О вразумлении свыше за осуждение духовника. Рассказы о последних подвижниках Троице-Сергиевой Лавры: об искушениях и данных свыше вразумлениях.

«Бросьте его в пропасть за то, что он осуждал своего духовника»

О своих молодых годах вспоминает наместник Троицкой Лавры архимандрит Кронид: «В подвиге борения со страстями меня много укреплял мой духовник иеромонах отец Серафим. Он с любовью, как истинный отец, старался уврачевать мою душу. Отец Серафим был переведен в число братии Сергиевой Лавры из монастыря, известного под названием “Новый Иерусалим”, где он состоял духовником архимандрита Леонида. Старец по устроению душевному был добр и смирен сердцем, чего я по своей юности не мог тогда достаточно оценить.

В обители Преподобного Сергия некоторые подозревали его в том, что он будто бы давал отцу архимандриту сведения о немощах братии. На самом же деле, как это впоследствии подтвердилось, ничего подобного никогда не было. Я по своей молодости и неопытности доверился этой клеветнической молве об отце Серафиме и сам иногда осуждал его и даже, страшно сказать, осмеивал.

В середине ноября 1884 года отец Серафим пожелал поехать на поклонение в Старый Иерусалим и на Старую Афонскую гору. Накануне его отъезда я вижу грозный и страшный сон. Мне казалось во сне, будто я распростерт на тончайшей паутине, которая колеблется над широчайшей пропастью. Вдруг вижу: какое-то страшное чудовище силится подняться из пропасти, чтобы поглотить меня. Противоположная сторона пропасти была озарена неописуемым светом. В блистании его виднелся трон, и на нем восседал дивной красоты величественный Муж. По правую и левую стороны Его находились двое предстоящих, как можно видеть их на иконе “Деисус”. И слышу я грозный голос дивного Мужа: “Бросьте его в пропасть за то, что он осуждал и осмеивал своего духовного отца”. Ужасу и страху моему не было предела. Я воскликнул: “Всемилостивый Господи! Помилуй мя и прости мои тяжкие согрешения! Я покаюсь, покаюсь...”

Крик мой во сне был так пронзителен, что разбудил моего соседа по келлии – послушника Алексея Ивановича Баранова. Тот начал усиленно стучать мне в дверь со словами: “Константин Петрович! Константин Петрович (мое мирское имя)! Что с вами, что с вами?” Я, пробудившись, сидя на кровати и не приходя еще в себя, с рыданиями продолжал кричать: “Господи, помилуй мя, Господи, помилуй мя!” И только через несколько минут, очнувшись, наконец, отворил дверь своей келлии и смог рассказать о своем страшном сне Алексею Ивановичу (впоследствии игумену Авелю, ризничему Лавры) как своему другу. Немного утешенный им, я после этого сна уже не ложился, а, одевшись, пошел к ранней обедне в церковь Смоленской Божией Матери.

Возвратившись от литургии, я в передней отца наместника Лавры увидел своего духовного отца, иеромонаха Серафима, который пришел взять благословение на поездку и проститься с архимандритом... В те минуты мне стало ясно значение моего грозного сна, побуждавшего меня сознать свою вину перед духовником. Я тогда же искренно испросил себе у него прощения и с облегченным сердцем расстался с ним. Между прочим, из этой поездки Господь не судил ему уже вернуться. Он скончался на Староафонской горе».