Слово свт. Иннокентия, архиепископа Херсонского в среду недели 3-й Великого поста.
Ныне силы небесный с нами невидимо служат: се бо входит Царь славы; се жертва тайная совершена дориносится. Верою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем!
О каком земном торжестве, как бы велико и славно ни было оно, можно сказать таким образом? В земных торжествах, если есть что-либо важное и великое, то оно бывает обыкновенно снаружи, перед глазами всех и каждого; а то, чего не видно, бывает нередко мало, даже низко. А в Таинствах Церкви напротив: видимое часто мало и как будто слишком просто и обыкновенно; а незримое и разумеваемое всегда высоко, свято, Божественно. Так и при настоящем богослужении, по видимости, происходит немного: после пения сего священного гимна, во многих храмах исходит из алтаря один смиренный священнослужитель со святым сосудом в руке и с дискосом на главе. Но сила совершаемого Таинства всегда одна и та же: первый в мире святитель ничего не прибавил бы к важности происходящего, равно как и последний из служителей алтаря ничего не может убавить из его величия. Каждый раз, в каждом храме, вместе с человеками самые силы небесные служат, довершают своим невидимым содействием то, чего недостает в видимых служителях тайны. Кто мог бы поверить сему, представляя себе величие существ премирных? Ибо сказать – силы небесные служат, значит более, нежели как если бы кто сказал: все цари и владыки земные служат. Но с другой стороны, когда слышишь, что во время сего священнодействия входит Сам Царь славы, то всякое недоумение исчезает тотчас. Ибо где Царь неба, там должны быть и небесные слуги Его, как бы высоки и важны они ни были. Как в человеческом быту, царь, где ни явится, – хотя бы в самой последней хижине, хотя бы в темнице, – самый первый вельможа почтет себе за особенную честь сопровождать его, и показывает еще большее внимание и усердие, нежели в самом дворце царском. Так и здесь. С радостью и благоговением чины ангельские предстоят Престолу Божию на небе; но еще с большею (если возможна для них большая) радостью и благоговением являются они на служение Господу своему на земле, в храмах наших, ибо здесь видят они в Нем то, чего не видят на небе; то есть, не только крайнюю Его любовь к нам бедным тварям, но и Его вся превосходящее смирение, по коему Он, будучи Царь славы, является на алтарях наших яко жертва, приносимая за грехи человеческие. Ввиду такого смирения Самого Царя, можно ли думать о своем величии Его слугам? И се, ныне они и с нами, недостойными, служат, и без сомнения, со стократ большею чистотой, благоговением и любовью, нежели мы, нечистые и грешные.
Судите после сего, братие мои, как необходимо и справедливо то, чего требует от нас Святая Церковь, то есть, чтобы мы приступали с верой и любовью к тому, что предлагается ныне на Святой Трапезе. Надобно приступать с верою, ибо если приступить без веры, то, можно сказать, ни к чему и приступать. Ибо, что в это время на Святой Трапезе для человека без веры? Малый по виду, преждеосвященный хлеб, или точнее сказать, часть хлеба, которая приготовлена руками человеческими и, по видимости, мало чем отличается от хлеба обыкновенного. Только для веры этот малый хлеб важнее всего в мире; только она созерцает в нем животворящее Тело и Кровь Христову, в коих заключена для нас жизнь вечная. Посему-то и должно приступать с верою, и притом живою, пред коею невидимое, как видимое. Ибо есть и вера слабая, колеблющаяся, которая мало чем отлична от сомнения, потому и мало приносит плода для человека. Такой слабой верой веровал некогда Петр – и утопал. Ибо не сказано ему: неверный, а «маловере» (Мф.14:31)! Вера была у него, только слабая; потому и не могла спасти от потопления. При такой вере обыкновенно раздается множество вопросов: что, как, почему, для чего? Между тем как вера полная и живая не знает никаких недоумений: она, по замечанию апостола, «всему веру емлет» (1Кор.13:7). Нет нужды, что апостол сказал это о любви, а мы прилагаем это к вере; ибо истинная вера и любовь неразлучны друг от друга. Посему-то и в настоящем случае требуется с верою и любовь: «верою и любовию приступим!»
И мне кажется, что если делить неразделимое, то без веры еще приступить можно, ибо для веры в настоящем случае потребно со стороны души нашей даже некое усилие, так как надобно признавать за истину то, что незримо для очей телесных; а без любви, коль скоро есть вера, кажется, нельзя и приступить, то есть, нельзя подойти к сему Таинству и тотчас не исполниться любовью к Спасителю, подобно как нельзя приблизиться к великому огню, и тотчас не почувствовать теплоты и жара. В самом деле, если подобное производит подобное же: то где более места для любви, как не при Таинстве Евхаристии? Что она есть иное, как не выражение величайшей любви к нам нашего Спасителя? Кто, кроме Его, питает тебя Телом и Кровию Своею? Не говори, что это для Него не стоит теперь труда: ибо если теперь нетрудно Ему делать это чудо, то подумай, чего стоило сделать его вначале? Для сего надлежало взойти на Крест, умереть в муках, быть вместе со злодеями, лечь во гроб. Кто сделает для тебя это? Как же после сего приступить к такой любви без любви? «Верою убо и любовью приступим», – как внушает Церковь: приступим верою, прозревая в то, что сокрыто от очей телесных; приступим любовью, предал себя всецело Тому, Кто предал Себя за нас до смерти крестной.
Но, Боже мой, как противны расположение и действия некоторых людей тому, что в настоящем случае быть должно! Не замечаете ли вы, братие мои, как в то самое время, когда Церковь возглашает: «Ныне силы Небесные с нами невидимо служат; се бо входит Царь славы!» – и когда истинно верующие или, что в сем случае одно и то же, все истинно разумные повергаются с благоговением долу, не смея возвесть очей на Святые Тайны, несомые священником, как, говорю, в это самое время иные не только видимо продолжают вращать мирские помыслы в душе своей, но не стыдятся выставлять своего бесчувствия и рассеяния даже наружу – пред вами, так что, когда другие лежат в смирении долу, они стоят бесчинно, заводят разговоры, показывают на лице смех, в движениях неблагопристойность? Вот до чего может простираться, не скажу, безверие, – ибо его часто у таковых людей нет, – а неразумие, безрассудство и бесстрашие! Зачем в таком разе уже и ходить в церковь? Лучше сидеть дома и заниматься каким-либо делом; ибо такое поведение в церкви сопряжено с ужасным грехом для души. В таких людях – на этот, по крайней мере, раз – не только нет никакой любви к своему Спасителю, а напротив, какая-то как бы ненависть и вражда. Ибо как же не вражда, когда ты не только сам не оказываешь уважения к Таинству Господню, а еще возмущаешь собою чувства тех, кои стоят во храме, и не даешь им помолиться с благоговением? Не так ли точно поступают со своими врагами, стараясь отнимать у них уважение, им оказываемое? Вероятно, таковые люди не представляют себе этого, но поступок их оттого не лучше; и если Церковь о верных чадах своих говорит, что с ними находятся в храме силы небесные, то о сих несчастных должно сказать противное, что с ними и в храме – силы преисподние, научая их глумиться, когда должно плакать; заводить разговоры, когда от благоговения надлежало бы в молчании пасть на землю. Не возмущайтесь, братие мои, таковым бесчинством: оно попущается Господом для нашего испытания! Ибо Он мог бы тотчас послать на таковых гром и молнию. Самые силы небесные, в храме находящиеся, не замедлили бы стать за честь своего Владыки, и обратили бы в прах безумных презрителей дома Божия; но милосердие Божие терпит их, давая время на покаяние, а с другой стороны испытывая сим нашу веру и терпение в молитве. Посему, говорю, не смущайтесь много сим несчастным примером; но тем паче не увлекайтесь им к подражанию. Ибо, чему тут подражать? Кто бы ни были такие люди, чем бы ни отличались в мире, поступая таким образом, они глупее малолетних детей. Ибо дитя, когда видит, что перед ним происходит что-либо важное и священное, стоит внимательно, устремив взоры на происходящее. Посему тут место не подражанию, а сожалению, ибо как не пожалеть о таком бесчувствии и забвении не только святости места, но и всякого приличия? Чтобы, однако же, подобный пример не оказал какого-либо вредного действия на малолетних, кои еще не могут судить о лицах и вещах правильно; то не оставляйте внушать детям вашим, как худо поступают те, кои ведут себя в церкви таким образом, как это глупо, бесчестно и богопротивно, как все этим недовольны, дабы заранее поселить таким образом в них уважение к храму Божию. Ибо и сии несчастные своевольцы поступают бесчинно в храмах, по всей вероятности, потому, что с младых лет не было кому наставить их и внушить, что значит храм, и что здесь, во время совершения Таинств, сами силы небесные с нами невидимо служат. Аминь.
