Слово в неделю о мытаре и фарисее, сказанное в Предтеченской церкви архиерейского дома 12 генваря 1858 года
«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!»
С настоящаго дня св. Церковь начинает приготовлять нас к подвигу поста и покаяния. И так как мы, немощные, не в состоянии даже покаяться во грехах сами собою, без содействия Божия: то прежде всего она влагает в уста каждаго из нас трогательную песнь: «покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче», – песнь, которая, огласив своды храмов ныне, будет повторяться и во все последующие воскресные дни до поста и во время поста. А между тем в каждый из воскресных дней, предшествующих св. четыредесятнице, св. Церковь еще преподает нам особые уроки, руководствующие нас к покаянию. Ныне такой урок она преподала нам евангельскою притчею о мытаре и фарисее. В лице фарисея она указывает нам на гордость, которая есть первое препятствие к истинному покаянию; в лице мытаря – на смирение, которое есть первое условие к истинному покаянию.
В самом деле, что требуется от нас, когда мы приступаем к таинству покаяния? Прежде всего, чтобы мы сознали свои грехи, вспомнили их во всей подробности, взвесили их значение, силу, виновность, и вслед за тем показали искреннее сокрушение о них, т. е. сокрушение о том, как глубоко мы оскорбили своими грехами Бога, нашего Отца и благодетеля, нарушая Его святую волю, оскорбили самих себя, унижая грехами свою богоподобную природу и подвергая себя их гибельным последствиям, оскорбили ближних своими безчисленными несправедливыми поступками. «Обратитеся ко Мне», заповедует Господь, «всем сердцем, в посте и в плачи и в рыдании, и расторгните сердца ваша» (Иоил. 2, 12–13). Скажите-ж, способен ли ко всему этому человек гордый? Способен ли он взглянуть на себя в этом своем нравственном безобразии, почувствовать свою виновность пред Богом и ничтожество и возскорбеть сердцем о своих недостойных делах? Напротив, он способен только услаждаться своими достоинствами, истинными или мнимыми, и всегда готов величаться ими не только пред людьми, но даже пред Богом, как и поступил фарисей. Вошел он в храм помолиться: как же он молится? «Боже, хвалу Тебе воздаю, яко несмь, якоже прочии человецы, хищницы, неправдницы, прелюбодее, или якоже сей мытарь. Пощуся двакраты в субботу, десятину даю всего, елико притяжу» (Лук. 18, 11–12). Очевидно, что этот человек, вместо Бога, восхваляет собственно самого себя и вместо того, чтобы просить Божией милости и помощи, как бы выражает, что оне ему не нужны: так он совершен! Гордость ослепляет человека и не дает ему видеть себя в настоящем свете: достоинства его крайне увеличивает, недостатки умаляет или вовсе скрывает И если бы несчастный захотел, в минуты духовного просветления, рассмотреть свои грехи, она найдет тысячи предлогов, чтобы извинить их, уменьшить их важность и даже представить их в качестве добродетелей. Совсем не таковы люди смиренные. И соблюдая закон Божий, они обыкновенно говорят: «раби неключими есмы: яко еже должни бехом сотворити, сотворихом» (Лук. 17, 10). И стоя на высоте добродетелей, любят памятовать свои слабости и недостатки и созерцать глубину человеческаго падения. А когда действительно согрешают: то не только не станут оправдывать себя или уменьшать свою виновность пред Богом, напротив готовы преувеличивать ее и признать себя первыми грешниками в мире. Это естественно пробуждает в них самое глубокое сокрушение о грехах своих и самое живое раскаяние. И истинно-смиренный иногда дотого считает себя недостойным пред Богом, что, подобно мытарю, не дерзает даже очей возвесть на небо, а только, бия в перси своя, взывает: «Боже, милостив буди мне грешнику» (Лук. 18, 13).
Сознав свои грехи и искренне сокрушаясь об них, кающийся христианин обязан еще исповедать эти грехи пред своим отцем духовным. В том нет сомнения, что Господь Бог знает все наши дела без всякой нашей исповеди. Но так как Он благоволил предоставить в Церкви своей на земле власть "вязать" и "решить", отпущать или не отпущать грехи, пастырям (Иоан. 20, 22–23); а пастыри, как люди, невсеведущи и должны наперед узнать, что́ разрешить или не разрешить: то устная и самая подробная исповедь пред ними необходима. Согласится ли человек гордый на такую исповедь? Согласится ли он в уничиженном виде предстать пред лице скромнаго служителя Церкви и открыть ему свою темную душу и недостойныя дела? О, скорее он вовсе не пойдет к духовнику, успокоивая себя мыслию, что довольно покаяться пред Богом; или если и пойдет, то ограничится исповеданием одних общих и самых обыкновенных грехов, не обнаруживая своих сокровенных и унизительных злодеяний; а если и обнаружит, то постарается как-нибудь извинить их и представить в лучшем виде. Нет, чтобы принести полное и чистосердечное исповедание во грехах, необходимо гордецу прежде смириться: без смирения исповедь невозможна. А смиренные и истинно-кающиеся не только не устыдятся обнажить свои греховныя язвы пред врачами духовными, но не отказались бы обличить себя пред целым миром, как и случалось в первенствующей Церкви. Тогда грешники приносили покаяние всенародно: в продолжение нескольких месяцев, а иногда и лет, стояли или лежали они у врат церковных в самом уничиженном виде и открывали свои злодеяния всем, входившим в церковь, прося их молитв, пока не получали наконец разрешения от духовных пастырей. Вот на какия жертвы способно христианское смирение!
Говорить ли о других условиях истиннаго покаяния? О живой вере во Христа Спасителя мира, без которой никто и никогда не получит отпущения грехов, как бы глубоко ни каялся и ни сокрушался (Деян. 4, 12; Рим. 3, 28), и о твердом намерении исправить свою жизнь, без которого сокрушение о грехах было бы неполным и нечистосердечным? От человека гордого нельзя ожидать выполнения и этих условий. Вера для гордеца всегда кажется стеснительною: он так высоко мечтает о своем уме и о своих достоинствах, так много полагается на собственныя силы, что не чувствует нужды в высшей помощи и необходимости пленить себя в «послушание Христово» (2Кор. 10, 5). С другой стороны, при постоянном довольстве самим собою и своими поступками, в нем не может родиться и воспитаться желание переменить свой образ жизни и сделаться нравственно-лучшим. А смиренный? Чем более он сознает свои немощи и нравственное безсилие: тем глубже сознает и нужду в небесной помощи, тем живее способен веровать в Того, который «спасти до конца может приходящих чрез него к Богу, всегда жив сый, во еже ходатайствовати о нас» (Евр. 7, 25). Смиренный, чувствуя всю гнусность своей греховной жизни и истинно сокрушаясь о ней, может естественно придти и к твердой решимости исправиться и вступить на путь добродетели.
Братие-христиане! Если вы действительно желаете в наступающем посту принести искреннее покаяние в своих грехах и очистить свою совесть: то заметьте, с чего должно начаться, по намерению св. Церкви, наше приготовление к этому великому делу. Начнем с того, чтобы мало-по-малу сокрушить в себе гордость, которая более или менее гнездится в сердце каждого человека, и чтобы пробудить в себе смирение. Разсмотрим, каждый, самих себя с полным безпристрастием, свои силы, способности, таланты, свою жизнь и дела, пред зерцалом Божественнаго откровения, пред судом нравственного закона; вспомним о нашей совершенной зависимости от Бога и о Его безконечном величии над нами: и мы поймем, как мы малы, бедны, жалки, ничтожны, как безрассудна и неестественна в человеке гордость и как сродно, свойственно ему боголюбезное смирение. Отец и образец гордости есть диавол; а образец смирения – Господь Иисус. Потому-то и необходимо нам отвергнуться гордости и проникнуться смирением пред таинством покаяния, чтобы с тем вместе отречься диавола и соделаться истинными последователями Христа. Аминь.
