял и грелся Петр, уже раз отрекшийся от Господа. О том, что происходило у Каиафы, повествуют подробно два первых Евангелиста св. Матфей и св. Марк. У Каиафы собрались все первосвященники, старейшины и книжники, словом почти весь синедрион. Несмотря на глубокую ночь, все они спешили скорее собрать свидетельства против Иисуса, чтобы подготовить все необходимое для другого, утреннего официального заседания синедриона, на котором они могли бы официально изречь Ему смертный приговор. Для этого они стали искать лжесвидетелей, которые могли бы обвинить Иисуса в каком-либо уголовном преступлении, и не обретаху. Наконец пришло два лжесвидетеля, а закон требовал именно двух, но не менее, для осуждения обвиняемого (Числ. 35:30; Втор. 17:6 и др.). Они указали на слова, произнесенные Господом в Иерусалиме при первом изгнании торгующих из храма, причем злонамеренно эти слова переиначили и вложили в них другой смысл. Господь говорил тогда: «Pазрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Ин. 2:19), но не говорил: «могу разрушить»; а «в три дня воздвигну его» – «возбужу», по-гречески: «эгеро», но не говорил: «создам», что выражается совсем другим греческим словом: «икодомисо». Он говорил тогда о храме Тела Своего, а лжесвидетели представили эти тогдашние слова Его как какое-то хвастовство, в котором по существу тоже ничего не было преступного, почему св. Марк и говорит: «Hо и такое свидетельство их не было достаточно» (Мк. 14:59). На все это Иисус молчал, ибо нечего было отвечать на такие нелепые и путанные к тому же обвинения (другой свидетель, по св. Марку, говорил несколько иначе). Это раздражило Каиафу, и он решил вынудить у Господа такое признание, которое дало бы повод осудить Его на смерть, как богохульника. По судебным обычаям того времени, он обратился к Господу с решительным вопросом: «Заклинаю Тя Богом живым, да речеши нам, аще Ты еси Христос Сын Божий?» «Заклинаю Тебя» – это была обычная формула заклинания, когда суд требовал, чтобы обвиняемый непременно отвечал на вопрос обвиняющих и отвечал сущую правду, призывая Бога во свидетели. На такой прямо поставленный, да еще под заклятием вопрос Господь не мог не ответить, тем более, что Ему теперь уже не было никакой надобности скрывать Свое Мессианское Божественное достоинство, а надо было наоборот торжественно засвидетельствовать его. И Он отвечает: «Ты рекл еси», т.е.: «Да, верно: Я – Христос», к этому еще прибавляет: «Отселе узрите Сына Человеческого седяща одесную силы, и грядуща на облацех небесных». Это, конечно, указание на слова псалма (Пс. 109:1), в котором Мессия изображается седящим одесную Бога, а также – на пророчество Даниила (Дан. 7:13–14) о Мессии, как о «Сыне Человеческом», грядущем на облаках небесных. Этим Господь хотел сказать, что все эти нечестивые судии Его скоро увидят во многих знамениях и чудесах проявление Его Божественной силы, как Сына Божия. «Тогда архиерей растерза ризы своя глаголя, яко хулу глагола» – раздрание одежды у иудеев было обычным выражением скорби и сетования. Первосвященнику запрещалось раздирать свою одежду (Лев. 10:6, 21:10), и таким образом, раздрав свою одежду, Каиафа хотел выразить этим свою особую скорбь, которая даже заставила его забыть это запрещение. Конечно, это было только лицемерие с его стороны, для того, чтобы объявить признание Господом Себя Мессией богохульством. «Что ся вам мнить? каково ваше мнение о сем?» – спрашивает Каиафа присутствующих и получает желанный ответ: «Повинен есть смерти». Как над осужденным уже преступником, они начали ругаться и издеваться над Христом: плевали Ему в лице, в знак крайнего презрения и уничижения, заушали Его, били по главе, по ланитам, и издеваясь спрашивали: «Прорцы нам, Христе, кто есть ударей тя?» т.е. если Ты – Мессия всеведущий, то назови по имени того, кто ударяет Тебя, не видя его или не зная его». Последнее показывает, что весь суд был только грубым лицедейством, под которым скрывалась кровожадная зверская злоба. Это были не судии, а звери, не умевшие скрывать свою ярость.
