Слово по освящении кладбищного храма, в городе Сумах
Дом Мой дом молитвы есть (Лк.18:48).
Благодарение благодати Божией, освятившей себе новое жилище! Как не радоваться о Господе, как не благодарить Его, когда, по Его милости, среди людей грешных водворяется Божий дом? Как не радоваться о Господе, как не хвалить Господа, когда для людей немощных и слабых открывается сокровищница благодати, храм милости и чудесных сил? И если молитве представлено подучать небесную помощь, а без помощи благодати мы ничего не можем делать доброго, как не радоваться, когда дается нам дом молитвы?
Где сей новый дом молитвы? На кладбище мертвых. Да воздаст Господь милостью своею строителям сего храма. Ибо где молящийся скорее может отрешаться мыслями от земного и легче возноситься с надеждами к небу, как не на месте смерти и тления, как не на гробах – безмолвных проповедниках о суете всего земного? Новый дом Божий, новый храм молитвы построен и освящен на кладбище мертвых, конечно, с видами и для умерших. Радоваться ли и о том нам? Вы понимаете, слушатели, что вопрос касается того, святы ли, законны ли молитвы за умерших? Займемся же решением сего вопроса.
Должно ли любить усопших? Свята ли любовь к ним, если бы она была в нас? Без сомнения, скажут все, должно любить усопших и – скажут правду. Ибо кто для нас усопшие? По вере во Христа, по происхождению от единого Творца, они братия наши. Один у нас с ними Отец небесный, одно отличие – образ и подобие Божие, один Спаситель наш – Господь Иисус, один воссоззидающий Дух благодати – Дух утешитель, одно крещение, одна вера; все у нас с ними одно, точно так как и с живыми людьми. Как же не любить нам усопших, также как и живых? Возлюбити ближнего твоего, якоже сам себе, говорит заповедь. Заповедь не говорит, люби ближнего твоего, пока он живет на земле. Она не ограничивает любви нашей землею. Нет, любовь, заповедуемая заповедью Божией, безгранична и всемирна, почему не исключает она из своей области и усопших.
Если же свята любовь к усопшим, то свят и лучший плод любви – молитва за усопших. Называем молитву за усопших лучшим плодом любви и не думаем, чтобы мог кто-либо оспорить справедливость мысли нашей. Знаем, что люди, которые отказываются от молитв за умерших, признавая святость любви к усопшим, в знак и выражение сей любви, приносят на гроба умерших цветы, ставят памятники и творят другое тому подобное. Но подумайте, – и вы согласитесь, что все эти плоды к ближним, все эти знаки уважения к ним очень бедны, чтобы не сказать пусты. Цветами осыпали гроба умерших и язычники; памятники над умершими ставили и язычники. Ужели христианство так бедно, что у него нет ничего лучшего, ничего более высокого и полезного для усопших в сравнении с язычеством? И как не согласиться с тем, что молитва сердечная, молитва веры далеко выше всех земных приношений, благоуханнее всех роз земных, дороже всех памятников мраморных? Отчего же, принимая малозначащие знаки любви к усопшим, отвергают более достойный, более значительный знак любви – молитву? Не потому ли позволяют себе эту странность, что слабо верят в. жизнь преставших жить на земле? Да, при слабости веры в бессмертие, естественно, ставить памятники над умершими, как только память о былом. Точно также при живой вере в бессмертие преселившихся с земли не естественно ограничивать любовь к ним одною памятью о былом не естественно не дышать желаниями добра для них, неестественно возносить молитвы о их покое, о их счастье, о прощении грехов их. Итак, видите, слушатели мои, что молитва за умерших столько же естественна, душе нашей, сколько естественно нам любить ближних и только тогда молитва за умерших может быть чужда любящей душе нашей, далека от нее, когда в душе, с сознанием или без сознания, слаба вера в жизнь за гробом. Поймите же, какое странное, какое дикое положение души, не молящейся за умерших!
Угодна ли Богу молитва за усопших? Может ли она приносить им пользу? Прежде, чем станем отвечать на этот вопрос, сделаем замечание на прежде сказанное. Мы допускаем святость молитвы за усопших, как святой плод любви к ближним. Потому мы простираем пределы молитвы за усопших дотоле, доколе может простираться святая любовь к ближним. Таким образом, если Спаситель сказал и о живых, аще и церковь преслушает, буди тебе якоже язычник и мытарь (Мф.18:17), т.е. запретил иметь общение с преслушниками церкви, то и с умершими в таком положении, без сомнения, нельзя иметь общения любви, не законно приносить молитву за них. Свято ли – любить врагов Божиих? Нет. Потому не должно молиться за врагов Божиих, живут ли они на земле, или за гробом. Отселе понятно и то, что молитва за некоторых усопших, – за умерших во вражде с церковью и Богом, без упования на жизнь вечную, не может принесть им пользы, как молитва противная Господу. Исключая же умерших такого рода, имеем ли мы право сомневаться в спасительном действии молитвы для умерших – в вере и покаянии? Где основание сомнению? В Боге? Бог наш несть Бог мертвых, но живых, вси бо тому живи есмы (Лк.20:38). Он благий всем желает спастись – и по благости Своей, не отвергает смиренной мольбы нашей за других. В нас молящихся? – Сами по себе мы точно не в силах сделать доброе и для себя. Но, молясь за умерших, мы предлагаем пред правосудием Отца небесного крестную жертву Сына Его, всегда сильную и действенную; не ради наших молитв просим мы простить усопших братий наших, а для вечного ходатая и Спасителя нашего. Почему же молитва наша за усопших не может иметь надежд на успех? Потому ли, что за гробом перемена участи невозможна? Сами умершие, конечно, ничего не в состоянии сделать – для себя, так как время подвигов для них кончилось. Но церкви воинствующей на земле даны дары благодати, для нее жив Искупитель со своею жертвою; и если служитель тайны приносит эту жертву, то за себя ли, или за других, за живых ли или за умерших, приносит он ее, – она не может быть бессильною, она всесильна. Еже аще что просите от Отца во имя Мое, то сотворю (Ин.14:13) сказал Сын Божий.
Не понятно, говорят, как действие молитвы может простираться так далеко, из одного мира в другой, из видимого в невидимый? Но столько же не понятно для разума и действие молитвы человека живущего за другого живущего, однако, эта молитва несомненно оказывает свое действие. Не понятно и то, как молитва оказывает действие, когда приносится за отсутствующего на море или на суше, однако, она оказывает действие. Не понятно, как молитва наша не остается бесплодною, когда испрашиваем для другого духовных благ, – прощения грехов, укрощения страстей, преспеяния души в вере и благочестии. Однако мы верим и по опытам знаем, что эта молитва достигает своей цели. Две души, каждая со своею свободою, со своим образом мыслей, со своими склонностями, не два ли отдельные мира, тем более что ограждены они телами? Как же молитва одной простирает свое действие на другую? Если допускаем мы, что, не взирая на отдельное существование живых людей, молитва одного за другого не остается без действий, то не имеем права отвергать, что не взирая на расстояние мира видимого от невидимого, загробного, – молитва мира земного может оказывать действие свое над миром, отделившимся от земли.
Говорят, где заповедь о молитве за умерших? А мы спрашиваем, где запрещение молиться за умерших? Запрещения такого никто не полагал, ни пророки, ни апостолы, ни Спаситель. Если люди выдумывают от себя такое запрещение, не дерзость ли это преступная? Требуют заповеди о молитве за умерших? Что такое заповедь вообще? Заповедь Божия – тоже что воля Божия. Значит вопрос о заповеди иначе может быть выражен так, есть ли воля Божия на то, чтобы живые молились за умерших? Или угодна ли Богу молитва за умерших? В таком виде вопрос, очевидно, очень легок для решения. Если угодна Богу любовь наша к ближним, в том числе и к усопшим, то угодна ему и молитва за усопших, как плод чистой любви нашей к ним. Дело ясное! Требуется ли еще подкрепление вере в благоволение Божие к молитве за умерших? Указывает на то, что нам прямо заповедано молиться за других. Так апостол Иоанн пишет, аще кто узрит брата своего согрешающа грех не к смерти, да просит и даст ему живот, согрешающим не к смерти. Есть грех к смерти, не о том глаголю, да молится (1Ин.5:16). Видите, апостол повелевает молиться за согрешающих грехами не смертными, не ограничивая молитвы живыми людьми. Видите, он запрещает молиться за некоторых. Но за умерших ли? Нет, – он запрещает молиться за грешника отчаянного и безнадежного, за грешника-мертвеца по душе, кто бы он ни был, живый ли или умерший. Видите, какой плод обещает он молитве за другого? Да просит, говорит он и даст ему живот. Молитва дает жизнь согрешающему не к смерти, кто бы он ни был, живый ли или умерший телом. Таково учение апостольское!
После сего понятно, что если предание Ветхого и Нового Завета учит нас молиться за умерших; то оно выражает только мысли божественного откровения. Таким образом сын Сирахов пишет, благодать даяния пред всяким живым да будет и благодать над мертвецом не возбрани (Сир.7:36). Что это значит? Если благодать даяния примем за дар алтаря, то слова: над мертвецом не возбрани – будут значить, принеси жертву за умершего. Если же благодать даяния означает благотворение бедному, то тогда сын Сирахов повелевает, подай милостыню, в память усопшего. В том и другом случае основная мысль одна и та же и именно та, что живущий может и должен творить полезное для усопшего. Книга маккавейская говорит об Иуде Маккавее, преподобное и благочестивое помышление име, сотвори моление за умерших, яко да от греха очистятся (2Мак.12:46). Это благочестивое помышление, это благочестивое дело не было частным делом благочестивого Иуды, предложение принесть жертву за умерших было сделано Иудою начальником народа, сделано в сонме сподвижников его и выполнено всенародно. Следовательно, все лучшие современники Иуды, каковы были сподвижники Иуды, вся церковь иудейская того времени признавали молитву за умерших делом святым. Что касается до христианской церкви, то с того самого времени, как образовалось в ней общественное богослужение, т.е. с самых времен апостольских, молитва за умерших была существенною частью сего богослужения. Св. Златоуст пишет, «не напрасно установлено апостолами, при страшных тайнах, творить воспоминание об отшедших из сей жизни, апостолы знали, что от сего бывает им великая польза» (Толкование на послание к филлипийцам, беседа 1). Св. Кирилл иерусалимский уже объяснял в чине литургии моление за усопших. «Потом воспоминаем, говорит он, и о преставившихся отцах и епископах и вообще о всех прежде нас почивших, веруя, что великая будет польза душам, о которых моление возносится тогда, как предлежит святая и страшная жертва. В этом хочу уверить и примером. Ибо знаю, что многие спрашивают, какая польза душе, с грехами ли или без грехов отходящей от мира сего, если понимается она в молитве? Если бы царь послал оскорбивших его в заточение, а ближние их, сплетя венок, принесли бы царю за наказываемых, не сделал ли бы царь облегчения в наказании? Точно так и мы за усопших, хотя они и грешники, приносим Богу молитвы и не венок сплетаем, а приносим Христа, закланного за наши грехи» (Поучение 5, § 9–10). Вот еще и соборное правило о том же. Карфагенский собор четвертого века грозит отлучением всякому, кто стал бы отказываться от приношений за усопших или творил бы их с неохотою (пр. 95).
Слушатели мои! приходите же чаще в храм сей для поминовения усопших. Вы тем будете творить дело любви, угодное Господу; вы тем будете приносить покой и облегчение душам братий и сестер ваших. Совершая же дело любви к ближнему, вы и себе будете приобретать необходимое для вечности умножение любви к Господу и ближним, чистый взор на земное и на жизнь за гробом.
Бог живых и мертвых да славится во всех нас, во веки веков. Аминь.
