Слово в неделю 2-ю по Пятидесятнице, при посещении города Дерпта. 1843 г.
He слышателие закона праведни пред
Богом, но творцы закона, сии оправдятся
(Рим.2:13).
Доведенный долгом до удовольствия в первый раз видеть град сей, – славный глубокою давностью пребывания в нем православного христианства, славный и новейшим просвещением, по чину церкви, встречаюсь с словами апостола, не слышателие закона праведны пред Богом, но творцы закона, сии оправдятся. Не уверен, чтобы встреча двух обстоятельств имела отношение только к граду, а не к посетившему град; но во всяком случае долгом обязываюсь предложить слово о словах, столько полезных для каждого.
Римские христиане, для которых писал помянутые слова апостол, обратились к христианству из иудеев и язычников. Иудеи превозносились пред язычниками тем, что им дан был самим Богом закон. Обратившиеся из иудеев ко Христу делала то же. Если смотреть только на то, что иудею дан был закон Божий и дан Самим Богом, то это преимущество иудея пред язычником действительно важно. И царственный пророк утешался тем, что ведом во Иудеи Бог, во Израили велие имя Его (Пс.75:2). Ни у одного народа древнего не было такого закона, каков был закон у Израиля; ни в каком народе древности не соединено было с законом столько великих дел, сколько совершено при обнародовании и подтверждении закона израилева. Как же было не иметь в виду такого необыкновенного преимущества? Кий бо, язык, говорил сам Моисей, тако велий, ему же есть Бог, приближаяйся ему, яко Господь Бог наш во всех, в нихже аще призовем Его? И кий язык велик, емуже суть оправдания и суды правы, по всему закону сему, егоже аз даю пред вами днесь (Втор.4:7–8). И апостол не молчал о преимуществе Сродников своих по плоти; и он говорил о них, они израильтяне, им принадлежат усыновление и слава, и заветы, и законоположение, и служение, и обетования (Рим.9:3–4). И, однако, тот же апостол после того, как сказал, елицы в законе согрешиша, законом суд приимут, говорит, не слышателие бо закона праведни пред Богом, но творцы закона, сии оправдятся. Что это значит? Отчего это так, что слушание самого закона Божия еще не доводит до блаженства, знание самого прекрасного правила жизни еще не делает человека правым? Казалось бы, не великое ли дело, не высокое ли наслаждение, не счастливая ли доля – просветить ум познанием предметов возвышенных? Как много чувствуют себя выше других, когда становятся выше других по образованию ума? Не самое ли сознание говорит, что приобретают, а не теряют что либо, когда приобретают знания; возвышают, а не унижают душу, когда просвещают разум свой? И особенно когда познают дела Божия, когда вводят закон Божий в свое внутреннее знанием, место ли сомнению, что это есть приобретение великое, наслаждение чистое?
Все это правда, братия; но такая правда, которой надобно указать границу. Будем внимательны к душе, – и мы откроем в душе нашей эту границу. Согласитесь, что не естественно для души, когда заставляют ее жить одною мыслью, или, когда допускают в ней преобладать такой силе, которая не имеет права на преобладание. Не одною мыслью назначено жить душе, но в ней есть и чувство, и воля, а воле принадлежит правительственная власть над душою. Представим себе, что в целом телесном организме жива и цела одна голова, а все прочие члены омертвели, или, по крайней мере, едва дышат жизнью. Чем назовете вы такой организм? Скажете, это что-то не в порядке; это что-то более, чем уклонение от порядка. Не то же ли означает и душа, когда в ней живет мысль на счет всего другого, когда указывают мысли беспредельное стремление вперед, а бедное чувство, а бедная воля, не говорим о прочих силах, едва получают на свою долю минуты кое-какой жизни, кое-какого действия? В таком случае душа мало по малу, постепенно, но неприметно, превратится в скелет мыслей, в сухой остов духовного организма. Дайте незаконный перевес какой угодно частя, каком угодно целом, самое превосходное целое расстроится. Другого следствия нельзя ожидать и тогда, когда в душе преобладает знание без дел закона. Спору нет, что невежество – не блаженство; жизнь души, спасение души начинается познанием закона, разумением воли Божией. Но пусть тем и ограничится деятельность мысли, – разумением воли Божией, необходимым для правильной жизни душевной. Это будет законная деятельность, правильная деятельность, которая будет благотворною для всей души.
Братия! Странен был бы законодатель, если бы дан был закон с тем только, чтобы узнан был закон. Это означало бы, что, или дают такой закон, которым ничего нельзя привести в порядок, или дают закон с тем только, чтобы, увидя из него свои беспорядки, оставались с беспорядками. Прельщают себя, учит апостол, когда думают, что все сделано по отношению к закону, если бы слышатели, а не творцы закона (Иак.1:22). Не странно ли, не смешно ли видеть в зеркале неприличие своей одежды, нечистоту на лице, а ничего не поправлять в одежде, и не спешить смывать грязь с лица? Если же кто, говорит апостол, только слушает слово, а не выполняет; то такой походит на человека, видящего в зеркале лице свое, – увидал себя, отошел, и тотчас забыл, каков был (Иак.1:23–24). Закон Божий дан нам с тем, чтобы не только знали мы его, но и исполняли. И как строг закон Божий, как обширны требования его! Если кто соблюдет и весь закон, но согрешит в чем-либо одном, то обвинен будет во всем (Иак.2:10). Самоволие передвигает и портит границы закона, но Тот, кто дал закон, не оставит того без отмщения; за каждое праздное слово, за каждую праздную мысль потребует Он к ответу. Мы живем забывчиво, но это не значит, чтобы мы были вне опасности; мы беспечны в собственному положению, живем так, как будто бы не было никого над нами, но над нами бодрствует неумолимая правда, – она обличит самое малое отступление от святой воли Божией. Востань, грешник, проснись от губительного сна твоего, чтобы не застал тебя неготовым к отчету неумолимый страж твой.
Мнози рекут в день он, Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, не Твоим ли именем бесы изгонихом? И Господь скажет многим, николиже знах вас. Чего же мы себе ждем от одного знания воли Божией? Нет, знание воли Божией не только не спасет нас от суда, но послужит только к осуждению нашему, если оно бесплодно в нас. Как бы великолепно и многосложно ни было знание наше, бесплодное знание – погибель. Раб, ведевый волю господина своего, и не сотворивый биен будет много. Так говорит истина. Страшно это слово для бедного иудея, знавшего из закона волю небесного Владыки. Гораздо более оно страшно для нас, христиане, для которых еще более известна воля Отца небесного. Если глаголанное ангелами слово было твердо, и всякое прослушание получило мздовоздаяние, как мы убежим гнева, – нерадивые о таком спасении? (Евр.2:2–3). Слово о нашем спасении возвещено самим Господом, единородным Сыном Отца небесного, передано очевидцами слова; в том и в другом случае Бог сосвидетельствовал слову знамениями, чудесами, различными силами, разделениями даров Духа святого. Ужели все это напрасно? О, не напрасно! Земля, пившая много раз сходивший на нее дождь и произращающая только волчцы, есть земля негодная, близкая к проклятию; конец её – пожжение (Евр.6:7–8). Глагол Божий не возвращается тощ; он или обращается в слово жизни для выполняющих его, или становится огнем, потребляющим непокорных. Христиане! устрашимся участи более грозной для нас, чем для иудеев.
Правда, мы немощны для того, чтобы исполнить закон, и, следовательно, для того чтобы быть оправданными пред Богом. Но в немощи нашей не виноват закон, а мы сами; и потому не теряет он силы своей над нами оттого, что мы бессильны исполнять его; наше дело в таком положении сознавать немощь свою, каяться во грехах своих, проливать слезы о том, что блудно расточили мы богатство Отца небесного, и в глубоком смирении молить о помощи. В небесной помощи нам не будет отказано. Просите и приимете. Помощь нам готова, лишь бы мы были готовы для неё. Дух благодати ожидает только того, когда духом сокрушенным будем молить Его об исцелении немощей. Жалуются на совершенную неспособность нашу к добру, на недостаток самого произволения благого, самой молитвы о помощи. Но поверьте, братия, это не голос истинного самопознания, а вопль лукавой беспечности, которой хочется только неги и покоя. Не то говорит о нас евангельская правда; она посрамляет самонадеянность, но не поблажает и нерадению, указывая на закон, воюющий в нас противу закона духовного, она показывает в нас и соуслаждсние закону духовному по внутреннему человеку, и хотение доброго (Рим.7:18–24), указывает на дело законное, написанное в сердцах наших (Рим.1:19, 2:15). Жалуются на суету мира, на житейские заботы. Но от кого суета мира, как не от нас же самих, как не от нашего невнимания к своему спасению? Не наши ли прихоти заставляют волноваться мир? Не наши ли страсти порождают тысячи нужд и недостатков жизни? Сократите требования страстей, и не будет препятствий к исполнению воли Божией со стороны мира.
«Бог смотрит на веру, а не на дела наши». Да, Он требует веры живой и плодотворной, но бесплодному древу готов огонь вечный; бесплодному знанию, которое губит и время, и силы души в созерцаниях бесполезных, другого ожидать тебе нельзя, кроме осуждения вечного. Представлять себя сытым от одной мысли, что я сыт, смешно; то же значит говорить, довольно веры, а дела не нужны душе.
Блажени слышащий слово Божие и хранящий е. Аминь.
