Слово при отпевании доктора В.Н.Штурма, 1920 г.
Мне не хочется обращаться к тебе, дорогой Всеволод Николаевич, с обычным приветствием, я хочу обратиться к тебе с приветствием самого любимого тобою святого, преподобного Серафима Саровского, которому ты старался подражать. Преподобный Серафим каждого, приходящего к нему, всегда приветствовал такими словами: «Радость моя, Христос Воскресе». Подражая ему, и я говорю: «Радость моя, дорогой мой друг, Всеволод Николаевич, Христос Воскресе».
Теперь ты, конечно, в этом вполне уверился, что эта жизнь на земле временна, а там, куда ты ныне перешел, все те, кого ты любил, все вместе; так и мы будем с тобой. От этого сознания делается сердцу отрадно при разлуке с тобой. Но невольно все хочется говорить о тебе.
Да, братья, вы все знаете покойного. Может быть, многие из вас были подняты с одра смерти благодаря его врачебной помощи. Покойный был большая душа, широкое сердце, редкий человек, это я могу поистине сказать. Его некоторые сравнивали с одним известным врачом, доктором Гаазом, о котором вы, наверное, читали в брошюрах и книгах, а я лично слышал от покойной моей матери, бывшей с семьей Гааза в близких отношениях; что сама она слышала, то мне передавала. Сходство между ними действительно есть, но есть и разница. Гааз филантроп, альтруист с некоторым оттенком сухого протестантского христианства, а Всеволод Николаевич прежде всего православный христианин, человек, всею душой любящий Святую Христову Церковь; все, что он делал, он делал ради любви ко Христу.
Я, как-то шутя, говорил ему: «В старину у нас были блаженные и юродивые Христа ради, а теперь вы – врач Христа ради». Он и поистине был таким, подобно Пантелеймону, Косьме и Дамиану и другим врачам-бессребреникам. Он, ради Христа, старался помочь больному, и не только его телу, но и душе. Он желал, чтобы больной проникся весь верой во Христа, и молился за каждого своего больного. И действительно, помощью Божией нередко совершал чудеса. Но оказывать помощь отдельным личностям было мало для него. Ему захотелось, чтобы было устроено такое благотворительное заведение, где бы была оказываема помощь всем бедным. Он особенно болел о них. О, скольких бедных я посылал к нему и с какой любовью он принимал этих монахов, монахинь и по целым часам с ними беседовал. Но этого, как я сказал, ему было мало. Ему хотелось, чтобы приходящие получали благодатное утешение и лекарство даром. Нужно было создать такое учреждение. И вот без протекции, без денег он взялся за устроение Серафимовского комитета. Он так же, как и Преподобный, был пламенным душою. Слово «Серафим» значит «огненный». Взявшись за дело, он не останавливался, пока не кончал его. Серафимовский комитет – это учреждение с чудесным характером. Говорят, многие тут получали Божественную помощь. Мне удивительно и чудесно кажется самое его создание без протекции и денег.
Батюшка о. Сергий говорил, что Всеволод Николаевич перенес в своей жизни много скорбей и не напрасно его называли многострадальным Иовом. Скорби поражали его в самое сердце. Но с великими чудесами создавший Серафимовский комитет, сам был чудо. Здоровье его было слабое, в последнее время склероз у него был отчаянный, сколько раз он падал с трамвая, с извозчиков. Товарищи-врачи говорили о нем: не может жить. Но он все жил. Чем он был жив? Молитвами и причащением. Он говорил мне: «Я прежде думал, что причащаться нужно один раз в год, Великим постом, до причастия не пить в этот день чая, что это почтенная, но утомительная церемония; словом, я смотрел так, как смотрит на причастие большая часть интеллигенции; но чтобы можно было причащаться так, не в пост, и часто, мне и в голову не приходило; только теперь я понял, какая сила в причащении. Тем, что я живу, я обязан причащению: причащусь, и целый день здоров». Так он жил поистине чудесным образом. Все доктора свидетельствуют, что по своим болезням он давно должен был бы умереть, но только ныне – день его погребения.
Братья! Посмотрите, как много собралось к его гробу помолиться за него. Но, конечно, собрались не все, некоторые не могут быть, многие еще не знают о его смерти; если бы знали, было бы здесь молящихся в десять, в сто раз больше. Вы все собрались к усопшему из благодарности к нему, самой чистой и бескорыстной. Все знакомые его всегда будут молиться за него. Вечная память да будет дорогому Всеволоду Николаевичу.
Как многие позавидуют тебе. О, как немногие оставляют такое незапятнанное имя! Ты не собирал имущества, но оставил в наследство близким своим доброе имя. Недавно я отпевал, сыновья почившего, вашу мамашу. Она тоже оставила вам доброе и незапятнанное имя. Но ее знали немногие, а отца вашего знали многие не только в Москве, но и в России.
Любовь вечно жива. Ее нельзя заключить во гроб и закопать в могилу. Точно так же бессмертна и жива душа, хотя тело наше по смерти и разлагается. Соединимся же теперь вокруг этого гроба и от всего сердца помолимся об упокоении со святыми раба Божия Всеволода.
