Слово в день Вознесения Господня: Близко к нам небо, но мы далеки от него
Близко к нам небо, но мы далеки от него
«Господь после беседования вознесся на небо» (Мк. 16:19).
Итак, нет нужды оставаться долее на земле. Вождь и Глава наша взошел на небо; «Свет истинный, просвещающий» (Ин. 1:9) землю и весь мир, «Хлеб, сшедший с небес» (Ин. 6:41), питающий в жизнь вечную, снова на небе. Надежда и Радость наша, Наставник и Друг, Судия, и Утешитель, и Спасение, и Жизнь вознесся; и облако скрыло Его.
Но не будем, христиане, праздными или печальными свидетелями сего восшествия. Им утверждается слава великих подвигов на земле, и земнородным возвещается радость небесная. Путь от яслей до гроба, исполненный скорбей и страданий, путь крестов бесчисленных, сосредоточившийся во единый Крест на Голгофе, отныне прославляется небесною славою, поскольку им прошел на небо Иисус Христос. Человек тленный, «изгнанник рая сладости» (Быт. 3:23), всюду преследуемый пагубою и проклятиями, пребывающий на земле в страхе смерти временной и вечной, отныне имеет дерзновение восходить на небо путем новым и живым, который прославлен вознесением Господа. Иисус Христос, «Сей Образ ипостаси Божией» (Евр. 1:3) и Образ наш, как наименовал Сам Себя, «дал вам пример» (Ин. 13:15), вознесся ныне с плотию распятою, и, как Царь неба, даровал человеческой природе небесное царство; как Господь славы, облек его Своею славою; как Бог всяческих, посадил с Собою на Престоле Божества – «вознесся и воссел одесную Бога» (Мк. 16:19). Итак, Его Божественный восход есть образ нашего восхождения, Его слава одесную Бога есть образ нашего прославления, или прославления тех, кто под Его Крестом воинствует на земле и побеждает, веруя обетованию – «сесть на Престоле» (Апок. 3:21) по образу «победившаго и седящаго с Отцом Иисуса Христа».
Видите, слушатели, какою славою утешает христиан торжественное вознесение Господа. И, если кто еще не вступил на путь Господень, медля на распутиях мира, каким обетованием и какою силою влечет от земли на небо! Да повинуемся и мы сему влечению силы Божией на небо, касающейся ныне каждого слушателя о вознесении. Но, дабы не суетно было наше повиновение, воззрим на то, куда от земли возноситься должно, и изобразим перед собою хотя слабую тень нашего во времени возвышения.
На земле размышлять о небе, на которое восшел Иисус Христос, и земным языком изрекать тайну седения одесную силы, столь же было бы суетно, как слепорожденному размышлять о красках и немому повествовать о звуках. «Восхищенный до третьего неба», впрочем, «восхищенный» только в рай, «слышал неизреченные слова» (2Кор. 12:4) языком человеческим. Как же можно человеку, пригвожденному к земле, повествовать о том, что превыше всех небес? Но если глас слова Божия, никогда не умолкающий, и глас Церкви, выражаемый в многообразных действиях и знамениях, внушают «искать горнего, где Христос сидит одесную Бога» (Кол. 3:1), «горе́ иметь сердца» (Литург. Злат.) и возвышаться к небесным, то не помышлять о небе, на которое возноситься должно, и не говорить о нем, как о тайне, превышающей мудрость мира, значило бы закрывать небо, всем открытое. Не дерзая касаться третьего неба, коснемся первого, которое может быть к нам столько же близко, как и земля, нами обитаемая.
Будет время, когда сие «небо и земля прейдут, когда звезды небесныя», удивляющие землю величием, «падут с небес, как увядший лист» (Ис. 34:4), «и все стихии, разгоревшись, разрушатся» (2Пет. 3:10); но человек никогда не прейдет от бытия своего, и среди всеобщего разрушения, хотя бы захотел тления и поискал смерти, могущей уничтожить его, «пожелает умереть, но смерть убежит от него» (Апок. 9:6). Посему излишне было бы ныне собирать множество земли, воздвигать горы на горы, или искать крылья, чтобы возноситься к видимому небу. Оно, поскольку носит в себе тление, низко для нетленного духа человеческого. Дух бессмертный ищет и неба бессмертного. Действующий разумом, и волею стремится туда, где истина и свобода, где премудрость и блаженство. Есть другое небо для духа нашего, нетленное и вечное, или высота духовная, которая на языке человеческом, по некоторому сходству, именуется небом. Если бы внутреннее око наше не помрачалось суетою и страстями, то видимое небо и видимая земля были бы для нас открытой книгой, в которой можно читать «невидимое Божие» (Рим. 1:20), поучаться тому, как духовное солнце, освещая все, питает, растит и привлекает к себе души человеческие; поскольку мир вещественный, сотворенный тем же словом и по тем же законам, как мир духовный, есть образ духовного и, если можно уподоблять более, есть покров его, как тело есть покров души нашей. Но земной разум, опирающийся только на чувственные опыты, носится по поверхности неба и земли, и, кроме вещества, не видит в них ничего. В самом небе находит землю, когда земное измерение путей и времени относит к светилам небесным.
Бог наш есть Бог небесный (Ин. 5:45), Живой и Царствующий на небесех (Пс. 2:4), небо имеющий Престолом Своим (Мф. 5:34). Но если, по словам премудрого, «и небо небес» (3Цар. 8:27) видимых «не вмещает Его», то не высота стихии, удаленная от взоров человеческих, служит Престолом Господу, но святость, от Него Самого исходящая и к Нему же возвращающаяся. «Бог сидит», – восклицал один из таиновидцев, – «на Престоле святости Своей» (Пс. 46:9). Вечно Сущий никогда не исходит из Себя, из Своего «неприступного Света» (1Тим. 6:16), которым облекается, из блаженной вечности, в которой почивает, из беспредельного величия, по которому ни в какой твари, ни во всем мире не вмещается. Следовательно, там есть небо, где Бог неприступный и беспредельный, там небо, где открывается Его святость всеосвящающая, где является истина вечная, так как Он «есть истина» (Ин. 14:6). Где обитает «любовь совершенная» (1Ин. 4:12), которую Он дарует и совершенствует, где почивает «мир, превосходящий всякий ум» (Флп. 4:7), который от Него исходит, и «Он есть мир наш» (Еф. 2:14), где избыточествует духовная радость, которую рождает «Дух Утешитель» (Ин. 14:26): словом, там есть небо, где Господь Своею силою, благостию и божественностию открывается, действует и царствует. Первозданный человек видел сие небо. По мере правды и святыни, вмещал его в себе, и жил на нем, пока «силы Вышняго» (Лк. 1:35) действовали в нем так, что он не препятствовал их действию, покоряясь весь без остатка. Но вскоре заключил это небо, когда свою волю поставил преградою воле Божией, свой разум простер завесою вечной Премудрости, или, по образу денницы, мечтая свои силы сравнять с силами Вышнего, мечтая быть, как Бог, пал с этого неба на землю и низверг с собою весь род человеческий. С этих пор в каждом человеке что ни находится собственного, есть «плоть, рожденная от плоти» (Ин. 3:6), и земля, заимствованная от земли. Сердце, соделавшееся источником злых помышлений, на столь низкой степени поставило человека, что он, когда творит своими силами и по своей воле, творит только противное и враждебное Господу.
Бог есть Истина, а все дела человеческие – ложь, хотя бы многие им верили как несомненной истине, поскольку древний корень лжи, неисторгнутый из сердца, произращает их. Бог есть Любовь, а дела человеческие есть зависть, хотя бы многими опытами доказывалась их любовь, так как в них созревают плоды эдемской зависти. Господь есть Мир, а дела человеческие есть возмущение и мятеж, хотя бы примирялись ими целые народы, поскольку возмутитель царствия Божия тайно внушает им в чаянии достигнуть своего намерения. В Господе – радость, а в делах человеческих – печаль и скорбь, хотя бы во все дни им радовались, потому что на них лежит печать небесного осуждения: «в болезнях и скорбях жить на земле» (Быт. 3:16) и в довершение всех болезней «умирать смертию» (Быт. 2:17). Таким образом, дух человека и весь человек, погрузившийся в себя, сколько бы своими силами ни возвышался в очах человеческих, есть земля «неустроенная», и до тех пор останется землею, пока снова весь не покорится силам Вышнего; иначе снидет в бездну грехов последнюю.
Навсегда сокрылось бы от нас блаженное небо, если бы Иисус Христос не приклонил его нисшествием Своим, и не открыл всемощным Крестом, «убив вражду на нем». Во Христе «благоволил Бог всему исполнению» Божества «вселиться, и тем примирить с Собою мир, избавившего нас от власти тьмы и введшего в Царство возлюбленного Сына Своего» (Кол. 1:13). Отец, почивающий в Сыне, почивает и там, где Иисус Христос вселяется, где «кровью Его» (Еф. 1:7) погашается пламень вечного гнева, течет во исцеление плоть, распятая и погребенная, приемлется в одежду нетления и святости. Ибо Иисусом Христом восстанавливаются святыня, правда, любовь, мир и радость божественные. Поэтому там отверзается и там есть небо, где Иисус Христос. Святые Божии, победив на земле мир под «завесою, то есть плотью» (Евр. 10:20) Иисуса Христа, приступили ко Свету неприступному, взошли во Святая, во Христе и со Христом торжествуют ныне, и потому они – небо.
Живущие на земле, когда собираются не во имя земли и человека, но во имя Господа Иисуса, тоже составляют небо. Тогда Он пребывает между ними: «ибо где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди их» (Мф. 18:20). В каждом собрании во имя Христово на земле есть небо. Сердце человека, если столько укрепляется в вере и возрастает в любви, что все открывается для Иисуса Христа, и Он, нисходя к нему, Своею святостию творит обитель Себе (Ин. 14:23), то и сердце человеческое есть небо. Слово Божие уверяет нас в тайне пребывания Христова на земле до скончания всех времен: «Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20). Поэтому и небо с нами и посреди нас, хотя бы мы не касались его. Если это божественное небо может открываться когда-либо в чувственных образах и для чувственного человека, то здесь, когда преломляется Хлеб небесный и подается Чаша жизни, некоторым образом часть этого неба открывается и для нас. Но, размышляя о небе, если мы возводим к нему только умственные взоры, оставляя на земле желания наши, то обращаем к себе укоризненный вопрос, слышанный некогда свидетелями вознесения: «Мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо» (Деян. 1:11). Христиане! Почто, размышляя о небе, не желаете его? Взирая на его славу и величие, не возвышаете к нему сердец ваших? Столь близко приклоненное к нам небо, не для того ли всюду простирается, чтобы от всех стран и мест можно было восходить к нему, и не в чувственных только действиях, но и в сердце полагать непрестанные восхождения (Пс. 83:6)? Столько благ вечных, которые объемлет небо, и из коих каждое превышает цену всего видимого, предлагается на земле, чтобы там было сердце наше, туда стремилось и там успокоивалось, где сие вечное сокровище. «Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6:21). Но сколь близко к нам небо, столько, по-видимому, мы далеки от него, и столь же трудно к нему восхождение. Рождаются иногда желания к сему возвышению, но, как слабые искры в густой мгле, в то же время, когда возгораются, погасают. Стремится иногда ум отвлечься от суеты, но, как темничный узник, меняет только место темницы, а не освобождается. Подлинно, тяжелые узы пригвождают нас к земле, и столь же многочисленные, сколько земных предметов, нами желаемых, столь же крепкие, сколь крепка любовь, к ним возбуждаемая. Но если ничто земное само собою к воле нашей не прилепляется, – напротив, мы прилепляемся ко всему земному; если твари превратностию и тлением удаляют нас от себя, прекращая наше к ним стремление, – напротив, мы не перестаем устремляться к ним своими желаниями, то не земные предметы, но желания, в воле нашей рождающиеся, есть узы наши, пригвождающие к земле. Апостол в наставлении искать небесного все эти узы рассекает единым словом: «чтобы остальное время жить не по человеческим похотям, но по воле Божией» (1Пет. 4:2). Итак, не от внешних сил, не от насильственного влечения зависит то, чтобы от земли освобождались сердца наши, но от внутренней силы воли, которая может развязывать узы, ею составляемые, может пресекать желания, от нее рождающиеся. Впрочем, эта великая мощь ничтожна, когда мечтаем силами нашего разума подкрепить ее, но делается истинно великою, крепкою и непреодолимою тогда, когда одушевляется верою, могущею победить не себя только, но царствия; когда подкрепляется упованием всесильной помощи, приобретается и возобновляется в молитвенных подвигах. Маловерие колеблет нас между небом и землей, между похотями человеческими и волею Божиею, и потому мы «ни холодны, ни горячи» (Апок. 3:16), но тот, в чьем сердце возгорается пламень веры, чтобы пресечь в себе похоти человеческие, и волю свою истощить до того, чтобы в ней действовала только воля Божия, вступает на путь Иисуса Христа. С Ним нисходит в ясли уничижением всего собственного; с Ним восходит в пустыню, туда, где искушается сила веры и упование; с Ним алчет и жаждет, постоянно умерщвляя плоть свою; за Ним следует в пустое место, или в гору для молитвы; Его крест приемлет на рамена свои – в любви терпения и скорби; с Ним погребается в умерщвлении всего человеческого. Сей путь Иисуса Христа есть единственная на земле стезя, ведущая на небо: Он есть воля Божия, открытая в действиях Христовых. Нам неизвестно, когда приходит всесильная помощь от Господа к тем, кто вступает на путь сей. Впрочем, не таится от нас, что «наше жительство на небесах» (Флп. 3:20), хотя телом на земле пребывают, и поскольку Иисус «Христос в них есть» (2Кор. 13:5), то в них и небо. Отсюда обращаюсь к себе и миру: что можем найти столь славного и великого в себе и на земле, почему отлагаем восхождение на путь небесный? Тлен земли, превращающий все в тление; суетность мира, вихрем кружащая мысли и хотения наши; бренность тела, непрестанно разрушающегося и умирающего; низость ума, в самых великих деяниях не восходящего выше самого себя; повреждение воли, посредством которой любим только себя и этой любовью, как льстивым лобзанием, сами себя предаем врагам нашим – эти ли преграды удерживают нас от пути небесного, ведущего к вечному «торжествующему собору и Церкви первенцев, написанных на небесах» (Евр. 12:23)? Но если подвижники неба слышат, что вся «тварь стенает и мучится, ожидая освобождения от рабства тлению» и своей «свободы» (Рим. 8:20–23), то сия же тварь воздыхает и от нас, порабощающих ее суетности, и тело наше, как тварь, повинующаяся нам, воздыхает о своем и нашем порабощении. Особенно же сколь многими и сколь сильными воздыханиями, иногда укоризнами и обличением, иногда стенанием и воплями убеждает нас искать свободы от рабства тлению тот остаток небесного в нас дыхания, который ничем временным и земным не насыщается. О, если бы превратность всего видимого волнения мира, воздыхания внешние и воздыхания внутренние, совокупно поражая и взаимно усиливаясь, наконец, подвигли нас искать покоя от земного смятения, внутри и вне нас непрерывно увеличивающегося! И подвигли так, чтобы не языком только, но и сердцем от всея силы и от всея крепости возопили ко Господу: Христе вознесшийся! Твоею силою вознеслись от земли «подобные нам человеки» (Иак. 5:17); даждь и нам крыле, да от этой суеты, от этих мятежей полетим к Тебе по стезям Твоим, и на них почием (Пс. 54:7)! Аминь.
Произнесено 17 мая 1815 года
