Слово в неделю 14-ю по Пятидесятнице. 1844 г.

Друже, како вшел еси семо, не имый

одеяния брачна? Он же умолча (Мф.22:12).

Он же умолча. Ах! как это молчание не молчаливо! Как оно страшно для тебя, бедная душа моя!

Он же умолча. Значит, гость – и без веселья на сердце. Гость и – с тяжкою думою в душе.

Он же умолча. От чего? От себя самого. Гостем явился к царю, и явился в одежде разодранной, измаранной нечистой.

Он же умолча. И что было сказать? Чем было защищать себя? Сказать, беден? Но сколько созвано других бедняков, а все другие одеты не так, как он. Беден? Но – бедность могла помешать одеться великолепно, но не мешала одеться опрятно.

Он же умолча. Да, чувствовал, что оправдаться нечем, а вина слишком велика. Вина оскорбляет царя, столько же великого по сану царскому, сколько и по милости, внимательной даже к бедному.

Он же умолча. А ты бедная душа моя, как часто хочешь извинять себя, и только увеличиваешь вину твою!

Единородный Сын Божий нисшел на землю, соединил Божество с человечеством, основал церковь, просвещенную светом учения Его, омытую пречистою кровью Его, освящаемую духом благодати Его, и, как невесту чистую, посаждает ее с Собою на престоле славы. Отец небесный, радуясь о любви Сына Своего к созданию Его, всех зовет, всех принимает к соучастью брачного торжества сего – земного и небесного, временного и вечного. И все мы, братия, званы к торжеству сему, все без различия, и бедные, и богатые, и великие, и малые.

В купели крещения омылись мы, и облеклись одеждою заслуг Христовых. Как прекрасна, как чиста, как драгоценна одежда, данная нам при купели крещения! Она соткана из заслуг Сына Божия, она убелена кровью вечного Агнца Божия. Но где она? Где эта драгоценная одежда? А нам даны еще благодатные средства украшать сию одежду. Нам даны средства убелять ее, если и попадет на нее нечистота. Что-ж, если явимся пред лицом Царя небесного, не имея одеяния брачного? Что, если Царь земли и неба, в последний суд над землею и небом, вшед видети возлежащих, во мне или в другом из нас, увидит человека не оболчена в одеяние брачное? Христианин-грешник ничем не извинителен пред Богом.

Чем извинимся? Чем оправдаемся? Скажем ли, мы слабы, мы немощны, семя страстей оставалось в нас и после крещения? Но нам дана благодать, сильная в немощах. Ужели для меня она только бессильна? Сколько подобострастных нам человеков царствует на небе! Они носили ту же плоть, какая и у нас. Они чувствовали в себе те же немощи, какие и в нас; они также боролись с страстями, также обуревались помыслами греха, но победили. Илия, подобострастный нам, помолился, и на три года заключилось небо для земли. Отчего же не затворяются наши бездны, извергающие скверну грехов на землю? Отчего нет предела нашей жажде к золоту, нет конца нашему честолюбию, нет меры нашей нелюбви к братиям? День и ночь не сыты для греха, день и ночь пьем воду нечестия. Кто виноват в том? Вся, елика аще воспросите у Отца Моего во имя Мое, дастся вале, вот слова Господа, вот обещание верного в слове! Все, слышите, все, чего ни просили бы для спасения души своей, все дано будет нам, ни в чем не откажет нам Отец небесный. Зачем же мы не молимся? Зачем ни часа в сутки, ни минуты во дни, не посвящаем мы молитве? День – в заботах, ночь – во сне, будни – для земли, праздник – для страстей, и в гроб кладем гнилую душу с гнилою плотью. Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный (Ин.6:54). Кто же гонит нас от сего живота вечного? Кто мешает нам вкушать сие истинное брашно, сие истинное питие? Слабость естества нашего, при силе благодати, не только не отнимает возможности соблюдать светлую ризу крещения в чистоте её. Она не отнимает возможности и украшать ее благолепием добродетелей Христовых. Благодать Духа подает силы восходить от совершенства к совершенству, до полного образа небесной красоты – Христа Господа. Вся могу о укрепляющем мя Иисусе, говорит искренний ученик Христов. Не останавливаясь на первых степенях совершенства, стремится он далее – к почестям вышнего звания. Что ж скажем о себе?

Обстоятельства виноваты, говорят. И как много грехов оправдывают обстоятельствами!

Тот сдружился с обществом людей забывчивых, и с ним пьет чашу греха. Как можно, говорить, мне жить иначе, когда перемена жизни грозит мне столькими неприятностями! И тот из знакомых осудит, и другой оскорбится, и третий станет колоть насмешками, и родные будут смотреть как на чужего. Но, любезный! там, на суде вселенной, будут судить тебя, за дела твои, а не за дела знакомых; тебе скажут, друже, како вшел еси семо не имый одеяния брачна? Что ты скажешь тогда? Тебе неприятны отзывы легкомыслия? Стыдись. Ты предпочитаешь общению с Господом общение с людьми грешными, отказываешься от любви Божией для того, чтобы пользоваться любовью человеческою. Думаешь ли ты, что готовишь ты себе? Кто стыдится Меня пред человеками, кто отказывается от Меня пред людьми, от того откажусь и Я пред Отцом Моим, говорит Господь. Дорога тебе связь сердечная, крепка и сильна она в тебе? Но, аще око твое десное соблазняет тя, изми е, и верзи от себе. Лучше для тебя, чтобы погиб один твой член, чем все тело твое ввержено будет в геенну огненную (Мф.5:48). Если бы и так тяжко, если бы и так больно было для тебя разорвать связь с лицом, или с обществом, с привычкою сердца и мысли, как больно тебе расстаться с правым глазом, ты должен разорвать связь, ты должен прекратить опасное дружество, чтобы не погибнуть на целую вечность.

Знают, чувствуют, что ложь и обман, неправда и присвоение чужего, грехи тяжкие. Но как все это хотят извинить в себе, как все это хотят прикрыть и украсить! Мое состояние, мои занятия торговые, мое положение в свете влекут все это с собою. Напрасно! Никакое состояние не заставляет ни лгать, ни красть, ни обманывать. Состояние заставляет трудиться и – только. Нужда, говорят не знает закона? Конечно, нужда, как необходимость физическая, не подлежит закону, предписанному свободе. Но бывает нужда, составляемая произволом свободы, и бывает нужда, преодолеваемая свободою. Надобно осмотреться, какая нужда теснит тебя. Положим, что не страсти, не прихоти твои составили тебе твою нужду, однако, не они ли и мешают преодолевать нужду для Господа? Если бы искренно любили мы Господа, на что не решились бы мы для Него? Искренно любящие Господа жертвовали Ему не только довольством житейским, не только честью или денежною прибылью, не только покоем и лишним здоровьем, но самою жизнью. Не сказано ли нам, ищите, всего прежде, царствия Божия, а не земного покоя, а не прохлады в жизни? Не сказано ли и малодушию нашему, если будете искать небесного царства, вечного спасения души, то все прочее приложится вам? Что-ж? Ужели Бог может не выполнить Своих обещаний? Ваша совесть скажет вам, что Он не отказывал, когда молились Ему усердно; Он сам устроил дела ваши, когда на Него уповали. О! как мало помогут там извинения житейскими нуждами! Как обличена будет холодность ко всему небесному, прикрывающаяся нуждами житейскими! Как осуждена, как посрамлена будет несмысленная многозаботливость, пренебрегшая всеми дарами благодати и собственным вечным спасением для житейских нужд.

Извиняют себя незнанием закона Божия и неудобством знать волю Божию. Очень обыкновенное дело слышать подобное извинение от того, кто родился в простоте, вырос в заботах житейских; очень обыкновенное дело слышать от него слова, я книжной мудрости не знаю, я не имел ни времени, ни способов учиться закону; я человек темный, за что же и взыскивать с меня? О! нет, – и эта надежда не надежная! риза совсем не брачная, а темная. Любезный собрат, ты жалуешься на незнание; следовательно, тебе известно, следовательно, ты сам чувствуешь, что незнание – дело худое. А заботился ли о том, чтобы приобрести познания, нужные для души твоей? Подумай; ты много, много узнал в жизни твоей, что, однако же, не нужно для вечности. У тебя достало времени и сил узнать бесполезное и даже вредное для души твоей, отчего ж так мало знаешь необходимое для вечности?

Ты не можешь читать книг? Но ты мог бы читать в душе твоей волю Божию, ты мог бы в совести твоей видеть грехи твои. Что-ж? Совесть очернена; душа – вещь чужая, её вовсе не ведают. Ты жалуешься на незнание книг спасительных? Следовательно, тебе известно, что надлежало бы знать тебе содержание книг спасительных. Но разве не мог ты, не читая книг, слушать книги? Разве ты не мог бывать в храме Божием, где каждый день оглашать тебя могли чтением и пением? А ты и мало бываешь в храме и, бывая, стоишь не в храме, а на торжище. Слушаешь слово Божие, как бы не слышал, слушаешь холодно, небрежно, рассеянно, так что ни одно зерно не проникает в глубину сердца. Подумай же, – извинит ли грехи твои невежество в законе? Ах! ничем не оправдается и то невежественное знание религии, которое имело все средства узнать религию, но обратилось к познаниям только земным. Не странно ли, не больно ли слышать разговоры о вере, обличающие грубое невежество по отношению к самим простым истинам веры? Не больно ли слышать – после того, как слышишь, что те же люди показывают большие познания о предметах, вовсе, ненужных для вечности? Сколько легкомыслия в суждениях! Сколько легкомыслия в жизни! Отчего? Оттого, что никогда не учились вере, как следовало бы учиться, никогда не размышляли о вере, как следовало размышлять о ней. Чем оправдаются эти люди на суде Божием? Скажут ли, что виновато воспитание? Оно виновато, но было время исправить худые уроки воспитания. Много дел, много занятий? Тогда узнают, тогда почувствуют высокое достоинство истин веры, узнают, что истины веры важнее всех занятий жизни.

Мы еще не совсем худы, говорят другие. Не забываем храма Божия, не берем чужего, хотя и не даем своего; выполняем требования власти; живем трезво. Если есть слабости, если есть опущения долга, кто ж без слабостей? Но, так ли будут судить там этих людей, как они о себе судят? Оправдают ли их там, как они себя оправдывают? Принято ли будет одеяние дел наружной правоты их за одеяние брачное? Нет, совсем нет! Им скажут, что такою правотой одеты были и добрые язычники. А вы – христиане; вам дана была благодать для приобретения сердечной чистоты; вам дана была благодать для совершения подвигов самоотречения. Где ж сердечная чистота? Где подвиги борьбы с страстями? Какое употребление сделано из даров благодати? Если иной язычник довольствовался гражданскою честностью, то боги язычника были слепы, а наш Бог зрит сердца наши, видит и осуждает своекорыстные желания наши. Если иудей увлекался наружностью служения своего Богу, и ему извинительно, когда столько требовали от него обрядов; а нам сказано, что ложные – те поклонники, которые не покланяются Богу искренним духом. О, христиане! устрашимся невнимания нашего к великому имени, которое носим на себе. Узнает ли в нас Господь по делам нашим, что мы христиане? Наружное приличие жизни еще не христианство.

Ослабел я, расстроен привычками, говорит ленивый христианин. Знает он, что жизнь его соткана из грехов, а дел добрых нет у него; знает, что надобно готовить себе одежду брачную. Но, привычка ко греху держит его на одре лености, связала ему руки и ноги, и – он не делает ни шагу для спасения своего. Кто ж виноват? Сам полюбил грех, сам свыкся с грехом. Зачем было допускать грех до того, чтобы возобладал он над душою, как полновластный господин? Зачем было не останавливать худой привычки, когда она была еще слаба. Но – пусть так; пусть стал ты рабом греха. Зачем же оставаться рабом? Зачем же искать свободы Божией? Прегражден ли путь к тому? Нет; живу Аз, глаголет Господь, не хощу смерти грешника. Господь не хочет, чтобы погиб во грехах грешник. Для каждого отворена, им дверь покаяния ко спасению. Зачем же стало дело? Восстани спяй, и воскресни от мертвых. Пробудись, соберись с силами, пока есть время. Ослабел я, повторяет ленивый христианин. Напрасно! силы есть, но не на то употребляются. Посмотрите, для денег или честей, для хлеба или веселья, много сил; отчего же не для Господа? Для земли и греха – много труда, много забот, много пожертвований, отчего же не для спасения души? О! воздохни из глубины души о своем невнимании к спасению вечному. Решись оставить путь греха, не думая о привычке к нему. И мытари, и разбойники, и любодеи, омытые слезами покаяния, приняты в царствие небесное. Иди вслед за спасшимися грешниками. Еще исправлюсь, говорит ленивый. Но что, если ты умрешь в грехах? Смерть, конечно, не дана тебе знать, когда придет к тебе. И чего ждешь ты? Разве не каждая минута греха будет осуждением тебе? Чего ждешь? Разве не все наше время должно быть посвящено Господу? Чего ждешь? Минут приближения смерти, когда не в состоянии будешь владеть собою? Какое же будет тогда обращение к Богу? О! востани спяй, восстань немедленно, или – ты погиб на вечность.

Братия! Всеблагий Бог говорит устами пророка: и ныне живущие во Иерусалиме, и человече иудины, судите между Мною и виноградом Моим. Что сотворю еще винограду Моему, и не сотворих Ему? занеже ждах, да сотворит гроздие, сотвори же терние (Ис.5:3–4). Пусть совесть христианская судить каждого христианина, что сделано им в сравнении с заботами о нем любви Божией?

Отче небесный! безответны, безответны мы пред Тобою. Спаси нас от грозного суда Твоего. По единой милости Твоей, не по делам нашим, спаси нас, к славе Твоей и единородного Твоего Сына и животворящего Духа. Аминь.