Слово в четвертую неделю поста. Об исповеди

«Учителю, приведох сына моего к Тебе, имуща духа нема». Мк.9:17.

Великая безопасность заключается в страхе перед законами, сказал какой-то мудрец. Кто боится законов, тот не боится никакого от них наказания. Страшен Судия, страшен суд. Пусть боится и судьи, и суда тот, кто хочет прожить без страха перед гневом судьи и карой суда. Кажется, когда-то я несколько разъяснил вам, какой будет царить трепет во второе пришествие Христа, когда Судия будет Сам Бог – весь гнев, без милости, ибо Его правда будет творить суд и воздание; а судимым будет грешник, виновник без оправдания, ибо совесть его изрекает обвинение и осуждение. Сегодня я хочу сказать вам, что для того, чтобы не бояться этого страшного Судии и страшного суда, нет иного средства, как бояться Судии и суда. В страхе перед законами заключается великая безопасность. Что возбуждает в нас такой сильный страх перед вторым пришествием Христовым? Наши грехи. Так оставим их теперь, чтобы тогда нам не бояться ни осуждения и обвинения нашей совести, ни суда и воздаяния Божественной Правды. Но оставить грехи мы не можем иначе, как при помощи святой исповеди. Благодать таинства изгоняет того нечистого духа, который не дает нам исповедать нашу страсть, дабы мы не получили исцеления. Для всех грехов, которые совершаем мы, люди, Бог установил два судилища: одно на земле, в святой исповеди, другое на небе – во втором пришествии. Здесь восседает судья человек, полный снисхождения; там восседает Судия Бог – весь гнев. Здесь судимый получает прощение, там наказывается. Это неизбежно, мы должны подвергнуться суду или в этом, или в том судилищи. Вы уже слышали о том, что такое второе пришествие; услышите и о том, что такое исповедь. Сегодня я хочу указать вам на три обстоятельства. Во-первых, прежде чем идти к духовнику, что должен сделать тот, кто хочет принести истинную и совершенную исповедь; во-вторых, что должно делать, когда находишься с духовником; в-третьих, что нужно делать, после того, как ушел от духовника. После этого я представлю на ваш выбор оба суда, какой из них вы пожелаете. Следуя примеру великого учителя народов, блаженного Павла, который говорит: «Мудрым же и неразумным должен есмь» (Рим.1:14), – я вообще поучаю просто, чтобы меня поняли все. Но сегодня я буду беседовать несравненно проще прежнего. Ибо хочу, чтобы мои слова были понятны для мужчин и женщин, для ученых и простых, для больших и малых, так как вопрос об исповеди равно касается всех.

1

Я живо представляю себе, в каком стеснении были царь Давид, когда к нему пришел от имени Божия пророк Гад и принес ему страшное решение, и скромная Сусанна, когда впала в руки гнусных клеветников. За грех, который совершил Давид, исчислив народ израильский, Бог восхотел наказать его и послал к нему пророка сказать: «Давид, ты согрешил, и я послан от Бога сказать тебе, что настал для тебя час расплаты за грех. Наказание, положенное тебе Богом таково: или трехлетний голод во всем царстве, или трехмесячное преследование со стороны врагов, или же трехдневная моровая язва. Из этих трех выбери по желанию». Пока Давид размышляет над этим, перейдем в Вавилон, войдем в сад Иоакима, где сидит и моется прекрасная жена его Сусанна. Тайно входят сюда два старика, сосуды дьявола, в сердцах которых уже давно возгорелась сатанинская похоть. Подыскав удобный случай и возможность, они вдруг спрыгивают перед Сусанной, которая была одна, и говорят ей: «Настал час, которого мы так долго хотели. Исполни наше желание – или же мы скажем твоему мужу, что нашли тебя здесь одну с юношей, и ты будешь по закону побита камнями. Выбирай что хочешь из этих двух».

Давид, что ты решил? Из трех великих зол – голода, преследования и моровой язвы – что ты выбрал? Сусанна, а тебе как кажется? Вот два великих несчастья – потерять или жизнь, или честь. Что ты изберешь? «Тесна ми суть отвсюду»(2Цар.24:14), отвечает Давид. Великое стеснение там и здесь. Три месяца будут преследовать меня враги, так размышлял Давид. Что если я впаду в их руки? Трехлетний голод или трехдневная моровая язва! А здесь – впасть в руки Божий! Не знаю, на что мне решиться! Если я согрешу, размышляла Сусанна, впаду в руки Божий, а если не согрешу, – в руки человеческие. «Тесно ми отвсюду»(Дан.13:22). Не знаю, что мне сказать! Я решил, говорит Давид, пусть лучше Бог пошлет на меня моровую язву, чем меня будут преследовать враги. Я рад отдать свое дело в руки Судии моего, чем врагов, – «да впаду убо вруце Господни… вруце же человечи да не впаду»(2Цар.24:14). Решилась и я, говорит Сусанна. Пусть поклевещут на меня перед мужем, побьют меня камнями, но я все-таки не согрешу, лучше я впаду в руки человеческие, чем в Божий, – «изволение ми есть не сотворившей впасти в руце ваши, нежели согрешити пред Богом» (Дан.13:23).

Эти двое разве не противоречат друг другу? Да, но и оба же говорят правильно. Сусанна говорит, что лучше впасть в руки человеческие, чем в руки Божий. Но когда она это говорит? До греха. Итак, прежде чем согрешить, пока человек невинен и чист, для него в тысячу раз лучше впасть в руки человеческие, т. е. быть оклеветанным и побитым камнями, чем, совершив грех, впасть в руки Божии, т. е. оскорбить Его, прогневать, сделаться Его врагом. Не согрешив, не страшно впасть в руки людей, которые во всяком случае в силах умертвить только тело, но не душу. Поэтому-то Христос и говорит: «Не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити» (Мф.10:28); но страшно, говорит Павел, «впасти вруце Бога Живаго» (Евр.10:31), Который не только может поразить тело временной смертью, но и душу – вечной. Ненависть людей еще не есть великое зло, ибо она бессильна или временна. Отвержение от Бога есть зло невыносимое и тягчайшее, говорит Златоуст, «тяжеле даже вечных мучений». Вполне благоразумно поэтому говорит Сусанна, что не хочет впасть в грех и скорее согласна впасть в руки человеческие, чем в Божии. «Изволение ми есть не сотворившей впасти в руце ваши, нежели согрешити пред Богом». С другой стороны, Давид говорит, что впасть в руки Божии лучше, чем в человеческие. Когда же он это говорит? После того, как согрешил. Итак, для человека, допустившего грех, лучше впасть в руки Бога, Который по естеству человеколюбив, Которого можно умилостивить одним согреших, гнев Которого можно погасить одной слезой. «Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив. Не до конца прогневается, ниже во век враждует» (Пс.102:8-9). Лучше, чем впасть в руки людей, бессердечных, никогда не сочувствующих, вечно помнящих зло. Правильно говорил Давид, что, хотя он и согрешил, лучше впасть в руки Божии, «в руце же человечи да не впаду» (2Цар.24;14). Поэтому, о христианин, до греха берегись от греха, бойся, как Сусанна, правды Божией, чтобы она тебя не наказала, и предпочитай опасность жизни греху. Но, согрешив, надейся, как Давид, на многую милость Божию, и получишь прощение. Давиду было прощено прелюбодеяние и убийство, Манассии – идолопоклонство, мытарю – его поборы, блуднице – ее грязные дела, разбойнику было прощено столько злодеяний, им совершенных. Даже те, кто распяли Христа, получили бы прощение, если бы чистосердечно покаялись. "Да впадем, – советует нам и мудрый сын Сирахов, – в руце Господни, а не в руце человечески, яко бо величество Его, тако и милость Его» (Сир.2:18). Для этого сделай только одно дело, очень легкое: отдайся в руки Божий с истинным, совершенным раскаянием. И прежде чем идти к духовнику, выслушай, что нужно сделать.

Из среды Христовых апостолов сильно согрешили двое: Иуда, предавший Его за тридцать сребреников, и Петр, трижды от Него отрекшийся. Но из двух Петр один получил прощение и снова получил апостольское достоинство, снова стал другом и учеником Христовым. Другой же, Иуда, остался непрощеным, повесился, оставил свое несчастное тело на дереве, а душу предал вечному мучению. Почему же Петр получил такую милость, а Иуда оказался недостойным? Что должен был сделать этот несчастный и не сделал? Должен был исповедать свой грех? Он исповедал, открыто сказал, что согрешил – «согреших предав кровь неповинную» (Мф.27:4). Вместе с этим признанием он возвратил, отдал тридцать сребреников, полученных за предательство, – «и поверг сребреники в церкви, отыде» (Мф.27:5). Исповедаться и возвратить взятое, неужели эту исповедь вы считаете недостаточной? Ведь так вы все поступаете, такой установился обычай, и кто говорит противное, того отлучают от Церкви за нововведения. Хорошо, но подумайте, прошу вас, над этими двумя обстоятельствами. Архиереи, получив эти деньги от Иуды, купили на них, говорится, поле скудельниче и устроили там кладбище, чтобы хоронить странников, – «в погребание странным» (Мф.27:7). Не лучше ли было купить виноградник или ниву, чтобы они приносили плод? Или дом, который давал бы доход? Однако они купили поле для погребения странников, которое не приносит плода, ибо не возделывается, и не приносит дохода, ибо не отдается в наем. Это – таинство, чтобы мы поняли, что куда упадут деньги, за которые был святотатственно предан Христос, то место не приносит плода, не дает дохода. Оно делается несчастным местом, не приносит своему владельцу никакого добра, оно лишь представляет убежище и дает некую помощь чужому – «в погребание странным»; вообще делается местом пустынным и ненаселенным, по пророчеству псалма: «да будет двор их пуст, и в жилищих их да не будет живый»(Пс.68:26). С другой стороны, Иуда был наказан и душевно, и телесно. Какого же рода смерть восприял несчастный? Повешенный, он терзался столько времени, затем лопнула его утроба, внутренности его выпали на землю, и тогда только мерзкая душа его перешла в вечный огонь – «и шед удавися» (Мф.27:5), «и ниц быв проседеся посреде, и излияся вся утроба его»(Деян.1:18). Значит, его исповедь нисколько ему не помогла. Что же сделал Петр, который получил прощение? Он стоял внутри двора Каиафы и грелся. Он трижды отрекся – «не вем человека» (Мк.14:71). Но когда в третий раз услышал пение петуха, вспомнил, что ему предрек Христос; осознал свой грех, его поразила сердечная боль; он тотчас вышел вон со двора, тотчас же выделился от злого сообщества слуг, удалился и, хорошо подумав в душе над тем, что сделал, горько заплакал – «исшед вон плакася горько» (Мф.26:75). И существует предание, что в течение всей жизни всякий раз, как он слышал пение петуха, он вспоминал свой грех, и глаза его становились двумя источниками горьких слез – «плакася горько». И такого рода исповедь принесла большую пользу: впоследствии, когда Христос по воскресении трижды вопросил его: «Симоне… любишили Мя?» (Ин.21:15), – этим троекратным вопрошением он исправил его троекратное отречение, как говорит Григорий Богослов. А когда Христос сказал ему: «Паси агнцы Моя… паси овцы Моя» (Ин.21:15-16), – Он даровал ему, говорит Златоуст, прежнюю апостольскую власть и честь.

Заметь себе теперь, о христианин, что истинное и совершенное покаяние, которое дарует прощение грехов, которое приводит к благодати и любви Божией, состоит не в том, чтобы исповедать только грехи свои, ибо это есть устная, а не сердечная исповедь, исповедь по привычке, а не из сокрушения, не в том, чтобы искупить грех посредством денег, как будто покаяние есть торговое дело, а духовники, как говорит Павел, – святотатцы, торговцы, – он и говорит о них, как о «непщующих приобретение быти благочестие» (1Тим.6:5). Брат, ты заблуждаешься! Это покаяние – только внешнее и, подобно раскаянию Иуды, суетно и бесплодно. Покаяние, как я сказал, состоит в том, чтобы поступать так же, как Петр. Как только осознал свой грех, Петр тотчас вышел вон из проклятого дома того архиерея, где он отрекся от Христа, Божественного Учителя. «Исшед вон». И ты, когда захочешь пойти на исповедь, тотчас выйди из того проклятого дома, где ради любви блудницы ты отрекаешься от Бога, не трижды, а ежедневно. И выйди не телом только, но и умом и сердцем. «Исшед вон», Петр отделился от сообщества нечестивых воинов и слуг, схвативших Христа; и ты уйди от тех худых обществ, от развращенных товариществ, сойди с тех путей погибели, на которых ты жил доселе, как блудный. «Исшед вон», Петр отстранился и, оставшись один, хорошо вдумался в то великое зло, которое совершил, поболел, проникся сокрушением, горько заплакал; это значит, пролил не две слезинки, а все сердце свое излил в слезах. «Исшед вон плакася горько». Ты же, привыкший ходить к духовнику без всякого приготовления, удались предварительно на один час, оставь все заботы, сосредоточь рассеянный свой ум, сотвори молитву и попроси у Бога просвещения, чтобы вспомнить тебе все грехи свои, и, если сознаешь, что память у тебя слаба, запиши их на бумажке. Иоанн Лествичник говорит, что монахи его монастыря «имели на поясе маленькую тетрадку, в которую заносили свои мысли на каждую минуту, и затем сообщали предстоятелю». Имей перед глазами десять заповедей Божиих и наблюдай, какую из них ты преступил; держи в уме семь смертных грехов и подумай, который ты совершил; испытай хорошо свою совесть, в чем ты провинился умом, словом или делом, в чем ты согрешил перед Богом, перед ближним и самим собой. Если у тебя есть вражда к кому-нибудь, прости его от всей души; если у тебя есть чужая вещь, возврати ее; если ты затронул чью-нибудь честь, исправь зло, которое ты сделал; болей, сокрушайся, вздыхай, плачь горько. И ко всему этому, обвиняй себя. Устрани свои прежние грехи, твердо решись впредь их не допускать. С таким расположением и приготовлением иди к духовнику исповедоваться и будь уверен, что получишь прощение, ибо «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс.50:19). Короче говоря, ты хочешь идти к духовнику? Принеси не слова и серебро, как Иуда, а дела и слезы, как Петр. И, став перед духовником, ты должен особенно заботиться о том, чтобы исповедь твоя была без ложного стыда и отговорок. Без стыда. Я знаю, в этом мире мы все живем с фарисейским лицемерием. Мы на деле одно, а хотим казаться другими. Вот отсюда-то и происходит ложный стыд, который овладевает нами при исповеди, – именно когда мы стыдимся явиться грешными и хотим в глазах мира казаться святыми. Без отговорок. Я знаю, даже объявив на исповеди свои грехи, мы тотчас стараемся представить их в измененном виде. Мы исповедуем, что провинились, но тотчас подыскиваем оправдания, и, вместо того чтобы обвинять себя, мы обвиняем других. Но ведь это же и есть прародительский грех.

Согрешили прародители – Адам и Ева, преступили Божественную заповедь и вкусили от древа познания. Чтобы они дали отчет в своих поступках, Бог призывал их: «Адаме, где еси?» (Быт.3:9) Ева, «что сие сотворила еси?» (Быт.3:13). О, если бы они дерзновенно исповедали свой грех! О, если бы Адам сказал: я согрешил, Боже мой! Если бы Ева сказала: я согрешила, Творец мой! Но они не сказали так, ибо им препятствовали стыд и отговорки, они устыдились и скрылись – «и скрыстася Адам же и жена его от лица Господа Бога» (Быт.3:8). Они стали подыскивать предлоги, слагая вину один на другого. Не я, оправдывался Адам, был причиной, а жена, которую Ты мне дал, – «жена, юже дал еси со мною, та ми даде от древа, и ядох»(Быт.3:12). Я, отвечала, с другой стороны, Ева, не виновата, меня обманул змий – «змий прельсти мя, и ядох» (Быт.3:13). И Адам и Ева были изгнаны (увы!) из рая, получив Божественное проклятие. Идут к исповеди какой-либо христианин или христианка. Их испытывает духовник: Адам, где ты? Ева, что ты сделала? Они стыдятся, укрываются: одно сообщают вкратце, иное совсем обходят. Но Святой Дух устами Соломона говорит: «Покрываяй нечестие свое не успеет во благая»(Притч.28:13). По словам Василия Великого, грех есть как бы рана, которая если не обнаружится в глазах врача, загнивает в конце концов и делается неисцелимой. «Неисповеданное зло есть для души гнойная болезнь». Адам, где ты? Ева, что ты наделала? Они подыскивают отговорки в грехе. Соблазнительно и стыдно сказать, что мы слышим в это время на исповеди, особенно от женщин. Одна обвиняет своего мужа, другая – свекровь, та – сноху, эта – сына, служанку. «Змий прельсти мя». Как велико должно быть терпение у духовника, когда он слушает суесловие исповедующейся женщины, которая говорит обо всем, только не о своем грехе. Но если ты, Ева или всякая другая женщина, обвиняешь других, а не себя, – это уже не исповедь, а осуждение. Таким образом, ты идешь к духовнику с одним грехом, а возвращаешься с двумя. Идешь грешная, а уходишь еще грешнее.

Но чего ты стыдишься? Зачем ты оправдываешься, о христианин? Ты благородный вельможа и потому не хочешь, чтобы кто-нибудь иной знал твой поступок, несогласный с твоей честью? Но ведь Давид был царем; он совершил прелюбодеяние и убийство и все-таки не устыдился, не стал отговариваться, чтобы скрыть свой грех. «Беззаконие мое, – говорил он, – познах и греха моего не покрых» (Пс.31:5). Я согрешил, согрешил перед Господом, сказал он пророку Нафану, пришедшему обличить его от имени Божия. Вот поэтому-то пророк и дал ему тот же час прощение от имени Божия – «Господь отъя согрешение твое»(2Цар.12:13). Зачем ты, о христианин, стыдишься и подыскиваешь отговорки. Ты – клирик и потому не хочешь объявить свое падение, недостойное твоего священства? Но послушай и ужаснись. В древнее время, когда клирики пылали большой ревностью по вере, насколько часто возникали ереси, настолько часто созывались соборы, чтобы исторгнуть их из Церкви Христовой. На одном из таких соборов на западе один епископ по имени Потамий, человек почтенных лет, славный в добродетели, особенный ревнитель целомудрия, побудил собор установить правило против тех, кои впадали в плотские грехи. Но вскоре после этого, по попущению Божию, он сам пал; пал, но поднялся, осознал свой грех и решил исповедать его таким образом. Спустя год был снова созван собор, на котором присутствовало пятьдесят епископов, много священников, монахов, учителей. Председательствовал на соборе сам Потамий. Он сознавал, как в его сердце боролись два противоположных чувства: стыд и сокрушение. Потамий, говорил ему стыд, с одной стороны, что это ты хочешь сделать? – Потамий, возражало, с другой стороны, сокрушение, чего ты до сих пор ждешь и не делаешь что решил? Не стыдно ли тебе людей? – говорил стыд. Но ведь ты не устыдился Самого Бога, возражало сокрушение. Твой грех тайный и может быть заглажен тайной же исповедью. Но раз он явен в очах Божиих, что заботы, если он станет явным же и в очах людских? Не забывай того, что ты епископ и подашь миру повод к великому соблазну. Помни, что ты епископ и должен служить для мира примером ко всему великому. Потамий, подумай! Потамий, не теряй времени! Победило сокрушение, а стыд уступил. Потамий подымается со своего кресла и со словами Давида: «беззаконие мое познах и греха моего не покрых», становится посреди собора и во всеуслышание исповедует свой грех. Такой исповедью были удивлены, поражены даже ангелы небесные. Где вы, о времена, видевшие такой пример!? Довольно ли тебе этого?

И после примера епископа, не устыдившегося открыто исповедать свой грех всему собору, ты стыдишься тайно исповедать свой грех перед собратом – священником?! Нет, брат, без стыда и отговорок дерзновенно скажи свой грех, признайся, что никто другой, а только злая твоя воля есть причина твоего греха. Исповеданный грех не есть уже грех. «Господь отъя согрешение твое». Грех же, который не вполне исповедан из стыда или не исповедан должным образом ради самооправдания, есть мука. «Невысказанное зло есть для души гнойная болезнь».

Но вот ты с помощью Божией исповедался без стыда и отговорок. Ты получил от духовника прощение, получил его молитву и уходишь. Теперь что же еще остается тебе сделать? Тебе остается самое необходимое. Во-первых, выполнить епитимию, возложенную на тебя духовником. Истинный духовник, как и опытный врач, должен владеть двумя особенностями: легкой рукой и верным глазом. Легкой рукой, т. е. чтобы он был сострадательным, ибо сострадательность духовника очень полезна, как говорит Григорий Богослов: «Снисходительность имеет большое значение для спасения». «Больное нужно исцелять, а не сокрушать», – говорит он же. Верный глаз, т. е. чтобы он был наблюдательным, различал лица. На богатого должно налагать епитимию в виде милостыни, на бедного – в виде покаяния, на крепкого – в виде поста, на слабого – в виде молитвы. Прежде всего, повторяю, ты должен выполнить епитимию, возложенную на тебя духовником; во-вторых, исправить свою жизнь. Иначе то, что ты сделал есть не исповедь, а суесловие. Василий Великий говорит так: «Это – одно суесловие, когда кто-нибудь исповедуется, а не исправляется».

В том, что ты обязан исправить, нужно особенно отличать три главных пункта. Во-первых, в ссоре ли ты с кем-нибудь? Все, что худого он тебе сделал, ты должен простить ему от всего сердца, ибо если ты его не простишь, то и сам не получишь прощения. Так говорит Христос: «Аще… отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный; аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш (Небесный) отпустит вам согрешений ваших» (Мф.6:14-15). И знаете ли, что происходит в это время?

Между Аристидом и Фемистоклом, афинянами, была великая вражда и несогласие. Отечество избрало их в послы по очень важному делу. Им необходимо было условиться между собой. Тогда Аристид сказал Фемистоклу: «Хочешь ли, Фемистокл, оставим вражду свою здесь, на границе, а при возвращении, если угодно, возьмем ее снова?» Так они и сделали; оставили свою вражду на границе, во взаимном согласии выполнили дело своего отечества, а при возвращении снова взяли ее и остались по-прежнему врагами. То же делают и два христианина. Смертельные между собой враги, ни в чем не преходящие к соглашению. Когда настает время исповеди, они оставляют свою вражду. Но где? У порога церковного. Они согласно причащаются, испрашивают друг у друга прощения; выходя же из церкви, у дверей, где они оставили вражду, снова берут ее и становятся врагами по-прежнему. Разве это исповедь? Одно пустословие. Во-вторых. Ты питаешь к некоторым лицам грешную любовь и дружбу. Оставь, откажись от них навсегда, ибо ты не можешь одновременно любить блудницу и Бога. Однажды какой-то мудрец отправился в далекий путь. На море случилась великая буря и он рисковал утонуть, но был чудесно спасен и благополучно вернулся домой. Из одного окна было видно море, и, чтобы это не соблазнило его ко второму путешествию, он велел заложить его стеной. О христианин, сколько раз в этой горькой любви ты рисковал потерять жизнь и душу! Ты спасся? Так избегай соблазна, не вступай снова на этот путь, не входи снова в эти двери, не смотри больше в это окно, хорошенько закрой свои глаза, дабы опять не вполз к тебе в сердце змий. В противном случае то, что ты сделал, есть не исповедь, а суесловие. Наконец, имеешь ли в руках что-нибудь чужое? Обидел ли кого-нибудь? Возврати, ибо невозможно иначе получить прощение. Не только духовник, простой священник, но и патриарх, целый собор, все небесные ангелы не имеют власти простить тебя, если не возвратишь чужое. Даже Сам Бог, если можно так сказать, не может этого сделать; Он правосуден, даже – само правосудие, и поэтому оно не может пожелать несправедливого. Нет, узы несправедливости неразрешимы! Умер человек, отнявший у нищего какую-то вещь. Бог восхотел совершить чудо и воскресил его. Приходит нищий и просит свою вещь обратно, но тот не хочет возвратить ее. Оба идут в суд. Я опять спрашиваю: этот человек, обидчик, обязан возвратить чужую вещь или нет? Да, он должен это сделать, говорят богословы, ибо это – душевный долг, который остается в силе, доколе живет душа. Душа бессмертна, стало быть и долг ее вечен. Он обязан возвратить отнятое в течение жизни своей и даже по смерти, до времени самого будущего суда. Он умер, был обязан; воскрес, тоже обязан. Хотя бы он тысячу раз умирал и воскресал, долг всегда остается в силе. Итак, смерть не может разрешить узы несправедливости, которые остаются неразрешимыми. Ты хулишь имя Божие, отметаешься от веры, повторно распинаешь Христа; есть ли грех больше этих? И однако, если ты раскаешься и исповедаешься, духовник имеет достаточно власти, чтобы тебя простить. Но если ты имеешь чужую вещь, исповедаешь это, но ее все-таки не возвратишь, он не имеет власти простить тебя. Почему же? А потому, что грехами (первого рода) ты оскорбляешь Бога. Относительно всего того, что делают против Него люди, Бог сделал Своим представителем духовника; даровал ему власть, так что связано и разрешено все то, что он свяжет или разрешит. И духовник, как представитель Божий, может простить те грехи, которые совершены против Бога. Но ты удерживаешь вещь обиженного бедняка; он не сделал духовника своим поверенным и не уполномочивал его простить тебя. Поэтому духовник, не будучи поверенным бедняка, не может простить тебя за его вещь. Ты заказываешь сорокоуст, делаешь столько пожертвований на монастыри – этим надеешься заслужить прощение? Молчи. Никакой закон – ни Божеский, ни человеческий – не позволяет одному дарить вещи другого. Вещь бедняка, которую ты удерживаешь, чужая. Кто может подарить ее тебе? Если десятословие, которое запрещает нам не только брать, но и желать чужой вещи, есть пустая выдумка, тогда ты прав; духовник, который прощает тебя и получает свою долю, есть человек разумный, который знает свое дело, а я какой-то лжец. Но если десятословие суть вернейшие слова Божий, то я говорю правду – ты не разрешим, а твой духовник – обольститель. Нет, брат, нет! Хочешь ли принести истинное и полное раскаяние? Прежде чем идти к духовнику, испытай свою совесть; затем, когда остаешься наедине с духовником, исповедуйся без стыда и отговорок; и наконец, когда уйдешь от духовника, исправься, исполни свою епитимию, прости врага, оставь сатанинскую похоть, возмести причиненные тобой обиды. Вот тогда-то и будешь поистине и совершенно прощен, тогда-то и отгоняется от тебя дух глухой и немой. Душе святый! Все, что я сегодня исповедал, все слова Твоей истины, сделай Твоей Божественной помощью понятными для меня, который их изрек, и для всех тех, кто их выслушал!

2

Вы слышали, какова должна быть истинная и совершенная исповедь? Если спросите меня, когда должно ее приносить, я отвечу вам так. Какой-то изнеженный человек спросил однажды Диогена, когда именно должно обедать, т. е. в который час дня. Тот ответил с привычным остроумием: если он богат, пусть обедает, когда хочет, а если беден, когда может. Этим он хотел ему сказать, что час установить трудно. Когда христианину нужно исповедоваться? Я отвечаю: если он стар, то сегодня, а если молод, завтра. Но я неправильно говорю – старику ли, юноше ли все равно нужно исповедаться как можно скорее. Разве нельзя обождать до страстной седмицы? Но ведь больной не ждет страстной недели, чтобы пригласить врача, а грешный, потому что он грешен, откладывает приглашение духовника до страстной?! О, великое заблуждение людей!

Хочешь ли, я скажу тебе, сколько времени можно ждать с исповедью? Доколе ты уверен, что можешь жить. Но какую уверенность можно питать к жизни, которая подвержена стольким опасностям? Этот день мой, а завтрашний – не знаю. Бог обещает мне прощение, если я раскаюсь; но для покаяния Бог не указал мне на завтрашний день. Наоборот, Бог говорит мне, что я не знаю ни дня, ни часа моей смерти. Неужели я согласен подвергать свою душу такой опасности? Так когда же должно исповедаться? По возможности скорее, ибо я сам жду одного, а меня постигает другое. Позвольте мне заключить слово одним повествованием.

Какой-то олень был слеп на один глаз. Однажды он пасся на морском берегу и так размышлял: «Вот, с одной стороны у меня земля, а с другой – море. Поэтому со стороны суши, откуда могут прийти охотники, я буду иметь здоровый глаз, чтобы увидеть их, а со стороны моря ничего не боюсь и к нему повернусь слепым глазом». Но вот около того места плыли на лодке какие-то рыбаки, увидали оленя и, бросив копье, убили его. Умирая, олень подумал: «Горе мне, смерть пришла ко мне не с той стороны, откуда я ее ждал, а с той, которой я совсем не боялся». Эта повесть означает, что я жду одного, а меня постигает другое; я боюсь этой стороны, а рана приходит с той; опасаюсь естественной, а приходит внезапная смерть. Если я благоразумный человек и верующий христианин, что я должен сделать? Обезопасить себя, чтобы не бояться никакой стороны. Чем? Исповедью. Когда же? Как можно скорее. Аминь.