Слово в Великий Пяток. О спасительном страдании

Каким Бог создал человека, и чем воздал человек Богу! В раю сладости, взяв прах от земли, Своими руками образовал Бог тело человека и, вдохнув в него дыхание жизни, почтил его Своим образом и создал его человеком! Человек на горе Голгофе так поступил с Господом, что Он стал без вида, бездыханным, весь – в крови, весь – в язвах, пригвожден был ко кресту... Там, в раю, я вижу Адама, как создал его Бог, оживотворенным образом Божиим, увенчанным славою и честью, самодержавным царем над всеми созданиями в поднебесной, в наслаждении всем земным блаженством. Здесь, на Голгофе, я вижу Иисуса Христа, до чего довел Его человек: без красоты, без вида, увенчанного тернием, осужденного, обесчещенного, посреди двух разбойников, в подвиге, в агонии ужаснейшей смерти. Сравниваю тот и другой образ: Адама в раю и Христа на кресте, и в глубине души размышляю: каким дивным творением создали Адама щедрые руки Божии, и – каким достойным жалости позорищем соделали беззаконные человеческие руки – Бога! Там, при создании человека, я вижу дело, которым Бог увенчал все дела рук Своих; здесь, в страдании Христа, узнаю такое беззаконие, каким дополнил и завершил человек все свои беззакония. Там – усматриваю беспредельную любовь Божию к человеку; здесь – беспредельную неблагодарность человека к Богу, – и я недоумеваю, чему мне больше изумляться... Одно вижу – мне одинаково надо плакать и о том, как безмерно много пострадал Господь, и о том, как страшно много дерзнул человек!.. И, горько плача, не отличаю одно от другого: проливая слезы о страстях, тут же представляю себе виновника страстей, – исчисляя раны, вижу руку, их причинившую. Взирая на Распятого, тут же вижу и распинателя, и в смерти неправедноубиенного Господа я вижу и человека-палача...

Среди многих страданий Иисуса Христа есть одно – горчайшее всех, – оно уязвляет главу Его больше тернового венца, оно пронзает Его сердце глубже копья, оно терзает Его ужаснее самого пригвождения; оно огорчает уста Его горше желчи, оно отягощает Его тяжелее креста; оно убивает Его быстрее смерти... Это страдание – видеть виновником Своих страстей и смерти человека, дело рук Своих! Вот почему нам надо проливать слезы, – потому что мы распяли, мы умертвили Своего Господа. Если бы кто-нибудь другой, а не мы, был виновником Его страстей, нам и тогда надлежало бы страшно скорбеть, потому что никто другой так много не пострадал. Как же мы должны страдать и сокрушаться, зная, что никто другой, а мы – причина Его страданий?!.. Нам надо плакать и об Его страстях, и о нашей неблагодарности, нам надлежит сугубо проливать слезы – слезы сострадания и сокрушения и таким образом рыдать и о Христе, и о себе самих... Однако, вовсе не с этой целью сегодня взошел я на эту священную кафедру... Я ведь хорошо знаю, что христиане, плачущие теперь о страстях, ожидают воскресения Распятого, чтобы снова пригвоздить Его ко кресту!.. И потому я вовсе не для того пришел сюда, чтобы подвигнуть христиан к плачу. Немного ценю я эти мимолетные слезы, что струятся не из глубины сердца и не суть плод истинного сокрушения... Пусть христиане лучше поберегут свои слезы, чтобы плакать о каком-нибудь ущербе в своих делах, или о смерти родственников, или из зависти к благополучию своих ближних... Не нуждается Иисус в таких слезах! Есть кому скорбеть о Том, о Ком не скорбят христиане! О Нем скорбит небо и покрывает глубочайшею тьмою светозарный лик свой, о Нем скорбит солнце и помрачает лучи свои. О Нем скорбит земля и в ужасе содрогается до основания и отверзает гробы и раздирает с верху до низу завесу храма. О Нем скорбят и самые распинали... Они бегут биюще перси своя... Нет, не для того пришел я к вам, чтобы возбудить вас к плачу! Я намерен только просто изъяснить вам страсти Христовы в трех главных смыслах – во-первых: Кто был пострадавший, затем – как много Он пострадал, и наконец – за что Он пострадал. Будете слушать – увидите в лице Пострадавшего бесконечное снисхождение, в бездне страданий – изумительное долготерпение и в самой причине страданий – беспредельную любовь. И если вы не изумитесь пред этим снисхождением, если не исполнитесь сострадания при этом долготерпении, если останетесь бесчувственно-неблагодарными пред лицом бесконечной любви, – тогда уж я скажу, что сердце ваше – подлинно камень, более жестокий, чем те, которые распались при смерти Христа!

Приступите же – взойдем теперь на гору Господню, на вершину Голгофы, чтобы узреть там страшное зрелище. И среди этого ужасного мрака, покрывающего лицо вселенной – да пред идет пред нами и укажет нам путь честнейшее древо животворящего Креста! Где ты, о треблаженное древо, напоенное животворящей кровью Бога, пригвожденного и возрастившее нам жизнь? Жертвенник бесконечной цены, на котором совершилось ныне искупление человеческого спасения! Престоле пречестный, воссев на котором, восторжествовал над грехом новый Царь израильский! Лествице небесная, откуда Начальник нашего спасения показал нам восхождение в рай! Столпе огневидный, приводящий «народ мног» во блаженную землю Божьего обетования! Кресте пресвятый, Церкви утверждение, похвало веры нашей! Некогда ты был древом бесчестия и смерти, теперь – древо славы и жизни! Мучительное орудие страстей Христовых – теперь треблаженное орудие нашего спасения! Прииди, и при настоящей скорбной беседе буди с нами – как весь пригвоздился к тебе Иисус наш, так да пригвоздится к тебе все сердце наше!

I

Все основание нашей православной веры состоит в том, что Тот, Кто пострадал, Кто был пригвожден ко кресту, Кто умер, воистину был Сын Божий. Пусть это – безумие для Эллинов, пусть это соблазн для иудеев – мы проповедуем Христа и Сего распята (1Кор.1:23; 2:2) по слову Апостола. Распятый за нас был воплощенный Бог! Правда, Он пострадал во плоти – по человечеству только, потому что, как Бог, Он не мог страдать. Но так как плоть соединена была ипостасно с Божиим Словом, человечество с Божеством, и самая плоть была господственно обожжена, – то человек, пострадавший за нас, воистину был Бог! Воистину Он был Сын Девы и Сын Божий – один Иисус Богочеловек. Поэтому как истинно то, что Он пострадал, как человек, точно также истинно и то, что пострадавший за нас человек был Бог. Высочайший Бог, Царь веков – Он, тем не менее, изволил восприять зрак рабий, в подобии человечестем быв (Флп.2:7). Всесвятейший Бог – и, однако, благоволил понести на Себе грехи человеческие и явиться как бы грешником. Бог, исполн славы, исполн силы, исполн бессмертия – и, тем не менее, истощил Себя, по слову апостола Павла, явившись на земле без всего богатства Своего Божества, в немощи и скудости человеческого естества – даже до смерти... И это истощание св. Григорий Богослов называет как бы некоторого рода ослаблением и умалением.

Но ужели была необходимость в том, чтобы пострадать, быть пригвожденным ко кресту и умереть Господу славы? Ужели не было другого какого-либо средства спасти род человеческий? Поистине изумительно беспредельное снисхождение Божие!.. Залевк, царь Локрский, между прочим, издал один закон, чтобы прелюбодеев лишать обоих глаз, – закон справедливого возмездия: света очей, драгоценнейшего блага жизни, должен был лишаем быть тот, кто посягает на честь другого, также драгоценнейшее благо. Первым, кто нарушил этот закон и был уличен в прелюбодеянии, оказался собственный сын царя. И справедливейший государь присуждает его к положенному законом наказанию. Тогда его начинают просить все приближенные, вельможи, весь народ, чтобы он помиловал своего сына, своего преемника и наследника царства. Но царь твердо стоит в своем решении и желает лучше сохранить закон, чем сына. Ходатайства и просьбы, однако, были столь неотступны, что царь начал мало-помалу смягчаться и прислушиваться не только к голосу справедливости, но и – отеческой любви. «Справедливость, – говорил он, рассуждая сам с собой, – требует ослепить моего сына, оказавшегося нарушителем закона. Но отеческая любовь располагает меня к жалости, потому что он чадо мое. Если я пренебрегу справедливостью и не накажу, как следует, я буду неправедный судия. А если подавлю чувство отеческой любви и накажу его по закону, я окажусь бессердечным отцом. О, судьба! Если мне предстояло быть отцом, зачем ты поставила меня судьей? О, природа! Если я должен быть судьей, зачем ты дала мне сына? Что ж это? я колеблюсь... Я – справедливый судия, а правда слепа и не зрит на лицо преступника... На что ж я должен осудить? Я – чадолюбивый отец, а любовь также слепа и не смотрит на вину преступника. Я царь... Я могу наказать, когда захочу, но ведь как царь я могу и простить. Как мне сохранить закон? Как мне спасти сына? Что мне делать несчастному – судии и отцу? Нет ли какой-нибудь возможности сохранить закон и спасти сына? Есть! Необходимо выколоть два глаза. Пусть же будет выколот один глаз у меня, а другой – у сына моего! Пусть он отдаст один глаз, как виновный, и другой – я, как отец! Таким образом я удовлетворю и правду мою и успокою любовь отца, сохраню мой закон и спасу от потери зрения сына, явлюсь и судьей справедливым и чадолюбивым отцом!». Так-то, слушатели... Здесь требовалось выколоть два глаза; но для того, чтобы с одной стороны, сохранить закон и покарать преступление, а с другой – чтобы пощадить чувство отеческой любви и сохранить зрение преступному сыну, найдено было такое решение, чтобы отец отдал один глаз, а сын – другой. Это – прекраснейший из всех пример высшей царственной справедливости и отеческого милосердия. Однако, как пример человеческий, он бесконечно далек от того, чтобы стать в сравнение с тем, что совершил для нашего спасения правосудный и милосердый Бог!

Искони, с самого начала, в раю сладости, Божие определение начертано было на древе познания: если человек вкусит от него и таким образом нарушит заповедь Божию, немедленно постигнет его смерть. Воньже аще день снесте от него, смертию умрете (Быт.2:17). В лице праотца Адама мы все согрешили. Во Адаме вси согрешиша (Римл.5:12). Мы согрешили праотеческим и сверх того своим произвольным грехом, так что все подлежим проклятию от Бога, все достойны вечных мучений. Нам оставалось понести заслуженное наказание – лишиться как бы обоих глаз – обеих жизней – телесной и духовной, если бы не найден был способ избавления. Но в чем мог состоять этот способ, когда долг наш пред Богом бесконечен? Если бы пришли искупить нас тысячи таких мужей, как Моисей или иной кто из пророков, если бы воплотились и умерли за нас тысячи ангелов для того, чтобы удовлетворить правде Божией, то жертва их крови не была бы достаточной, как кровь тварей, – была бы ограниченной, недостаточной, малой цены сравнительно с нашим долгом пред бесконечным Божеством. «Оставалось совершиться, – богословствует св. Прокл, – одному из двух: или всем подвергнуться осуждению смерти, потому что все согрешили; или же должно было быть принесено воздаяние такой цены, которое было бы достаточным удовлетворением долга. Человек сам себя спасти не мог, потому что сам подлежал долгу греха; ангел также не мог искупить человечества по своей ограниченности для такого искупления. Человек один спастись не мог, – продолжает свою речь тот же учитель, – а Бог пострадать не мог». Необходимы были два естества – человеческое и божеское. Не одно только человеческое – потому что оно не могло спасти обоим страданием и смертью. Надлежало и человеческому и божескому естеству быть соединенными в одном Лице Богочеловека. Этому Лицу надлежало пострадать и умереть по своему человечеству, которое подлежит страданию и смерти, но вследствие соединения Божества и человечества в одном Лице Богочеловека это страдание и эта смерть получают бесконечное достоинство, бесконечную цену. Таким образом могла произойти уплата бесконечного долга. Так надлежало быть, так и совершилось. С одной стороны, внял Бог правде Своей, требовавшей возмездия за грех наш, потому что мы преступили Его заповедь. Потреблю человека, егоже сотворих (Быт.6:7). Но, с другой стороны, Бог услышал глас Своего милосердия, ходатайствовавшего о прощении нас, потому что мы – дело рук Его. Живу Аз, не хощу смерти грешника! (Иез.33:11). Бог, как праведный Судия, хочет сохранить закон Свой, и в то же время, как человеколюбивый Творец, желает спасти Свое создание. Что ж Он совершит, Судия и Отец, Бог и Создатель? Бесконечная премудрость Его нашла средство сохранить закон и спасти Свое создание...

Здесь, рек Он, необходимы два естества: божеское и человеческое. Пусть человечество даст одно, со смертною плотью, а Я дам другое – Божие Слово. От соединения двух естеств произойдет одно Лицо – Богочеловек: совершенный человек и совершенный Бог. Он да постраждет, Он да умрет! Умрет, как человек, и пролитая кровь Его явится возмездием за грех; но так как умирающий человек будет вместе с тем и Бог, то это возмездие явится бесконечной цены. Таким образом возрадуется Мое милосердие, потому что кровью одного только человека искупится все остальное человечество. Удовлетворится и Моя правда, потому что кровью Богочеловека искупается бесконечный долг. И Я явлюсь и Судиею правосудным и Творцом человеколюбивым». Вот – причина, в силу которой надлежало пострадать и умереть Богочеловеку, дабы, как человек, Он мог уплатить долг и, как Бог, доплатить сполна... Здесь, еще раз повторяю это, христиане, здесь необходимы как бы два ока – две природы. Мы, виновные, нарушители заповеди Божией, дали как-бы одно око, человеческую природу. Бог и Отец дал как бы другое – Божество. В человечестве Христа нам угрожала казнь смертная, но в Его Божестве смерть упразднилась. Расплатились мы Божественною плотью, соединившеюся с Божиим Словом, и избавились от осуждения смерти Божиим Словом, явившимся в плоти, как высочайшим образом изъясняет это великий Афанасий: «подобало обоим преславно быть вкупе, так что смерть всех исполнялась во плоти Господа, и та же смерть, чрез Слово Божие, соединившееся с плотью, истреблялась». О, бесконечное Божие к нам снисхождение! Но Боже многомилостивый, премилосердый! Ужели Твое всемогущество не имело другого средства – спасти человека без предания на смерть Твоего Единородного Сына, десного ока Твоего Божьего Лика? Без сомнения, всемогущий Бог, как единым словом рече и вся быша, точно также, одним словом, мог бы повелеть, и спасение человека совершилось бы, мог Он без всякой уплаты отпустить бесконечный долг, мог и без смерти Единородного Сына Своего простить грех человека, мог и без крови Иисуса Христа угасить пламень вечного мучения...

Мог!!.. Но как, в таком случае, мы могли бы узнать о беспредельном всемогуществе Божием, о бесконечном Божием снисхождении? Бог соблаговолил поступить как Судия и Отец, да явит Свое правосудие и Свою благость: Свою благость по отношению к человеку, нарушившему Его закон, и Свое правосудие, как Судия, в страданиях и смерти Иисуса Христа, Сына Божия. Так, ради любви к человеку, Он не пожалел Своего Единородного Сына... (Рим.8:32). Некогда ведь и Авраам, из любви к Богу, решился принести в жертву своего единородного сына, но обратите внимание на исход этого события!.. Достигши назначенного места, Авраам устроил жертвенник, положил на него дрова, зажег под ним огонь и, связав своего Исаака, возложил на жертвенник, потом взял нож и поднял руку, но в то мгновение, как он готов был нанести смертоносный удар, воззрел на него Бог и, умилостивившись, сказал ему: «Аврааме, Аврааме, остановись, не возлагай руки твоей на отрока твоего и не делай ему никакого вреда! Достаточно для Меня твоего доброго произволения! Пусть останется жив сын твой Исаак – да будет он отцом многих народов, и Я благословлю их и умножу как звезды небесные и как песок морской!». Но, Боже мой, что ж было бы удивительного в том, что Авраам пожелал принести в жертву Тебе своего сына ради любви к Тебе? Ты еси Бог, достойный бесконечной любви, Ты – Бог и Авраама и Исаака, Ты – Бог, и все, что ни сделает для Тебя человек, это будет достойно и праведно... А человек – что он такое? Ничтожный червь земли, преступник Твоих заповедей... И Ты столь много возлюбил его, что ради этой любви отдаешь в жертву Твоего сына!? Что есть человек, яко помниши его, или сын человеч, яко посещаеши его? (Пс.8:5). Что все сие есть, как не величайшее Божие снисхождение? Он пожалел сына одного человека и не допустил его заклания, и не пощадил Своего собственного Сына, но оставил Его умереть! Своего Сына не пощаде, но за ны вся предал есть Его! (Рим.8:32). Предал Его на продание ученика, на отречение от Него друзей, на осуждение врагов. Предал Его на зависть иудеев, на суд язычников, на поношение священников, на издевательства воинов, на ненависть и ярость неблагодарного народа, жаждавшего Его крови... Предал на за плевания, на заушения, на бичевание, на уколы тернием, на крест, как бы не признавая в Нем более Своего Сына, но – лишь грешника, или лучше – самый грех! Предал, да осудит Его, Своего Сына, как виновного, и освободит от вины преступного человека, да покарает безгрешного и оправдает грешника, да исполнит на Нем всю Божию правду и излиет на человека все бесконечное милосердие. Не познавшего бо греха, – учит св. апостол Павел, – за нас грех сотвори, да мы будем правда Божия о Нем (2Кор.5:21). О, бездна Божия к нам снисхождения! Вот каково было определение Отца о Сыне!.. А в чем выразилось произволение Сына? В бесконечном смирении и послушании. Смири Себе, послушлив быв даже до смерти (Фил.2:40). Припомните горницу Тайной Вечери! Здесь Он более, чем где-либо, является в рабском зраке, омывая в умывальнице Своими руками ноги учеников, и дает Себя Самого в пищу ученикам в великом таинстве. Пример бесконечного послушания мы видим в саду Гефсиманском. Как человек, являя немощь естества, Он скорбит, но – скорбью глубокою, даже до смерти... Подвизается – столь великим подвигом, что пот Его льется, как изобильная кровь, капавшая на землю... Лицом повергается на землю, а мольба души выражается устами – да не вкусить, аще возможно, горькой смертной чаши. При всем том остается послушным воле Отца до смерти. Отче, – глаголет, – не якоже Аз хощу, но якоже Ты: буди воля Твоя! (Мф.26:39). Возвратившись к трем ученикам, Он находит их спящими и пробуждает словами: Востаните, идем (Мф.26:40) – туда, куда зовет воля Отца и спасение человека!

Что здесь всего более изумительно, христиане? Решение ли Отца, осудившего на смерть Своего Сына, или послушание Сына, с такой готовностью идущего на смерть? Ни то, ни другое – подивимся лучше бесконечному Божию к нам снисхождению!

Для освобождения евреев от рабства египетского Бог послал человека – Моисея. Для прощения грехов их должна быть проливаема, во всесожжении, жертвенная кровь, но то была кровь козья и телячья. А для освобождения нас от владычества ада пришел Сам – самолично. На земли явися, и с человеки поживе (Догмат. 8 гл.). Для искупления грехов наших Он пролил Свою кровь. Не кровию козлею и тельчею, но Своею кровию спас нас (Евр.9:12). Так драгоценно спасение наше, что ценой ему – кровь Божия! Одна, одна только капля Божией крови – бесценный маргарит райский! Одна только капля может угасить весь пламень вечных мучений! И, однако – как много ее излилось для спасения нашего! Всю ее источил до последней капли Распятый за нас! Вникните же поглубже во все это, христиане! Тот, Кто пострадал, Кто был пригвожден ко кресту, Кто умер за нас – Сын Божий. Всю кровь Свою пролил Он для искупления душ наших. А мы, увы! оставляем еще в плену души наши!? А мы все еще рабствуем греху? А мы все еще далеки от сердечного раскаяния и сокрушения? «Какая же польза, может сказать нам Спаситель наш, какая же польза от того, что Моя кровь пролита была из всех членов Моих? Тот подвиг, каким Я подвизался в вертограде, те потоки крови Моей, пролитой от бичевания, от терния на главе, от копья, пронзившего ребра Мои, от гвоздей, пробивших руки и ноги Мои – что ж? Все это было всуе? Все это пало на землю на попрание людей? Нет пользы от пролития Моей крови?!. Отче безначальный, Я исполнил святую волю Твою, пострадал, был распят, предал Дух Мой, источил всю кровь Мою для спасения христиан, но христиане не желают знать Своего Спасителя, не ищут спасения, помирившись с вечными муками?! Я прошу прощения иудеям, Меня распявшим и умертвившим. Остави им (Лк.23:31). Но на христиан, которые делают Мою смерть бесполезной для них, Я требую суда! Суди им Боже (Пс.81:8). Правда Твоя повелела Мне пролить кровь Мою – и та же правда воздаст за кровь Мою»...

И не будет иметь никакого извинения нераскаянный христианин, Сына Божия поправый и кровь заветную скверну возмнивый (Евр.10:29), по слову Апостола! Чем бесценнее было искупление, тем тяжелее будет кара за пренебрежение им. Да прославим же Спасителя нашего, да восприимем спасение, да принесем раскаяние, да будет спасительна нам бесценная кровь, за нас излиянная!

Мы видели, Кто пострадал за нас и подивились бесконечному снисхождению. Теперь представим себе, как много Он пострадал, да спостраждем Его бесконечному долготерпению.

II

Видали ли вы, христиане, небольшую лодку среди обширного моря, вдали от берега, с неопытными и беспомощными пловцами, обуреваемую сильнейшими противными ветрами? Яростные волны бросаются на нее со всех сторон, и она погружается в пучину... Теперь представьте себе, что вы видите единственного Сына пресвятой Девы в кровавом море жесточайших страданий, вдали от объятий возлюбленной Матери, оставленного безначальным Отцом, отдавшим Его на страдания – одного, без всякой помощи и участия покинувших и разбежавшихся учеников!.. Однако – нет! Вот является один ученик, с толпою воинов и слуг, с оружием, с факелами, с фонарями... Я вижу, как он приближается, обнимает, целует Его... В добрый час пришел ты, друже и верный учениче, – утешить огорченного Учителя, побыть с Ним! Скажи же нам, с какой доброй вестью пришел ты со двора архиереев? Друже, почто пришел еси? (Мф.26:50). Может быть, ты убедил их оставить в покое Богочеловека, Который не подал им никакого соблазна, напротив оказал всему народу иерусалимскому тысячи благодеяний? Или – не проведал ли ты о каком-нибудь злодейском умысле с их стороны, и теперь привел с собою большой отряд для Его охраны? Что ж ты не отвечаешь? Постой дайка мне получше всмотреться в тебя... Ах! Да ведь это – Иуда предатель, апостол-изменник, ученик лукавый! Так это ты лобзаешь Его для предательства!? О, страшная неблагодарность Иуды! О, неизреченное страдание Христа!.. Говорят, когда Юлий Цезарь, окруженный убийцами в сенате, увидал среди них Брута, которого любил как сына, – воскликнул: «и ты, чадо мое!?»... И тотчас закрыл лице свое мантией, чтобы не видеть столь ужасного вероломства, которое заставило его содрогнуться больше самой смерти. Какую же скорбь причинило Иисусу появление Иуды предателя? «И ты, чадо Мое... И ты, ученик Мой!? И ты, Мой апостол, в сообществе с врагами Моими? Ты служишь им охраной, взяв на себя предательство? Иудо! лобзанием ли Сына человеческого предаеши?». И в этом ужасном вероломстве – сколько уничижения предаваемому Учителю! Были предаваемы и продаваемы и другие, но так, как предан и продан был Христос, никто другой! Брут предал Цезаря, но под предлогом освобождения отечества. Продали братья Иосифа, но для того, чтобы избавить его от смерти. (Быт.37:26,27). Иуда предал Христа – на смерть: Сын же человеческий предается на пропятие (Мф.26:2). Его не признают Сыном Божиим – пусть так! Придет время, когда откроется Его слава! Так пусть же признают за Ним хотя права сына человеческого! Однако – нет: с Ним поступают, как с бессловесным, – как с агнцем, обреченным на заклание!

Его крови жаждут архиереи и старцы и весь синедрион, собравшиеся в дом Анны и Каиафы, куда вся в «спира» привлекла и поставила на суд Иисуса. Судьи – враги, лживые свидетели – какого решения ждать от вас? – Повинен есть смерти (Мф.26:66). Повинен смерти? – Так пусть примет смерть! Но зачем же плевать Ему в лицо, зачем заушать и бить Его? Зачем надругаться над Ним и, закрывая очи, с приправой злых издевательств при каждом ударе святотатственной руки, спрашивать Его: прорцы нам, Христе, кто есть ударей Тя? (Лк.22:64). – Постойте, постойте, дерзкие слуги! Дайте и мне Его спросить: «Иисусе мой, Избавителю мой, Ты доселе еще терпишь поругания!? Доселе еще, под покровом веры, как бы закрыв руками светлый лик Твой, оскорбляют Тебя?2. Прорцы нам, кто есть ударей Тя? Прорцы нам, кто наносит Тебе удары без числа? Еврей? Еретик? Православный христианин? Прорцы нам, чья рука чаще других поражает Тебя: иудея-слуги, еретика или православного христианина? Прорцы нам, кто больнее бьет Тебя – блазнитель ли какой из духовных, нечестивый ли мирянин, блудница ли, потерявшая стыд или молодой прелюбодей, судия неправедный или алчный корыстолюбец, кровожадный ли убийца или хищный грабитель? Прорцы нам, что больше огорчает Тебя – удары ли иудеев или пороки христиан?». Но ныне Иисус мой не проповедует более, – Он безмолвствует, яко агнец безгласен, по слову Исаии...

Не желаете ли, чтобы я вместо Него прорек вам? Несравненно больнее Ему, чем все бесчисленные удары слуг архиерейских, те три удара, которые нанес Ему ученик Его своим трикратным отречением: не знаю человека (Мф.26:72). Камень веры соделался камнем преткновения... Единственный камень, который распался еще раньше смерти Христовой, при троекратном отречении от Христа. Но ведь он сокрушился – для раскаяния, чтобы затем исповедать Учителя. Некогда в пустыне, жезл Моисее поразил камень; этот камень сокрушен взором Христа – но из того камня истекла вода, сладкая как мед, а – теперь льются горькие слезы... Изшед вон плакася горько (Мф.26:75). Достоит тебе, Петр, проливать безутешные слезы, но – блажен ты, что так скоро прибег к раскаянию в своем отречении. На один час ты согрешил и – всю жизнь оплакивал свой грех! О, горе нам! Мы так скоры на всякий грех и так медленны на раскаяние! Мы всю жизнь проводим во грехах и не хотим плакать о них хотя бы один час!

Петр кается и горько плачет – знав, что петел трижды возгласил. Утро. Наступает день... растворили двери претории Пилата, куда ведут со двора Каиафы связанного Христа, как преступника. Тяжко Ему было в руках священников, во дворах архиерейских, еще хуже – в руках язычников, в палатах властителей. О, горе! Нет Ему нигде прибежища и помощи, везде – позор и мучения... Священники и миряне, иудеи и язычники, властители и рабы, судьи и воины, юноши и старики, вся «спира», весь народ – все осуждают Его, как преступника, требуют Его смерти, – все кричат: Распни, распни Его (Лк.23:21). Предпочитают всем известного разбойника Варавву, а для безгрешного Иисуса – у всех одна мысль, один вопль: да распнется (Мф.27:22). Пилат изумляется этой злобе и желает знать, в чем состоит вина: род Твой и архиерее предаша Тя мне: что еси сотворил? (Ин.18:35). Что с тобой, Пилат!? Или ты – единственный здесь в Иерусалиме чужестранец, никогда ничего не слыхавший о делах Иисуса из Назарета? Что еси сотворил? Изволь – я скажу тебе: слепым возвратил свет очей, прокаженных очистил, расслабленных воздвигнул с одра болезни, умерших воскресил, накормил голодных, научил заблудших. Вот – Его вина! Что еси сотворил? Спроси народ, с восторгом внимавший Его проповеди! Спроси самарянку, которая по одному Его слову из блудницы стала целомудренной, спроси Магдалину, которая из грешницы стала равноапостольною, Закхея, который из корыстолюбца стал милостивым благотворителем, Матфея, который из мытаря сделался евангелистом, – спроси Лазаря, который теперь жив, но которого Он воскресил – четверодневного мертвеца. Спроси детей иерусалимских, встречавших Его «с ваиями и ветвьми», с пением: Осанна! Что еси сотворил? Да если б, то было возможно, то с тобой заговорили бы об Его делах и море, и ветер, повиновавшиеся Ему, – сами демоны – враги Его, исповедавшие Его Сыном Божиим! Что еси сотворил? Да спроси лучше: «чего Он не сотворил»! Если б ты имел разум, просвещенный высоким Богопознанием, я сказал бы тебе, что Он то предвечное Слово Отца безначального, Имже вся быша. Он сотворил все, что ты видишь и чего не видишь, землю с ее растениями и животными, небо со звездами и солнцем, ангелов и род человеческий, да и тебя самого, Пилат! Одного только Он не сделал, – греха! Греха не сотвори, ниже обретеся лесть в устех Его (IПет.2:22). Но ведь об этом и ты сам знаешь, громко возвещая вслух всего народа: не обретаю в Нем вины! Впрочем... беззаконны суды земные, неправедны приговоры сынов человеческих... Для оправдания человека далеко еще недостаточно одной невинности, если он попадет в руки неправедного судии, который заботится более всего о своих интересах, который дрожит от страха, как бы не потерять ему благоволения кесаря...

Безгрешного Иисуса подвергают бичеванию, и, если бы спросить самого судию, за что? – он ответил бы: за то, что не обретаю в Нем вины. О зрелище, достойное слез! Видеть Сына Божия, одевающегося в небесах светом, яко ризою, обнаженным пред взорами воинов, ругающихся над Ним, и поносящих Его иудеев! Вот они вооружают свои бесчеловечные руки бичами, – бьют, наносят удары, терзают пречистое тело Божественного Эммануила... Он содрогается, обливается потом, изнемогает от изобилия проливаемой крови... Но ведь все эти муки не мне ли надлежало претерпеть? Эти удары бичей не должны ли поражать мое тело, согрешившее тысячами грехов? Эти потоки крови не должны ли струиться из моего тела, чтобы омыть мою нечистоту? Ангелы, серафимы, поспешите, поспешите покрыть эти непорочные члены, скройте их от нечистых взоров нечестивцев!

Но вот, я вижу, их покрывают червленою хламидой – воины надевают ее на Него, издеваясь над Ним, как царем иудейским. Будто царскую корону они возлагают на Него терновый венец, пронзающий и глубоко уязвляющий главу. Вместо скипетра дают Ему трость и, часто вырывая ее из рук Его, ударяют ею по главе. Преклоняют колена, ругаясь над Ним, как над безумцем, и приветствуют Его оплеваниями и заушениями: радуйся. Царю иудейский! Не ошиблись вы, нечестивцы, нет! не ошиблись: представляя Его в насмешку ложным царем иудейским, вы сделали Его истинным Царем христиан. Царство Иисуса Христа – не царство от мира сего. Этому Царю, доруганному и измученному, мы поклоняемся, потому что это поругание и эти мучения – наше величие. Мы узнаем в Нем своего Царя в этой надругательской хламиде: это Поругание – наша честь и слава. Мы чтим терновый венец Его, потому что скорбь и теснота – наш земной удел. Мы не желаем видеть у Него другого скипетра кроме легкой трости, потому что не стремимся к тяжести земных отличий.3 Воистину не ошиблись вы, нечестивцы! Вопреки себе – вы поставили Его Царем над полками мучеников, над сонмами подвижников, над собором всех, ищущих царства небесного. Ах! Если бы вы узнали, что этому Царю, над Которым вы издеваетесь, с готовностью будут поклоняться все цари земли!.. Знайте же, что под покров этой раз дранной хламиды, которую вы надели на Него, соберутся на поклонение все племена земные! Знайте же, что эти острые терния, из которых вы сплели Ему венец, будут стрелами, поражающими врагов истинной веры. Знайте, что эта легкая трость, которую вы Ему дали, сокрушить иудейскую синагогу и храмы язычников!

Разве это не так, слушатели-христиане? Воистину Он – Царь, Коего мы – рабы – Царь страданий и долготерпения! Посмотрите, посмотрите на Него! Вот Он выходит, нося тернов венец и багряну одежду в сопровождении Пилата, который показывает Его всему иерусалимскому народу: Се Человек (Ин.19,6). Удержите ваши слезы... Я не желал бы, чтобы вы плакали... Падите лучше ниц пред Царем нашим! Се Человек! Отче небесный, этот Человек, не имеющий теперь ни вида, ниже доброты, ведь единородный Сын Твой, Которого из чрева прежде денницы родил Ты! Ангелы, архангелы, этот многострадальный Человек – тот Царь славы, Коему вы немолчно воспеваете победную песнь на небесах! Се Человек! Предстаньте, пророки: вы узрите чаяние языков, Царя израильского, желанного Мессию. Где вы, апостолы? Посмотрите на своего учителя и Бога! Где ты, Мария, нежнейшая Мати – взгляни на своего единственного дорогого Сына! Се Человек! Иереи, взирайте на вашего верховного Первосвященника! Девы – смотрите на своего Жениха, сироты – на Отца, заблудшие – на своего Наставника! Расслабленные, глядите на своего Целителя, грешники – на своего Спасителя! Смотрите, все христиане, мужи и жены, и приветствуйте Царя вашего: радуйся, Царю, но не иудейский, а христианский! О, Божественный Спаситель душ наших, вечный Женише Своей Церкви, теперь Ты не имеешь ни вида, ни образа человеческого, но мы поклоняемся Твоему лику, мы целуем узы рук Твоих, нас освободившие. Ты поруган, избит, окровавлен – и все-таки Ты – Царь наш! Иного разве Тебе не вемы! Се – Человек! Человек ли только, – не Бог ли? Мы узнаем в Нем человека, взирая на Его страдания, но мы в тоже время видим в Нем Бога, смотря на Его благодеяния. Человек и Бог вместе, потому что страждешь и спасаешь! Но, милостивый Господи, умоляем Тебя – не довольно ли страданий? Зачем еще страдать? Довольно и предовольно для нашего спасения и той крови, которую Ты уже излиял! Иисусе мой, душа души моей, не прогневайся на меня – я не отступлю от Тебя! О, если бы возможно было, я скрыл бы Тебя в глубине моего сердца... Ах, горе мне! Мое сердце осквернено грехами, и я трепещу, что Тебе, чистейшему, угоднее идти на крест, чем остаться в моем нечистом сердце! Пусть так! Но дай мне последовать за Тобой – с моими слезами и словом моим!

И воистину крест, это смерть, на которую осудил Его Пилат: предаде Его им, да распнется (Ин.19:16). И вот со страшным воплем, с безумной радостью, среди бесчисленной толпы, иудеи выводят Его из претории Пилата. Воины возлагают на плеча Его орудие казни – древо крестное. Ведут Его по стогнам иерусалимским и, измученного тяжкой ношей, обессиленного страданиями, обливающегося потом по всему лицу и кровью по всему телу, возводят на Голгофу, напояют запекшиеся уста оцтом и желчию. Но уже немного жизни остается в страдальческом теле, и они спешат окончить свое беззаконное дело. Срывают одежды, повергают на землю, распростирают на кресте, пробивают гвоздями сперва правую руку, затем – левую, потом – обе ноги, и наконец, с тысячами ужасных криков и злохулений, поднимают на высоту и ставят крест на Краниевом, т. е. лобном месте. Не довольно ли ужасов? Нет! В то же самое время распинают еще двух разбойников, одного по правую, другого по левую руку, дабы крайняя степень страданий не лишена была бы и крайнего бесчестия, дабы вдвойне страдали и тело, и душа! Ужасные муки жесточайшей казни распятия только тот мог бы изобразить, кто имел бы терпение испытать их сам! Размышляя о святейшем теле Христа, священные богословы говорят, что оно – превыше естества, – не от крове, ни от похоти мужеской, но от всемогущества Божия, – от Духа Свята и от чистых кровей Приснодевы. Оно – Богозданное жилище светлейшей души, одаренной внутренним миром и внешними силами в дивном совершенстве. Потому, говорят нам, все муки, испытанные мучениками, взятые вместе, не могут сравниться даже с одним из тех мучений, которые вкусил Христос. Сверх того, при страданиях мучеников невидимо присутствовал Сам Бог и укреплял их Своею благодатью. Потому-то они часто ликовали среди пламени, радовались при убиении – как бы вовсе не чувствуя страданий или забывая об них. Но в страданиях, какие вкусил Христос, Бог оставил Его и как бы вполне от Него отступился, о чем, как бы воздыхая, говорит Сам Иисус: Боже Мой, Боже Мой, векую Мя еси оставил!? (Мф.27:46). Небесный Отец оставил Христа, но не покинула Его возлюбленная Мать... Ах, христиане! Крест держит пригвожденного Христа за «плещами» Его. Присутствие сладчайшей Матери – другой для Него крест – пред очами Его... Стояше при кресте Иисусове Мати Его (Ин.19:25). Она стоит, смотрит, – не плачет, не выражает своих страданий, но молча держит в своем сердце тот меч, о котором предрекл Ей Симеон. Она стоит при распятии как бы Сама пригвожденная ко кресту, и в то же время составляет как бы второй крест для Распятого... Но, о распятый Царю, не конец ли Твоему долготерпению? Не довольно ли для Тебя – пить смертную горькую чашу? Нет! – Жажду! (ст. 28). И вот Он вкушает уксус, смешанный с желчию, как бы последнюю каплю горькой чаши... Егда же прият Иисус оцет, рече: совершишася (ст. 30). Так, при Своей кончине, Он поступает, подобно благоразумному домохозяину. Почувствовав близость смертного часа, Он завершает дело учреждения Нового Завета и полагает конец Ветхому. Затем... прежде всего врагам Своим иудеям завещает прощение: Отче, остави им, не ведят бо, что творят (Лк.23:34). Распявшим Его воинам завещает Свои одежды, которые они и разделили между собою, бросивши жребий. Не забывает доброго разбойника, молившего Его: помяни мя. Господи, во царствии Твоем, завещая ему рай: аминь, глаголю тебе, днесь со Мною будеши в рай (Лк.23:42,43). Уверовавшему в Него сотнику отказывает по завещанию – истинное Богопознание: воистину Божий Сын бе сей (Мф.27:54). Возлюбленному ученику Своему Иоанну – попечение о Своей Матери: се – Мати твоя. Оставляет страдалице Матери, в помощь Ей, ученика: се – сын Твой (Ин.19:26,27). Завещает Своим чадам христианам – Свой крест, чтобы они носили его при себе и не расставались с ним в течение всей жизни. Небесному Отцу Своему отдает Свой дух: Отче, в руце Твои предаю дух Мой (Лк.23:46). Но и это делает с обычным послушанием, ибо преклонь главу предаде дух (Ин.19:30). И вот уже – Ты мертв, безгласен, Божие Слово... Прекращаю ненадолго, и я свое слово, оставляю моих слушателей, да размыслят в душе своей о Твоих страданиях, да спостраждут Твоему неизреченному долготерпению!

III

Сыну Божию умереть ради спасения человека, когда, как Всемогущий, Он мог бы совершить наше спасение каким-либо иным способом – это беспредельное Божие снисхождение! Умереть смертью самою позорною и мучительнейшею, когда Он мог умереть без позора и без страданий – в этом бесконечное Его долготерпение. Но ради кого Он проявил и это беспредельное снисхождение, и это неизреченное долготерпение? Ради человека, бывшего Ему врагом. В этом – бесконечная любовь!

Христиане, когда Господь наш страдал за нас, был распят и умер за нас, тогда ведь мы не признавали Его Богом, мы поносили Его имя, мы презирали Его закон, мы чтили иных богов и, сверх всего этого, не совершили ничего доброго, напротив, мы были погружены в бездну всякого зла. И за это мы подлежали Его гневу и вечному мучению, как грешники. Яко грешным нам сущим Христос за ны умре (Рим.5:8). Умереть отцу за сына, или родственнику, за родственника – это в порядке вещей, и по временам бывало. Умереть другу за друга – также в порядке вещей, это долг дружбы, это величайший пример любви. Больши сея любве никтоже имать, – говорит Христос, – да кто душу свою положить за други своя (Ин.15:13). И примеры такой дружбы также можно найти среди людей. Но чтобы кто умер за врага этого не требует ни природа, ни дружба... И никогда – ничего подобного не бывало между людьми, и не слыхано даже... Однако это было и об этом возвещается в нашей христианской вере: Господь наш умер за врагов Своих... Вот любовь выше естества, превыше слова и разума: это любовь Божественная. Составляет же Свою любовь в нас Бог, – говорит апостол Павел, – яко еще грешником сущим нам, Христос за ны умре (Римл.5:8). Это такое благодеяние, возблагодарить за которое по достоинству мы не могли бы, хотя бы каждый из нас имел по сто жизней и все эти сто жизней отдал на смерть из любви и ко Христу, хотя бы эти жизни были по тысяче лет, и из любви ко Христу все эти тысячи лет мы носили бы крест... В конце концов, сколько бы мы ни страдали, ведь мы страдали бы за своего Благодетеля, между тем как Христос все Свои страдания претерпел за врагов Своих. И в воздаяние за жизнь Свою Он вовсе не требует наших жизней, за кровь Свою не требует нашей крови: Он требует от нас за любовь, которую Он явил к нам, только – нашей любви!

И ужели, за столь великие благодеяния, Бог не достоин такого воздаяния, не может получить его?! О, люди, люди! Каким именем назвать мне вас? Слепцами что-ль, если не видите таких благодеяний? Неблагодарными ли, что не хотите знать их? Не каменное ли сердце в груди у вас, что не смягчается пред беспредельною Божией любовью!? 

Я знаю, что ведь только злые духи безнадежно упорны во зле, нераскаянны, и потому то они – вечные враги Божии и никогда не сделаются Его друзьями. Вы – не бесы, но возможно ли признать в вас людей? Не уроды ли вы – с природой человека и с расположением бесовским? Ведь вы всегда можете сделаться друзьями Божиими и... все-таки не хотите... Пусть Он вочеловечился, пострадал, пусть был распят, умер, – пусть

Он всю кровь, до капли пролил за нас – все-таки вы не хотите Его... Хотя бы Он еще тысячу раз пострадал столько же, если б это было возможно, и снова умер – вам все ни почем – не хотите Его?! Какие теперь дни? Не празднует ли Церковь ныне страсти, крест, смерть Христовы? Но найдется ли между вами истинно кающийся? Плачет ли кто-нибудь столь же горько, как Петр? Исповедует ли Его кто-нибудь столь же искренно, как разбойник: помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем? (Лк.23:42). Но что я говорю? Скорей спрошу о том, найдется ли такой, который теперь не продавал бы Его по сребролюбию, как Иуда, который за блага мира сего не предавал бы Его, как Пилат, который бы всяческими грехами не распинал бы Его на кресте, как иудеи? Найдется ли, между нами, хотя один такой, который бы не намеревался, лишь только Он воскреснет, снова Его ко кресту пригвоздить, на что не дерзнули даже иудеи!?... Христос висит на древе крестном, а вон – христианин, который не думает оставить объятий блудницы. Другой временно ее покинул, но не с тем ли, чтобы поскорее опять соединиться с нею? Другой не желает возвратить присвоенного чужого добра, третий упорствует примириться с врагом. Иной вовсе не раскаялся; другой хотя и раскаялся, но с тем, чтобы снова предаться прежним порокам... А страсти Христовы... нипочем!? А кровь Христова... попирается!?... Не умер ли Христос для того, чтобы врагов Своих сделать друзьями Своими, чтобы спасти грешников? И что ж?.. Не хотят!? О, нераскаянные, с каменным сердцем, грешники! Пусть! Не хотите иметь Его другом, так отнеситесь к Нему, по крайней мере, как к врагу4! Хотите ли – я покажу вам вашего врага – на радость вам! Смотрите же, смотрите – и радуйтесь, потешайтесь, насыщайтесь зрелищем, – смотрите на Него, мужи и жены, духовные и миряне, богатые и убогие, смотрите все на этого врага вашего!... Что ж – мало вам этого? Вы хотите еще больших поруганий, мучений, чем теперь видите?! Ведь все эти страдания вам следовало бы претерпеть, да и то вы не могли бы удовлетворить правды Божией и были бы осуждены на вечные муки... А Он один претерпел все страдания, чтобы навсегда избавить вас от мучений, Он ваял на Себя долг ваш и заплатил за него Своею кровью! Кару за ваш горделивый разум Он понес в терновом венце, за ваши злые, хульные речи – в оцте и желчи, за вашу злобу – в пронзении ребра, за ваши грабительства – в пригвождении рук, за вашу плотскую скверну – в язвах избитого тела, – наконец, всю тяжесть грехов поднял в древе крестном! Взял на Себя грехи – и еще не приобрел грешников. О, неизреченная любовь, пожертвовавшая жизнью за врагов! О, ужасная неблагодарность, препятствующая из врагов стать друзьями!

Нераскаянные, с каменным сердцем грешники! В Японии язычники и доселе5 идолопоклонники и смертельные враги христиан с сатанинской хитростью вырубили у порога городских ворот на мраморе честный крест, объявив христианам, которых они не выносят, которых не желают ни видеть, ни слышать: если Христиане хотят войти к ним в город, то пусть прежде пройдут ногами по Кресту! Чем и достигли того, что ни один христианин не решился проникнуть в столь нечестивую страну. Так – я с божественною ревностью пойду и положу знамение сего Распятого у порога дверей дома блудницы, чтоб вам нельзя было вступить в тот дом, не наступив на Него! Что ж? Ступайте и попирайте Его! Но я глаголю вам: отныне узрите Сына человеческого седяща одесную силы и грядуща на облацех небесных (Мф.26:64). Придет, прилет время, когда вы увидите этого Мертвеца, облеченного всемогуществом, с силою и славою многою, при Его втором пришествии. Не навсегда эти очи останутся сомкнутыми, не навсегда эти руки останутся пригвожденными. Придет час – и эти очи загорятся всеми огнями Божьего гнева, эти руки явятся вооруженными молниями Божией правды, эти, теперь запекшиеся и безмолвные уста прогремят громовым голосом и изобличат нашу неблагодарность: идите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его! (Мф.25:41).

И все-таки я знаю, о сладчайший Иисусе, что любовь Твоя – неисчерпаемая пучина, потому что бесконечна. Воистину страшна ваша неблагодарность! Но продли хотя на малое время обычное Твое долготерпение, с каким Ты носил крест Твой и дозволь мне выговорить пред этими христианами одно из Твоих бесконечно-благостных слов: Остави им (Лк.23:24)! Изреки же прощение всем духовным и мирянам, – всем грешникам! Если мы доселе были Твоими врагами, – по благодати Твоей снова будем Твоими друзьями. И с этим упованием целуя Твои пречистые нозе, молим Тя: егда снидеши со креста, прииди и пригвоздися к сердцам нашим, да будешь неразлучен с нами и здесь на земле, и в Твоем небесном царствии! Аминь.