Речь при открытии в Сибири мировых судебных учреждений
Наша окраина, далекая от центров, многим изобилующая, но во многом и отстающая от внутренних городов нашего обширнейшего отечества, по изволению благочестивейшего монарха нашего вступает в новый период своей исторической жизни. В настоящий день оканчивается старая форма судопроизводства и начинается новая – новая и потому признанная за лучшую. Медлительное судопроизводство заменяется скорым, убивающая буква – живым словом: судья, истец и ответчик будут стоять глаз на глаз; слову обвинения возможно будет немедленно противопоставить слово защиты: приговоры будут произносимы открыто, но приводимы в исполнение только тогда, когда обвиняемый изъявит довольство судом, – в противном случае ему дается срок для обжалования решения.
Таков будет новый суд. Но да простит нам почтенное собрание господ судей, если мы решимся утверждать, что это новый суд есть в то же время и старый. Да не покажется несообразностью с очевидной истиной, если мы отважимся даже утверждать, что настоящая судебная реформа есть отчасти возвращение к судам древнейшим из древних. Да не оскорбятся те, кто, восхваляя новое, готовы порицать все старое как негодное, если скажем, что иногда и среди старого хлама обретаются вещи драгоценные. Человечество в течение своей исторической жизни век от века, год от году тем и жило, что делало попытки во всем и опыты над всем.
В постоянном стремлении своем к новому народы земли, нередко незаметно для себя, возвращались к старому, забытому, к тому самому, что прежним поколением было признано негодным. И это старое действительно теперь оказывалось лучшим нового. Если же оно брошено было прежним поколением, то потому только, что, прекрасное по своей идее, оно оказалось негодным по исполнению. Или же сделано это по недоразумению, подобно тому когда домохозяин, желая обновить свое жилище по требованию современной моды, удаляет из комнат вместе со старьем и вещи драгоценные по материалу потому только, что они не подходят к новому украшению по своему фасону.
Попытаемся объяснить сказанное нами.
В одном из древнейших памятников исторической жизни народов, писанном более трех тысяч лет назад, мы читаем описание первобытного суда.
Вот вождь и глава народа один восседает у дверей шатра своего, а народ приходит к нему, ища суда от него, как от Самого Бога. Так было с утра до вечера, каждый день. Здесь выслушивались жалобы и споры, и здесь давались решения.
Это был Моисей и выведенный им из Египта народ. Он был единственный судия для всего народа. Таковой способ суда единоличного, совершавшегося в одном месте, оказался настолько неудовлетворительным, что вызвал тогда же порицание. Моисею решился выразить неодобрение престарелый тесть его Иофор.
«Не хорошо ты это делаешь, – говорил старец восьмидесятилетнему мужу своей дочери, – ты измучишь и себя, и народ сей, который с тобою; ибо слишком тяжело для тебя это дело; ты один не можешь исправлять его. Послушай слов моих: я дам тебе совет, и будет Бог с тобою. Для суда усмотри себе из всего народа людей способных, боящихся Бога, людей правдивых и ненавидящих корысть». И послушался Моисей слов тестя своего и выбрал из всего Израиля способных людей, и судили они народ во всякое время; о всех делах важных доносили Моисею, а все маловажные дела судили сами (Исх.18:17–26).
Вот священный образец одного из первобытных судов. Если сопоставим формы нынешних судов с этим патриархальным, то найдем в них много сходного. Там – Моисей, избранный Богом вождь Израиля; здесь помазанник Божий – царь. Там для решения мелких дел поставляются судьи над каждой тысячей, над каждой сотней, над каждым десятком народа, а важные дела восходят на рассмотрение Моисея, как главы народа. И здесь в каждом городе, в каждом уезде и даже по селам поставляются судьи для решения менее важных дел, а важнейшие чрез несколько судебных инстанций восходят к высшему собранию сановников, имеющих непосредственный доступ к царю.
Там Дух Божий, почивший на Моисее, по изволению Божию сообщился и поставленным им судьям. И в наши времена православные цари помазуются на царство, то есть чрез святое Миропомазание получают особый дар божественный для царствования над народом, им вверенным. Если это так, то избираемые и утверждаемые царем начальства и суды не должны ли стремиться к тому, чтобы быть с ним в полном единении не по внешней только букве, но и по духу? Так должно быть не потому только, что они поставляются от царя-помазанника, но и потому, что и сами, как восприявшие дар благодати во время таинственного миропомазания, суть также помазанники, хотя в меньшей мере, чем царственный помазанник, о чем напоминает им и имя христианина, которое они носят. Поэтому суд христианский должен быть компетентнее суда языческого. Такую мысль подтверждаем апостольским свидетельством. Апостол языков пишет к новообращенным христианам из язычников, чтобы они для решения между собою спорных дел обращались не к внешним судам, то есть языческим, а к своим – христианским, что таковой суд важнее суда неверных. Основанием своего положения Апостол поставляет то, что святые, каковыми он называл христиан, будут некогда судить мир, – следовательно, заключает Апостол, тем более они способны судить мелкие дела (1Кор.6:1–2).
Мы этим не хотим сказать, что всякий, носящий имя христианина, способен быть судьей, но только то, что истинный христианин, провождающий жизнь по евангельскому учению и находящийся под особым действием духа благодати, более способен производить правый суд, чем неверующий нечестивец и беззаконник, хотя бы и обладающий знанием закона.
В сказанное нами патриархальное время требовалось от судей, чтобы они были способны к делу. Для судей нашего времени, как христианских судей, тем более потребны эти качества. Способность и опытность нужны для новых судей даже и потому только, что каждый истец и каждый подсудимый могут представить за себя обвинителей или защитников, всегда более или менее способных и опытных. Ввиду этого судья, не обладающий способностью к отправлению своих обязанностей, легко может потерять доверие общества и умалить достоинство носимого им звания. По прекрасному изображению нашего баснописца, лучше может быть терпим судья ничего не делающий, чем тот, кто при своей власти не обладает достоинствами умного судьи.
В патриархальных судах неправда и корысть хотя и не были терпимы, тем не менее нередко могли проникнуть туда в силу некоторых неблагоприятных для правосудия условий. Но эти пороки судей при благоустройстве нового судопроизводства могут быть скоро обнаружены; значит, судья неправедный и любящий корысть, если бы оказался таковой в наших судебных камерах, не может долго усидеть на судейском месте. Впрочем, боязнь контроля и страх за свою участь здесь только, на земле, не составляют самой надежной гарантии правдивого судопроизводства, если судьи не будут обладать еще одним качеством, на которое указала священная книга бытописания. Это – богобоязненность. В патриархальных судах Божественный авторитет составлял существенную принадлежность. Во времена теократии мы знаем целый ряд судей, облеченных Божественным авторитетом, – в том числе были пророки и пророчицы. В первобытные времена на суд смотрели как на Божий суд. Тогда часто упоминалось имя Божие. Тогда требовалось, чтобы судья прежде всего Бога боялся, а потом и людей стыдился. В наше время, к сожалению, на это качество обращается мало внимания. У нас от судьи требуется только научное образование или практическая опытность. О страхе Божием нет помину. У нас дорожат более общественным мнением, чем Божиим благоволением, более боятся общественного суда, чем Божия. И едва ли это лучше для отправления правосудия. При таком положении дела в настоящее время судьи тех древних времен могут оказаться более авторитетными, чем в наши времена, и настолько авторитетнее, насколько выше Божественный авторитет человеческого, хотя бы этот человек авторитета и стоял выше всех подобных ему смертных. Недостаток этого качества, то есть ослабление Божественного авторитета в судах, сделало и христианские суды не удовлетворяющими требованиям, какие им предъявляются. А это, в свою очередь, вызывало надобность присовокуплять к прежним судам, отличавшимся своей простотой, другие учреждения, контролирующие правильность судопроизводства. С течением времени нагромождалось столько этих воспомогательных учреждений, что они становились бременем для страны, и чем далее, тем более судопроизводство росло, запутывалось и затягивалось на многие годы.
Отсутствие страха Божия делало суды лицеприятными, потворствующими силе и богатству и пренебрегающими слабость и убожество. Так было у народа Божия, когда главы народа предавались нечестию. Отсутствие страха Божия лишило Навуфея наследственного имения и жизни (3Цар.21:1–13). Отсутствие богобоязненности осудило невинную Сусанну на смерть (Дан.13). К сожалению, то же стало повторяться и у христианских народов, хотя виновно было в этом не христианство, а отступление обществ от христианских идеалов. Впрочем, к утешению истинного христианства нужно сказать, что если в среде нашего христианского общества и находятся те жалкие люди, которые способны глумиться над чувством богобоязненности, требуемым от судьи, то эти люди составляют исключение. Они не принадлежат к тому большинству, которое составляют массы народа. Простой народ, не научившийся еще лукаво мудрствовать, предпочитает богобоязненного судью тому, у кого отсутствует это качество, хотя бы он и обладал знанием и опытностью. Народ хорошо знает, что богобоязненность есть лучшее ручательство за правдивость судьи.
Присовокупим к этому, что когда эта богобоязненность соединяется с молитвой, сообщающей судье, боящемуся Бога, особенную прозорливость, то это служит для него самым надежным обеспечением благоуспешности его служения. Эти качества обогатили мудрость юного царя израильского. Кто не слыхал о суде Соломона по спорному делу двух матерей о младенце, которого не по праву хотела присвоить себе неистинная мать его (3Цар.3:16–27). И среди верхних слоев нашего общества кто добросовестный решился бы утверждать, что для наших судей не нужно ни страха Божия, ни прозорливости судебной? Если кому нужны эти качества, то не особенно ли тем, на ком лежит обязанность не только распутать хитросплетенные узлы лжи, но и разобрать между правдой и правдой, между кривдой и кривдой; кто должен, скажем приточно, исхитить ягненка из зубов волка, отличить слезы обиды от слез крокодила, оградить вола молотящего от заграждающего своекорыстно ему рот, чтобы он не съел зерна, над которым он трудился, и оберечь честь и покой благородных и умных животных от назойливости и бестолкового жужжания насекомых?
Нужно ли говорить о том, что богобоязненность и прозорливость не составляют принадлежности одного научного знания, но первая из них есть плод живой веры, а вторая есть дар Духа Божия, приобретаемый молитвой и чистотой сердца.
Милостивые господа! Введение нового судопроизводства в нашей широкой стране, как введение суда правого и скорого, есть один из вернейших способов упразднения в стране неправды и водворения правды, а умножение и распространение правды есть распространение Царства Божия. Возблагодарим же Бога, непостижимыми для нас путями охраняющего и распространяющего правду на земле и чрез то приближающего к нам Царство Свое.
Возблагодарим благочестивейшего монарха нашего, которого Промысл Божий благоволил избрать Своим орудием чрез правый суд водворить в нашей стране правду.
Молитвенно пожелаем успеха новым судебным учреждениям и тем новым деятелям, на которых выпала счастливая доля положить начало новым судам и таким образом быть споспешниками распространения на земле царства правды, а чрез нее приближения Царства Божия. Пожелаем, чтобы в наших судах как можно более места давалось Божественному авторитету, а чрез то прославлялось бы имя Божие и таким образом исполнялось бы то, о чем мы научены молиться ежедневно: Отче наш!.. Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое!
