Социализм и коммунизм накануне реформации.

Чем ближе приближалось время реформации, тем больше коммунистическое движение теряло свою мистическую почву. Мы всё ещё продолжаем видеть здесь по преимуществу сектантский коммунизм, но самые секты всё больше и больше приобретают рационалистический оттенок.

Чтобы не возвращаться более к причинам бесплодности мистического коммунизма монашеского типа, мы формулируем их здесь.

Следуя основной идее, по которой коммунизм являлся формой, отражением внутреннего настроения, сектанты этого типа избегали революционных путей осуществления коммунизма. Они прямо переходили к делу – устраивали коммунистические общежития.

Если эти общежития не подвергались разгрому извне, они богатели и утрачивали свой коммунистический характер. Двери общины закрывались для бедных, или эти последние шли туда не в качестве членов, а в качестве, наёмных рабочих.

Словом, здесь был тот же процесс, который мы наблюдаем в современных промышленных и сельскохозяйственных ассоциациях.

Как только ассоциация богатеет, ей становится невыгодным принимать к себе бедняков. Члены ассоциации начинают пользоваться наёмными трудом, и она вырождается в обыкновенное капиталистическое предприятие.

В настоящее время уже признан неосновательным тот взгляд, будто ассоциации могут вести к социализму. Как показала практика, эти «социалистические ячейки» вполне мирно уживаются с капиталистическим строем. Облегчая иногда положение рабочих, они отнюдь не дают надежды с закрытыми глазами привести их в социалистический рай.

Беггарды

Чрезвычайно интересная группа сект выделяется в предреформационное время на севере Германии, в Нидерландах, и на юге Франции; объединяется она под общим названием «беггардов». Начало движения положили здесь ткачи и ремесленники, которые, будучи в большинстве холостыми, жили мелкими коммунами. Сначала секты беггардов не становились в открытую оппозицию католической церкви. Но впоследствии на севере Франции из них выделяются наиболее радикальные секты – «братьев и сестёр свободного духа» и «амалорикинцев», имевших основателем Амальриса-де-Бена.

Последние проповедовали коммунизм не только как общность имуществ, но и как общность жён.

Философию свою амалорикинцы формулировали так: Бог есть везде и повсюду, и потому Он есть и в человеке, и, следовательно, чего хочет человек, этого хочет и Бог. Всякие ограничения должны быть откинуты, всякий имеет право распоряжаться жизнью по своим убеждениям.

Как видим, этот коммунизм в сущности атеистического и даже кощунственного характера. Для нас он интересен как образчик того, к чему приводит в конце концов свободное обращение с религией и перевес в религиозных верованиях материального элемента над моральным.

Лолларды

Из Франции секты беггардов были перенесены ткачами в Англию, промышленность которой тогда нуждалась в хорошо обученных мастерах. Здесь они известны под именем лоллардов (болтуны, – прозвище, данное противниками).

Первоначально движение лоллардов связывалось здесь с именем Виклефа, учение которого ничего не заключало коммунистического. Оно сводилось к требованию отчуждения церковного имущества для передачи светской власти.

Высшие классы отчасти даже сочувствовали Виклефу, так как несомненно конфискация церковных имуществ была им на руку. Но как только движение лоллардов вышло из реформационного русла и приняло демократический и отчасти коммунистический характер, отношение к нему правительства меняется в дурную сторону.

Главные пункты требований лоллардов заключались в отмене крепостного права и сословных привилегий.

Девизом их была очень популярная песенка того времени:

«Als Adam pflügt’ und Eva spann,

Wo War wohl der Edelmann?»

Наиболее известный из представителей лоллардов – Джон Болль в одной из речей так формулирует раздававшиеся тогда требования:

«Возлюбленные мои! Дела в Англии не пойдут лучше, пока всё не сделается общей собственностью и пока не исчезнут как крепостные, так и дворяне; пока не сделаются равными и господа – такими же, как мы. Как они относятся к нам? Почему держат нас в рабстве? Все мы происходим от одних и тех же родителей – от Адама и Евы. Как господа могут доказать, что они лучше, чем мы? Разве тем, что мы добываем и обрабатываем то, что они истребляют? Они носят бархат, шёлк и меха, а мы одеты в жалкую холстину. У них пряности, вино и пирожное, у нас – отруби, и пьём мы только воду. Их доля – безделье в великолепных замках, наша – забота и труд, дождь и ветер в поле. И, однако, из нашей-то работы и извлекают они пышность свою. Нас называют холопами и бьют нас, если мы не без замедления предлагаем им свои услуги».

Это проповедь священника; однако, в ней мало, чтобы не сказать нет, религиозного элемента.

В дальнейшем движение лоллардов становится на революционный путь и так же, как в Италии и Франции, переходит в крестьянские войны.

Подробное рассмотрение крестьянских войн относится к общей истории; здесь же мы ограничимся лишь тем замечанием, что крестьянские войны, будучи основаны на аргументах, подобных вышеприведённым, не дали непосредственных результатов. В Италии восстание крестьян было подавлено без уступок, во Франции после знаменитой жакерии положение крестьян ухудшилось; в Англии, где лолларды одно время завладели Лондоном и вынудили у короля уступки, обещания отмены привилегий были взяты обратно.

Таким образом, потоки крови, пролитые с жестокостью и беспощадностью средних веков, не дали даже таких результатов, которые окупили бы хоть одну каплю этой крови.

Впоследствии в этих же странах постепенно отменяются крепостное право, сословные привилегии и улучшается быт крестьян и рабочих. Но это было следствием не крестьянских войн, а реформации, которая, по крайней мере на первых порах, отбросила затхлый обмирщившийся католицизм и вызвала истинный религиозный подъём.

Этот подъём, имевший воспитательное значение, сделал то, что в ночь на 4 августа французское дворянство отказалось от своих привилегий.

Правда, некоторые историки говорят об этом с усмешкой; ссылаются на то, что в это время во Франции происходила революция. Совершенно верно: революция была, но она могла так же печально окончиться, как крестьянские войны, и от этого никакой рост классового самосознания её не спас бы.

Революции только в тех случаях имели успех, когда господствующее классы, которым они предъявляли требования, сами были убеждены в правоте этих требований. Моральное сознание законности, нравственности требований противников делало их (господствующие классы) собственными врагами. Они проявляли робость и нерешительность и обыкновенно не использовали всех средств самозащиты.

В конце концов эти требования были бы удовлетворены и без революции «силой общественного мнения», как принято говорить, на самом же деле высотой религиозно-нравственного воспитания всех классов государства.

Табориты

В ряду коммунистических сект, выделившихся из реформационного движения, первое место занимают, безусловно, табориты, державшие в страхе пол-Европы и сделавшие грандиознейшую попытку – провести в жизнь коммунистические начала.

Таборитское движение имело место в Богемии, где оно так же как и в Англии, связано было с возникшей реформацией. Как известно, реформация в Богемии была связана с именем Яна Гуса, который сам не был коммунистом в полном смысле этого слова.

Центром сектантских групп был город Табор, который находился в полном распоряжении еретиков.

Коммунистическая часть учения их, как можно видеть из тезисов Пражского университета, выставленных против таборитов на диспуте 1420 г., сводилась к следующему:

«В это время (т.е. с началом реформации) на земле не должно быть ни королей, ни властелинов, ни подданных; налоги и подати должны быть уничтожены; никто не может принудить к чему-либо другого, ибо все должны быть братьями и сёстрами.

Подобно тому, как в городе Таборе нет ничего твоего или моего, но всё общее, так и для всех людей всё должно быть общим, и никто не может иметь собственности; кто же её имеет, тот творит смертельный грех.

Отсюда они выводили, что не надо больше избирать и иметь короля, что теперь Сам Бог будет царём над людьми, а управление предоставляется народу; что нужно искоренить и уничтожить всех господ, благородных и рыцарей, как плевелы; что должны быть уничтожены все княжеские, земские, городские и крестьянские права как изобретение людей, а не дело Божие» и т.д. (К. Каутский: «Из истории общественных течений»).

Следует заметить, что Табор в описываемое время процветал в экономическом отношении. Богатые серебряные рудники, находившиеся около, давали всем местным рабочим хороший заработок, и потому не чувствовалось остроты имущественного неравенства. Благодаря этому, в момент наибольшего религиозного подъёма, мы видим установление в Таборе коммунистического строя. В общественные кассы отдавался весь излишек средств сверх того, что потребно было для пропитания. Некоторые приносили всё имущество. Кассой заведовал «апостол», глава общины.

Вскоре от таборитов отделяется весьма значительная группа т.н. адамитов, которая выставляет крайнее требование коммунизма – общность жён (отголосок секты беггардов, которая занесла сюда это учение). На своих собраниях, называемых раем, адамиты присутствовали совершенно нагие; однако, по словам современника Энея Сильвия, им запрещено было познавать женщину без разрешения главы, «Адама». Но когда один из них был охвачен вожделением к женщине, то он брал её за руку и, приведя к главе, говорил: «Дух мой воспылал любовью к ней». А тот отвечал: «Идите, плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю».

Такой вид «безбрачия» сильно противоречил нравственным воззрениям тогдашнего времени, и потому против адамитов вооружаются сами же табориты, которые под руководством видного участника гуситских войн – Яна Жижки разгромили их.

Табор процветал целое поколение. Материальная обеспеченность и высокий нравственный подъём, созданный религиозным движением гуситов, дал ему стройную военную и экономическую организацию.

Но как только этот подъём ослаб в среде таборитов, коммуна стала совершенно разлагаться.

По словам того же Энея Сильвия, в Таборе в это время находил себе приют всякий сброд. Какого-нибудь одного господствующего религиозного направления не было. «Они не одной веры. Там есть николаиты, манихеи, армениане, несториане, бередгарии и лионские бедные, но особенным уважением пользуются вальденцы, главные враги римского престола».

Моральный крах повёл за собой к установлению «диктатуры пролетариата», выражаясь современным языком.

Объединённый пролетариат был хорошо вооружён и постоянно пополнял общинную кассу грабежами соседних государств.

Внутри страны эта диктатура описывается Энеем Сильвием («История чехов») так: «Богемские бароны часто собирались вместе, сознавая свой ошибку и своё горе, заключавшееся в том, что они отвергли власть своего короля и теперь принуждены носить тяжёлое иго Прокопа (вождя таборитов). Они толковали между собой, что он полный господин всего, распоряжается всей страной по своему произволу, собирает пошлины, налагает подати и налоги, заставляет народ воевать, ведёт войска, куда хочет, грабит и убивает, не терпит ни малейшего противоречия своим приказаниям и обходится с людьми знатными и простыми, как со своими рабами».

Как только коммунизм стал держаться на внешней форме, на принуждении, а не на внутреннем религиозном настроении, то сейчас же «твоё» и «моё» дало себя знать. Воины припрятывали награбленные богатства, а богатые люди неохотно несли излишек имущества в общественную «кадь».

Неравенство в таборитской общине быстро возросло.

Вследствие этих причин достаточно было одного внешнего поражения, и весь коммунистический строй Табора развалился, как куча гнили.

Богемские братья

После разрушения Табора члены его образовали две резко противоположные группы. Первая из них организовалась в банду разбойников и, пользуясь царящей сумятицей в государстве, преспокойно занялась грабежами. О коммунизме здесь и речи не могло быть.

Вторая группа, известная под именем богемских или хелчитских братьев, создала течение мирного анархического коммунизма, наподобие нашего толстовства.

Главарь секты – Пётр Хелчитский проповедовал, что всеобщее равенство не должно быть установлено путём войны (в этом сказалось утомление от гуситских и таборитских войн) или государственного принуждения; нет, оно должно осуществиться помимо государства и общества. Истинно верующий не должен принимать никакого участия в управлении государством, так как оно – учреждение языческое, греховное. Социальные неравенства, имущественные, сословные и т.д. возникают благодаря государству и могут погибнуть только вместе с ним. Но единственно христианский метод уничтожить государство состоит в том, чтобы его игнорировать. Истинно верующему запрещается участвовать не только в управлении, но даже пользоваться силой правительства; полиция и суд – учреждения не для него. Истинный христианин должен стремиться к добру по собственному побуждению и других к нему не должен принуждать, так как Бог желает только добровольных добрых дел. Всякое принуждение есть зло.

Частная собственность и семья этой сектой не запрещались; коммунизм выражался в братских отношениях равенства, поддерживаемого строжайшей дисциплиной, от которой не были избавлены даже самые интимные стороны семейной жизни.

Несостоятельность этого учения и его противоречие с природой человека показала сама жизнь. Так как секта вначале была мирная и обладала высоким нравственным укладом, она меньше других подвергалась гонению.

Члены её росли, а вместе с тем исчезала и категоричность требований. Раз приходилось жить в государстве и вольно или невольно пользоваться его организацией порядка, то, чтобы не потерять значения, пришлось принимать участие и в его деятельности.

Богемские братья постепенно выбрасывали пункт за пунктом из своего учения и в конце концов потеряли, как секта анархического коммунизма, всякое значение.

Вот что пишет о них в этот период Гиндели в «Истории богемских братьев»:

«Богемские пуритане, вернее – богемские фанатики, склонявшиеся скорее к Петру Хелчитскому, чем к Гусу, проповедовавшие учение о безбрачии (добровольном), не признававшие присяги, не занимавшие должностей, не терпевшие роскоши и богатства, не занимавшиеся ростовщичеством и отрицавшие войну, – люди эти сделались теперь зажиточными капиталистами, почтенными отцами семейств, ловкими дельцами, приличными бургомистрами и присяжными, талантливыми генералами и государственными деятелями».

Богемскими братьями мы и закончим обзор предреформационных сек