Проповедь Вселенскую родительскую (мясопустную) субботу (...для того, чтобы вести жизнь христианскую, чистую и стремиться к святыне, нужна только решимость, а помощь Божия всегда будет...)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня день поминовения усопших – Вселенская Родительская суббота. Этот день предварят завтрашний день – воскресный. И воскресенье это именуется неделей Страшного Суда. Поэтому перед этим днем, когда будет Страшный Суд всему миру, Церковь молится об усопших, одновременно подготавливает к нему живых.

Второе Евангелие, которое сегодня читалось, которое полагается читать по заупокойным субботам, каждый раз читается при отпевании. В нем особенно ясно засвидетельствовано, что ни одно слово Священного Писания, ни одно евангельское слово не написано просто так. За каждым из них стоит глубочайший смысл.

Господь говорит: Аминь аминь глаголю вам: яко грядет час, и ныне есть, егда мертвии услышат глас Сына Божия и услышавше оживут. А потом говорит: Грядет час, воньже вси сущии во гробех, услышат глас Сына Божия. Так вот, последнее слово относится к воскресению умерших, сущих во гробех. Первое же слово – к тем, кто жив, но мертв душою. Сказано: грядет час, и ныне есть – то есть, и в тот момент, когда произносилось это слово, оно было обращено к мертвым – мертвым душою.

Поэтому церковь все время и молитвы свои возносит и о живых, и о умерших. Об умерших, потому что они не могут уже сами себе помочь, о них приносятся только молитвы Церкви. А о живых – потому что они могут еще что-то сделать, могут исправить свою жизнь, и нам напоминается о том, что у них есть еще такая возможность. Но и всем, и им тоже предстоит этот неотвратимый смертный час, после которого ты уже ничего не сможешь сам для себя сделать.

мир весь увлечен тем, что человека отвращает думать об этом. Занимайся чем угодно, думай обо всем, только не о том, что тебе придется когда-нибудь держать ответ перед Богом. И час этот может наступить в любой момент. Как сеть, сказано, придет на лице земли и на весь мир, так и каждого человека постигает смертный час. Так Церковь и воспевает в чине отпевания: И внезапу найде на мя страшный час смертный.

Внезапно, то есть, человек, как бы он даже тяжело ни болел, все-таки почти всегда все равно еще стремится к жизни. И если даже он так тяжело болеет, что смерть кажется ему избавлением, то все равно, когда этот час приходит, он старается цепляться за эту земную жизнь. Это можно разговаривать вот так, пока идет жизнь, но когда на самом деле этот час подходит, тогда не до разговоров.

Те, кто когда-то бывали в сложных ситуациях, обычно военные, рассказывали: сидят, шутят, анекдоты рассказывают, даже про попов, про монахов, иронизируют – вдруг начинается бомбежка или же стрельба, и все эти шутники начинают креститься и трясутся: только Господи, спаси!

А когда этот час наступает мгновенно, то человек часто и не успевает этого сказать, только последний вопль – к Богу.

Есть такое повествование. Рассказывал человек, который был на связи с самолетами во время войны. А там у летчиков ларингофоны – такие микрофоны, которые всегда включены, и слышно все, что человек говорит. И вот когда летчик идет на таран и чувствует, что он гибнет, что уже не спастись, тогда все вспоминают Бога и обращаются к Нему. В этот момент человек уже не рассуждает.

Также и в книжечке «Невероятное для многих, но истинное происшествие» рассказывается о том, как душа одного человека после тяжелой болезни вышла из тела – он умер. И то, что называется агонией, метание это – это было стремление освободиться: как он потом написал, его как будто что-то давило, и он понял, что это значит: земля еси и в землю отыдеши. Тело начало стремиться к земле, но душа-то – не от земли, она – от Бога, и душа пыталась вырваться из этого гнета, который давил на нее, прижимая ее к земле. И это выглядело так, что человек метался: тело стремилось в одну, а душа – в другую сторону. Потом, наконец, душа вырвалась из оков тела, и он увидел себя вне тела своего.

И вот, когда его душа была несена двумя ангелами, в одном из них он узнал своего ангела-хранителя – он ощутил в нем родное, он почувствовал, что это тот, кто ему все время подсказывал, всю жизнь заботился о нем. И когда, по пути движения вверх этой души, он увидел какие-то безобразные существа, то рассуждений никаких не было, одна четкая мысль: бесы.

То есть, с момента смерти человека и в посмертном его состоянии всех этих земных житейских рассуждений и разглагольствований нет. Там ответ прямолинейный: это – то, а это – то. И так же, – а это уже засвидетельствовано многими случаями, – когда душа вдруг видит, что ей показывают ее жизнь и все, что она делала – там нет того рассуждения, которое у нас здесь есть: ну, это ничего, это неважно. Там ясно: тут ты кривил душой, тут ты лгал, тут совершал преступления – и нечего оправдываться, да и оправданий там нет. Там совесть обличает неумолимо, и говорит: это ты так делал, а это – так.

Это здесь мы еще пытаемся «запудрить» свою жизнь всякими рассуждениями, разглагольствованиями. А там – то, о чем в свое время сказал даже Лермонтов на смерть Пушкина в стихотворении «На смерть поэта». Он был человек, конечно, верующий и, естественно, как христианин, выразил все это так:

Но есть и Божий Суд, наперсники разврата,
Есть грозный Судия, он ждет,
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела Он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегните к злословью,
Оно вам не поможет вновь…

То есть, там уже ничто не поможет, и этот час каждого из нас ожидает.

За время служения моего здесь – по милости Божией, в течение тридцати лет – много здесь стояло людей, которых уже нет. Все, кто сейчас присутствует – почти все новые, за редким исключением. И после нас здесь будут другие, а мы все пойдем на ответ к Богу, и у нас пока еще есть возможность исправить свою жизнь.

Нужна только внутренняя решимость – не грешить. Многие вещи можно отбросить, спокойно, как несуществующие. Для многих они и не существуют, а остальные тем более должны понимать, что без этого вполне можно обойтись. Например, курение – нет этого, и всё. Или какие-то там плотские вещи – нет этого, и всё, не существует.

Да, мир со всех сторон кричит, старается, предлагает: и сигареты, и всё остальное. Но это ведь всё только призраки жизни. Это то, что по-настоящему-то не дает человеку жить нормальной жизнью. Больше того, если мы просто оглянемся на тысячелетия существования человечества, на наших предков, которые были до нас, то ведь многих вещей, которые есть сейчас, тогда вовсе не существовало – и люди без них спокойно жили.

Нет, я не призываю совсем отказываться, допустим, от картошки, хотя вы знаете, мы же проходили это в школе, ее ввезли-то к нам где-то только в XVII-м веке. А до этого у нас на Руси ее просто не было – и люди жили. Не говоря уже о том, что водка, без которой многие сейчас, к несчастью, не могут обходиться, – ее же тоже на Руси не было. Табакокурения не было.

На памяти старшего поколения, в их молодости телевизоров вовсе не было. А теперь некоторые не могут провести без телевизора даже день. Молиться некогда – а молились люди во все времена, особенно в годину испытаний усиливалась молитва. Не было ни радио, ни газет – ничего этого не было. И люди жили совершенно спокойно. Я просто привожу, как пример, что есть вещи, к которым мы привыкли не потому, что без них невозможно жить, а потому, что просто вроде так заведено, так везде.

Например, умирает человек, устраивают поминки, и если там не будет спиртного, то уже могут сказать: как же, не почтили. Хотя какое там почтение – беззаконие полное, перепьются, переругаются, да еще запоют, засмеются, анекдоты начнут рассказывать. Это разве поминовение усопшего?

Так многим вещам, которые существуют, присваивается определенное значение.

Есть такое выражение: «всё, что существует, имеет право на существование». Ничего подобного, совсем не так. Есть вещи, которые существуют потому, что они появились после грехопадения человека. И Господь их терпит для того, чтобы человек мог делать выбор: или туда – или сюда.

Человек пожелал того, что ему диавол предложил: «Вкуси от запретного плода, и будешь различать добро и зло» (Быт.3:1-5). И вот, не только Адаму с Евой, а всем нам дана эта возможность: выбирать или добро, или зло.

Не курить – или курить, не пить – или пить, говорить по-доброму – или ругаться. Ведь и сквернословие, которое так пронизало теперь всё общество, его же тоже не было. Слова эти ведь все привнесенные, это всё пришло через грехопадение. И очиститься от этого и не совершать этого, даже не думать – возможно. Во все времена были люди, которые вели трезвую, целомудренную, чистую жизнь. Во все времена были люди, которые старались не только не сказать ругательного слова, но даже оскорбительного, старались ничем не обидеть своего ближнего, не потревожить. Это – возможно.

Так что для того, чтобы вести жизнь христианскую, чистую и стремиться к святыне, нужна только решимость, а помощь Божия всегда будет. Господь, сказано, всем человеком хощет спастися, и в разум истины приити (1Тим.2:4). Нужно только иметь, прежде всего, это желание, даже если нет силенок сразу избавиться от чего-то. Хотя возможно и тут же, мгновенно оставить грех, бросить дурную привычку. Мы знаем такой пример, он нам засвидетельствован. После страшной, развратной жизни Мария Египетская, которая только накануне перед этим покорялась греху, когда ощутила святость Креста Господня и милость Божию через Матерь Божию, тут же оставила эту жизнь и пошла с двумя с половиной хлебами в пустыню. Не оборачиваясь. Это – возможно. Такой шаг возможен. Но это была преподобная Мария Египетская. Решимость ее была такова. Было показано, что женщина имела такую решимость, которую не имели многие мужчины.

Большей частью, мы настолько немощны, что этого не можем сделать. И нужно, изнемогая от своей немощи, хотя бы просить помощи Божией. Господь услышит и поможет. Вот это нужно твердо помнить. Каким бы ты ни чувствовал себя безпомощным, если ты сознаёшь, что не должен этого делать, что ты должен от этого избавиться, – проси помощи Божией, и Господь поможет.

Сначала ты хотя бы будешь чувствовать, что, совершив что-то, ты должен исповедоваться. И когда приходишь на исповедь и каешься в чем-то, а потом опять приходишь и у тебя опять то же, и уже становится все-таки хоть сколько-то стыдно: и одно и то же, и одно и то же, и чувствуешь, что ты никак не можешь сдвинуться с места, – но уже в этом чувстве, которое человек испытывает, что он не так делает, что он никак не может с этим справиться, – полагается начало исправления.

Проси – и Господь поможет.

Сначала обстоятельства будут складываться так, что тебе не удастся что-то из того, что тебе очень хочется, хотя это греховно. Ты будешь этим даже недовольствоваться, но напоминай себе, что все-таки это нужно оставить. Потом – Господь поможет, станет легче.

Потом будешь даже испытывать некое утешение от того, что вот не получилось, хотя и хотелось сделать не так, как надо бы.

Например, вначале мы резко отвечаем кому-то, нам – слово, мы – десять в ответ. Но чувствуешь, что не то делаешь. Потом начинаешь хоть не десять, а просто отвечать – но опять чувствуешь, что не то делаешь. И вдруг – помощь Божия: не нашелся, что ответить. Хотел – а в голове нет ничего. Вот это и есть явная милость Божия, Господь помогает. Вспомни об этом, и поблагодари Бога, что Господь не дал тебе выругаться: ты не знал, что сказать.

Вначале вроде отошел, как оплеванный: тебе «вылили», а ты в ответ не «налил». А потом, через некоторое время, почувствуешь тишину: а хорошо все-таки, что не наговорил ничего. Смотришь, один раз так, второй, третий, а потом уже тебе вроде «льют», а ты думаешь: «А чего там говорить-то, безполезно». И уже потом, милостью Божией, тебе станет его даже жалко: ну что же он так на всех ругается? Вот бедный-то. И ведь я когда-то так же… Как же это хорошо, когда не ругаешься-то.

И вот так – каждый грех.

Об этих вещах нам напоминается, потому что пост приближается. Мы должны сейчас, в последние дни перед постом, не заправляться сколько влезет, а уже готовиться к нему духовно. И вот тут как раз опять этот самый момент: «Эх, предо мной кончилось…» Или хотел купить – этого как раз нет… Не раздражайся, а говори: «Слава Тебе, Господи. Что ж, поскромнее заговею». Это и к чревоугодию относится. Достал там что-то, берег себе – а оно испортилось, протухло. Пришлось не есть. А то набил бы себя так, что потом дышать трудно было бы.

Или купил вино: как же, нужно, последние дни, масленица, а – кислятина, одна этикетка только, ничего хорошего там нет. Вместо того, чтоб ругаться, какие теперь обманщики, можешь сказать: «Господь меня отучает: что ты зелье это глотаешь, какая радость в этом?»

Или рядятся, рядятся, а часто так бывает: наденешь новенькое – обольешь его чем-нибудь, или зацепишь, разорвешь, или пуговицу оторвут… Чтоб не рядился особенно-то, не красовался, ни прилеплялся к одежде. И так – во всем.

Вот и задумаемся над тем, что грехи держат в цепях, в оковах мы греховных. И вот смотришь – там перетерлась цепочка, там подгнила, время-то идет все-таки. Как говорят святые отцы: «Когда мы грехи не оставляем, грехи нас оставляют».

Иной бился, бился, бился, то налево, то направо смотрел, всё голова вертелась, кружилась. Всё переживал: как на меня взглянут, как я выгляжу? А потом уже куда ты сам ни смотри, а на тебя все равно никто уже не смотрит – какой-то сморчок мешается тут под ногами. И вспомнишь, что уже на пенсии, и никому ты не нужен. Слава Тебе, Господи, дождался милости Божией.

Вот так смотришь – сначала освобождаешься не без сожаления от всей этой шелухи, трухи, а потом даже и радость начинаешь испытывать.

Так же, как и с постом. Сначала стремился попробовать и то, и это, была мечта об этом, о другом, кровная была обида: кусок кто-то больше в рот положил, а у меня такого нету – как же так? А потом: да ну, пусть себе ест на здоровье. Уже и устал от всех этих яств. И всё уже по-другому воспринимается. И так – во всем.

Как говорил наш старец отец Сергий, Царствие ему Небесное, душу свою нужно перестраивать на евангельский строй. Стоит себе чаще напоминать о том, о чем одна раба Божия сказала. Она привела высказывание одного человека, очень интересное: «У гроба карманов нет». Ничего из этого мира с собой не унесешь – смысл такой. Поэтому особенно не переживай, что здесь не так много у тебя всего – там всё равно некуда будет класть. Удивительная иногда бывает мудрость народная, так отрезвляет – и сразу всё стоит на своих местах.

И действительно, когда приближается пост – приходит строгость в одном, в другом, в третьем: и в пище, и гляделки все эти нужно выключить раз и, лучше, навсегда. И во многом другом, остальном. Нужно, как говорится, возвратиться в первозданное состояние, в котором люди жили тысячелетиями. Многого из того, что нам сегодня кажется необходимым, просто не было – а люди жили более спокойно, чем сейчас.

К одному рабу Божиему приходят, а у него телевизора нет, и спрашивают:

— Как же ты живешь?

Он отвечает:

— Так же, как вы, только спокойнее.

Потому что всей этой кутерьмы, суеты человек просто не знает.

Кстати, в сегодняшнем первом Евангелии о Втором пришествии есть такие слова: И будут знамения в солнце, и луне, и звездах, и на земли туга языком, от нечаяния, шума морскаго и возмущения, издыхающим человеком от страха и чаяния грядущих на вселенную, силы бо Небесныя подвигнутся. Это о чем речь, какой у нас тут «шум морской»? «Шум морской» – это то, о чем говорится в известных словах:

Житейское море вздымает волнами,

там радость и горе всегда перед нами…

Речь тут идет про шум житейского моря, в котором словно валы идут: вот одно волнует, следом другая волна, третья, все эти проблемы – шум морской. И чем больше человечество движется по пути так называемого прогресса, тем более изнемогает от ожидания того, что грядет. Потому что информация, а теперь еще и «гласность» – это когда все помои, которые только существуют, выплескиваются наружу. Телеканализация у нас этим занимается – и всё это, действительно, изливается.

Вообще, если посмотреть на жизнь с точки зрения разумного рассуждения, просто трезво: вот к чему пришли, – то что мы увидим?

Мне недавно рассказали, информация такая: проблемы везде, на Дальнем Востоке котельные не работают, энергетический кризис, люди замерзают, в больницах холодно… А у меня такая мысль возникла, деревенская голова-то, я думаю: а вот, поди, такой проблемы на Руси не было. Зимой ведь никто не замерзал от холода, если только лентяй, который не заготовил себе дров. Каждый заготавливал на зиму дрова. Я вырос, по милости Божией, с керосиновой лампой и с обычной печкой. Заготовишь – и никакого энергетического кризиса. Печка есть, дрова есть – какой энергетический кризис? Откуда он появился? Задумайтесь.

И вот люди иногда что-то делают, делают, делают – вроде необходимое. А оказывается, что без этого «необходимого» люди жили, да еще лучше, чем мы теперь живем. Вот без этих многоэтажных домов с котельными. Да, сверху не лили на тебя, сбоку не стучали, у подъезда не встречали, а каждый имел свой домик, и как уж ты трудился, так у тебя всё, слава Богу, и было, ни от кого ты не зависел. Вот так человека и в грех затягивает – вроде бы комфортом. А в результате что? А ну как рухнет этот комфорт – и что тогда будет?

Это всё к тому, что духовный подход к вещам – все-таки, по-моему, самый трезвый. И понять, что на самом деле происходит, можно только с этой точки зрения. Как святые отцы говорили, на всё надо смотреть взглядом оттуда, сверху. Даже на эту жизнь можно тогда взглянуть вот так спокойно, не говоря уже о том, что эта жизнь – только подготовка к будущей жизни. Если рассматривать ее, имея в виду, что существует будущая жизнь, то тогда ясно видно, что, действительно, «гроб без карманов». Что туда понесешь? Понесешь только свои грехи или же добрые дела. Поэтому и получается: что бы ты ни делал, старайся меньше грешить, а больше делать добра. Аминь.