Слово в день введения во храм Пресвятой Богородицы: Начало и конец нашей веры есть жертвоприношение Богу
Начало и конец нашей веры есть жертвоприношение Богу
«Умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую и благоугодную Богу» (Рим. 12:1)
Начало и конец нашей веры есть жертвоприношение Богу. Апостол, готовя нас к этому, молит нас щедротами Божиими. Указывая на них, он возводит мысли и сердца наши к той беспредельной любви, которая не пощадила Единородного Сына принести в жертву правосудию и даровать в жертву человеку. Сын Божий, однажды принесший Себя на Кресте, вечно приносимый на Престоле суда в оправдание наше, до сих пор приносится нами на бескровном алтаре, и, как «Хлеб небесный» (Лк. 51:52), питает нас «Телом Своим, живой Водой» (Ин. 4:14) поит, очищает и освящает Своею Кровью. Сын Божий есть жертва человеку – отречется ли человек быть жертвою Богу? «Умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую и благоугодную Богу».
Непорочная Отроковица, Которую ныне Церковь ставит с нами во храме молитвенном, принимая от нас жертву хвалы, подает нам образ жертвы живой, святой и благоугодной Богу. Она есть жертва живая. Не тело только приносится в жертву Богу обетом девства и чистоты, но сам дух предается в руки Божии и Богу обручается. Жертва святая. Не присутствие только во храме святыни, но чистота и непорочность сердца, как приготовление Престола Божия, освящает девство Ее. Жертва благоугодная. Пламень искренней любви встречается с любовью Божией и низводит ее на свою кротость и смирение. Всевышний, после благодатного осенения, избрал утробу Ее престолом Божества, плоть и кровь – одеянием неприступного света.
Нет человеческого воздаяния, достойного Бога, кроме жертвы. Ветхозаветные приношения, как образы, изменились при совершении образуемого; но их сущность, состоявшая во внутреннем всесожжении, в «обрезании сердца и сокрушении духа» (Рим. 2:29; Пс. 50:19), осталась неизменной. «Умоляю вас, братия, представьте тела ваши в жертву Богу».
И мы, слушатели, приносим жертвы Богу, но как часто они только плоды уст, воздеяние рук без сердечного участия! Как часто приносим само сердце, но без плода и чистоты, или приносим в жертву то, чего не принимает от нас мир, что отвергаем сами. Приносим, по словам пророка, «больное, хромое и слепое» (Мал. 1:8). Апостол, зная тщетные труды многочисленных приношений, молит нас переменить тщетность на истину. «Умоляю вас, братия, представьте тела ваши в жертву Богу».
Жертва, Богу приносимая нами, одна и не разделяется на жертвы многоразличные. Все телесные и духовные силы, все человеческое существо в то самое время, как начинает истинную жизнь, освящается; начиная освящение, благоугождает Богу. Но для очей телесных, не привыкших во множестве видеть единое, отделим жертву живую от святой и святую от благоугодной. «Представьте тела ваши в жертву живую». Нет духа жизни в теле нашем, пока оно орудие неправды. Узы греха, связывающие сердце, подобно смертным болезням, поражают ум и чувства. Они умерщвляют всякую благую мысль своею смертностью. Помрачают разум, оставляя ему одну поверхность вещей и не позволяя проникнуть в глубину собственных пороков, чтобы все труды его были тщетными, обширное знание – неведением, так как «мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (1Кор. 3:19). Помрачают внутреннее око, и «свет истинный, всех просвещающий» (Ин. 1:9), не просвещает их, заграждают слух, и «действенное слово Божие» (Евр. 4:12) для них недейственно. Греховное повреждение ставит человека в такое состояние, что он «видя не видит и слыша не слышит» (Мф. 13:13). Пока жизнь Христова не начнется в нас, мы, по слову Писания, «мертвые по грехам нашим» (Еф. 2:1). Но семя жизни, оставленное внутри воли, в продолжение земного бытия не умирает в нас. Дух, порабощенный плоти, усыпляется чувственными удовольствиями, но в нем не истребляется желание благ совершенных. Учитель народов, как ангел жизни, возбуждает нас от этого смертного усыпления: «Bстань, спящий, – благовествует он, – и воскресни от мертвых». Дух, спящий в то время, когда вечная смерть постигает тебя, когда плоть и кровь бдят о твоей погибели! Дух спящий, воскресни от мертвой не деятельности, открой глаза для света Божия; плотские желания, как тяжкую дремоту, смахни с век твоих, да начнется и совершится желание жизни (Еф. 5:14)! Очищаются чувства и тело, просвещаются разум и мысли, когда воля наша от видимого устремляется к невидимому, от временного переносится к вечному, от мира – к Богу. Пламенное желание жизни, возбужденное словом Божиим, утверждаемое обетами, непрестанно возвышаясь в возвышении молитвенном, влечет за собою чувства, чтобы и видеть, и слышать, и вкушать плоды только небесной жизни. Оно, хотя встречает преграды, предлагаемые миром, но ими не удерживается, ослабевает от слабости естества, но не погасает. Такая стремительность воли не успокаивается, пока не ощутит свободы от греха, свободы от смерти. Доколе не «вообразится Христос» (Гал. 4:19) в мыслях, даруя им направление ко благу, в уме, исполняя его разумением Себя, и в деяниях, производя их Своею силою. Этой ревностью духа совершается тело наше в жертву живую; впрочем, так, что живем уже не мы, но живет в нас Христос. «Уже не я живу, – свидетельствует испытавший это жертвоприношение, – но живет во мне Христос» (Гал. 2:20). Тело наше, совершаемое в жертву живую, должно быть вместе с тем святою жертвою. Все-святой не приемлет никакого приношения, кроме святого и чистого. «Будьте святы, – говорит Он, – ибо Я свят" (Лев. 11:44).
В минуту спокойствия, обратив беспристрастный взор на себя самих, увидим, сколь малочисленны и убоги дары, приносимые нами Богу истинному. Напротив, сколь многочисленны и богаты жертвы, посвящаемые чужим богам, которые и, по нашему суждению, достойны попрания, а не жертвы. Страсти, которых гнушаемся в других, но одобряем сами в себе, как некие божества, в каждый час, в каждую минуту требуют и получают от нас в жертву себе если не деяния, то слово, если не разум, то сокровища, если не сердце, то чувства, если не должность, то спокойствие. Они всего требуют от нас, чтобы ничего в нас не осталось Богу истинному. Страсти, обладающие человеком, составляют внутренний его закон, обязанности и как бы дух человека. Поэтому пророк, желая прекратить это идолослужение и очистить текущую скверну, во время своего очищения восклицал: «жертва Богу дух сокрушен» (Пс.50:19). Когда кумиры страстей в нас падают и сокрушаются, когда не остается камня на камне от того внутреннего строения, которое непрестанно созидается в нас похотию плоти, украшается похотию очес, прославляется гордостию житейскою, когда разрушается в нас само основание «вражды на Бога» (Рим. 8:7) и, по сердечному сознанию, все, что от нас зависит, является ничтожеством, тогда (не по нашему усилию, но по беспредельной любви) Творец, из ничего созидающий все, из нашего ничтожества «творит человека нового, не имеющего пятна или порока, обновляемого в правде и истине» (Еф. 2:10, 5:27). Созидаемый во святую жертву Богу не в одно мгновение совершает свое очищение, но с продолжением временного бытия продолжает его. Он отрекается от мира, который привлекает его, сопротивляется желаниям плоти, которая требует отдохновения от непрерывных подвигов, прохлады от внутреннего всесожжения. Умерщвляет помыслы, которые, как насекомые, по разрушении жилища, быстро восходят и нисходят в сердце его, взаимно подавляются и взаимно усиливаются затмить свет, возгорающийся при очищении образа Божия. Он, предавая дух свой Духу Божию и волю свою воле Его, нисходит до той степени смирения, что ни чужих, ни своих взоров не обращает на собственность, и, чтобы ни в чем не видеть себя самого, непрестанно имеет Бога пред очами своими. Богочеловек, показавший образ смирения в нисхождении на землю, снова нисходит для такого смиренного сердца, нисходит в него Своею славою, освящает Своею святостию, и, восполняя лишение сил его, приемлет на Себя обязанность жреца и жертвы Богу Отцу. «Одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых» (Евр. 10:14), совершенствует каждого в примирении с Отцом. Человеческая мудрость сочтет невозможным столь низкое смирение и столь высокую святость. Или к достижению их предложит свои правила и средства, но такие, которыми более устрашит наши немощи, нежели облегчит сердечные скорби. Небесный Учитель, вопреки мудрованиям, не возлагает на нас неудобоносимого бремени, не требует нашего искусства и мудрости, но только сердечной простоты, младенческого верования и кротости. «Если не будете как дети, не войдете в царствие Божие» (Мф. 18:3). В простоте сердца, в кротости и смирении приносится Богу жертва святая и, наконец, благоугодная. «Представьте тела ваши в жертву благоугодную Богу». Бог наш, будучи «всесовершенная любовь» (1Ин. 4:8), благоугождается любовию: «возлюблю любящего Меня», – говорит Он (Прит. 8:17). Основание всех деяний человеческих, благих и порочных, есть любовь. Но порочные основываются на любви человеческой, поврежденной в естестве своем. Деяния же благие – на любви Божией, которая «изливается в сердца наши Духом Святым» (Рим. 5:5). Когда полагается начало жизни и святости, пламень любви, столько же крепкой, как и святой, исполняя сердце, не заключается в телесных его пределах, но открывается в разуме, является в словах, во взорах, в слухе и во всех движениях телесных.
Открывается в разуме. Мысль, питающаяся созерцанием вечной любви, обогащает разум средствами разделять небесное стяжание с неимущими его. Разум, движимый любовью, не имеет нужды в вымыслах, не затрудняется изобретениями, но открывается по мере того, сколько имеет внутреннего света, открывается весь, без остатка, для блага ближних. Является в словах. Безмолвие любви прерывается только прославлением Бога и назиданием ближних. Когда говорит любовь, уста ее источают искренность, изливают елей на раны душевные и телесные, изрекают мир и истину. «Беседа ее, – по выражению Писания, – прекрасна» (Песн. 4:8). Является во взорах. Когда видимые творения не останавливают их, как только для возвышения к невидимому. Они обращаются на убогих для вспоможения, на страждущих – для облегчения, на благочестивых – для подражания, на равных – с благорасположением, на низших – с кротостию, на всех – с чистотою сердечною. "Пленила, – глаголет Небесный Жених души, – ты сердце мое одним взглядом очей твоих» (Песн. 4:9). Является в слухе. Когда не внемлет оскорблениям, поражающим сердце, но издалека слышит и единый вздох невинно страждущего. Заграждается от мирского шума, внушающего ложь, но открывается для услышания правды, и сама «душа исходит в слово Божие» (Песн. 5:6). Является во всех движениях телесных. Когда, работая Богу, в теле своем творит плоды духовные. Руки, воздеваемые к Богу, простирает на благотворение и общение. Стопы, воздвигаемые в храм молитвы, утруждается направлять в дом сетования и плача. Всегда нося мертвость Господа, распятого на Кресте, состраждет и сраспинается Ему. Таким образом, всякое благое дело совершает в жертву Богу и, между тем, в служение ближнему. «Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе» (Песн. 4:7). Небесный огонь нисходил на ветхозаветные жертвы в знамение благоприятия их. Свет светов нисходит на жертву любви, живую и святую. Сказал Сын Божий: «Если кто любит Меня и слово Мое соблюдет, того и Отец Мой возлюбит»; от Престола славы и величия "приидем под низкий и убогий кров его и обитель у него сотворим» (Ин. 14:21). Такие щедроты Божии изливаются на нас, когда пробуждается наш дух, усыпляемый плотью, когда освобождаемся от ветхого, греховного одеяния и беспредельной любви жертвуем своею любовию. Ум наш, слушатели, не перечит словам Божиим, признавая их истинными, но не перечит ли сердце наше своею холодностию и бесплодием?
О, любовь вечная, победившая вечную вражду мира! Тебе одной предоставлено победить сопротивление сердец наших. Силою щедрот твоих воскреснет в нас жизнь умирающая, освятится внутренняя нечистота и бесплодие, свойственное нашим немощам, совершится пред тобою в жертвенное всеплодие. Аминь.
Произнесено 21 ноября 1812 года
