Слово в Неделю 21-ю по Пятидесятнице, память святых отцов Седьмого Вселенского Собора
Притча о сеятеле, сегодня читанная, большею частью известна нам еще с детства, со школы. Но слова Господа при всей своей простоте имеют столь глубокий смысл, что, сколько бы в них ни вдумывались мы, нам кажется, что мы еще не исчерпали всего их смысла, все новым и новым светом освещаются они при каждом новом размышлении, освещают какие-нибудь новые стороны нашей духовной жизни, которые раньше мы не замечали, это как бы самые разнообразные переливы лучей света в каплях дождя или кусках чистого граненого стекла.
Семя, бросаемое сеятелем, это, конечно, слово Божие, достигающее души тем или иным способом, чрез прямое ли его слышание, чтение, или чрез тайный голос души, или иным каким образом в душе напечатлеваемое. Ведь слово это один только из образов мысли, более понятный и легкий для употребления. Но как разнообразно может еще мысль Божественная напечатлеваться в душах наших! Ведь совсем не знающий слова Божия, однако, как способен всюду читать мысль Божию: и на святых иконах, на которых она вместо бледных образов словесных начертана яркими, живыми красками, и во вразумительных обстоятельствах собственной и чужой жизни, и в явлениях немой внешней природы всюду может даже простец читать великую мысль Бога Создателя, как бы в книге, переводить все, что тварь Божия говорит без слов, на свои собственные слова и мысли, как мы в каждом взгляде, движении человека, даже в чертах или почерке его руки, тоне голоса читаем его мысль. Недаром говорится в псалме: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание. Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их. По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их» (Пс. 18, 2–5). Подлинно, проповедь неба и земли, всего создания о Творце уподобляется и является образом великой проповеди о Христе святых апостолов, о которых поет святая Церковь постоянно те же псаломские слова.
Но как глух бывает постоянно человек к этой неумолчной проповеди! Ведь как спящий или просто невнимательный не замечает множества звуков, кругом его постоянно раздающихся, даже сильных, так и человек, духовно спящий или невнимательный к душе, не слышит этого вещания о Боге всей твари, он «слыша не слышит». А еще более таких, которые думают, что слушать слово Божие им совсем и не нужно, что они легко обойдутся и без этого слышания. Осмотрите дома христиан, во многих ли найдете вы святую Библию, это писанное слово Божие, или хотя бы Евангелие; опросите людей, кто ежедневно читает его, и, быть может, во всем многотысячном городе найдутся единицы людей, которые читают слово Божие. Обойдите церкви, эти училища благочестия, в которых особенно слышится слово Божие, и вы в них из многотысячного населения городов встретите самую малую часть, да и те слушают ли там самое слово Божие со вниманием? Остальные считают, что им слово Божие не нужно, что жизнь их легко обойдется и без этого слушания. Они думают, что если восприняли изредка одно-два спасительных впечатления, то вот этого достаточно, чтобы назваться им учениками Христа, иметь надежду на спасение, не лишиться чертогов Царствия Христова, подобно благоразумному разбойнику, во единый час спасшемуся.
Им и на мысль не приходит, как же их душа принесет Христу плоды в жизнь вечную, которых Он ожидает, если в душу их изредка лишь случайно попадет семя слова Его? Разве всякое семя взойдет? А сколько погибнет, потому что посеяно при пути, как бы на улице, где множество проходящих, где птицы поклевывают его? Ведь жизнь человека так часто подобна этой улице с ее шумом и суетливым вечным движением: никогда почти иной человек не бывает со своими мыслями, наедине со своею душой, как бы в клети сердца своего затворенной (Мф. 6, 6), вечно он в рассеянии, блуждают всюду его мысли и желания. Как же святым впечатлениям не погибнуть от встречи с проходящими, встречающимися людьми, которыми топчется в душе всякое запавшее в душу святое помышление и желание; а эти люди так часто бывают «лукавы», подобны хищным птицам демонам, которые нарочно похищают все посеянное в сердце (Мф. 13, 19)! Или как часто семя слова Божия, упавши на ниву души, не может там укорениться, хотя и взойдет, потому что человек так слаб и непостоянен: хотя и радуется он, слыша слово Божие, восхищается, но малейшая насмешка, неприятность от людей, враждебных Христу, заставляют его изменять, отступать от самого святого и дорогого его сердцу! Как много таких людей слабых! В церкви они, быть может, слушают с радостью, со слезами слово Божие, как внимательные ученики Христовы, а выходя, от всего отрекаются, чтобы не потерпеть и малой неприятности, остаются в делах жизни как бы совершенно не знающие Христа, совершенно равнодушные к Христову Евангелию язычники. Наконец, сколько людей, у которых слово Божие дает и ростки в душе, но всегда заглушается тернием страстей! Как богатство, например, или жизнь, в довольстве и изобилии земном, в земных радостях и наслаждениях проходящая, заставляет постоянно отходить от путей Христовых, как с печалью отошел богатый юноша, как множество народа ходило за Христом целые дни, годы, ожидая хлебов и иных благ житейских за свое усердие, но потом отходило настолько, что и двенадцать учеников Господь, испытывая, спросил: «Не хотите ли и вы отойти?» (Ин. 6, 67).
Итак, недостаточно одного-двух святых впечатлений, чтобы спасти душу навеки.
Землю нужно постоянно обсеменять, удобрять, возделывать, как же в душе может возрасти всякое брошенное туда доброе семя без всякой заботы о том, какова почва, на которую оно попало? Разбойник благоразумный спасся, правда на кресте, от одного покаянного вопля, от одной молитвы: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем» (Лук. 23, 42), но ведь зато как глубоко было это воздыхание! Ведь это была как бы самая глубокая борозда, проведенная в душе, заменившая самое глубокое вспахивание нивы души его!
Ведь слезы и покаянная печаль его это такое богатое и тучное удобрение нивы его души, что и бесплодная она сделалась способной к плодоношению. Где у обычных людей, желающих спастись легко, во единый час, подобные труды над своею душой эти глубокие покаянные воздыхания и слезы, изводимые из окаменевшего сердца?
Достаточно ли, если художник проведет по полотну две-три черты, дабы понять, что он хочет изобразить? Быть может, у умелого художника и эти немногие штрихи говорят многое, но ведь мы не такие опытные и искусные художники в отношении души своей, как преподобные, образ Христов начертавшие ясно в душе своей. Не две или три святые мысли, целые тучи их нужны нам, чтобы сделаться Христовыми; мы должны копить их долго в душе, чтобы отобразились в ней черты Христова жития, «пока не изобразится в нас Христос», пока не сбудется на нас то, что о себе самом говорит святой апостол Павел: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 4:19, 2:20). Вот предел, которого мы должны достигать: не одну-две черты Христова образа занести в душу, но постараться, чтобы все в ней отображало Христа, о Нем напоминало, о Нем говорило, Им дышало, чтобы сделаться нам живым, одушевленным образом Его. Ведь для того и создал Он нас словесными и по образу Своему, чтобы мы все дни жизни трудились над обновлением в себе этого «образа, истлевшего страстями», слушая постоянно и напечатлевая в себе слово Его. Мы взираем на святые иконы, а изображать Христа и жизнь святых Его в себе не желаем, будет ли нам польза от такого взирания и целования святых икон? Ведь нужно, чтобы образы возводили нашу мысль и сердца к Первообразному, как напоминали празднуемые ныне отцы Седьмого Вселенского Собора.
Пусть же каждое слышимое Его слово, каждое взирание на святую икону напечатлевает новую черту Христова образа и жития в душах наших, пока не сделается этот образ в нас ясным и узнает Христос в нас Своих учеников и уже не скажет нам: «Отойдите от Меня, не знаю вас», не обратит на нас секиру суда Своего за то, что в годы целой жизни сеемое Им в душах наших слово не принесло плода.
