Слово на Рождество Богородицы 1900 г.
Рождество Твое, Богородице Дево, радость возвести всей вселенней (тропарь праздника)
По церковному преданию, 8 сентября, в 21-м году пред рождеством нашего Спасителя, в Назарете Галилейском у благочестивых супругов Иоакима и Анны родилось то избранное дитя, которому предопределено было Промыслом стереть главу древнего змия. Бедность окружала его колыбель, и родители его, хотя и происходили от царского рода Давида, были люди совершенно простые и вели скромную, замкнутую жизнь. Таким образом, дитя, назначенное быть невестою Святого Духа и материю Сына Божия, взирает впервые на мир Божий в бедности и тесноте, и, однако, вся земля и само небо имели все причины радоваться рождению сего дитяти. Рождество Твое, Богородице Дево, радость возвести всей вселенней – восклицает Святая Церковь.
И действительно, рождение Пресвятой Девы Марии принесло радость первее всего небу. Если Всемогущий Бог, по выражению Священного Писания, радуется всем Своим творениям, то как велика должна была быть Его радость, когда появилась на свет Мария – это благороднейшее и совершеннейшее из всех творений! Как художник с внутренним услаждением смотрит на особенно удавшееся произведение своих рук, так и Всевышний с особенным довольством взирал на эту прекрасную душу, в которую Он влил всю полноту Своей благодати и благородство которой превзошло все, что только сотворено было Его десницею на небе и на земле. Но вместе с Господом радовались и все лики Ангелов. Ибо если, по словам нашего Спасителя (Лк.15:7), на небе бывает великая радость об обращении и одного грешника, то какой восторг должен быть при рождении Той, чрез Которую все грешники должны были получить освобождение из бездны ада и порока. Мария назначена была быть Матерью Того, Который снова восстановил падшее человечество, избавив его от греха, проклятия и смерти.
Если же, таким образом, Рождество Пресвятой Девы принесло такую радость самому небу, то как же не радоваться было земле и человеческому роду? Если доброе дитя с радостью приветствует день рождения своей матери и проводит его с особенною торжественностью, то насколько более имеем причин к радости мы – христиане, при воспоминании дня рождения Честнейшей Девы-Богоматери, родившей нам Божественного Искупителя!
Как несчастный узник, целые годы томившийся в мрачной темнице, вдали от человеческого общества, не видя ни неба с его чудесами, ни земли с ее красотами, приходит в великий восторг, когда неожиданно отверзаются пред ним двери темницы и он получает возможность наслаждаться всеми благами свободы, так было и с человечеством, которое в продолжение целых четырех тысячелетий томилось в узах князя тьмы, когда оно чрез крестную смерть Спасителя достигло свободы чад Божиих.
Нам, с детства живущим под влиянием учения и установлений христианства, едва ли можно правильно оценить те блага и благодеяния, участниками коих мы сделались чрез Искупителя мира. Об этих благах искупления можно сказать то же, что и о красотах природы. Так как они для нас составляют нечто обыкновенное, ежедневное, то они не производят на нас особенно сильного, поразительного впечатления, и мы думаем, что все это великолепие звездного неба, вся эта прелесть усеянных цветами полей и лугов, все это так и должно быть, что иначе ничего и быть не может. Но что было бы, если бы и мы с юности томились в холодной и мрачной темнице и вдруг, среди прекрасного летнего дня выпущены были бы на свет Божий? Не совершенно ли другим представился бы нам тогда этот белый свет Божий, эта солнечная теплота, игра и ароматический запах этих цветов!
То же нужно сказать и о благах христианства. Чтобы оценить эти блага по их достоинству, нам нужно бы пожить для этого в язычестве, пережить всю пустоту, ту безутешность, то бедствие и нравственное разложение, которые царили на земле до пришествия Спасителя. Совсем иначе прозвучало бы тогда в ушах наших учение христианства. С какою величайшею радостью и благодарностью приняли бы мы тогда его истины и правила и как глубоко напечатлели бы их в нашем сердце!
Нам, например, совершенно понятным кажется то, что у нас один только Бог и Отец на небе, что этот Бог есть дух и что все кланяющиеся Ему, должны кланяться в духе и истине (Ин.4:23–24). Но казалось ли это так понятным и естественным дохристианскому миру? Не видим ли мы, напротив, как язычник, под давлением внутренней туги, терзаемый угрызениями совести, в тяжелую годину жизни преклонял колена пред немыми, бесчувственными идолами? Его моление к ним не привносило никакого утешения в его разбитую душу. Вот почему он старался утолить гнев своих мнимых богов жертвами, нередко даже человеческими, или же надеялся приобрести благоволение их, предаваясь разврату.
Для нас совершенно понятно, что для человека по смерти наступает вечная жизнь, полная счастья для добрых и мучительная для злых. Но для язычника страна по ту сторону гроба была «пустое ничто», и урна собирала все, что оставалось от человека, или же родиною душ была только мрачная, туманная страна безутешных теней.
Как было в отношении этих истин, так было и в отношении всего нравственно-религиозного учения язычества. Всюду царило невежество, суеверие, безнравственность и растление, и среди этой страшной, весь мир охватившей ночи широко раскинул свой трон князь тьмы. Образованные и необразованные, богатые и бедные, знатные и простолюдины – все преклонялись пред его темным скипетром, и вся государственная и общественная жизнь человечества была зачумлена учением идолослужения.
Для более ясного представления о жизни язычества возьмем хотя бы один пример. Представим себе то положение, какое занимал в языческом мире бедный и низкопоставленный человек. Мы выросли в учении, что все люди без исключения – дети Божии, дети одного Отца Небесного, следовательно, братья одной семьи, которые взаимно уважают и любят и всем сердцем преданы друг другу. Но знало ли что-нибудь язычество из этого учения? Каким образом могло оно хотя бы только предощущать, что Бог так далеко заходит в Своей любви к нам, что за помощь, оказываемую нами бедствующим, награждает так, как будто мы сделали это Ему Самому? Где во всем язычестве найдем мы хотя бы один пример той самоотверженной любви к ближним, которая готова пожертвовать для страждущего и нуждающегося в помощи собрата не только своею собственностью, своим достоянием, но и самою жизнью, которая простирается на все, что только носит название «человек», которая милует и врага, прощает и неприятелю, как это видим мы сейчас в христианстве?
Напрасно стали бы мы искать этого. Напротив, с возмущенною душою усматриваем мы, до какой степени в язычестве попираемы были права и достоинства отдельного лица. Не говоря уже о том, что женщина низведена была там на степень рабыни, что дитя лишено было всяких прав, да и человек-то вообще в глазах язычества был не более как товар, и чем беднее он был, чем ниже он был поставлен, тем безнаказаннее можно было мучить и умерщвлять его. Здесь невольно припоминается мне римский амфитеатр с его вечно обагренною кровью ареною, на которой нередко в один день погибали целые сотни и тысячи гладиаторов, которые на куски разрываемы были дикими зверями только для того, чтобы удовлетворить дикой страсти к зрелищам буйного, кровожадного, развращенного народа. Припоминается далее это бесчеловечное, варварское рабство, тяготевшее над большею частью языческого мира. В Риме были богачи, обладавшие целыми тысячами невольников, следовательно, целыми тысячами таких людей, которых они безнаказанно могли оскорблять, мучить и убивать. Причем само собою понятно, что раб не мог приносить никаких жалоб на своего господина, так как на всякого раба смотрели тогда не как на человека, но как только на живую машину, не более.
В языческом Риме – этом городе богатства, роскоши, изобилия и удовольствий, между дворцами и палатами великих мира сего, как это бывает и везде, целая четверть города занята была хижинами, где ютилось множество бедных и нуждающихся в пропитании. Но в этом городе – не ужасно ли это! – не было ни одного приюта для бедных и престарелых, ни одной больницы для страждущих. Этого мало, у римлянина не было даже и слова для выражения понятия «милостыня» или «любовь к ближнему». Что же делалось с теми несчастными мужчинами и женщинами, которые по старости не могли зарабатывать себе куска хлеба? Что делалось с теми рабами, которые по болезни и бессилию не могли быть более полезными для своего господина? Что делалось с той массой голодных, бесприютных бедняков, когда ни одна рука не протягивалась к ним для помощи и поддержки их? О, для нас, при существовании у нас всякого рода прекрасных учреждений христианской любви, для нас, знакомых с богадельнями для слабых и престарелых, госпиталями для больных, воспитательными домами для сирот, обществами и братствами для нуждающихся и бедных, – для нас невозможно без ужаса заглянуть в эту мрачную эпоху, когда не была известна никакая любовь к ближнему. Ах, как много было бедных и беспомощных в низшем классе народа, которые желали своею собственною рукою вонзить кинжал в свое сердце, чтобы избавиться от своего страшного бедствия. Как много умирало их при повальных болезнях без всякого призора, предоставленных самим себе, как дикие звери.
Все это необходимо принять во внимание, чтобы видеть картину того нравственного переворота, которое произвело на земле христианство, и основание для той радости, которую принес нам Сын Пресвятой Девы Марии. Он явился как тот Свет, Который осветил безотрадную тьму язычества и обновил все лице земли.
С того времени, когда Ангел сказал Марии: радуйся. Благодатная! Господь с Тобою: благословена Ты в женах (Лк.1:28), с этого времени сделалось совсем другим положение женщин вообще: женщина облагородилась и получила право на уважение как существо одного пола с Матерью Бога. С того времени, как сказаны были слова: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное (Мф.19:14), возвысилось в глазах людей и слабое дитя и приобрело право на любовь и уважение со стороны взрослых. С того времени, как сказал Христос: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф.25:40), изменилось к лучшему положение и всех бедных и незнатных, с этого времени мы всюду видим на земле господство любви к ближним, которая доказывает себя в бесчисленных проявлениях христианского милосердия.
Таким образом, если все слабые, презренные утешены, возведены сейчас в свое человеческое достоинство, то это исключительно благодаря учению рожденного Мариею Спасителя. Вот почему мы имеем все причины радоваться рождению Той, Которая родила нам этого Спасителя, и все побуждения от души молиться, чтобы новейшему духу времени не удалось разрушить здание христианства и вверх дном опрокинуть весь мир богооткровенных понятий, к чему делаются попытки, ибо, если бы это удалось, тогда все здание человеческого общества так же быстро распалось бы, как распалось Римское языческое царство. Да сохранит нас от сего Бог! Аминь.
Душеполезное чтение. № 11. С. 319–325.
