Статьи разных лет. Противосоциалистический катехизис. Можно ли христианину быть социалистом. „Христианский социализм”.
Из нашего очерка: «Христианство и Социализм», надеемся, с достаточной ясностью и убедительностью вытекает мысль о том, что между социализмом и христианством лежит глубокая пропасть. «Социализм» – это в настоящее время совершенно определившееся учение, в основе своей совершенно атеистическое, покоящееся, в теоретическом отношении, на полном и открытом материализме, объявляющее нравственность понятием условным и изменчивым, имеющее целью совершенно ниспровергнуть существующие этические основы семьи и государства. По откровенному заявлению своих представителей, социализм враждебен всякой религии, в частности и в особенности – к христианству. Поэтому трудно представить себе такое, можно сказать, противоестественное сочетание понятий, какое мы видим в ныне распространённом термине: «христианский социализм»: по самому существу, по природе своей они взаимно исключают друг друга. Термин этот, столь двусмысленный и неудобный, представляющий в себе наглядное contraditio in adjecto, естественно, способен оттолкнуть и устрашить как истинно верующего христианина, так и правоверного социалиста нашего времени. Но скажут: нельзя же отрицать, что в социализме, в его стремлениях прийти на помощь бедности, есть много достойного внимания и уважения, есть много такого, чего не только не отрицает, напротив, прямо требует и христианство. Но если в социализме можно найти положения, которые встречаются в христианстве и отсюда оправдывать выражение: «христианский социализм», то ведь и в язычестве можно найти упоминания о справедливости, а в мусульманстве – настойчивые заповеди о помощи нищим, следовательно, с таким же правом можно, по-видимому, говорить о мусульманском социализме, а также о христианском язычестве или о христианском мусульманстве, т.е. о вещах, заведомо бессмысленных.
Неудачный термин – пережиток старого времени. Возник он гораздо ранее того времени, когда новейший социализм в обработке Маркса, Мооста, Бебеля, Энгельса, Лафарга и других ещё не явил себя, как учение откровенно атеистическое и материалистическое. Много способствовало укреплению этого термина и появление так называемого «государственного социализма» в Германии. По-видимому, пора бы теперь заменить его другим, более подходящим и соответствующим содержанию и основам христианства, как религии. Тем не менее, термин этот удерживается частью по привычке, частью по отсутствию вдумчивости и осведомлённости в вопросах о христианстве и социализме, а иногда сознательно и намеренно, по столь излюбленным в наше время соображениям «тактическим».
Социалисты не могут не видеть и не сознавать, что религия и ныне является великой общественной силой, и ныне имеет убеждённых и горячих последователей в среде рабочих. Не уйдёт никогда человек от Бога, ибо не уйдёт он от себя; религия глубоко и прирождённо присуща душе человека. И вот, в среде руководителей социализма, в целях привлечения в свои ряды большего числа последователей, является безнравственное решение обманывать народ заявлениями, что социализм-де не только сам ничего не имеет против христианства, но и прямо им оправдывается, предполагается и проповедуется, если же народ об этом не знает, то это значит-де одно: церковь и её представители скрывают от народа социалистическое учение Иисуса Христа, в целях утверждения власти и эксплуатации богатых классов над неимущими. Соображения «тактики» пересилили чувства правды. В вышеупомянутом нашем труде приведены по этому вопросу буквальные выдержки из сочинений современных вождей социализма. Да позволено будет, в дополнение к ним, засвидетельствовать по личным наблюдениям, что эти наставления привились и к русской жизни. В начале 1907 года мне пришлось ехать по железной дороге вместе с новоизбранными членами второй Государственной Думы, которые открыто называли и называют себя социалистами. После бурных проводов в Саратове они отправлялись в Петербург. На всех более или менее видных станциях они держали речи к народу, призывая слушателей поддержать их в Думе сочувствием, а в случае роспуска Думы, ответить вооружённым восстанием против самодержавного правительства. «Товарищи, мы идём на Голгофу, – говорил один из них, – но мы вам достанем землю, волю и свободу»... Эти речи, столь несвойственные для тех, кто уподобляет себя Голгофскому Страдальцу, обыкновенно произносились с площадки вагона 3 класса, очевидно, для того, чтобы ораторы могли казаться народу истыми плебеями; затем, по отходу поезда, ораторы переходили в салон-вагон 1 класса и располагались весьма удобно за яствами и питиями, нередко, как авгуры, посмеиваясь над только что оставленными слушателями, из которых большинство состояло из самой незрелой молодёжи.
Отмечаем эту подробность, чтобы подчеркнуть то лицемерие, которое сказалось в дальнейших руководящих беседах господ социалистов.
На одной из станций к ним вошла группа крестьян и попросила позволения проехать со своими избранниками около часа до следующей большой остановки поезда и выслушать их наставления. Делать нечего, пришлось ввести крестьян в 1 класс с предварительным заявлением, что в виду многолюдства приходится-де попросить у кондуктора помещение салон-вагона ненавистного 1 класса. Здесь-то мне и пришлось в течение часа поневоле выслушать социалистическую непринуждённую беседу. Крестьяне не слушали, а «пили» эти речи господ социалистов. Добродушные лица, вопрошающее взоры... И тут сказалась сразу же набожная душа народная. Один крестьянин спрашивает: «Ну, а как насчёт веры, правда-ли, что надо от веры отказаться?» Другой, видимо, стыдясь вопроса и пересиливая себя, спрашивает: «Можно ли пред выборными собраниями отслужить молебен? Как-то стыдно к такому делу-де приступать без молитвы». И все вопросы в таком роде.
В ответ слышатся речи, полные нескрываемого лицемерия. Думу-де мы будем держать кроткой и покорной, пока не сорганизуется народное движение и не будет подготовлено вооружённое восстание. Правительство надо пока усыпить покорностью и скандалов не делать. Молебны теперь наша партия... разрешает служить. Против христианства мы ничего не имеем; там есть много хорошего, например, на счёт раздела имуществ и требование, чтобы богатые отдали бедным землю и деньги. Теперь-де и священники многие стоят за нас, только они боятся своего начальства, а есть и такие, которые прямо высказываются за социалистов; называют при этом имена: Петров, Михаил, Огнев, Брихничев... Молиться-де теперь партия наша разрешает; от этого вреда не будет.
Вот приблизительно содержание и тон беседы. В ней ясный ответ на вопрос: может ли быть современный социализм искренно христианским, т.е. религиозным. Вожаки социализма никогда его таковым не признают, а массе, временно, до вытравления религиозного чувства, они позволят быть религиозными. Иоанн Моост в возмутительной по кощунству статье «Религиозная чума», переведённой теперь на русский язык, говорит следующее:
«Из всех душевных болезней, которыми человек систематически заражал себе мозг, самая ужасная, – несомненно, религиозная чума. Как и всё на свете, эта эпидемия также имеет свою историю. Но очень жаль, что изучение её не раскроет всего, что в ней есть наиболее интересного. Старички Зевс и Юпитер были очень благопристойны, можно сказать, даже просвещены в сравнении с троичными отпрысками родословного дерева господа бога, которые, между тем, нисколько не уступают первым в жестокости и грубости.
Не будем, впрочем, тратить времени на изучение богов в отставке и с пенсией, – они не могут нам более вредить; подвергнем лучше беспощадной критике тех из них, кто находится и в настоящее время на действительной службе, всех этих распорядителей погоды и ненастья, приверженцев терроризма, запугивающих адом».
Мы намеренно приводим эту грубую и наглую речь, содержащую вместо аргументов одни ругательства с потугами на пошлое остроумие, чтобы резче оттенить истинное отношение социализма к религии и самый тон, в котором трактуются ими религиозные вопросы. Следует помнить, что этот самый И. Моост имел знаменитый диспут с выдающимся «христианским социалистом» пастором Штеккером в Берлине, причём издевался над мыслью дать социализму религиозно-христианские основы. Вообще говоря, социалисты настоящие относятся с нескрываемой злобой к «христианским социалистам», равно как и ко всем тем лицам, которые, стоя на почве христианской веры и нравственности, на почве деятельной любви, способствовали и способствуют установлению добрых отношений между хозяевами и рабочими, между имущими и неимущими. В историю социализма, в обзор его современного положения «христианский социализм» даже не вносится. Ссылаюсь на такие книги-справочники, как «Социализм и социальное движение» Зомбарта, в переводе с последнего, пятого издания, или как книги: Грагама «Социализм новый и старый», Энзора «Современный социализм», а в русской литературе – книга Чернышева: «Памятная книжка марксиста». Пред нами довольно объёмистая «Справочная книга социалиста» Гуго и Штегмана. Написанная в партийном духе, книга со всей злобой опрокидывается на тех деятелей «христианского социализма», которым удалось привлечь на свою сторону рабочих, не потерявших религиозной веры. Не останавливаются при этом пред несправедливыми и явно пристрастными обвинениями. Вот что, например, пишется в разборе программы пастора Тодта, близкого к упомянутому Штеккеру: «Она стоит за усиление власти монархического правительства (какое преступление!..), рассматривая государство, как казённое имущество... за создание армии чиновников. Сокровенный смысл всех требований заключается в возвращении к феодализму... Народ втискивается в рамки сословий... С капиталом борются, если он находится в руках евреев, и покровительствуют ему, когда он принадлежит германскому дворянству». «Протестантское папство и ханжество, антисемитизм, поповская нетерпимость, политические домогательства» – вот как отзываются о христианском социализме настоящие социалисты. Социал-демократы, очевидно, «терпимые», «чуждые политических домогательств» и, конечно, – этому уж надо верить, – не антисемиты, а совсем напротив, – чистокровные евреи...Трудно, например, отрицать благотворную деятельность во Франции братьев Гармель, которым удалось установить с рабочими своих фабрик чисто семейные, добрые, христианские отношения и завоевать самую горячую любовь рабочих; трудно найти пятна в их христианской деятельности, Тем больше злобы у авторов «Справочной книжки социалиста», и они разражаются такими рассуждениями:«Все эти учреждения прежде всего насквозь пропитаны духом благочестия (грех великий!). Множество духовных лиц, членов всевозможных братств, руководимых духовенством же, занимаются тем, что берут будущего работника или работницу под своё крылышко (!) и затем руководит ими в продолжение всей жизни (очевидно, только социалисты имеют право на руководительство...). Рабочие воспитываются в христианском смирении и беззаветной преданности хозяину и церкви; малейшее проявление самостоятельности в них тщательно подавляется для того, чтобы им когда-нибудь не вздумалось освободиться от этой тяготеющей над ними отеческой опеки (у социалистов – полная свобода самостоятельности: рабочих, которые от них уходят, они попросту убивают)... Но опека – под видом полного бескорыстия (?)».
Далее читаем: «Приходится, разумеется, согласиться с тем (ещё бы!), что взаимно-доброжелательные отношения между патроном и рабочими чрезвычайно желательны для обеих сторон, не только с точки зрения материальной, но и нравственной, и что нельзя отказать в уважении тем фабрикантам, которые, сознавая, что случайно выпавшие на их долю богатства налагают на них вместе с тем и известные обязанности, стараются исполнять последние и желают относиться к своему рабочему не с точки зрения предпринимателя, исключительно помышляющего о собственных выгодах, а как человек к другому человеку.
Идеалом отношений между фабрикантом и его рабочими принято считать такие, которые напоминают отношения родителей к детям. Стоит, однако, вглядеться поглубже в это с виду столь благородное сравнение, чтобы понять, сколько в нём унизительного, даже оскорбительного для любого взрослого рабочего (!). Его сравнивают с ребёнком, духовные и нравственный силы которого настолько ещё не окрепли, что его приходится водить на помочах, и которому постоянно угрожают розгой, в случае нарушения им установленных правил. (Откуда это взято?) Притом же эта столь благосклонная опека с большой лёгкостью переходит в настоящую тиранию, подавляющую рабочего. (Здесь уже клевета: рабочий всегда волен уйти.) Эта опасность особенно велика там, где добрый фабрикант непременно желает распространить свои благодеяния за пределы производства, на частную жизнь рабочего. (Что это значит?) Тогда это благоволение становится насилием, с которым могут помириться только совершенно «бессознательные», очень мало «развитые» рабочие. Здесь опять-таки страдают главным образом работницы, над которыми особенно изощряется фабрикант в своём отеческом попечении; так, на некоторых заводах им запрещается, даже и в свободное от работы время, под страхом немедленного изгнания, входить в какие бы то ни было сношения с мужчинами, а иногда фабрикант оставляет за собой право «разрешать» вступление в брак. Естественно, что при такой патриархальной опеке подчинённость и зависимость рабочих всё растёт и превращается в рабство. Таким образом, личная зависимость рабочего, присоединяясь к уже существующей – экономической, кладёт основу новому фабричному феодализму. Те, кто видят в патронате разрешение социального вопроса, забывают, что самый добродетельный фабрикант, уже в силу конкуренции, не может не эксплуатировать рабочего, – иначе ему самому грозит разорение, и что вообще патронат может иметь какое-либо значение только до тех пор, пока он будет исключением; становясь общим явлением, он совершенно его теряет».
Итак, рабочие, с любовью и доверием принимающие любовь и заботливость, идущие от христианского сердца, – это «несознательные» и «неразвитые». Этим постоянным пугалом, этой надоевшей кличкой их отвращают от мирного и христианского разрешения нестроений жизни.
«Сознательны» и «развиты», очевидно, те рабочие, которые блага земли получат не как дар и плод любви христианской, а как добычу разбоя.
Приведённые рассуждения не показывают ли ясно, что все жалобы социализма на христианство, которое оказалось будто бы бессильным помочь угнетённым и всё указывало рабочим на небо, усердно отдавая богачам блага земли, – все эти ламентации лицемерны, ибо всякая действительная и удачная попытка осуществить христианские начала в рабочей среде встречает со стороны социализма злобу более непримиримую и повышенную, чем явные нарушения заветов христианства. Социализм желает стать на место христианства, совершенно устранивши его и вычеркнувши из жизни. Почему пожелание известного английского христианского социалиста Морица, что нужно и можно «или христианство социализировать или социализм христианизировать», при современном учении социализма нужно признать утопическим. Остаётся в полной силе заявление г. Бебеля: «христианство и социализм относятся друг к другу, как огонь и вода». Объединение их невозможно; со стороны социалистов оно всегда будет временным, лицемерным, – уступкой «тактике».
Почему же так усердно и горячо идут навстречу социализму верующие христиане? Не говорим о тех многих, которые мало знакомы с социализмом и поддаются на зазывания социалистических ораторов. Это – жертвы неведения и недоразумения. Они соединяются с тем социализмом, который существует только в их воображении, а не с социализмом действительным.
Но что заставляет идти навстречу социализму многих образованных христиан?
Одни из них, можно сказать, только вчера обратились в христианство после долгих скитаний в пустынях того же социализма и материализма. Если такие новообращённые не отринут окончательно гордыню ума, если они пришли к Церкви и христианству не для того, чтобы смиренно учиться у Церкви, а для того, чтобы горделиво её поучать и обличать, то с ними неизбежно повторится судьба древних философов неоплатоников, которые, входя в ограду Церкви, привносили в христианство старые языческие и философские заблуждения и создавали ереси, с которыми так долго и мучительно пришлось бороться православию. В новой вере они незаметно для себя живут ещё старыми воззрениями, и отрыжка старого духовного питания, которым они жили столь долго, естественно, у них сказывается очень часто.
Типичным явлением такого рода служит тезис С. Булгакова в предисловии, написанном им к переводной книжке Брентано «Христианско-социальное движение в Англии». Здесь смешивается христианская политика и необходимость христианизации общественной жизни с социализмом и заявляется, что «истинное христианство необходимо приводит к социализму». Можно подумать, что христианство – это только экономическая теория, а не религия спасения и общения с Божеством.
Для других образованных людей имеет роковое значение их, так сказать, двоеверие: с одной стороны, они по традиции сохраняют и признают христианство и считают себя поэтому людьми верующими; с другой стороны, они восприняли современную науку, значительно пропитанную началами совершенно противорелигиозными, покоящуюся на основах материализма, дарвинизма, детерминизма и прочих.
Нет ничего удивительного, если детище материализма и детерминизма – современный социализм – им любезно и близко. При желании и привычке, – большей частью бессознательных, – сохранить такое доверие – естественно отдать симпатии попытке соединить несоединимое, в виде «христианского социализма».
«Подающие руку примирения социализму, – говорит автор статьи о социализме в февральской книжке журнала «Вера и Церковь» за 1907 год, – хотят его вражду относить, как они любят выражаться, к историческому христианству; они вместе с социализмом готовы обвинять Церковь в безучастности к бедным, в обнаружившемся бессилии её устроить жизнь людей на началах справедливости. Но нам в социализме слышатся отзвуки другой, общемировой и, так сказать, вечной неправды человечества». Недаром Достоевский говорил о нём следующие слова: «социализм не есть только рабочий вопрос, но по преимуществу есть атеистический вопрос, вопрос современного воплощения атеизма, вопрос Вавилонской башни, строящейся именно без Бога, не для достижения небес с земли, а для сведения небес на землю».
На многих, наконец, производят впечатления страха и ужаса несомненные успехи социализма. Всякий успех обаятелен и подчиняет себе слабые умы и слабые души, живущие стадностью. Является желание приспособиться к новому кумиру, к новому божку, не отстать от других, уйти от преследований, использовать успех новой силы, вступившей в мир столь властно и показно. Для одних при этом и терять нечего, кроме цельности мировоззрения, за которой редкие люди гонятся; для других, напротив, даже выгодно воспользоваться плодами социализма, если он исполнит свои обещания обогатить бедных и отобрать в их пользу сокровища богатых. Таковым и «христианство в социализме» – то же самое, что для евреев – слушателей Иисуса Христа насыщение хлебами. Им и теперь можно сказать словами Иисуса Христа: «Истинно, истинно говорю вам: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились. Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даёт вам Сын Человеческий, ибо на Нём положил печать свою Отец Бог». Евангелист далее продолжает, – и это повествование его глубоко поучительно в нашем вопросе:
«Итак, сказали ему: что нам делать, чтобы творить дела Божии? Иисус сказал им в ответ: вот дело Божие, – чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал. На это сказали Ему: Какое же Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе? Что ты делаешь? Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть» (Ин. 6:26–31).
Так рассуждали древние евреи, так же точно рассуждают и евреи новые – Маркс, Лассаль, Бернштейн, Энгельс, Лафарт, Каутский, глашатаи и вожаки социализма, – все по происхождению евреи. И они требуют хлеба, и они только с точки зрения хлеба и рассматривают христианство. За ними, часто совершенно бессознательно, тянутся христиане, в христианском социализме желая соединить огонь и воду.
Искушение велико. Обаяние зла – сильно. Вспоминаются вещие слова А.С. Пушкина: «волшебный демон, лживый, но прекрасный». В.С. Соловьёв недаром представлял себе антихриста, как социального реформатора, который в этой именно роли обольстит многих, произведёт великое отступление от Христа и даст свои антихристовы знамения, как об этом пророчествует апостол в известной II главе 2 послания к Солунянам.
Спаситель не дал евреям хлеба, и многие из учеников Его от Него отошли. Отойдут в социализм, скрашенные именем христианства, многие и из современных учеников Христовых. Тайна беззакония даётся, и не откроется она в силе своей, пока есть удерживающее: христианское государство и христианское религиозно-верующее общество, именно религиозно-верующее и христианское, а не подменившее религии экономической теорией, хотя бы с виду и блестящей и много обещающей, – пока есть верующие, которые, невзирая на то, что христианство не даёт им хлеба телесного, ценят в нём и в Христе не пищу тленную, но хлеб, сходяй с небесе и пребывающий в жизнь вечную, которые в ответ на скорбное слово Учителя: «не хотите ли и вы отойти?» отвечают с горячностью веры, подобно Симону Петру: «Господи, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни. И мы уверовали и познали, что Ты – Христос, Сын Бога Живого». Иисус отвечали им: «Не двенадцать ли вас избрал Я, но один из вас диавол» (Ин. 6 гл.).
Страшно и ныне, в виду натиска социализма, который желает исправить, переделать и заменить собой христианство, – страшно подпасть слову Христову: «Я пришёл во имя Отца, и не принимаете Меня; ин приидет... ин приидет во имя свое, его примете» (Ин. 5:43).
Да не покажется слово наше резким по отношению к христианскому социализму. Мы не отвергаем, – напротив, с полным уважением приветствуем всякую попытку христианизировать человеческое общество и государство, привести и видеть осуществлёнными христианские начала и в сфере экономических отношений, способствовать уничтожению глубокой пропасти, лежащей между богатыми и бедными, уничтожить гордыню и бессердечие богачей, предупредить и отнять пищу для озлобления и ненависти у бедняков, – и это не по соображениям государственной или общественной безопасности, а по побуждениям чисто христианским. Мы убеждены, что бедность, конечно, не порок, но мы знаем, что она часто – источник порока, озверения и озлобления, что она часто – препятствие к достижению возвышенных идеалов царства Божия, и что поэтому задача христианской Церкви, христианского государства и христианского общества в том, чтобы бороться с бедностью и неравномерностью в распределении благ земных всеми силами христианского разума и сердца. Но это вовсе не «христианский социализм». Это – христианство: деятельное, осуществляемое в жизни христианство, но не социализм, с которым оно не имеет ровно ничего общего ни по основной исходной точке отправления, ни по способам действования, ни по конечным целям. Мы стоим за слово апостола: «не любим словом, ниже языком, но делом и истиною» (1Ин. 3:18). Но, повторяем, это истинное христианство, а не «христианский социализм», – явление невозможное по существу.
Потому-то и в деятельности «христианских социалистов» мы приветствуем всё христианское, но отвергаем всё социалистическое, и в споре с ним мы чаще всего спорим о термине, а не о той сущности, которую он часто выражает совершенно верно и которая любезна всякой христиански-настроенной и верующей душе. Скажут: в таком случае что же и спорить, если всё сводится только к названию? Ответим на это, что в вопросах великой и принципиальной важности многое, на первый взгляд кажущееся неважным, оказывается очень важным по своим отдалённым последствиям. В спорах ариан и православных, по-видимому, всё сводилось к одной букве: romycioc или romiycioc, – значит, к одной йоте; но за тем или иным термином стоял великий и мировой вопрос: быть или не быть христианству, – быть ли христианству религией или только философским толком неоплатонизма... Что это наблюдается и в нашем вопросе, видно из того, что во всех странах без исключения, в Германии и Англии, Бельгии, Голландии, так называемый «христианский социализм», начавшийся со строгого соблюдения вероучений и нравоучения христианства, в последующих стадиях развития и в новейших фракциях своих всё более и более отклоняется от христианства и, наоборот, приближается к социализму; религиозный элемент в нём всё более и более уступает элементу мирскому и экономическому. В России же христианский социализм принял сразу ярко революционную окраску и на христианство смотрит лишь как на орудие и способ революции. Повторяется история социалистических попыток после французской революции, когда революции со всеми её ужасами выводили из Евангелия и освящали Евангелием. Так опасно это ненужное соседство христианства и социализма.
Знаменательно, что все попытки систематизировать положения «христианского социализма» приурочиваются к революционным эпохам: к революции 1789 г. и 1830 г. во Франции, когда явились С.-Симон, Ламене, к революции 1848 г., когда одновременно в Германии, в лице Кеттлера, в Англии в лице Людло и Мориса, и даже в России, в лице кружка петрашевцев и Ф.М. Достоевского, впоследствии столь ярко показавшего всю несовместимость социализма с христианством, явились провозвестники «христианского социализма». Усилился он и впервые выступает открыто на съездах и собраниях своих сторонников и в России именно в годы переживаемого ею нынешнего революционного брожения.
Для иллюстрации сказанного нам от общих положений касательно христианского социализма необходимо перейти хоть к краткому историческому очерку его развития и к изложению его главнейших положений, как они выражены его основателями и проповедниками. До́лжно оговориться, что литература по этому вопросу на русском языке донельзя бедна; вопрос о христианском социализме и о мирной борьбе с социализмом на почве христианства ещё ждёт своего обстоятельного исследователя.
Для удобства обозрения нам придётся говорить о христианских социалистах по отдельным странам.
Начнём с Франции; она, так сказать, – родина христианского социализма. Однако, на почве католичества, дисциплинированного и управляемого преданием, христианский социализм не доходил здесь до тех крайностей и увлечений, которые мы видим в протестантстве.
Протестанты-французы также занимались христианским социализмом; один из них очень увлёк англичанина Людло, который затем, по возвращению в Англию, вместе с Морисом дал основания для английского христианского социализма, дошедшего теперь, в окончательном развитии в так называемом «левом крыле священников», чуть не до отречения от христианства и полного безразличия к религиозным верованиям и до полного слияния с социализмом. Но во Франции, в среде верующих христиан, даже в среде протестантской, эти крайности не нашли себе пищи.
Во Франции непосредственно после революции 1789 г. явились сначала попытки установить связь между революцией и Евангелием, а затем и даже вместе с тем – между социализмом и Евангелием. Ярким выразителем этого учения является священник Клодт Фоше, ещё до революции 1789 г. лишённый звания придворного проповедника за свои радикальные взгляды, а после 1789 г. на себе самом испытавший, как далеко отстоят одно от другого Евангелие и революция: за то, что будучи членом Конвента, он подал голос против казни короля, он был приговорён к смерти революционным трибуналом и казнён в 1793 году.
Вот основы экономического учения Фоше:
«Каждый человек имеет право на землю и должен получить в собственность для поддержания существования земельное имущество, право обладания которым он покупает своим трудом. Все права в благоустроенном государстве принадлежат обществу; высшая общественная власть наблюдает за тем, чтобы каждый имел хоть что-нибудь и ни один не имел слишком много, ибо только в этом случае государство имеет преимущество для человечества. В силу общественного договора, заключённого нацией, каждый гражданин отдаёт все свои силы служению государству, но зато получает взамен от последнего всё, для себя необходимое.
Таковы принципы естественного права, против которых погрешило человечество на своём историческом пути. Вместо того, чтобы с облагораживанием культуры и необходимым возрастанием потребностей единение людей становилось теснее и прочнее, – всё более и более обострялись классовые противоречия. Земля, это достояние всего общества, превратилась в собственность немногих, и прямым следствием этого явились нищета и несчастье масс, обусловившие понижение их нравственности. В этой действительно существующей порочности масс противники их, враги всякого прогресса на пути к истинно-социальному порядку видят доказательство того, что люди по своей природе дурны, и что такой социальный порядок поэтому невозможен, но такое утверждение есть не более, как самое абсурдное petitio principii.
Человек по своей природе – существо любящее и своё счастье может найти лишь в братстве. В стремлении к «естественному общению» (sociabilité naturelle) он не ограничивается своей собственной семьёй, но хочет охватить своим чувством общину, нацию и вселенную; это естественное общение эволюционирует согласно четырёхчленной формуле развития. «Человек, как он создан природой, прежде всего, проявляет любовь к себе, является другом своего благополучия. Таков первый закон добра, закон любви. Человек рождён беспомощным и слабым; он нуждается в помощи, он молит о ней своими ласками, своей улыбкой. Это второй закон добра, второй закон любви. Человек, сознав свои силы, не удовлетворяется ничем; чем он сильнее, тем более нуждается он в поддержке, так как свои силы он хочет развивать во всём их объёме; он вступает в союзы, он образует общества, – к этому побуждает его самая его природа. Он принимает услуги, он оказывает их сам и только таким образом он может достичь частицы счастья, которого он так жадно ищет. Таков третий закон добра, закон любви. Но потребность счастья у человека огромна; чтобы вполне удовлетворить его, было бы необходимо, чтобы для него было доступное общение со всеми существами, чтобы его воля находилась в полной гармонии с волей вселенной, чтобы тайны земли и неба были для него открыты и чтобы он чувствовал своё единство со всем сущим. Таков последний закон добра, последний закон любви».
«С этими незыблемыми принципами природы должен находиться в согласии всякий социальный порядок, если человеческий род не хочет навеки отказаться от счастья. Наша современная ужасная система, которая является не столько общественной, сколько антиобщественной, разделяющей людей между собой на враждебные лагери вместо того, чтобы соединить их в любви, не имеет никакого поэтому оправдания и должна быть совершенно уничтожена. «Горе богатым» и «горе нищете» – таковы два основных принципа социального законодательства. Обе крайности: и безграничное богатство, и ужасающая бедность должны быть уничтожены; сибаритствующий паразитизм миллионеров как и полуголодный паразитизм бездомных нищих и бродяг должны исчезнуть, чтобы уступить место и свободу развития здоровому, среднему сословию.
Поэтому первой задачей закона является забота о том, чтобы во всём королевстве ни один человек не нуждался в средствах, необходимых для существования. По всей стране должны быть устроены рабочие мастерские (ateliers de charité), в которых каждый рабочий в любое время может найти в случае нужды себе занятие. Заработная плата должна обеспечить рабочим и их семьям достаточное пропитание, что достигается повышением и понижением её уровня, пропорционально ценам на хлеб. В этих мастерских рабочие должны быть заняты производительным трудом, например, проведением дорог, обработкой общественных пахотных земель, распашкой паровых или нетронутых участков. Если таким образом каждому будет гарантировано его существование, то вместе с крайней нуждой общество будет избавлено и от преступлений, вызываемых ею; пороки низших слоёв населения уступят место добродетелям».
Здесь только намечены общие начала того, что стали называть «христианским социализмом»; собственно о христианстве Фоше совсем не упоминает, но точка зрения его больше склоняется к нравственным, а не экономическим мотивам.
Тенденция Фоше о связи Евангелия и революции, об их внутреннем сродстве и зависимости последней от первого к 40-м годам XIX столетия достигла своего развития, и в предисловии Бюше и Ру к обширному сочинению о Французской революции формулируется так: «Французская революция – это последнее и крайнее следствие новейшей цивилизации – имеет своим единственным основанием Евангелие. Это станет неоспоримым фактом, если изучить и сравнить с учением Христа принципы, которые выставляла революция на своих флагах в законодательных кодексах, – эти слова о равенстве и братстве, которые она ставила эпиграфами на всех своих актах и на которых основывала свои тезисы».
К. Демулен, Н. Бонвиль, из которых первый оставил знаменитое в своём роде изречение «о добром санкюлоте Иисусе Христе», – таковы, вместе с Фоше, представители революционного христианского социализма в эпоху революции 1789 года.
В эпоху империи социалистическое движение исчезло почти совершенно во Франции. Только Сен-Симон и его последователи являются соединительным звеном между 90-ми годами XVIII и 30-ми годами XIX столетия.
В его время во Франции капитализм и буржуазия всё ещё боролись за победу с дворянством и духовенством, тогда как в Англии они уже в ту пору успели подняться на значительную высоту. С.-Симон предвидел, что его стране угрожает та же опасность, которая уже наступила в Англии, – приближение социальной борьбы, как спутницы нищеты промышленных рабочих, большей частью своей принадлежащих к пролетариату. Отсюда его всегдашнее требование: «религия должна вести общество навстречу великой цели возможно скорейшего улучшения участи многочисленнейшего и беднейшего класса». Развитию этой мысли посвящена его последняя книга «Nouveau Christianisme».
Как на божественную, неизменную часть всякой религии, указывает он на принцип «люди, должны быть братьями». Сообразно этому принципу, общество должно принять такую организацию, которая была бы самой выгодной для наибольшего числа людей, и целью всех работ и всякой деятельности должно быть возможно скорее в возможно совершеннее улучшить моральное и физическое существование многочисленнейшего и беднейшего класса. Вожди примитивной христианской церкви проповедовали это улучшение, но первое христианское учение дало обществу только частичную и весьма несовершенную организацию. Права цезаря остались независимыми от прав, предписанных церковью. В противность этому, новая христианская организация, предлагаемая С.-Симоном, выведет как духовные, так и светские установления из вышеозначенного принципа, всем им поставит целью блага беднейшего класса и этим путём приведёт все классы общества, всё нации к истинному процветанию. Для этой цели принцип этот, присущий также и первобытному христианству, должен претерпеть такое «преобразование», чтобы явиться целью всех религиозных трудов. Тогда он будет гласить: «религия должна направлять общество к великой цели возможно скорейшего улучшения участи беднейшего класса». Новое христианство хочет только путём убеждения и доказательства работать над обращением католиков и протестантов; всякие насильственные средства ему ненавистны. Именно поэтому С.-Симон обращается прежде всего к богатым и могущественным, чтобы привлечь их к новому учению и показать им, что оно не только не противоречит их интересам, но что интересы художников, учёных и руководителей промышленности существенно одинаковы с интересами большой народной массы; что они принадлежат к массе рабочих и в то же время являются её естественными вождями.С.-Симон умер в 1825 году. Умирая, он высказывал своё заветное желание: обеспечить всём людям свободное развитие их способностей и образовать партию промышленных рабочих.
Его ученики продолжали развитие мыслей своего учителя. Эпиграфом издаваемого ими журнала стояли слова: «Будущее сулит нам тот золотой век, который по традиции доныне считался минувшим». Школа С.-Симона практических результатов не принесла, а указала только общие положения; последователи её разделились, многие совершенно отошли от религии, другие были обвинены в преступлениях против нравственности; оставив вопрос об устройстве рабочих, они увлеклись вопросом о женской эмансипации... Но на этой почве разыгралось много скандалов. Конец школы был бесславным.
Но с ростом социалистического движения, особенно с июльской революции 1830 г., вновь начинают появляться и представители революционного христианского социализма; из них упомянём: Бюше и Ламеннэ.
Деятельность Бюше приняла более практическую форму; он стал отцом французских ассоциаций; Ламеннэ же открыто исповедовал прямо революционный социализм и оправдывал его, употребляя всякие натяжки, Евангелием. Порой его речи звучали открытыми призывом к восстанию. Но его деятельность подверглась осуждению со стороны папы, и Ламеннэ порвал связь с католической церковью. Эта последняя, враг революции по существу, постаралась выйти навстречу опасностям, грозившим её влиянию со стороны нового движения, и взять в руки рабочее движение, особенно дело ассоциаций. Для этого она основала, при помощи аббата Древилля, в 1847 г. «Revue du travail» и образовала фонды для основания рабочих ассоциаций. Так возникла ассоциация сапожников с капиталом в 100.000 франков. Сюда принимались только рабочие, но прибыль разделялась между членами, пропорционально взносу каждого. Эти ассоциации скоро приняли вид монастырей, так как в их среду принимались только холостые рабочие, и они имели целью частыми молитвами внушить добродетельный образ мыслей. Одновременно возникло большое число благотворительных учреждений, так как церковь постоянно подчёркивала благотворительную сторону социального вопроса, – например, Общество святого Иосифа и самое большое Общество святого Винцента. Рядом с этим получила развитие школа, которая лишь постольку может быть названа христианско-социалистической, поскольку она утверждает, что наша современная общественная система, вследствие быстрого возрастания богатства в руках немногих и растущей пауперизации масс, силой необходимости приведёт к гражданской войне, которая грозит уничтожением современной культуре; но с другой стороны, эта же школа видит возможность возрождения общества только в религии. Глава школы «Reforme Sоciale» – Ле-Пле; на ней нам полезно остановиться; её положения весьма ценны.
Эта школа, и особенно сам Ле-Пле, сделала с 1850 г. положение рабочих предметом своего изучения – детального и тщательного. Вот её главные положения:
«Несчастное социальное состояние Франции, характеризующееся анархией и враждой в политической и социальной области, испорченностью нравов в частной жизни, ведёт своё начало и имеет своей причиной французскую революцию 1789 г. Три главных заблуждения приписывает этой последней Ле-Пле:
1) веру в природное совершенство человека;2) веру в провиденциальное и абсолютное равенство индивидов в области конкретного права;
3) идею личной непогрешимости и вытекающее отсюда постоянное право восстания. Все эти принципы проистекают из одной основной ошибки: отрицания грехопадения, которое представляет не религиозную догму только, но подтверждается неопровержимо и наукой. Из этого утверждения следует, что социальный вопрос для этой системы является проблемой менее экономической, чем моральной. В сердце человека – корень зла, с которым следует бороться внутренней моралью и социальными авторитетами. Назад к десяти заповедям – таков клич Ле-Пле, – к десяти заповедям Закона Божия, к этому божественному откровению, источнику всякой нравственности и всякого закона. Практическую программу этой школы можно выразить двумя словами: децентрализация в политической области, патронат и ассоциация – в социальной. Вопреки ошибочному учению революции, которая утверждает равенство людей, существуют высшие классы, на обязанности которых лежит – стоять на страже низших классов, их души, ума и тела. Поэтому патрон должен проявлять к своим рабочим отеческую любовь, как в моральной, так и в материальной области: промышленник – на своей фабрике, крупный землевладелец – в принадлежащих ему деревнях. Но обязанности, лежащие на хозяине, не дают соответствующих прав рабочему. Выгоды, полагающиеся трудящимся классам, уступаются им добровольно, только из повиновения предписаниям христианской любви, а не вследствие законного обязательства. Кроме объединения хозяев с целью осуществления патроната, другим средством восстановить мир между капиталом и трудом служит организация хозяев и рабочих в общие промышленные корпорации. Эта мысль особенно разработана школой де-Мена; о нём речь ниже. Впрочем, она является общей для обеих школ. Оба института, патронат и ассоциация, должны, по учению Лe-Пле, возникать совершенно свободно, без принуждения со стороны государства. Таким образом, сфера деятельности, отводимая этой школой государству, разумеется, чрезвычайно узка. В жизни промышленных рабочих оно должно охранять нравственность и достоинство рабочих, ведя борьбу против алкоголизма и пороков, заботясь о воскресном отдыхе, охраняя устойчивость домашнего очага снабжением женщин приданым, наказаниями за обольщение и принуждением хозяев строить здоровые рабочие помещения. Но всякое вмешательство со стороны государства в область производящейся работы отвергается: здесь можно ожидать реформ только от христианской любви. Так школа Ле-Пле старается заменить идею справедливости идеей благотворения.
Ле-Пле является основателем нескольких обществ в духе его идей. Они насчитывали в 1891 г. до 10.000 членов.
Из сказанного видно, как мало, собственно говоря, эта школа заслуживает названия христианско-социалистической. Обыкновенно это название дают, и также без твёрдых оснований, второй школе, к рассмотрению которой мы сейчас перейдём, – школе графа де-Мена; о нём только что было упомянуто. Отвращение к революции она разделяет со школой Ле-Пле. «350 лет тому назад, – говорит граф Мен, – на базарную площадь Виттенберга вышел человек; он показал народу папскую буллу и при рукоплесканиях полной энтузиазма толпы бросил её на костёр, который поджёг собственными руками. Поведение этого человека прогремело на всю Европу; оно поколебало весь христианский мир и память о нём, пережив столетия, дошла до нас в людской молве. Этого человека вы знали, вы встречались с ним; он не клонил голову вместе с другими, не потуплял свой взор ни перед какими авторитетами, его глаза светились огнём мятежа, а речь звучала чарующей силой; когда он говорил, то, казалось, дыхание мятежа витало над вами, и чудилось вам, что отдалённым эхо доносятся до вас звуки вечного богохульства непокорного ангела. Его имя – Лютер, Кальвин, Вольтер, Руссо, Дантон, Робеспьер; это гений революции, и ему мы объявляем войну». Революция для де-Мена, это – суверенитет человека, поставленный на место суверенитета Бога. Но церковь, по его мнению, в состоянии взять на себя борьбу с революцией и привести её к успешному концу. На этом пункте школа сходится со школой Ле-Пле, как сходятся они и в том, что обе признают невозможным полное уничтожение бедности и всех экономических бедствий, так как они являются последствием грехопадения прародителей (chûte origmelle). Терновый венок, терзающий чело рабочего, никогда нельзя будет окончательно снять с его главы, потому что это – проклятое наследие сынов Адама, но многие из колючек его можно притупить. Ибо хотя во все времена бывали бедность, горе и столкновения между рабочими и хозяевами, но никогда пауперизм не имел такого широкого распространения и никогда возбуждение бедных классов не подымалось до такого напряжения. Конечно, в первую голову за эти ужасные мучения пауперизма ответственным является упадок религиозной веры; но в значительной части повинен в этом и процесс экономического развития. Революция разрушила старую организацию труда, но не заменила её лучшей. Узы общего интереса, прикреплявшие друг к другу хозяина и рабочего в старых корпорациях, порваны, – и вот рабочий стоит изолированный и угнетённый. Так возникло противоречие интересов не только между хозяином и рабочим, но в самой среде рабочих. Хозяин и рабочий – оба бессильны, подчинённые власти всесильного закона конкуренции, а промышленная борьба силой необходимости погасила в обоих классах все чувства справедливости и человечества, заменив их одним личным интересом. Отсюда – злоупотребления силой работника-мужчины, трудом женщин и детей, ночная и воскресная работа, отсюда – болезни, горе, порок, отсюда – стачки и бунты!
Потому-то необходимо нужно вновь пробудить дух христианского братства, проповедовать солидарность всех людей во имя церкви, прибежища всех удручённых и обременённых, протянуть руку помощи всем обездоленным и сделать их участь достойной человека и христианина. Это не только долг сострадания, но в такой же степени и долг справедливости. «Ибо общество многим в долгу перед рабочим, в долгу тем, что дважды принадлежит ему, как работнику и как человеку, – тем, что не исходит от милости людей, а есть признание Богом данного ему права».
Одним из лучших средств восстановить мир между хозяином и рабочим школа признает учреждение профессиональных корпораций, в которых были бы объединены рабочие и хозяева одной и той же профессии. Членами этих associations могут становиться также и лица, не состоящие ни хозяевами, ни рабочими, а принадлежащие к высшим классам, чтобы служить мировыми посредниками между обоими элементами. Во главе стоит выбранный ассоциацией комитет, который ведает материальные и моральные нужды, – следовательно, управляет коллективной собственностью, несёт заботу по воспитанию детей и т.д. Чтобы достигнуть идеального осуществления своей цели, ассоциации должны быть католическими, иерархическими, товарищескими, профессиональными, фамильными, должны обладать имуществом и стоять на легальной почве. Вступление в них должно быть совершенно свободным. Школа не желает, чтобы и основание корпорации производилось по принуждению со стороны закона, но желает, чтобы основанные частными лицами ассоциации усилились дарованием привилегий со стороны государства и находили от него поддержку в своей деятельности. В сущности, социальная реформа – миссия церкви. Но так как в её распоряжении нет силы светской власти, и потому она не в состоянии сама реализовать свои идеалы, то приходится обратиться к власти государственной, заставить её проникнутся христианским духом и побудить к мероприятиям, цель которых – восстановление «социального государства» Иисуса Христа.
На государство возлагается также обязанность вести борьбу с капитализмом путём ограничительного законодательства касательно акционерных обществ, дозволения права ассоциаций рабочих, покровительства профессиональным ассоциациям и смешанных синдикатов и другими подобными мерами. Государство должно энергично защищать рабочего от эксплуатации капитала, жертвой которого он является, потому что моральное поднятие его может последовать только за его освобождением от капитала. Здесь в первую очередь желательны две меры: установление государством минимума заработной платы, который обеспечивал бы рабочему достаточное и достойное человека существование и доставил бы возможность делать сбережения на случай болезни и старости; а также установление государством максимального рабочего дня, который исключил бы возможность злоупотребления силой рабочего. Страховые кассы должны оказывать помощь рабочему в случае болезни или вынужденной забастовки, и особые кассы, обязательно поддерживаемые самими хозяевами, – во всякого рода несчастных случаях. Таковы требования по отношению к работе взрослых; в деле же защиты женского и детского труда они идут гораздо дальше. Работа по ночам для женщин и детей до 18 лет должна быть совершенно запрещена, работа замужних женщин в мастерских и на фабриках должна быть постепенно вытесняема, а труд девушек и детей значительно ограничен. Полное осуществление воскресного отдыха разумеется само собой.
Посмотрим же теперь, как эта школа «Association catholique» осуществила на практике свои теории. В Париже, в квартале Монпарнас был основан Морисом Меньяном католический клуб рабочих, из недр которого в 1871 г. возникла «Association catholique». Здесь был Центральный Комитет, душа всего дела, которому принадлежало общее руководство и верховный контроль, здесь же образовался интеллектуальный центр, откуда исходили журналы, брошюры, книги и т.д. Целью союза первый пункт устава его объявляет преданность руководящих классов трудящимся; принципами – постановления церкви об её отношениях к светскому обществу; формой – католический кружок (Cercle catholique) рабочих. Очень скоро учреждение это стало известно верующему обществу и епископам, и стало зачастую получать одобрения и поддержку со стороны пап Пия IX и Льва XIII. Общество вскоре значительно расширилось: в 1875 г. оно насчитывало 130 местных комитетов, 150 кружков, 18.000 членов. В этом же году был основан журнал «L’Association catholique». В 1887 г. было уже 400 кружков, 50 христиански организованных мастерских, 50 корпораций искусств и ремесленных цехов, 30 сельских синдикатов.
Местные комитеты основывают только кружки (Cercles) и назначают для них директоров. Самим кружком руководят 2 выборных комитета, куда могут входить в качестве членов рабочие:
1) внутренний комитет (conseil interieur); его члены избираются с величайшей тщательностью и участие рабочих в выборах незначительно;
2) комитет должностных лиц (conseil des dignitaires); он составляется из множества должностных лиц кружка, и даже замечается такая тенденция, чтобы доставить должность по возможности каждому члену кружка. Кружки в одно и то же время являются клубами, кооперативными ассоциациями, благотворительными учреждениями, кассами вспомоществования, сберегательными кассами и т.д. и потому имеют очень широкий круг социальной деятельности.
Католические социалисты имели три интернациональных конгресса в Люттихе: третий состоялся в сентябре 1890 г. и имел 1500 участников. На конгрессе отчётливо обнаружилось различие обеих школ: насколько они сходились в том, что для разрешения социального вопроса необходимо вмешательство церкви, настолько же сильно было разногласие по вопросу о вмешательстве государства. Высказались за улучшение жилищ рабочих, за сокращение рабочего времени, за интернациональное рабочее законодательство; предлагали учреждение корпораций, пенсионного фонда для старых рабочих с гарантией со стороны государства, но без принудительных взносов, и вынесли резолюцию, в которой предлагалось предоставить папе разрешение интернациональных рабочих вопросов.
В противоположность социал-демократии, католические социальные реформаторы стоят на точке зрения папской энциклики от 28 декабря 1878 г., в которой делается вывод, что не может быть большего различия, чем то, какое существует между дурными учениями социалистов и чистым учением Христа: «нет ничего общего между правдой и неправдой, между светом и тьмой».
Начало христианского социализма в Германии нужно отнести ко времени, непосредственно примыкающему к году революции 1848 года. Его выразителем выступил впервые католический священник, впоследствии епископ Кеттлер (родился 1811 г., † 1877 г.).
Он получил воспитание в иезуитской колонии в Бриге, изучал право в Мюнстере, некоторое время был на прусской государственной службе (1835–1837). Достигнув 31-летнего возраста, он решил сделаться священником, осенью 1843 г. поступил в Мюнстерскую духовную семинарию, а в 1844 г. был уже посвящён. В 1848 г. он был избран депутатом во Франкфуртский парламент, где проводил идеи полной независимости церкви от государства. В июле 1850 года он был назначен майнцким епископом. Как представитель Баденского избирательного округа, он принимал участие в первом немецком рейхстаге и тщетно добивался включения земельного права в германскую конституцию.
Во взглядах на собственность он повторяет Фому Аквинского. Только Бог, по его воззрению, обладает истинным, полным, неограниченным правом собственности; что касается человека, ему принадлежит только право пользования. Нужно различать:
1) право надзора и управления;
2) право пользования продуктами.
Что касается первого, то в интересах порядка и экономического процветания оно должно быть признано за человеком. Но относительно второго пункта необходимо установить, что люди не должны считать своей личной собственностью продукты земли, которые являются общим достоянием.
Обязанность использовать свой доход не только в своих собственных интересах, а также в интересах общего благополучия, есть чисто моральная обязанность, налагаемая на нас любовью к ближнему. Бог создал неравенство богатств, чтобы дать возможность людям оказывать помощь своим собратьям и, таким образом, указал чистый источник прекрасных и благородных побуждений.
Рабочий вопрос, по мнению Кеттлера, есть вопрос о пропитании рабочего класса, составляющего бо́льшую часть всего человечества. Материальное благосостояние рабочего и его семьи зависит от высоты заработной платы, подверженной постоянным колебаниям, в связи с колебаниями рынка и рыночных цен. Рабочая сила превращена в товар, и её ценность понижена до последней степени. Свободная конкуренция и неограниченная власть капитала – вот причины, вызвавшие это явление. Либеральные и радикальные партии указывают различные средства для облегчения тяжёлого положения рабочих, но они не в силах решить великую проблему нашего времени и оградить трудящиеся массы от упадка и разложения. Причины такого положения рабочего класса и все вытекающие отсюда бедствия кроются в отпадении общества от христианства с его заветами любви и самоотвержения. Только торжество христианства может обеспечить счастье и благосостояние масс, остановить богатого в его экономическом стремлении к эксплуатации, а в рабочем воспитать нравственную чистоту, умеренность, трудолюбие, бережливость и скромность.
Церковь может указать рабочему средства для создания новой жизни:
1) учреждение приютов для неработоспособных;
2) христианская семья с лежащим в её основе христианским браком;
3) высокая истина и учение христианства, которое одно только может дать ему истинное образование;
4) основание всевозможных рабочих ферейнов, которые должны способствовать социальному развитию трудящихся масс;
5) основание производительных товариществ, в которых рабочий одновременно является также и предпринимателем. Капитал, необходимый для этих учреждений, по мнению Кеттлера, должен быть составлен из добровольных взносов католиков; высказанное Лассалем требование государственной помощи он считал превышением налогового права.
Кеттлер высказал свои взгляды в 1848 году в целом ряде проповедей: «Великие социальные вопросы современности», а затем, впоследствии, в 60-х годах, снова высказал их в особой книге: «Рабочий вопрос и христианство».
Начало активного интереса католической церкви к социальным вопросам в Германии можно отнести к 1863 году, в котором профессор Деллингер, на съезде католических учёных в Мюнхене, поставил церкви и существовавшим католическим союзам требование обратиться к изучению рабочего вопроса. Этот призыв Деллингера встретил в начале 1864 г. горячую поддержку прежде всего со стороны фон-Кеттлера. Но только в 1868 году состоялось основание собственной партии на годичном собрании членов трёх католических клубов в Крефельде, где решено было издавать в качестве органа партии «Христианско-социальные листки». На епископской конференции в Фульде 1869 г. также был выдвинут социальный вопрос.
Кеттлер здесь сделал доклад: «Попечение церкви о фабричных рабочих». Вменяя в обязанность церкви оказание помощи рабочим, он предлагает следующие способы осуществления её:
1) учреждения для предотвращения нужды и обнищания, как-то: кассы вспомоществования, госпитали, пенсии, потребительные и кредитные общества;
2) учреждения для искоренения порока: преследование пьянства путём уничтожения кабаков, или надзора за питейными заведениями; борьба с незаконными сожительствами, добрые примеры хозяев фабрик, хорошая дисциплина в мастерских;
3) средства для повышения интеллектуального и морального уровня рабочих религиозным воспитанием, богослужениями, а также учреждением школ, учебных мастерских, библиотек и т.п.;
4) организация работы и платы за работу по подряду и премии;
5) вспомоществования денежными ссудами и движимостью, с целью сделать рабочих оседлыми, доставление пропитания по дешёвой цене, пожертвования для избежания приостановки работы;
6) приучение к бережливости;
7) неизменность добрых отношений;
8) единодушие рабочего персонала;
9) объединение сельскохозяйственных и промышленных рабочих;
10) забота о сохранении невинности девушек;
11) уважение к обязанностям хозяйки.
Таковы средства, вменяемые в обязанность церкви. Со стороны же государства требуются: запрещение преждевременной работы детей на фабриках; ограничение рабочего времени для детей; разделение полов в рабочих помещениях; закрытие негигиеничных рабочих помещений; регулирование рабочего времени; воскресный отдых; выдача вознаграждений рабочим, потерявшим без собственной вины работоспособность временно или навсегда; законодательное обеспечение и поощрение общеполезных рабочих ассоциаций; государственный контроль над строгим соблюдением законодательства по охране труда путём назначения официальных фабричных инспекторов.
Далее принципы Кеттлера были развиты Муфангом, который в своей знаменитой избирательной речи в Майнце с полной ясностью развил католическо-социальную программу. Раньше всего он повторяет требования Кеттлера относительно законодательной охраны труда и присоединяет новые:
1) денежная поддержка кооперативных товариществ со стороны государства;
2) облегчение налогового и военного бремени;
3) ограничение силы капитала и устранение зол, возникающих из ажиотажа, ростовщичества и биржевых спекуляций.
Деятельность Церкви является, напротив, довольно ограниченной. Он требует от неё:
1) распространения христианского духа любви и справедливости;
2) распространения добродетелей деятельной любви и благотворительности;
3) оказания поддержки и утешения в годину забот и нужды пробуждением надежд на лучшее будущее.
Церковь вносит в среду рабочего люда дух истины, государство даёт ему его организацию. Дело, предпринятое Кеттлером и Муфангом, продолжалось «Христианско-социальными листками» и католическими союзами. Уже на Фульдской конференции было рекомендовано основание католических рабочих союзов, и эту задачу взяли на себя католические клубы, которые устроили общий съезд в Дюссельдорфе 9 сентября 1869 г. Был выбран комитет с целью ускорить образование христианско-социального союза для поднятия экономического и морального уровня рабочего сословия и содействовать распространению соответствующих литературных произведений; несколько профессоров вошли в состав комитета. Так возникли христианско-социальные союзы или «Союзы св. Иосифа», число которых, быстро возрастая, охватило все рабочие, ремесленные и крестьянские союзы. Основание их происходило по следующим определённым нормам: тесный союз с церковью, extra quam nulla spes, должен быть связан с принципиальной враждой по отношению к социал-демократии. Во главе союза должны стоять испытанные рабочие. Стачки абсолютно не воспрещаются, но от политики следует держаться подальше; только в вопросах действительной важности требуется решительное участие. Каждый воскресный вечер назначается собрание для собеседования по социальным вопросам. Кроме того, основаны в большом изобилии кредитные, сберегательные союзы и союзы вспомоществования. 6–8 марта 1870 года в Эльберфельде состоялся съезд делегатов из Рейнской области и Вестфалии, на котором были представлены 14 союзов 150 депутатами. Здесь было принято предложение сделать народный банк в Мюнстере центральным для всех кредитных и сберегательных обществ. «Христианско-социальные листки» снова рекомендовались, как партийный орган; все верующие призывались к участию в интересах рабочего сословия; для этого был снова назначен комитет из 5 членов и образован фонд, чтобы посылать людей даровитых для изучения на месте социальных вопросов и попыток их разрешения. 26 сентября 1870 г. основанный Кольпингом в 1847 г. союз подмастерьев присоединился к католическо-социальным. Он состоял в начале 1898 г. из 820 филиальных местных союзов с 75.000 членов и с 190 госпиций. На общем съезде католических союзов 1871 года в Майнце, точно так, как на съездах католиков 1872 г. в Бреславле, 1873 г. – в Аахене, 1883 г. – в Майнце, 1877 г. – в Силезии, происходили самые оживлённые прения по рабочему вопросу. 22 июля 1871 года вестфальские крестьянские союзы, по подозрению в заговоре с иноземными корпорациями (бельгийскими крестьянскими союзами) против Германской империи, были распущены, но Шорлемер-Альст вскоре воскресил их под названием «Вестфальского крестьянского союза». Как мы видим, внимание католической церкви было устремлено не только на положение промышленных рабочих, но в равной мере и на положение ремесла и крестьянского землевладения. Предполагалось создать прочное землевладение путём регулирования порядка наследования в пользу законного наследника, создания родовых имений и организаций крестьянского кредита от государства. Для улучшения положения ремесленников предполагалось вновь учредить цехи, которые, по плану одних, должны быть свободными, по мысли других – обязательными. К сожалению, как в этом вопросе, так и в других представители христианских социалистов всё больше и больше разбивались на две группы, из которых первая склонялась к индивидуализму и ждала от него излечения многих зол, тогда как другая, более молодая, половина по многим пунктам проявляла тенденцию в сторону радикального социализма. Взгляды последней явно получили перевес в партии, как это обнаружилось на Дюссельдорфском католическом съезде и на съезде в Триере 1887 г. Ещё больше, чем здесь, требование вмешательства государства выступило на первый план на интернациональном конгрессе в Люттихе. В новейшее время во главе немецкого движения стал епископ из Бреславля Копп, который играл выдающуюся роль на интернациональной конференции по охране труда в Берлине. Всё это – представители католичества в Германии в их деятельности на почве «христианского социализма».
Нам теперь предстоит сказать о христианском социализме в Германии и затем в Англии – на протестантской почве.
В основу партии христианских социалистов в Германии положена книга Рудольфа Тодта «Радикальный германский социализм и христианское общество» (Виттенберг. 1867 г.). На принципах этого произведения был основан «Центральный союз социальной реформы». Одним из главных его деятелей был придворный проповедник пастор Штеккер. Штеккер лично повёл агитацию 3 января 1878 г. в Берлине, где он имел публичный диспут с Моостом. В течение нескольких недель к Штеккеру примкнули около 50 рабочих, он сделал призыв к основанию новой рабочей партии. Штеккер посвятил себя теперь всецело агитации, но его состязания с социал-демократией пришли к внезапному концу, потому что последняя запретила своим приверженцам эти словесные турниры. «Христианско-социальная партия рабочих, по мысли Штеккера, на почве христианской веры преследует в качестве основной цели уменьшение пропасти между богатым и бедным и осуществление большей экономической обеспеченности». Он отверг социал-демократию и провозгласил на место её христианскую программу. Однако же, он выставил эту программу не от имени церкви, так как «христианская церковь не имеет призвания выставлять экономические программы». Его организация основывалась не на том, чтобы духовенство должно было помогать рабочему классу, но на том, чтобы рабочее сами себе помогали. Для придворного проповедника с консервативными в существенном взглядами, принадлежащего к образованному классу, было невозможно, однако же, добиться полного доверия от немецких рабочих. Его симпатия, которую рабочие встречали только холодно, нашла более тёплый отклик в рядах незначительных торговцев, которых благосостояние терпело серьёзный ущерб, благодаря постоянному росту силы и богатства иудеев, т.е. первоначально христианский социализм Штеккера превратился в антисемитизм. В 1895 г. Штеккер и его друзья основали в Эйзенахе «христианско-социальную партию». Она принимает экономическую программу социалистов, но в обосновании и изъяснении её опирается на религию. Нельзя сказать, чтобы и эта партия имела большой практический успех.
При выборах в рейхстаг 1878 г. трём кандидатам, христианским социалистам, удалось получить около 1.500 голосов. В 1882 г. число приверженцев партии Штеккера доходило до 3.000–4.000 действительных членов, но рабочих в том числе было очень немного. Для нас интереснее её принципиальное содержание. Чтобы ознакомиться с ним, возвращаемся к книге Р. Тодта, которая положила основание партии протестантских христианских социалистов. Взгляды, которые развивает в своей книге Тодт, следующие: Социал-демократические принципы имеют своим истинным источником Новый Завет, поэтому и заключают в себе евангельские, божественные истины (?!). Жалобы социалистов на современный общественный строй справедливы, и их требования совершенно основательны. Социализм, по Тодту, есть стремление разрешить ясно созданное противоречие между современным реальным экономическим строем и идеальным, как оно представляется известным частям населения, утверждением нового экономического и общественного строя. Но социальный вопрос может быть разрешён только государством и христианским обществом, которое должно возвратиться к действительному христианству, т.е. к правоверному теизму.
Для имущих он намечает следующие задачи реформы:
1) Изменения понятия о собственности в таком смысле, чтобы они признавали верховным владыкой всего только Бога, на себя же смотрели бы, как на управляющих.
2) Восстановление труда в его нравственном достоинстве и почёте. Пока рабочая сила будет покупаться, как мёртвый товар, – до тех пор будут так же покупаться и люди. Рабочие должны стать помощниками своих хозяев.
3) Возвращение к истинному христианству.
От неимущих он требует:
1) Искать своего счастья не в земном только богатстве и наслаждении.
2) Энергично пользоваться предоставленными им правами и исполнять возложенные на них обязанности.
От государства он требует реформы в распределении доходов, законодательной реформы, нормирующей права капиталистов, землевладельцев, сельскохозяйственных и промышленных рабочих. Должен быть указан максимум дохода с капитала; землевладение должно получить охрану в виде системы ренты и банков; рабочему должен быть гарантирован минимум заработной платы и установлен нормальный рабочий день. Сельский подённый рабочий должен быть обращён в собственника.
Программа партии христианских социалистов, заимствованная большей частью из этой книги, гласит в своей общей части:
1) Рабочая партия христианских социалистов стоит на почве христианской веры и любви к королю и отечеству.
2) Она отвергает современную социал-демократию, считая её непрактичной, нехристианской и непатриотичной.
3) Она стремится к мирной организации рабочих, чтобы в согласии с другими факторами государственной жизни достигнуть необходимых практических реформ.
4) Она ставит своей целью уменьшение пропасти между богатыми и бедными и достижение большего экономического обеспечения. В своей специальной части программа не содержит никаких других требований, кроме выставленных Тодтом.
Чтобы закончить о христианско-социальном движении в Германии, приведём сведения о так называемом сообществе Евангелических рабочих. Заимствуем их из сообщения «Церковного Вестника» за 1907 г. (№ 7, стр. 241).
"Общий союз Евангелических рабочих ферейнов Германии, существующий с 1890 г. и объединяющий в себе около 180 т. рабочих, выставляет новую социальную программу для своей деятельности, окончательно установленную на заседании комитета союза в Касселе 24 октября 1906 г. Программа разделяется на две части, – общую и специальную, из коих первая излагает основные положения, а вторая даёт руководящие указания для рефератов и рассуждений в ферейнах. Приведём здесь общую часть, как более интересную.
«Мы стоим на почве евангелического христианства. Мы боремся поэтому с материалистическим мировоззрением, служащим и исходным пунктом и средством агитации для социал-демократии, но боремся также и с тем взглядом, будто христианство имеет дело исключительно с миром потусторонним. Цель нашей социальной работы – раскрытие мирообновляющих сил христианства в общественной и хозяйственной жизни настоящего времени. Мы отвергаем поэтому:
1) ту точку зрения, которая односторонне настаивает на безграничной свободе каждого отдельного человека и ожидает спасения от свободной конкуренции сил;
2) учение, которое хочет изъять из частного владения все средства производства и поставить отдельного человека в рабскую зависимость от общества;
3) всякое несоциальное настроение, где только оно проявляется в наших нынешних партиях и общественных слоях. Устранения общественных и хозяйственных недостатков нашей нынешней народной жизни мы ожидаем только от исторически совершающегося преобразования наших отношений согласно с нравственными идеями христианства. Эти идеи дают нам надёжный масштаб для решительной критики нынешнего положения, равно как и побуждение к требованию новых порядков в общественной и хозяйственной жизни. Задачей этого новоустроения мы считаем, прежде всего, полное признание человеческого права и человеческого достоинства за каждым, даже самым незначительным членом общества; затем – возможно большее поднятие его работоспособности, равно как и его участие в духовных и нравственных благах нации, наконец, наилучшее содействие интересам его материальной жизни. Для выполнения этих задач мы считаем необходимым, прежде всего, полное и непредубеждённое просвещение народа относительно преподносящихся хозяйственных вопросов, но точно также и деятельную поддержку всех стремлений и мероприятий, направленных на поднятие и облагорожение рабочих классов».
Евангелические рабочие ферейны составляют только одну часть рабочих соединений, не принадлежащих к социал-демократии. Кроме них, сюда относятся ещё: христианские профессиональные союзы – 300.000 человек; католические рабочие ферейны – 300.000 человек; католические ферейны подмастерьев – 75.000; немецко-национальный союз приказчиков – 81.000; гирш-дункеровский профессиональный ферейн – 120.000. Всего организованных несоциал-демократических рабочих – свыше 900.000.
К концу 40-х годов XIX столетия нужно отнести появление христианского социализма в Англии. Движение ведёт своё начало от адвоката Дж. Малькольма Людлоу и священника Фредерика Денисона Мориса. Первый познакомился во время своего продолжительного пребывания во Франции с идеями социализма, главным образом, от французских протестантов, занимавшихся этим вопросом, и вынес убеждение, что существующие отношения необходимо изменить.
В 1848 г. он познакомился с Морисом, который пришёл к такому же заключению, исходя из христианского мировоззрения. Господствующая система свободной конкуренции казалась им эгоистической системой. В ней они видели прямое противоречие требованиям христианской религии и отстаивали, в противовес ей, систему ассоциаций, приближающих их воззрения к социализму. «Христианство, оправдывающее принцип ассоциаций, – в силу этого социалистично; раз мы христиане, мы уже социалисты», – вот основной взгляд Мориса и его друзей. Они решили пропагандировать свои идеи и вербовать единомышленников. Для этой цели они основали особый журнал, еженедельник «Politik fur’s Volk», в который они в короткое время привлекли ряд выдающихся сотрудников, между прочим и Чарльза Кингслея, выдающегося по образованию и талантливости священника, бывшего воспитателем принца, впоследствии короля Эдуарда VII. В остроумных, часто блестящих по стилю статьях трактовался рабочий класс. При этом они стали на строго христианскую точку зрения, с которой умели соединять величайшую терпимость по отношению к инакомыслящим. Христианство было для них религией братства, которая повелевает богатому вступаться за бедного. Но они проповедовали глухим. Богатые видели в них опасных демагогов, рабочие питали недоверие ко всем, кто говорил им о христианстве и Библии, в которой они, по словам Кингслея, действительно, видели только «руководство для полицейских служителей, дозу опиума для перегруженных вьючных животных, – книгу, предназначенную исключительно для того, чтобы удерживать бедняков в повиновении». Однако, вокруг Мориса и Людлоу сгруппировалось достаточное число единомышленников. Эти люди старались сношениями с рабочими снискать их доверие и, по мере возможности, оказывать им помощь. Когда в декабре 1819 г. в прессе были сделаны разоблачения печального положения лондонских портных, они устремили своё внимание на это ремесло. У них давно уже возникла мысль основать производительные товарищества; теперь они решили начать с товарищества портных. В короткое время они собрали необходимый оборотный капитал, сняли дом, приспособили его для своей цели и созвали публичное собрание портных, которому и изложили свой план. Они легко нашли необходимое число дельных мастеров; товарищество могло уже приступить к работе, – остановка была лишь в заказчиках. Для этой цели Чарльз Кингслей написал под псевдонимом «Pfarrer Lot» брошюру: «Дешёвое, но скверное платье». Здесь он указывал на существующее отвратительное положение портняжного ремесла и призывал всех, кто желал бы улучшений в этой области, поддержать только что основанное товарищество портных. Брошюра обратила на себя всеобщее внимание и, действительно, доставила производительному товариществу широкий круг заказчиков. В это время они официально приняли имя «христианских социалистов». Свои идеи они старались распространять изданием ряда брошюр.
Преуспеяние товарищества портных побудило многих желавших основать производительные товарищества обращаться к нему за советом и помощью. Поэтому они решили образовать «Общество для содействия организации рабочих ассоциаций». Исходившее отсюда движение приняло вскоре более широкие размеры: они приобретали приверженцев в разных концах страны. Был основан новый орган – «Христианский социалист», чтобы служить средством объединения всех друзей общего дела. В июне 1851 года Кингслей, по просьбе настоятеля церкви св. Иоанна в Лондоне, сказал свою знаменитую проповедь: «Послание церкви к рабочим». Здесь он красноречиво развил перед слушателями-рабочими воззрения «христианских социалистов». Эти воззрения показались присутствовавшему в церкви настоятелю прихода неправильными, о чём он и заявил здесь же слушателям. Отсюда возникли споры, перенесённые в газеты; в дело вмешалась церковная власть и даже воспретила Кингслею проповедовать. Скоро, однако, запрещение было снято. Кингслей и его друзья постепенно завоёвывали доверие рабочих. Особенно этому способствовало ещё и то, что во время больших забастовок в машинной промышленности 1851–1852 годы они стали на сторону рабочих. По их инициативе были также основаны различные производительные товарищества машиностроительными рабочими. Особенно большая заслуга их состояла в том, что, благодаря их влиянию, был проведён в 1852 г. закон, чрезвычайно важный для существования товариществ и рабочих союзов. Принятый парламентами с некоторыми ограничительными изменениями проект исходил от Людлоу. Пред английскими товариществами им принадлежит та большая заслуга, что они образовали центральную организацию. Отдельные лица (каковы Дж. Малькольм, Людлоу и Б. Ванзитар-Ниль) посвятили делу всю свою жизнь. В деле образования им принадлежит также плодотворная инициатива. В настоящее время во всех более или менее значительных городах Англии находятся многочисленные учебные заведения, ими и по их идее основанные.
Свои собственные идеи старые «христианские социалисты» Англии не смогли осуществить. Английские рабочие в общем остались, как и раньше, чуждыми церкви, а основанные христианскими социалистами производительные товарищества – все без исключения сошли со сцены. Впрочем, в настоящее время все согласны с мнением Джона Стюарта Милля, который рисует их «союзами друзей, благородные стремления которых превосходят всякую похвалу». В 90-е годы социалистические воззрения распространились в Англии среди духовенства различных исповеданий. Толчок к этому дал известный Генри Джордж своим исполненным религиозного духа произведением «Прогресс и бедность» и своими агитационными поездками по Англии. Некоторые священники обращают особенное внимание на то, что Иисус Христос был не только провозвестником божественной христианской истины, но и социальным реформатором, который хотел уничтожить различие между бедными и богатыми. При этом напоминаются слова Евангелиста Матфея (Мф. 6:19–21):
"Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше«. Делается указание на Матфея (Мф. 19:20–24) – беседа с богатым юношей), а Песнь Пресвятой Девы Марии (Лк. 1:51–53) называется «гимном социальной революции». Всякому непредубеждённому верующему, конечно, ясно, что только крайней натяжкой и искажением смысла этих мест Евангелия им можно придать социалистический характер.
Священникам, представителям социалистических воззрений, принадлежит основание различных обществ, из которых «Христианское социалистическое общество» и «Гильдия святого Матфея» достигли значительного развития. Программа первого общества гласит: «Христианский социализм стремится осуществить в промышленной организации общества принципы, которые заключаются в жизни и учении Иисуса Христа». Христианское социалистическое общество держится того взгляда, что, благодаря отстаиваемой им реформе в современном хозяйственном строе, люди могут прийти к возможности – в изменённых условиях новейшей жизни плодотворно осуществить проповедуемые Христом принципы во всех своих взаимных отношениях, как товарищи и сограждане.
Общество это свободно от особых теологических тенденций и с радостью принимает в свои члены всех, кто пожелает свои частные интересы подчинить благу общества и человечества и готово служить этой цели во всей мере своих сил, знаний и власти. Таким образом общество всё более и более отходит от религиозной основы и обращается в экономическую школу.
Преемники Кингслея, его ученики и последователи, в своих политических и социальных взглядах пошли гораздо дальше своего учителя. Они – в полном смысле слова социалисты и неутомимо агитируют в пользу своих идей. В религиозных вопросах они отличаются полной терпимостью. Ни один радикальный политик не требовал отделения церкви от государства более энергично, чем они. Взгляды «гильдий» с особенной ясностью обнаруживаются в памятных записках, посвящённых ею пан-английской конференции епископов в 1888 г. В одной из них говорится: «Поток социалистических идей пронёсся по Англии. Старые партийные различия стираются. Социализм, по-видимому, призван к тому, чтобы стать новой моральной демаркационной линией в английском обществе». Далее, после слов, относящихся к экспроприационным планам Генри Джорджа, говорится: «Неужели церковь перед лицом Христа останется безмолвной, когда люди обратятся к ней за руководством в этих вопросах? Неужели же служителям её возвещать во имя Бога с алтарей его церкви: Не укради? Что значит – красть?» Здесь уже, как видите, типичной речи социалиста недостаёт только Прудоновского: «Собственность есть кража». Впрочем, в указанном документе, в заключение, сказаны слова, почти совпадающие с приведённым положением Прудона: «Необходимо бесстрашно поставить и разрешить вопрос о нравственном основании права собственности: что принадлежит человеку по праву?» К этому левому крылу христианско-социалистического движения принадлежит около 300 священников.
Итак, в Англии, как и в Германии, «христианский социализм» всё более и более теряет свою связь с религией и стремится к слиянию с социализмом. Не христианство, таким образом, воздействует на социализм, не христианство возвышает до себя эту экономическую теорию, всецело покоящуюся на жалком атеизме и воспринятом на веру материализме, напротив, христианство спускается до социализма, теряет свой возвышенно-идеалистический религиозный характер и обращается во второстепенное орудие экономической жизни.
Нам остаётся теперь сказать несколько слов о христианском социализме в России. И у нас отозвались последствия европейского революционного движения 1848 года и возбуждённое им всюду в Европе социальное движение. В сороковых годах провозвестниками его явились у нас Белинский, кружок петрашевцев и из его среды особенно Ф.М. Достоевский. Белинский отнёсся к социализму с тем неудержимым и нездоровым увлечением, на которое так способна была его страстная, неуравновешенная и склонная к крайностям натура. Он заимствовал социализм у Ж. Занд, Леру и Прудона и под этими влияниями, не продумав их до конца, стал совершенно отрицать все основы современного общества, как-то: семейство, собственность и даже нравственную ответственность личности. Но с особенной силой Белинский нападал во имя социализма на христианство, вполне понимая, что для торжества нового учения необходимо прежде всего «низложить религию, из которой вышли нравственные основания отвергаемого им общества». Учение Иисуса Христа Белинский называл «ложным и невежественным человеколюбием, осуждённым современной наукой и экономическими началами». Так передаёт воззрения Белинского Достоевский. По собственному свидетельству последнего, «он страстно принял тогда всё учение» Белинского; без сомнения, он пополнил его потом из того же источника, из которого черпал свою мудрость и его учитель, В.Г. Белинский, столько раз менявший свои воззрения и переходивший с одинаковой страстностью и нетерпимостью от теизма к пантеизму, к деизму и, наконец, к озлобленному атеизму. Однако, Достоевский, несмотря на убеждение своего учителя в «безнравственности религии», тогда уже склонялся к мнению, по которому, выражаясь его словами, «социализм сравнивался с христианством и принимался за поправку и улучшение христианства, сообразно веку и цивилизации».
Из всех писателей, у которых Достоевский учился социализму, он более всего восхваляет кумира своей молодости – Ж. Занд за то, что «она, по его отзыву, основывала свой социализм на нравственном чувстве человека, на духовной жажде человечества, на стремлении его к совершенству и чистоте, а не на муравьиной необходимости».
От своей симпатии к социализму Достоевский впоследствии резко и решительно отказался и дал редкую по глубине и разрушительную критику этого учения в «Бесах» и в «Дневнике», справедливо указав, что социализм есть провозвестник деспотизма, полного рабства и полного обезличения человека.
Однако, мнение о совместимости христианства с социализмом, из которых именно социализм, как учение высшее, восполняет и усовершенствует христианство, сохранялось в интеллигентных и литературных русских кружках, оставшихся после Белинского, и оно послужило зерном христианского социализма на русской почве. Но если во Франции христианский социализм не порывал с католичеством, в Германии с протестантством, в Англии с англиканством, – по крайней мере, в первой стадии своего развития, – и имел в числе первых своих провозвестников лишь духовных, остававшихся в своём исповедании, чуждых политической борьбе, – то у нас, в России, наоборот, социализм, даже скрашенный именем христианства, принимал всегда характер скрытой или открытой оппозиции к Православной Церкви и правительству. Одно время ноты его сильно звучали в учении графа Толстого; в толстовских колониях можно отчасти видеть попытки осуществить начала христианского социализма, хотя и не в чистом виде, но в соединении с другими требованиями толстовщин ы, каковы, например, непротивление злу, ручной труд, взаимные отношения мужчин и женщин и прочие. Колонии не привились и погибли. Хорошей иллюстрацией жизни этих неудавшихся затей в сущности барской и капризничающей интеллигенции служит роман Гнедича: «Ноша мира сего».Революционное движение последних лет в России, пересадившее на русскую почву почти все политические и социальные направления Европы, принесло нам и христианский социализм. В июле 1906 года в Москве происходит учредительный съезд русской христианско-социалистической партии, в числе 45 человек; среди них было 8 лиц духовных, 17 учителей, два приват-доцента духовных академий, прочие – крестьяне. На съезде, будто бы, было представлено 20 губерний. По принятому на этом съезде уставу, «основная цель христианско-социалистической партии в России – это организация трудящихся масс для широкой культурной борьбы за осуществление христианского социализма на земле». Ни с какими практическими предприятиями партия не выступила, и едва ли выступит, так как с первых же шагов обнаружила безнадёжную склонность к политиканству, которое у нас, в России, губит все благие начинания интеллигенции, а также склонность к революционной деятельности, которая так не соответствует по существу мирному характеру деятельности подобных партий и которая отвлечёт её от прямой цели и выбросит на путь политической борьбы. На упомянутом съезде не обошлось без озлобленных и лживых речей и без революционных постановлений. Так, один из членов его, приват-доцент духовной академии, посвятил слово положению Церкви и православного духовенства.
«Духовенство, – говорил он, – обнаружило полную деморализацию, изменив интересам народа и отдавшись служению насильникам. Нашёлся даже такой представитель Церкви, который в Государственном Совете защищал смертную казнь. На церковный собор, – убеждал приват-доцент, – раcсчитывать нечего: у Победоносцева на квартире на днях было совещание, на котором было решено не допускать ни под какими видом никаких реформ. Христианско-социалистическая секция должна всецело разделить лозунг отделения Церкви от государства. Этот лозунг – святой, его нужно поддержать». Конечно, никакого совещания «на квартире» у Победоносцева, кстати сказать, к тому времени уже совершенно удалённого от дел и власти, не было. Это уверение оратора – простая сплетня и ложь, на которой нельзя строить важное дело.
Сверх того, русская христианско-социалистическая партия выражает намерение «поддерживать всякое оппозиционное движение, направленное к преобразованию существующего экономического и политического режима в России».
Трудно решить, где здесь «христианский социализм»: социализма, может быть, и очень много, но христианства, как религии, не видно. Ни Спаситель, ни апостолы, ни первые христиане «поддержкой политических оппозиционных движений» в Палестине или в Римской империи не занимались. А таких движений, которыми удобно было бы «объединить массы народные для борьбы за осуществление христианского социализма на земле», было в 1-м христианском веке немало. Или христианство – религия, или это социология. Или его нужно принимать целиком, как веру, или – только прикрывать им свои революционные вожделения. Но тогда так открыто и нужно говорить. Во всяком случае, избранный русской христианско-социалистической партией путь политиканства и революции заранее, можно сказать, осуждает её на бесплодие. Дальше разговоров и митинговых речей с шаблонными выступлениями против «режима» она не пошла и, видимо, не пойдёт. В этом, вероятно, и будет состоять её отличие от христианского социализма в Германии и Англии. Знаменательно, что в то время, как, например, в Германии христианский социализм, как он изложен у пасторов Штеккера и Тодта, стоит за усиление монархического правительства, наши русские христианские социалисты в борьбе с правительством именно и полагают свои обязанности, а архимандрит Михаил, родом еврей, открыто заявивший недавно о своей принадлежности к христианским социалистам в известном газетном письме год тому назад, выпустив речь пастора Штеккера в своей библиотеке: «Свобода и христианство», в предисловии к этой брошюре спешит заявить, что симпатии издателя, архимандрита Михаила, склоняются не к воззрениям Штеккера, а к социал-демократии... Такова короткая история русского «христианского социализма». В два года он в крайних своих выводах зашёл гораздо дальше, чем левые фракции христианского социализма в Германии и Англии, и по существу мало отличается от обычного революционного социализма.
Из сделанного нами краткого исторического очерка появления и развития христианского социализма в разных странах ясно, что речь идёт в сущности не о том, как объединить христианство с социализмом; речь должна идти о борьбе с социализмом, о борьбе с язвами общественной жизни, которые верно отметил и указал социализм и использовал в своих целях, – о борьбе за проведение в жизнь христианских начал. Конечно, многое, о чём говорит социализм, совпадает с христианством, но исходные пути того и другого, идеалы, способы и цели их достижения в христианстве и социализме отстоят, как небо от земли, и разнятся, как Христос и дьявол, свет и тьма.
Мы не желаем умалить заслуг социализма. Они налицо. Мы не желаем и замолчать того, что есть верного в социализме.
Л.А. Тихомиров в своих социально-политических очерках, изданных книгоиздательством «Верность» (выпуск II), говорит по этому вопросу следующее. «Живучесть социализма зависит именно от того, что в нём является справедливым требованием, предъявленным буржуазно-капиталистическому обществу и государству, а именно:
1) Усиление начала коллективности в слишком индивидуализированном обществе.
2) Усиление общественной поддержки для отдельной личности.
3) Более справедливое и равномерное распределение средств к жизни.
Начнём с последнего пункта. Никогда нищета и безысходное положение члена общества не могли производить более тяжкого впечатления, чем в современном обществе, и никогда этот факт не мог производить более сильного негодования, потому что он, по средствам современного общества, видимо устраним.
Действительно, огромный рост богатств в современном цивилизованном обществе составляет факт бесспорный. Старая гипотеза Мальтуса, будто бы рост производительных сил идёт в арифметической прогрессии, а размножение населения в геометрической, совершенно опровергнута статистикой. На родине Мальтуса, в Англии, население возросло за XIX век в 2½ раза, а общий доход страны возрос в 3¼, ценность же имуществ в 5½ раз.
В Америке, при огромном притоке эмигрантов, население с 1850 по 1880 год возросло на 115%, но ценность имуществ за то же время поднялась на 521%, то есть ещё в пять раз сильнее, чем число жителей.
Позволительно бы, казалось, ожидать, что при таком блестящем состоянии материальных средств общества мы не встретим в нём хоть самой тяжкой нищеты. А между тем она замечается повсюду. В самой Америке, славящейся благосостоянием жителей, имущество более 5 миллионов семейств исчисляется не свыше 1500 долларов на семью, а ещё 5 миллионов семейств имеют имущество всего в 500 долларов на каждое.
В Англии, несмотря на все успехи рабочих союзов, множество людей живут в безысходной нищете. Известные таблицы Буса свидетельствуют, что из 4.209.000 жителей Лондона только 742.000 принадлежат к богатому классу. Рабочие с хорошей платой и прочной работой составляют 2.166.000 населения. Но остальные 1.292.000 погружены в бедность, в том числе 316.000 живут кое-как, изо дня в день, в хронической нужде, а 37.000 составляют массу вечно полуголодную.
Было ли в старые времена хуже или лучше? Как бы это ни решать, во всяком случае, положение бедных, каково оно есть, ложится тяжёлым укором на такое общество, богатства которого возрастают вдвое и даже впятеро быстрее, чем число его членов. Не хочет это общество или не умеет уничтожить в своей среде нищету, – во всяком случае, оно за это подлежит самым справедливым укорам.
Существование значительного числа бедняков особенно поражает и оскорбляет при сопоставлении с неисчислимой роскошью богачей. В Америке исчисляется 4.000 человек миллиардеров, которые имеют состояние в 200, 300 и 500 миллионов долларов каждый и получают ежегодного дохода по нескольку миллионов, иногда до 50 миллионов на одного человека. А тут же рядом живут 5 миллионов семейств, которых всё имущество не превышает 500 долларов!
Эта страшная разница в размерах состояний не была бы так оскорбительна, если бы бедные добывали всё-таки достаточно средств к жизни. Но у них и этого нет. Ещё тяжелее необеспеченность. Можно бы было помириться со скромным существованием, если бы не угнетала мысль о завтрашнем дне, а особенно о возможной болезни, о старости, об участи детей. Но каково положение человека, которого заработок если и позволяет жить кое-как, однако, не даёт никакого обеспечения? Потерял работу – и сразу очутился в положении бродячей уличной собаки, если не в худшем... Перед миллионами людей каждого из современных обществ – среди бедности нынешнего дня вечным кошмаром стоит давящая мысль о завтрашнем дне.
Когда социализм указывает современному капиталистическому обществу, хотя бы даже и с преувеличениями, на эту массу ничем не обеспеченной нищеты, нравственное чувство человека не может не отзываться с полным сочувствием к этому укору, и положительную заслугу социализма составляет то обстоятельство, что он целое столетие неустанно пробуждал в этом отношении общественную совесть.
Но его заслуга более значительна: он совершенно прав, взывая в этом случае не к простой филантропии, а утверждая, что общество обязано принять меры к изменению такого положения».
Однако, социализм оказался сильным только в критике, в обличении и разрушении, и совершенно бессильным в работе созидательной. Принимая на себя последнюю, он на самом деле идёт дальше и дальше в разрушении основ жизни, усиливая зло, но не исцеляя и не останавливая его, и поэтому грозит ниспровержением всей христианской культуры, всего населения минувших веков, грозит отбросить нас ко временам первобытного варварства. Созидательная сила – только в христианстве. Оно должно воспользоваться разоблачениями тёмных сторон жизни, которые сделал и делает социализм, но не смешивать себя с ними в совместной работе над исправлением жизни. Идеалы христианства и социализма не сойдутся, хотя бы они говорили об одном и том же и даже в одних и тех же выражениях; они разной природы, и не сольются никогда, как не сойдутся две параллельные линии, хотя бы и на одной плоскости. «Социалистическая программа, – говорит Пибоди, – начинает с рассмотрения экономических потребностей и кончает идеалом экономического переворота. Учение Христа начинает с чувства духовных нужд и кончает идеалом духовного царства. Оба касаются жизни действительного мира, но одно желает сделать бедных богатыми, другое – худых хорошими. Социал-философ думает, что образование характера обусловлено переворотом экономических отношений, Христос же рассчитывает на характер (который нужно воспитать), чтобы создать экономический переворот.
В Евангелии находится место для принципа уплаты равного вознаграждения, там же есть указание о равной плате за неравную работу и допускается противоположная истина, требующая неравной платы».
Посему не союз с социализмом предлежит христианству, а борьба. По словам Герцберга, автора книги «Рабочий вопрос и социализм», борьба эта должна быть основана «на здравом смысле самого рабочего и на его нравственном и религиозном (т.е. христианском) сознании». «Я смею надеяться, – говорит Герцберг, – что те слои общества, которые стоят ближе к социалистическому движению, если им дать верное понятие о том, что социализм имеет в виду и на какие пути он указывает, могут быть приведены к сознанию, как мало социализм может выполнить свои обещания.
Но мало пользы указать народу на утопичность социализма и на опасность, в которую он повергает общество.
Люди, поставленные в лучшие жизненные условия, должны бы постараться, каждый в отдельности или сообща, посредством законов и учреждений, насколько возможно, устранить или уменьшить то бедственное положение и те страдания, которым особенно подвержены люди, принуждённые жить ежедневным физическим трудом».
Нет никакого сомнения в том, что успехи социализма обусловлены тем, что он раздражает и использует не возвышенные инстинкты и запросы человека, а низменные. Пока христианство предлагает самоотвержение и самоотречение, труд и подвиг, те же рабочие не принимают этих наставлений; но когда идёт речь о самоотречении богатых, или когда, под видом христианства, обещают насильно заставить богатых отречься от богатства, те же рабочие слушают наставления такого «христианства» охотно. Но этот путь жизни, основанный на низменных инстинктах, слишком рискован, и истинное христианство от него должно решительно отказаться, как и вообще от всех принципов правды большинства, а не правды Христовой, от веры в формы и учреждения, обычно игнорирующие самого человека и его дух.
В этом отношении высокоценно обращение Мориса и его друзей к чартистам в Англии. Мы приводим его целиком, как имеющее глубокое значение:
«Вы, чартисты, – говорили они, – написали на своём знамени: свобода, равенство и братство. Вы сделали это своим девизом. Эти слова не только заключают в себе политическое учение, это – святые, установленные Богом начала. Но не придавайте вашим последним словам ложного понимания. Как с каждой великой истиной неразлучна её карикатура, так наряду с возвещёнными Богом свободой, равенством и братством существуют пародии на них, созданные людьми. И эти-то карикатуры вы сделали своим лозунгом. Ведь под свободой вы понимаете не что иное, как отсутствие всяких границ. Между тем, истинная свобода состоит в возможно полном развитии всех способностей и, вместе с этим, в подчинении животных инстинктов требованиям гуманности. Под равенством вы понимаете низведение всех на один уровень и, стало быть, самое грубое неравенство. Вы никогда не достигнете равенства, если будете считать материальное благосостояние самым желанным благом. Истинное равенство заключается в одинаковом отношении каждого к Богу и в равной для каждого возможности развить свои личные дарования и выполнить свои личные задачи. Под братством вы понимаете объединение лишь тех, кого связывают одни и те же условия работы.
Однако, все попытки осуществить братство, основанное на экономическом начале общей выгоды, до сих пор оставались бесплодными. Братство на такой основе невозможно. Все люди, без исключения, – братья, у них один отец, открывший им себя в их старшем брате. Братство возможно только на почве взаимного сочувствия и деятельности во имя общего блага. Отсюда вытекает не устранение различных наций, классов и семьи ради братства, а урегулирование их взаимных отношений на братских началах там, где это необходимо в интересах всех.
Также превратно ваше понимание народа, политики и политики для народа. Народ не есть один какой-нибудь класс, как бы ни был этот класс многочислен, народ, это – соединение всех классов и союзов. Политика никоим образом не исчерпывается вопросами о формах правления и о личностях правителей, к ней относится всё, в чём выражается человек, как общественное существо: его доходы и расходы, труд и заработная плата, мелодия, которую он напевает, картина, которой он любуется, книга, которую он читает, разговор, который он ведёт с соседом, любовь к жене, ребёнку и друзьям, мольба, с которой он обращается к Богу, любовь, в которой он отказывает другим, и просьбы, с которыми он не обращается к Богу. Точно так же народная политика состоит не в праве всеобщей подачи голосов и не в участии рабочих классов в законодательстве, так как последнее было бы лишь тиранией большинства над меньшинством. Народная политика, это – выполнение каждым классом общества лежащих на нём обязанностей по отношению к другим классам. Для имущих классов эти обязанности выражаются в необходимости сознать, что каждый собственник, владея своим имуществом, состоит на службе у Бога и людей. Обязанности трудящихся классов, это: простота, нетребовательность и честность, верность по отношению к предпринимателям и друг к другу, подчинение отдельного лица интересам целого, устранение конкуренции и создание ассоциаций.
Что такое всеобщая подача голосов, от которой вы ждёте реформы общества? Может ли она обеспечить вам такую народную политику? О, вы, чартисты! Очевидно, вы впадаете в ту же ошибку, что и имущие классы, против которых вы ратуете. Как они, вы думаете, что законодательная реформа, это – общественная реформа, как они, вы верите в то, что парламентские постановления могут изменить людские сердца. Но великие реформы никогда не проводились с помощью законодательных декретов. Всё великое в мире осуществилось вне законодательства. Христианство развилось помимо законов. Успех великих реформ объясняется религиозным воодушевлением и восторженной преданностью идей, которая сначала охватывает немногих избранных, а затем увлекает и остальных. Никакие изменения в подаче голосов или во внешней организации не делают людей лучше и счастливее. Необходимы не перемены в личном составе администрации или в способе деятельности учреждений, а полное моральное возрождение».
Кингслей, один из участников приведённого обращения к чартистам, имея в виду их решение явиться в числе 300.000 человек к зданию парламента с предъявлением политических и экономических требований, написал горячее обращение к рабочим 11 апреля 1848 г. Он констатировал бедственное положение массы и необходимость реформ, но в то же время он предупреждал против всякого насильственного протеста и доказывал, что всякая реформа должна начинаться с самоусовершенствования и путь для этого – религия.
Мы нарочно остановились на этом вопросе подробнее. Он отвечает на недоумения тех многих христиан, которые готовы идти путём христианства на помощь бедным и нуждающимся братьям, но видят и знают, что Церковь не имеет своей экономической программы, что Христос не указал формы политического и социального устройства. Недостаток это, однако, или достоинство? Мы знаем религию, которая вошла в подробное изъяснение всех мелочей жизни, до указания раздела наследства и размера приданого за женой включительно. Мусульманство через это, действительно, быстро упорядочило жизнь своих последователей и ввело её в рамки. Но то было мнимой заслугой: жизнь в этих рамках остановилась и замерла, прогресс и развитие были убиты; мусульманские государства всюду после трёх-четырёх столетий напряжённой жизни постепенно обращались в разлагающийся труп.
Христианство вечно-жизненно и постоянно будет вдохновлять своих последователей к тому, чтобы при всех изменениях окружающей жизни сообщать ей христианский облик и характер. Замечательны в этом отношении воззрения Достоевского. На христианство он смотрит как на источник единственно возможного, чисто нравственного улучшения общественных отношений и очень часто повторяет мысль о неотделимости задач гражданских и общественных от задач личного нравственного совершенства, – мысль, совершенно неприемлемую социализмом. Поясняя её примером (в полемике с Градовским), он остроумно замечает: «Если бы Коробочка стала и могла бы стать настоящей христианкой, то крепостного права в её поместье не существовало бы вовсе, несмотря на то, что все крепостные акты и купчие оставались бы у неё по-прежнему в сундуках». (Сочинения т. XI, 452, издание 7).
Социалисты, как мы упоминали, не идут в объятия «христианского социализма»; социал-демократы относятся к нему с непримиримой враждебностью. Это знак, что между социализмом действительным, а не воображаемым, и между христианством пропасть велика утвердися. Для христианина же, искреннего в вере, в его личной жизни и в применении правил христианской нравственности тоже нет нужды в христианском социализме.
Иное дело – общественная работа. Здесь стоит вопрос: не следует ли Церкви в самом деле иметь свою экономическую программу? Думаем, после всего сказанного, что это равно вопросу: не следует ли Церкви иметь и свою медицину для облегчения больных и своё кулинарное искусство для накормления голодных. Экономические теории временны и изменчивы, а Церковь вечна. Может ли она, фиксируя данные экономические нужды, считать предложенный социализмом способ их разрешения единственным и вековым, как это повторяют социалисты с фанатичным упорством? Но это бы значило унижать Христа и христианство. По выражению Тодта, Иисус Христос не был философом или государственным мужем, не был физиком или политико-экономом. Поэтому Он не завещал и определённой социальной системы. Он и Его учение – выше системы. Но это не значит, чтобы склад общественной жизни стоял сам по себе, а отдельный человек сам по себе. Ведь общество состоит из индивидов, а сумма слагаемых положительных не может представляться числом отрицательным. Приведём здесь в большой выдержке рассуждение по этому поводу профессора Пибоди в его книге «Иисус Христос и социальный вопрос». «Мы должны без колебания признать, что на сердце Иисуса более лежало раскрыть человеческой душе её отношения к Богу, чем реорганизовать человеческое общество. Иисус, прежде всего, был не реформатор, но пророк, не агитатор с каким-либо планом, но идеалист с вдохновенными прозрениями. Его миссия была религиозной миссией. Его главным стремлением было – сделать ясным для человеческой души, в каком отношении она находилась к её Небесному Отцу. «Господи, – говорят ученики, – покажи нам Отца и довольно для нас» (Ин. 14:8). «Евангелие, – говорит один великий немецкий учёный, – хочет не улучшать, но спасать, искуплять». Далее, отношение Иисуса Христа к рассматриваемому вопросу (социальному) было иногда сдержанное, как будто Он желал освободиться от социальных проблем, которые невольно напрашивались на Его внимание. В Его намерения не входило впутываться в эти самые проблемы. "Человек, – говорит Он, – кто поставил Меня судить или делить вас?» (Лк. 12:14). Эти слова показывают нам, что Он не присваивал Себе права предпринимать разделение собственности. Также Ему было несвойственно изменять формы правления. «Воздавайте кесарево кесарю» (Мф. 22:21). Так естественно было бы осудить пороки вокруг Его, уничтожить политическое насилие или социальную несправедливость; но Иисус не вдаётся в эти социальные спорные вопросы своего времени. Со свойственным Ему спокойствием Он разрешает их; Он не остаётся к ним равнодушным, но Свой взор Он твёрдо направил на конечную цель, в которой все эти социальные проблемы найдут своё собственное разрешение. Социальные вопросы Ему, так сказать, попадаются на Его пути и при случае Он обсуждает их, но без системы. Иногда, если ему встречается такой вопрос, Он обращается не к нему, но к нравственному мотиву, который лежит в основе социального вопроса. Его просили обсудить специальный вопрос о наследстве, и Он отвечает на более великий вопрос о любви к деньгам: «Смотрите, берегитесь любостяжания» (Лк. 12:15). Короче, Иисус не желает через склонение к социальному учению отвлекаться от Своей особенной миссии – духовного оживления, которое принести Он призван. Практическая наука знает многие процессы, в которых достигаются иной раз несомненные результаты, известные под именем побочных продуктов; на пути, который ведёт к желанной конечной цели, они большей частью отбрасываются или перегоняются (как бы перескакиваются). Иногда эти побочные продукты бывают чрезвычайной ценности, но, тем не менее, они достигаются только случайно. Вот таким побочным продуктом является и социальное учение Иисуса. Оно не было целью, на которую была направлена Его миссия; оно образовывалось только в то время, когда Он исполнял вышеупомянутую миссию. Если хотят в первой линии выставлять Евангелие, как программу социальной реформы, то это значило бы побочный результат принимать за главное дело и в то время, как при этом побуждались желанием найти для Иисуса Христа место в современном мире, лишались бы того, что обеспечивает за Ним место во всякое время».
В другом месте своей книги профессор Пибоди, говоря о необычайном объёме учения Иисуса Христа и приложимости христианства ко всем временам, событиям и формам жизни, поясняет свою мысль очень красивым образом, сравнивая христианство с легендарным «шатром фей».
«Если ставили чудесный шатёр в замке короля, то он не был слишком велик для самой небольшой комнаты; если переносили его во двор, то он был достаточно велик для того, чтобы принять в себе всех всадников, а когда выносили его в свободное поле, то он так сильно расширялся, что мог заключить в себе целое войско короля; он владел бесконечной гибкостью и бесконечной силой расширения. Сам Иисус в четвёртом Евангелии исходит из ещё более великой мысли и свидетельствует нам о Своей миссии всего чаще через уподобление себя свету. «Я, – говорит Он, – свет миру» (Ин. 8:12). «Я свет пришёл в мир» (Ин. 12:46). «Ходите пока есть свет» (Ин. 12:35). Свет по своей природе многообъемлющ. Он вездесущ и может распространяться. Света не слишком много для потребности отдельного человека и, однако же, его достаточно для всех людей. Каждая отдельная комната, кажется, улавливает полное сияние солнца, однако же, неисчерпаемый свет излучается в миллионах других домов. То же самое применимо к влиянию Иисуса Христа. Каждому новому веку, каждому течению и каждому личному стремлению, кажется, достаётся с особенной полнотой какое-либо Его специфическое учение, и совершенно верно, что его прямой светящийся луч проникает в уголок духа, которого не затрагивает никакой другой пункт учения. Так неисчерпаемое Евангелие своей освещающей силой касается каждой новой проблемы и каждой новой потребности и, однако же, существуют ещё мириады других путей этого излучения на другие души и другие столетия, которые все исходят от той жизни, которая есть свет человеков».
«Царство Божие» среди людей, – вот идеал, указанный Иисусом Христом, применимый, обязательно применимый и к социальной жизни. Но если бы этот идеал был привязан к определённой экономической теории, как этого хотят социалисты, хотя бы и «христианские», – то как сразу потускнел бы, как стал бы ограничен этот идеал! Но вечно слово благовестия о Спасителе в день Благовещения: «И будет царствовать над домом Иакова во веки, и царству Его не будет конца».
Социализм желал бы царство Божие из Божьего обратить только в человеческое, из небесного в земное, из вечного во временное, повторяя любимое слово своего любимого поэта-еврея Гейне в его «Зимней Сказке»:
«Царство небесное мы здесь создадим
Себе и без слёз и без муки».
Не станем снова оценивать социализм с точки зрения христианства. Атеистический характер социализма стал для нас совершенно ясен.
Христианство не может вступать с социализмом в союз, оно может и должно, напротив, вступить с ним в борьбу за спасение чад Божиих, которых социализм увлекает в пропасть неверия, материализма и, в конце концов, анархии, – за спасение вековых сокровищ христианской культуры. Пастор Тодт в увлечении идеализмом, а за ним и другие христиане желали бы уничтожить в социализме атеистический характер и сделать его христианским. Но ведь здесь будет или подделка христианства, или подделка социализма. Такое сочетание невозможно. Могут рассуждать: но ведь в социализме есть определённые выводы, касающиеся социальной жизни; мы эти выводы принимаем безотносительно к посылкам, на которых они построены, потому что они совпадают с Евангельскими началами, и будем проводить их в жизнь на Евангельской основе. Пусть так. Но вопрос: все выгоды или некоторые? Конечно, не все, ибо нельзя принять христианину то, что говорит социализм о религии, о семье, о нравственности, о насилии, о крови... Итак, то, что вы принимаете, – это не социализм, ибо всё, что вы в нём отвергаете, – это-то составляет в нём главное и существенное. Здесь обман или самообман. Говорить: «христианский социализм» – всё равно, что говорить: христианский антихрист.
Представьте себе врача, одарённого особой способностью определить и указать болезнь, но обладающего другой роковой способностью: при лечении болезни идти ложным путём, который не лечит болезнь, а осложняет её и неминуемо ведёт больного к смерти. Это – образ социализма. Он верно указал социальное зло, но исцелить его он не в силах, он не излечивает болезнь, а усиливает её и осложняет другими болезнями, которые ведут общество человеческое к распаду и гибели.
Долой такого врача от одра больного! На его место станет врач, полный любви, сильный верой, сильный небесной помощью. Этот врач – истинное, искреннее христианство, христианство деятельное. Его задача – мирная борьба со злом жизни и мирная борьба с социализмом, который усиливает это зло до страшных размеров, угрожающих всеобщим потопом крови и насилия. Нам представляется в высокой степени полезным, интересным и назидательным представить здесь некоторые сведения о деятельности тех лиц, которые задались целью, опираясь на Евангелие, вступить в борьбу с неправдой жизни. Опыты их имеют великую цену. Пред нами книга В.К. Саблера «О мирной борьбе с социализмом. Путевые воспоминания» (два тома).
Автор летом 1906 г. посетил за границей – во Франции, Бельгии и Италии – ряд промышленных учреждений, основанных, в отношениях хозяев и рабочих, на вечных началах Евангелия, и делится с читателями своими впечатлениями.
Мы отсылаем читателей непосредственно к самой книге В.К. Саблера и заверяем их, что они не даром потратят время и внимание на чтение этого высоко интересного и поучительного рассказа автора о том, что ему удалось увидать за границей.
Мы позволим себе здесь, в заключение наших суждений, высказать взгляд наш на возможность применения мирной борьбы с социализмом на русской почве.Конечно, рабочий вопрос в нашем отечестве искусственно взвинчен и раздут и не может по своему значению и интенсивности идти в сравнение с тем же вопросом в Германии или в Англии. Довольно сказать, что в Германии до 60% населения составляют рабочие, в России же – только 1½-2% всего населения. Но если нам суждено стать в будущем с ними лицом к лицу, то мирное христианское разрешение его и мирную борьбу с социализмом, этой духовной гангреной рабочих классов, гораздо удобнее можно организовать на почве православия в России, чем на основе католичества или протестантства. Воздадим должное католичеству и протестантству: они много положили труда на изучение и разрешение социального вопроса. Нельзя не упомянуть с благодарностью имена таких деятелей, как вышеупомянутые Ле-Пле, граф де-Мен, Морис, Людло, Кингслей, Кеттлер, Делиниер, Штеккер, Тодт, пытавшихся создать «христианский социализм». Ещё более достойны упоминания такие деятели и учреждения, которые возникли и создались на почве мирной борьбы с социализмом; достойны упоминания: фабрика «доброго отца» Льва Гармеля в Валь-де-буа во Франции с её многочисленными учреждениями, имеющими целью на основе христианства установить отношения хозяев и рабочих; христианский союз и крестьянские гильдии в Бельгии, давшие крестьянам-земледельцам при их труде, а не в форме подачки, и удобрение полей, и увеличение земельных наделов, и улучшенные сельскохозяйственные машины, и дешёвый кредит, – и всё это путём организаций крестьянских гильдий по приходам; кооперативное общество соединённых рабочих в Шарлеруа; Союз рабочих и кооперативная крестьянская организация в Тревильо близ Милана; рабочие и крестьянские банки, кассы, кооперативные общества, дома для народа в Бергамо, Феррара, Мурано и других местах Европы. Над изучением этих организаций, над изучением этих благородных усилий благородных людей стоит потрудиться. Это – большей частью труды католического духовенства, верного призыву папы в его руководительных указаниях, начиная с конца 70-х годов прошлого века и особенно в энциклике «Rerum novarum» от 15 мая 1891 года, прямо затронувшей социальный вопрос.
Но справедливость требует сказать, что в работе католичества в этой области не могут не раздаваться фальшивые ноты. Католичество, занимаясь ею, делает только ловкий дипломатический шаг, захватывая в свои руки социальное движение, и в конце концов сводит его к одной своей цели: утверждению папского авторитета и господства Рима. Красной нитью эта основная идея проходит и через энциклику Rerum novarum во всех её частях: и в критике социализма, и в её наставлении правителям и правительствам, и в её советах богатым классам, и в её попытках разрешить социальную проблему путём учреждений ассоциаций и синдикатов, руководимых духовенством. В этом приобщении мирскому началу – слабое место католичества: оно постепенно и незаметно само становится на ту точку зрения социализма, с которой он рассматривает мирские блага, как нечто самодовлеющее, как нечто истинно-ценное. Но раз свершится такая эволюция понятий, неизбежно отступление от духовной почвы, а на почве материальной, вне религиозно-нравственного смысла жизни, на почве корыстолюбия и властолюбия социализм всегда победит католическую аргументацию уже по тому одному, что он будет искреннее, прямолинейнее и поэтому доступнее массам. Таково роковое значение компромисса.
Но если католичество попадает в такое положение, потому что играет в политику при разрешении вопроса о борьбе с социализмом, то положение протестантства во всех его видах несравненно опаснее и тяжелее, потому что оно само сродни социализму...
Возрождение наук и искусств на почве оживления язычества, рационализм, реформация, деизм, революция, демократия либеральная и социальная, социализм, коллективизм, анархия... всё это дети одной семьи. И в этом весь ужас положения протестантства в борьба с социализмом. В разгар самой разрушительной критики основоположений социализма со стороны протестантства последний услышит от первого: «врачу, исцелися сам», «мы не враги, а друзья; я – твоё детище; происходит у нас только размолвка»...
В пояснение сказанного приводим выдержку из сочинения известного философа и публициста профессора А.И. Введенского, – из его книги; «Западная действительность и русские идеалы»:
«Социальный вопрос есть вопрос не плоти, а духа. Это признаёт даже и современная социально-экономическая наука. С улучшением материального положения рабочих их социалистические утопии не ослабевают, как бы следовало ожидать, а, напротив, становятся всё напряжённее, заявляют себя настойчивее и социалистические движения принимают всё более и более острую форму. Логика тут понятная. Добились необходимого, почему не добиться всего? Перестали умирать с голоду, почему не устроить себе комфорт? ведь живут же с комфортом другие, «имущие классы»: чем они лучше? Вот это грозное «чем они лучше», за которым скрывается ещё более грозный девиз: «война против дворцов и мир с хижинами», – эти грозные, всё решительнее и смелее раздающиеся призывы, – чем избавить от них смятенное европейское общество? Ясно, что здесь ничего не может быть достигнуто полумерами, поблажками и уступками. Подлинный стимул всех социалистических движений, как показывает их история, коренится не столько в нынешних страданиях обездоленных масс, сколько в их вчерашнем успехе и в надеждах на будущее. Сегодня им уступлена автономия в ассоциациях и сходках: не потянутся ли они завтра к большему? Сегодня сведён до минимума рабочий день: не запросят ли они завтра совершенной отмены работы? Ныне им установлена максимальная подённая плата, избавляющая их от заботы о первых потребностях жизни: не запросят ли они завтра удобств и комфорта? Ведь мы знаем, что в древнем мире, при сходных условиях, вместе с требованием хлеба раздавалось и требование зрелищ. Нет, не в этих компромиссах и уступках спасение. Для этого нужно нечто большее, нечто весьма большее: нужно принципиальное изменение языческих взглядов на богатство и земные блага на взгляды подлинно христианские; нужна энергичная проповедь и словом и делом об их бренности и лишь относительной цене, значении. Но современный культурный западный мир, – где возьмёт он этих проповедников? Папство ли окажет ему эту услугу? Но мы видели уже, что, уверовав более в себя и в свои силы, чем в непреложное слово Христа, оно, вместо возвещения Его чистого и незатемнённого учения, вступает на сомнительный и пагубный путь политических расчётов, колебаний и компромиссов. Общество ли людей передовых, культурных? Но если бы оно взяло на себя эту щекотливую миссию разъяснить четвёртому сословию правильный взгляд на земные блага, то, конечно, получаемые были бы в праве ответить своему непризванному и двусмысленному учителю: «врачу, исцелися сам»! В самом деле, разве современные передовые классы не проповедуют самым энергичным и красноречивым образом, строем всей своей жизни, – разве не проповедуют они совершенно противного? Современная плутократка, издерживающая чуть не весь годовой бюджет своего супруга на прихотливые костюмы, – разве она не является для бедной «дочери народа» трудно победимым, раздражающим соблазном, и не вправе ли эта последняя сказать, что именно она, эта гордая плутократка, развращает её, порождая в ней зависть и погоню за роскошью и нарядами? Разве богатые banquiers и буржуа, беспечно проводящие время чуть не с утра и до ночи, особенно в открытых (как повсюду в Париже) cafе, на виду у праздно толпящегося безработного чёрного люда, – разве они косвенно не виноваты в этих грозных рабочих движениях? Не они ли проповедуют массам и своим примером, и своей жизнью языческое отношение к богатству? Не они ли зажигают в нём чувства зависти, ненависти и затаённой злости? Не они ли убивают его нравственно? Вот почему в воздухе современного культурного мира, кажется, снова носится грозный древний вопрос: «Каин, где брат твой Авель?» Всё в нём, в этом забывшемся и утратившем смысл текущего мире, объято одним духом, охвачено одним стремлением, – стремлением к наживе. Нужен новый Моисей, который энергично и властно, воздев руки горé, напомнил бы этому миру, как древним богоотступным и вероломным евреям: «не сотвори себе кумира!»...
Мы убеждены, что это слово скажет миру и сильна сказать его только Святая Православная Церковь. Пусть её настоящее скорбно, и положение её, по-видимому, полно немощей и бессилия. Всё же это дерево не от земного семени: в нём заключены могутно великие силы. Ей обетование: «не бойся, малое стадо, Отец благоизволил вам дать царство». Ей и завет, – предсмертный завет Господа Иисуса: «и Я завещаю вам, как завещал Мне Отец Мой – царство».
В истории православия, в сохранении им вселенского христианства в неповреждённом виде, в устранении от мирских начал и мирского властительства, в верности христианству, как религии, а не как философской или моральной доктрине, в союзе с народом, как членом Церкви Христовой, в смиренном искании благодати свыше, в отсутствии горделивой уверенности в собственном умении разрешить все мировые вопросы мысли и жизни, – вот в чём наши залоги светлых о православии чаяний. Способы и формы мирного разрешения социального вопроса, а в данное время – мирной борьбы с социализмом, с этой заразой и пагубой общественной жизни, может быть, и Православная Церковь отчасти примет те же, что испробованы на Западе, или приближавшиеся к ним, изменённые сообразно с условиями русской жизни, но дух их должен быть иной. Путь к разрешению социального вопроса в указанном выше направлении даст православию неумирающее предание, неумирающая связь с древней Христианской Церковью, которая в первый же век существования своего в Иерусалиме умела добровольным подвигом верующих указать и наметить в любви, а не в насилии разрешение и врачевание язв жизни.
А Русская Церковь? Разве из глубины веков она не даёт нам великих образцов милосердия и устроения на основе его внешней жизни верующих? Уже в «Уставе» св. князя Владимира мы видим указания на дома призрения, богадельни, больницы, странноприимницы и иные учреждения, рассчитанные на умягчение нестроений и бедности в тогдашней жизни. Всматривайтесь в древний русский приход, вслушивайтесь в постановления наших Церковных Соборов, в русское законодательство до времён XVIII-XIX веков, когда постепенно у Церкви сокращались и способы благотворения и даже самое право на него, – и вы увидите, что Церковь и хотела, и умела в своё время разрешать социальный вопрос. Силы её и теперь целы, и если она возвратится на забытый путь, влияние её на жизнь будет огромным.
Лишь бы цело было внутреннее средоточие христианства – живая религиозная вера и живое религиозное чувство: всё прочее само собой приложится.
Сила Божия в немощах совершается. Православие ещё не сказало своего окончательного слова: путь, им указываемый для устроения жизни, путь искренней и живой веры, смирения и любви, молитвы и подвига, – может быть, путь далёкий, но он – единственно верный».
07.06.1911
