Рождественская статья в Синодальных „Церковных Ведомостях”

Рождественская статья в Синодальных „Церковных Ведомостях”

Случилось мне раз разделить путешествие в горных странах Закавказья с одним братом-славянином, родом из Австрии. Пришлось, за трудностью пути и невозможностью, ехать даже верхом на лошадях, довольно долго идти пешком. Время было только что после Рождественских святок. Выдался ясный день; чувствовалось очень хорошо под ясным солнцем, в ожидании скоро грядущей весны, в Закавказье очень рано начинающейся. Завязался оживлённый разговор; мой собеседник выражал мысль, что православный русский народ недостаточно проникает в смысл евангельских событий, не различает в них важного от неважного. В частности, например, – говорил мой спутник, – как православные понимают Рождество Христово? Ведь это первый из праздников, воистину, торжество из торжеств. А православные Пасху чтут и именуют таким именованием, но не Рождество. На Пасху и звон целую неделю, и ликование, и трогательные обычаи, и вся поэзия религии. На Рождество – двунадесятый праздник, только немногим выделяющийся из круга других. А за границей, в католичестве, сознали всю глубину и превосходящую важность боговоплощения, – и к этому воспоминанию приурочили полноту торжества веры и в церквах, и в семье. Одна ёлка чего стоит...

Так рассуждал мой собеседник. Я спросил его, как народ на Западе отразил Рождество Христово в своих песнях, стихаx, сказаниях? Как народ отозвался в своём творчестве на вековую проповедь католичества о важности боговоплощения?

И собеседник мой, в ответ на мой вопрос, прочитал мне, даже пропел, народные стихи, распеваемые в Чехии в день Рождества Христова. Я привожу их по памяти, не ручаясь за верность слов и их расстановку, но сохраняя вполне их смысл.

Смысл такой: «Нам родился «Христос Пан», – будем веселиться; расцвёл для нас прекрасный цветок, – будем радоваться! Он «роду кролевского», Он жизни пречистой, вот Кто нам родился!»

Стихотворение, весьма характерное для мировоззрения западного христианства и западного человека. Хочется подойти к нему с суждением православного христианина.

Это верно, что праздник Рождества Христова у нас не столь светел, как Пасха: он второй по Пасхе, «трёхдневная Пасха». Однако, он не в ряду обычных двунадесятых. Православная Церковь и здесь, как и во всём, осталась верной воззрениям древнего христианства, обычаям апостольских церквей, в которых, как это достоверно известно, до IV века совсем не было праздника в 25-й день декабря, а Рождество Христово и Крещение Господне соединялись в один великий праздник Богоявления – Eπιφανὴ и праздновались, по свидетельству святителя Климента Александрийского в Египте и по свидетельству святителя Иоанна Златоустого в Антиохии, – 6 января. Радость жизни и победы, победы над всем и всяким злом и над злом коренным и последним, исходным для всякого зла, – над смертью, святая православная Церковь видит в Воскресении Господа. К мысли о боговоплощении приходило и человеческое религиозное сознание в религиях Востока и даже в философских прозрениях Греции и Рима. Но истина воскресения, воскресения Иисуса Христа, воскресения личного с телом, после издевательства человеческой злобы, после смерти от рук человеческих, воскресения силой Божества Своего, – это только достояние христианства. Значение его в области религиозной духовной жизни не нам указывать; оно указано авторитетом апостолов, которые своё проповедное слово везде и всегда начинали с вести о воскресении, оно возвещено и словом апостола Павла: если Христос не воскрес, суетна наша вера и напрасны все наши надежды, а мы – самые жалкие из людей и к тому же обманщики (1Кор. 15 глава).

И, тем не менее, православие в Рождестве Христовом видит гораздо более, чувствует неизмеримо глубже, чем католичество, с его материализацией всего христианства. В самом деле, если уж сравнивать влияние этого события на народные воззрения и сказания, то даже при условии одного по крови славянского происхождения у русского и у Чеха, какая разница в представлениях и чувствах! Можно ли тронуть и удовлетворить русское православное сердце приведёнными чешскими стихами? Это банальное и сентиментальное сравнение Иисуса Христа с прекрасным цветком, – что оно говорит душе, и какое собственно отношение имеет к событию? Разве нельзя его приложить и к Богородице, и ко всякому святому? Это упоминание о том, что Христос «роду кролевского», – причём оно в нашем празднике? Не хотят ли этим упоминанием заставить забыть об убогом вертепе, о бедных родителях, о яслях, о холоде ночи, о соломе, бывшей первым ложем Богочеловека? Какая материализация чувств! Какая узость в похвале и умилении!

Мы не можем сейчас подробно и во всей широте коснуться, для сравнения, русских народных сказаний о Рождестве Христовом. Отсылаем желающих к соответствующей литературе.

Остановимся только на некоторых подробностях.

В сказания и духовные стихи русского народа перешёл рассказ из Четьи-Миней о Рождестве Спасителя. К яслям Новорождённого привязаны были вол и осёл. Их привёл Иосиф из Назарета. На осле ехала Пресвятая Дева, а вола Иосиф привёл на продажу, чтобы было чем уплатить царскую подать и содержать себя с Пресвятой Девой и в пути, и в Вифлееме. И чудо: бессловесные животные служили Родившемуся Богочеловеку! Они как бы инстинктом почувствовали, что пред ними Страждущий Творец; стоя при яслях, они тёплым дыханием своим согревали Новорождённого Младенца от зимнего холода...

Радость ныне велия мирови явися:

Спас человеческому роду родися.

Близ града Вифлеема в вертепе глубоком,

Между волом и ослом, на месте высоком,

В яслях, на остром сене, пеленами повитый,

Нищ лежал всего мира Царь презнаменитый...

Буди благословенный, Боже наш, во веки,

Яко еси возлюбил тако человеки!

Оставивши на небе златые палаты,

Изволил еси пожить зде между быдлаты (чёрный люд).

На одном сене лежишь, як какой сирота,

Всех одеваешь, а Тя покрывает нагота!

Так, не «королевский род», не великолепие цветка, не красоту и пышность, а величайшее снисхождение Божества, смирившегося до человечества ради любви к человечеству, прежде всего и более всего видит сердце православного в тайне воплощения Бога Слова. Иже в вертепе родивыйся и во яслех возлегий нашего ради спасения представляется православному христианину в самом боговоплощении уже предначавшим Свой крестный путь земной жизни. Он – друг бедных и обездоленных; Он – сообщник их земного страдания. Он освятил и осветил бедность и лишения Своим примером. Он близок всем: младенцам, – как Младенец, родившийся в немощи, слабым криком приветствовавший жизнь и принуждённый со святым семейством бежать с родины; богатым и мудрым, – как приявший дары злата, ливана и смирны от принёсших сокровища царей-волхвов; простым людям и бедным, – как приявший поклонение бедняков-пастырей; небожителям, – как воспетый ими в час рождения; всея твари земной одушевлённой, – как бы представленной животными, согревавшими своим дыханием Его младенческое тело...

Не «Христос Пан», а Богочеловек, иже не восхищением непщева быти равен Богу, однако, Сам Себе умаливший, смиривший Себе, послушливый даже до земной жизни и земной человеческой смерти, – вот каковым уразумело Христа родившегося православное сердце. И какая здесь и глубина прозрения, и глубина чувства! И какая огромная разница этого духовного разумения от душевного и плотского ума Запада!

Приди, желанный день радости и праздника! Дохни на нашу усталую душу! Приди и воодушеви служителей родившегося Богочеловека «славить Христа» с крестом в руке и с победным пением в устах не за то, что Он – Царственный отпрыск славного человеческого рода, а за то, что Он – Сын Божий, что Он принял вертеп и ясли, что нас ради родися Отроча Младо – Превечный Бог.

Наверх