Речь при освящении Свято-Тихоновского монастыря и храма в штате Пенсильвания, 1906 г.
Божиею поспешествующею милостию Православная Церковь все более возрастает и укрепляется в стране сей. В разных местах устрояются православные храмы, образуются приходы, братства, школы, открывается семинария, бурса, сиротский дом. Но все же жизнь нашей Церкви здесь не была до сих пор полною: мы не имели учреждения, которое с давних веков является неразлучным спутником Православной Церкви и составляет ее украшение. Разумею монастыри, которыми так богата русская земля. И вот – слава и благодарение Богу! Пробел этот ныне восполняется, и мы празднуем днесь открытие Свято-Тихоновского монастыря и освящение первого монастырского храма.
Однако не напрасная ли мечта и трата сил и средств – устроять монастырь с созерцательным, восточным укладом его жизни в стране, насельники которой всему миру известны как люди практических потребностей, внешней деловитости и земного благополучия? Есть ли здесь благоприятная почва для насаждения монашества? И семя его не упадет ли в терние, среди тех, у коих забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно остается бесплодным (см. Мф.13:22)? Но ужели же у здешних людей совсем нет идеальных порывов, стремления к небу, забот о едином на потребу, тоски по внутреннему человеку, одолеваемому суетою житейскою? Не будем спешить со словом осуждения. Кто бо весть от человек, яже в человеце, точию дух человека, живуший в нем (1Кор.2:11)? Не судите на лица (Ин.7:24). Есть и здесь души живые, жаждущие Господа и стремящиеся к иному, немирскому житию; мы знаем, что среди инославных есть здесь целые общины монашеские. И если туда вступают люди из среды, обычно считаемой за практическую, то можно уповать, что наш монастырь не останется без насельников из русских людей, которые издавна известны любовию и привязанностию к монастырям, стремлением к небесному, небрежением о земном, житейском. Будем уповать, что монастырь наш, ныне малый по числу братии, уподобится зерну горчичному, которое, хотя меньше всех семян, но когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его (Мф.13:31–32). Упования и желания сердца моего идут дальше: я хотел бы, чтобы монастырь наш уподобился, по слову Спасителя, закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все (Мф.13:33).
Будущее сокрыто от ограниченного взора человеческого, и мы теперь еще не знаем, что внесет в жизнь страны сей все усиливающаяся волна славянской эмиграции и мало-помалу возрастающая здесь Православная Церковь. Но хотелось бы верить, что не останутся они бесследными здесь, не исчезнут в мире чуждем, а в духовную сокровищницу американского народа внесут присущие славянской натуре и русскому православному люду алчбу духовную, порывы к небесному, стремление к всеобщему братству, заботы о других, смирение, покаянные чувства, терпение. Прекрасным рассадником для воспитания этих чувств, для сохранения и возрастания этой духовной закваски и является православный монастырь. Призри же с небесе, Боже, на учреждаемый ныне монастырь, и виждь, и посети виноград сей, и утверди и, егоже насади десница Твоя!
Еще одно слово о нашем монастыре. Неподалеку от него есть сиротский дом. Уместен ли таковый при монастыре? Следует ли монахам, отрекшимся от мира, иметь, кроме попечения о спасении своей души, заботы о внешних? И служение ближним, в мире сущим, не отвлекает ли иноков от прямой их цели? Вопросы сии в последние годы особенно занимают умы монахов и не монахов в отечестве нашем. Иные смотрят на служение ближним в мире как только на поделие для инока, как на нечто такое, что совсем для него не существенно, а в иных случаях даже и не безопасно. Другие, напротив, без такого служения ближним самую молитву иноков и заботу о спасении души мало во что ценят и считают иноков за эгоистов и за праздных людей. Кто же прав? Мне думается, что ответ на эти вопросы даст нам синаксар, положенный на утрени Великого вторника. В нем излагается толкование на евангельскую притчу о десяти девах (см. Мф.25:1–12).
Неоднократно говорил Господь Иисус Христос ученикам Своим о девстве. Многую славу девство имать, велико бо есть яко воистину. Но дабы кто сие дело исправляя, не вздумал небречь о других добродетелях, паче же о милостыни, ею же свет девства просвещается, Христос и предлагает притчу о десяти девах. Пять из них были мудры, ибо с девством они сочетали многий и богатый елей милости. Пять же других сохранили только девство, но не имели от елея милости, и названы они буими, глупыми, и большее (девство) исправившие, о меньшем (милостыне) небрегоша. И вот нощи настоящего жития мимотекущей, воздремаша вся девы, сие есть умроша, и предсташа жениху Христу. Мудрыя вошли во дверь брачнаго чертога, а пред буими она была закрыта: у них не было елея, и нужно было идти покупать его; но как ночию не бывает торговли, так и по смерти девы не могли запастись благими деяниями, паче же милостынею. И отошли они посрамленными, ничто же бо печальнейше и срама исполненнейше, якоже девство, побеждаемо имением.
Так, значит, инокам надлежит спасать себя не девством только одним, а к сему прилагать и благие деяния, паче же милостыню. И стало быть, далеко не лишним является для нашего монастыря сиротский дом, где иноки могут служить малым сим и личным своим трудом, и монастырским достоянием, и тем самым созидать свое спасение.
Кончу настоящее слово тем, о чем говорил братии при первом посещении монастыря. Ко Христу однажды подошел некто и сказал Ему: Учителю благий, что сотворю, да наследую живот вечный? Соблюди заповеди, отвечал Христос. И первая и наибольшая заповедь – это возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, а вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф.19:16–17; 22:37–39). Если и вы, братья, будете жительствовать сим правилом, то наследуете мир, и милость Божию, и вечное спасение. Аминь.
