Слово в день святых апостолов Петра и Павла. Всем бых вся, да всяко некие спасу
Всем бых вся, да всяко некие спасу (1Кор.9:22).
Так подвизался прославляемый ныне апостол Павел! Полный любви ко всем, пламенея желанием привести ко Христу как иудеев, так и язычников, он обращался с иудеями, как иудей, с язычниками, как язычник, с немощными, как немощный. Всем быть вся, говорит он, да всяко некие спасу. Чудная широта любви Павловой!
И эту-то любовь, снисходительную ко всякому для его спасения, иные хотят признавать за одно с равнодушием к вере! Странные мечты времени! Говорят, нетерпимость в вере – оскорбление человечеству; пусть каждый верит по-своему! Терпимость в вере – дело умное и благое. О том ни слова. Но равнодушие к вере – нечестие.
Проповедники безразличия в вере выдают себя за поборников счастья и совершенствования общего – за друзей человечества. Напрасно, они гасители света, враги общего счастья.
Ни счастье общее, ни нравственное совершенство невозможны на земле, когда предоставляют каждому жить по желаниям испорченной природы. Чего ожидать для людей, когда снимают с страстей самую прочную узду – правила святой веры? Вера – душа народа. Когда гаснет она в народе, то он превращается в безжизненный труп, быстро разлагающийся, предающийся тлению. При равнодушии к вере, ум, неодушевленный высокими побуждениями, лишенный твердых оснований да деятельности душевной, будет идти не вперед, по прямому пути истины, а станет блуждать по разным распутиям, не понимая, где он бродит, и куда идет.
Возможно ли тут совершенствование? Возможно ли заботиться лишь о неприкосновенности свободы каждого, без понятия и без заботы об истинной свободе? Это значит требовать совершенного равнодушия к счастью и несчастью ближних, полного равнодушия к их судьбе. Это ли любовь к другим? Если бы я спокойно смотрел на то, как огонь истребляет дом соседа моего, а ни шагу не сделал, чтобы спасти из дому его что-нибудь, уже ли и тогда я друг соседа моего? Что же значат заблуждение ума и страсти сердечные для бедного человечества, как не пожар, самый страшный? И к этому требуют равнодушия? Нет, не сердечное желание счастья и совершенства для других, а холодный эгоизм, бездушное своекорыстие, нечестивая жажда жить только самому покойно и весело, хотя бы другие гибли, вот тайные, но подлинные учители безразличия в вере! Пусть не обманывают ни себя, ни других нарядом чужим; любовь истинная, любовь чистая к другим не ограничивается ни местом, названием, ни народностью – она обнимает иудея и язычника, магометанина и последователя Христова, но почему? потому, что любить и уважает в каждом образ Божий. Отселе понятно, что любовь истинная не может уважать в человеке то, что вошло в него не от Бога, что оскорбляет в нем Господа, что губить самого человека. Любить и лелеять последнее, значило бы желать пагубы другому и это возможно только для индифферентиста, но не для друга человечества, любовь к ошибающемуся брату заставляет меня скорбеть о его печальном положении, заставляет изыскивать средства вывести его из заблуждения, не быть холодным к его положению. Дорог душе падший брат мой, и потому-то говорю ему, встань, брат, иди к Отцу, ожидающему тебя.
Говорят, живи хорошо, и всякая вера будет хороша. Нет, нельзя жить хорошо, если вера плоха. Если в вере нет сильных побуждений к святой жизни, то жизнь не будет святою, а слабою и худою. Если вера говорит, не нужны подвиги, а нужна только вера, нужно рассуждение ума, великих Павлов, великих Антониев – не ищите в истории этой веры; их не было и быть не может. Если вера освящает леность и боготворит самость, чего ожидать от жизни, как не пороков своекорыстия и плотоугодия? Жизнь язычника была грязна от того, что боги его были грязны. Не ожидайте ничего другого для людей и их обществ, кроме расстройства и бед, если ум испорчен мыслями ложной веры. Ум – начало жизни душевной, и с его порчею неотразима порча всей души. Жизнь душевного организма начинается мыслью, мысль пробуждает чувства и располагает волю. Если мысль твоя ложна, то и чувства, и расположения воли будут нечисты и неверны; по тому, чем чище мысли веры, чем духовнее помыслы о Боге и человеке, тем и жизнь совершеннее. Потому требование, «живи хорошо, прежде чем узнаешь веру», требование, лишенное смысла, требование ума темного, не дающего себе отчета в словах.
«На земле, говорят, так много вер, так много путей, что не знаешь, чего держаться, покойнее всего идти путем, на какой кто попал».
Как? Вечное спасение свое предоставляют на волю случая? К чему же дан смысл человеку? К чему дана рассудительность? или ум наш – звук без значения? В вещах житейских пользуются им и получают от него много услуг, отчего же не пользоваться им в деле вечного спасения? Обдумывают же и с успехом, что может быть полезным, или вредным, для здоровья, для чести, для счастья! Как же не хотят быть рассудительными в деле крайней важности, от которого зависит вечная участь? Святые не родятся на земле, а они образуются подвигами самоиспытания, занятиями усильными ума и воли. Родятся люди язычниками, родятся иудеями; но странно думать, что рождение язычника от язычника обязывает его оставаться язычником до гроба; странно забывать, что размышление дает правила для жизни, достойной человека, а добрая воля принимает и выполняет их (Рим.1:19, 28, 2:14).
Освящают безразличие вер? Понимают ли, что делают с тобою? – оскорбляют в себе природу человеческую. От нее требуют, чтобы для нее было все равно – истина и ложь, святость и нечестие, путь жизни и путь погибели. Это уже слишком много; это насмешка над смыслом человеческим, покушение отнять у человека всякий смысл. Почему не быть одинаковым к той и другой стороне? Оттого, что это невозможно. Одно из двух, или душа моя на стороне веры, на стороне истины, или она против веры, против истины, там и здесь быть мне нельзя. Проповедники безразличия в вере тоже показывают своим опытом, своими делами. Не находясь душою на стороне веры, они восстают против преданных вере не только дерзким словом, но и делом насилия и жестокости; безразличие у них только на языке, а в душе – презрение и ненависть к истине и святой вере. Присмотритесь ближе к делам их, и дела покажут, что у них на душе, у них не достает спокойного терпения и на столько, чтобы оставить без резкой, без злостной выходки два три слова, сказанные вами в защиту истины и в обличение ошибки их.
Если и возможно равнодушие к истине и лжи, то не иначе как болезнь души, болезнь страшная. Больному всякая нища кажется безразличною, и кислая, и сладкая, и горькая, и соленая, отчего это? не от того, что пища такова, а оттого, что бедняк потерял вкус, у него расстроен желудок, его пожирает огонь. Таково же состояние души индифферентиста. Преобладание страстей чувственных, жажда жить весело на земле расстроили душу его, и она потеряла вкус к сладостям небесным. Пусть же он пригласит врача духовного исцелить болезнь его, но ненормального состояния своего пусть не желает для других, если есть еще в нем совесть.
Говорят, «высшие истины, – истины, служащие предметом веры, доступны ли для ума? Если нет, то для чего поднимать из-за них споры?»
На первый взгляд – умилительное смирение ума; но всмотритесь ближе, и откроется гордое лицемерие. Не к тому приводит искреннее сознание того, что у нас есть и чего нет. Опыт говорит нам, что в человеке есть непреодолимая потребность решать вопросы веры. И тот же опыт говорит, что хотя не достает в нас сил решать все высшие вопросы веры, но есть приемлемость к решениям готовым, есть возможность усвоять себе наставления неба. Если же так, то что остается нам делать? Остается не заглушать в себе холодностью и небрежением стремления духа к решению высших вопросов. Нет, искреннее сознание в слабости ума заставляет нас искать помощи у неба, побуждает дознавать наставления истинного откровения Божия, изучать подлинную волю Божию о нас, со всем благоговением и ревностью. Вот что значит искреннее, истинное смирение ума! Искренно ли говорят о слабости разума проповедники безразличия в вере? Нет! – вовсе не то у них на уме, не то на душе. Они только прикрывают в себе желание гордого своеволия – не принимать ни чьего закона и живя так, как хочется; а жить им хочется и живут они только по влечениям животной природы, без мысли и заботь о вечности и Боге. В другое время они прямо говорят, «только то и должно быть признаваемо истинным, что оказывается таким, по моим соображениям, полезным для моей личности». Помощи небесной они не ищут и не желают, они довольны собою, как нельзя более. Судите же, не отвратительно ли это лицемерие гордости, одетой личиною смирения?
Равнодушие к вере святой, оскорбляя все лучшее в душе нашей, означает страшное нечестие души против Господа. Только нечестивое неверие может думать, будто для Бога, ума чистейшего и благости вечной, все равно, идешь ли ты путем лжи и нечестия, или путем чистой святости. Не послал ли Он Сына своего на землю показать людям верные пути к небу? Не послал ли Сын Божий избранных учеников проповедовать евангелие Его всей вселенной? Не установил ли Он на земле церкви своей в столп и утверждение истины? Вот где воля Божия о людях! Испытайте писания, в них жизнь вечная. Испытайте писания, но не без руководства опыта, не без руководства церкви. Вы плодите множество производив с именем вер. Это дело вашего произвола. Бог не того желает, Он открыл волю свою спасающую. Он – един, и вера Его – одна. Если не все люди приникают высокое средство ко спасению – открытую небом истину, кто виноват в том, кроме самих людей? Они не принимают его, от того, что не хотят принять; а не хотят оттого, что нажитыми привычками, вековыми страстями подавляют в себе приемлемость к высшему добру. Пусть же не хулят благости небесной, желающей для всех спасения.
Одобрено ли безразличие в вере в откровении Божием? Нет. Иже несть со Мною, на Мя есть, и иже не собирает со Мною, расточает (Мф.12:30), сказал Господь наш. Аз семь путь, и истина, и живот, и никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною (Ин.14:6), сказал Он же. Возможно ли более ясное учение о необходимости одной веры для спасения, именно веры, возвещенной Им? Он допускал сообщение с самарянами, которых иудеи считали врагами своей веры и отвращались. Ученики его, еще не вполне знакомые с духом учения Его, хотели низвести огнь на самарян, не принявших Учителя их. Но Господь удержал их от того и сказал, не весте, коего духа есте (Лк.9:55). И, однако, не показывают ли нечестия в холодности к вере грозные обличения, которые изрекал Он на неверующие грады? (Мф.11:21–22). Если и церковь преслушает брат твой, пусть будет он для тебя то же, что язычник, говорил Господь наш. Точно так же учили и поступали апостолы. По их наставлениям, ни чего нет общего между Христом и велиаром (2Кор.6:15), между христианством и язычеством. Аще мы или ангел благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет (Гал.1:8), говорит святый Павел. Вот как нужно единство в вере! Вот как страшно безличие в выборе веры! Будьте все едино тело, един дух, поучает апостол Божий (Еф.4:4), да не бывает ктому младенцы, влающеся и скитающеся всяким ветром учения, во лжи человечестей, в коварстве козней льщения (Еф.4:14). Что значат по суду откровения вводители новых вер? Злые делатели (Флп.3:2), посланники лжи и сосуды клятвы, сквернители и слуги страстей (Иуд.1:4, 12). Стоят ли же они того, чтобы слушать их?
Возлюбленные, не всякому духу веруйте, но искушайте духи, аще от Бога суть (1Ин.4:1). Аминь.
