Проповедь по Евангелию об исцелении одержимого духом немым, 2002 г.
Один из народа сказал в ответ: Учитель! я привел к Тебе сына моего, одержимого духом немым: где ни схватывает его, повергает его на землю, и он испускает пену, и скрежещет зубами своими, и цепенеет. Говорил я ученикам Твоим, чтобы изгнали его, и они не могли (Мк. 9, 17-18). После этого Господь исцелил этого мальчика. И спросил Иисус отца его: как давно это сделалось с ним? Он сказал: с детства; <…> Иисус сказал ему: если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему. И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! помоги моему неверию. Иисус, видя, что сбегается народ, запретил духу нечистому, сказав ему: дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него. И, вскрикнув и сильно сотрясши его, вышел; и он сделался, как мертвый, так что многие говорили, что он умер. Но Иисус, взяв его за руку, поднял его; и он встал. И как вошел Иисус в дом, ученики Его спрашивали Его наедине: почему мы не могли изгнать его? И сказал им: сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста. Выйдя оттуда, проходили через Галилею; и Он не хотел, чтобы кто узнал. Ибо учил Своих учеников и говорил им, что Сын Человеческий предан будет в руки человеческие и убьют Его, и, по убиении, в третий день воскреснет. Но они не разумели сих слов, а спросить Его боялись (Мк. 9, 21-32). Да, иногда человек боится, сам не знает, чего, а на самом деле это происходит, потому что его дьявол пугает. Человеку представляется какая-то вещь очень страшной, например, я спрошу, а он подумает. Откуда ты знаешь, что он подумает на твой вопрос? Но человеку уже это так представляется, что он точно-точно так подумает. Это представляется страшным. На самом деле это чисто бесовское внушение именно с той целью, чтобы человек не спросил. Вот здесь нечто подобное и происходит.
Чтобы проводить жизнь христианскую, требуется, чтобы у человека была вера, потому что без веры вообще невозможно и молиться. Конечно, молиться с верой довольно трудно при нашем общем маловерии. Мы, осознавая, что молиться нужно, стараемся перевести это в формальный уровень: отчитал положенное и на этом успокоился, а необходимо, чтобы молитва не превращалась в пустое и малополезное упражнение. Нужно обязательно молиться с верой. Что это значит? Нужно веровать в то, что Господь обязательно это даст по нашей вере. «Да приидет Царствие Твое» – нужно так говорить с полным желанием, чтобы воля Божия воцарилась на земле. Мы, так как нам трудно в таком напряжении свою душу и свой ум держать, молимся формально, не вникая в смысл того, что мы произносим. Поэтому и бывает такой результат. Нам проще кого-то попросить помолиться, вместо того чтобы стараться, чтобы каждое слово шло к Богу и шло от нашего сердца, совершенно искренне, исполненное верой в то, что Господь это совершит. Если человек сам сомневается, зачем Господь будет ему давать? Человек должен молиться Богу, совершенно не сомневаясь, что получит просимое.
Отец этого болящего юноши собрал всю свою веру, но тут же почувствовал, что веры не хватает, и тут же обратился к Богу с тем, чтобы Господь укрепил и умножил в нём эту веру: помоги моему неверию (Мк. 9, 24). И вот результат: ребёночек сразу был исцелён Господом. Так и мы, если бы мы смогли собрать всю веру и просили бы у Бога, то Господь обязательно бы дал нам, потому что Он хочет, чтобы наша вера укрепилась, Он хочет нам помочь. Это для Него самое важное. Раз мы молимся чисто формально, без участия нашего сердца, Господь не даёт, не потому что Ему жалко, а потому что тогда не будет результатов. Вся наша жизнь внешняя, которую мы проводим, должна служить только тому, чтобы нам прийти в Царствие Божие, а для этого нужно укрепление веры, укрепление молитвы. Подлинная молитва – это и есть Царствие Божие. Чтобы тут не было противоречия, Господь и не даёт, не для того чтобы мы отчаялись, а для того чтобы больше усердствовали. Мы, к сожалению, ещё больше ослабеваем: «А, ничего не получается». А нужно ещё больше усердствовать.
Когда ученики спросили, почему же они не могли изгнать, опять же причина в том, что не хватает веры: сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста (Мк. 9, 29). В нескольких древних рукописях Евангелия первых веков даже нет слова «пост», говорится только про молитву. Конечно, канонический текст включает слово «пост», но то, что это слово отсутствует в некоторых рукописях, говорит о том, что молитва здесь даже важнее. Это совершенно понятно, потому что, конечно, важно человеку употреблять все усилия на воздержание от греха, но всё-таки главное чудо совершает Сам Бог по нашей просьбе. Мы должны своей молитвой как бы убедить Бога в том, что нам действительно это нужно. Мы должны неотступно и твёрдо, исполненные верой, молиться и со всеми нашими малыми силами воздерживаться от греха, тогда бес будет побеждаем. Если же мы этого не совершаем, то наша вера наоборот охладевает, благодать Божия из-за греха не может к нам приблизиться, мы всё больше и больше погружаемся в грех, Господь от нас удаляется, мы перестаём Его чувствовать. От этого молитва становится всё более холодной, всё более формальной, всё более каким-то ритуальным действием. Мы живого Бога не чувствуем, поэтому с нами случается то же самое, что и с апостолами.
Господь собрал их наедине и говорил им о том, что должно Ему пострадать. Почему наедине? Потому что остальным людям до этого вообще никакого дела нет. Как Владимир Семёнович Высоцкий в одной из песен пел: «Мне не жаль распятого Христа». А потом, видать, что-то у него в голове произошло, он даже написал другой вариант текста: «Мне очень жаль распятого Христа». Видать, его настроение сердечное колебалось. Это очень интересно, существует два текста, прямо противоположных друг другу. С человеком то же самое происходит. Человеку внешнему нет до этого никакого дела, даже тем, кто у церкви милостыню собирает. Казалось бы, ты у Церкви стоишь, а спроси у него, жалко ли ему распятого Христа. Да ему никакого дела до Него нет, ни до распятого, ни до не распятого. Поесть, попить, выпить, куда-то сходить. Мы недалеко от этого ушли, потому что в нашей жизни Господь появляется очень редко, в минуту очень острую. Сердце наше встрепенётся, мы расчувствуемся, что-то нас пробьёт. А так реально об этом конечно никто не думает, поэтому Господь учеников собрал, самых близких, тех, у которых к Нему было определённое личное отношение. И что же? Они всё равно не понимали, что Он им говорит и зачем это надо.
Больной человек, мальчик, страдает с детства. Ясно, что маленький ребёнок не может быть виноватым, чтобы ему вот так страдать. Лично он не виноват, но так как он причастен к человеческому роду, то, конечно, в этом смысле он виноват, потому что нет человека, не виноватого перед Богом. Раз существует грех, значит существуют и страдания. Грех общий, значит и страдания общие. Бывает, ребёнок не виноват, родители что-то не доглядели, а страдают оба. А бывает, ребёнок виноват, а родители нет. С ним что-то случилось, они за него страдают. Допустим, где-то электричество отключили, денег нет в городе. Народ собрался, главу администрации повесили на фонарном столбе. Может он и не виноват, но пока он висел, он страдает, а потом дети будут страдать. Где-то кто-то согрешил, а в другом месте человек страдает, потому что мы все одно. Лучше всего это показывает всякий терроризм. Кто-то виноват, но убивают-то всегда невиновных.
Например, люди соединяются вместе, у них от этого дети появляются, а он им не нужен. Они убивают его, ребёнка, вместо того чтобы друг друга зарезать за то, что они ребёнка зачали. Нет, они убивают невинного. Он-то не виноват, что он родился, его же никто не спрашивал. Нет, его зачали, надо убить. Убивают всегда большей частью невинных, вообще ни в чём не виноватых.
В чём виноват какой-то солдат? Взяли его, забрили, давай иди, воюй. Ты хочешь воевать? Иди, собери своих сынков, племянничков, как это было раньше. Князь садился на коня первый. Давай, иди первый, меч, кольчуга, вместе со всеми. Ещё флаг поставь, чтобы все видели, где князь, чтобы в тебя стрел побольше летело. А не так, по телефончику с дачи: «Давай этих туда, а тех туда». Ни те не виноваты, которых убивают, ни те, кто убивают. Это всё какие-то другие дядьки дерутся за нефть, за свинец, за никель. У каждого ведь свой бизнес в этом мире. Начинают разыгрывать какие-то факторы национальные, исламские, православные, католические. Из чего можно ещё выторговать, то и дают, а люди гибнут. Чего там парню семнадцати лет объяснить, кто его враг. Да нет проблем, у него же ума нет. Он отца с матерью не слушает, поэтому ему объяснить, в кого стрелять, вообще не представляет никаких трудностей. Молодёжь давай по стёклам, давай всех повесим и всё. В семнадцать лет полком командовал, сам лично сто человек расстрелял. Ну потому что в семнадцать лет ума-то нет абсолютно. Если бы он это в пятьдесят лет сделал, это уже зверь конченный, а в семнадцать лет просто дурак. А таких дураков в каждом поколении. Дожил до пятнадцати лет, дальше всё понятно. Им же всё интересно, динамично. Сначала камни кидаешь, потом железные прутья, потом гранаты. Это всё очень просто.
Апостолы не понимали Спасителя, они не понимали, что происходит. Он их так любит, они Его так любят, Он ничего плохого не делает. Почему Ему надо идти на смерть? Почему нужно идти на Крест? Какая в этом правда? Что это значит? А то и значит, что в этом практически только два пути —либо ты тот, который ест, либо ты тот, которого едят. Конец у всех один всё равно, все умирают потом и наследуют результат собственной жизни. Сотворивший злое, идёт в муку вечную, а сотворивший благое идёт в жизнь вечную. Почему так? Один гранату кидает, а другой раненного с поля боя выносит. Разное дело, смысл разный, сердечное впечатление от того, что человек делает, разное.
Христос, будучи Богом, избрал для Себя путь того, кого съедают. И ученикам Своим в лице апостола Петра сказал: паси агнцев Моих (21, 15). Он не сказал: «Паси Моих серых волчат». Таким образом мир и разделяется словом Божьим, как обоюдоострым мечом, на две части. Те, которых едят, и те, которые едят. Христос с теми, которых едят. Сам человек и выбирает, что это будет, как ты будешь за правду бороться. Тем, что тоже на крест пойдёшь, или тем, что других будешь к этому кресту прибивать? Конечно, чтобы самому на крест идти, мужества требуется больше, чем отстаивать своё. И любви для этого требуется больше, и благородства, и терпения, и много других качеств. Именно тех качеств, которые необходимы для Царствия Божия. Вот так Господь и отбирает, а лучше сказать, что человек сам выбирает себе тот путь в вечности. С кем ему быть в вечности, с Тем, Которого ели, или с теми, которые едят. Кто ты, волк или агнец? И всё просто предельно, никто никого не судит. Собственное сердце человека чему принадлежит и к чему оно склонно, каков мотив? Это тоже важно, потому что иной человек из-за лени ничего не хочет делать, а не потому что он кроткий. Жизнь вообще очень сложна, в каждом случае нужно поступать по-разному. Самоотречение тоже по-разному проявляется. У Христа тоже по-разному проявлялось. Однажды Он свил бич из верёвок и изгнал торгующих из храма. Вот это был поступок самого кротчайшего существа на свете всех времён и народов. Надо же тоже в это вникнуть, в отдельных случаях нужно и так поступать. Или как постол Павел на суде, когда его один стукнул, он говорит: Бог будет бить тебя, стена подбеленная! (Деян. 23, 3) Это был ответ кроткого человека. Что за этим стоит? Какие чувства? Какой мотив? Очень важно, чем человек руководствуется и во имя чего. Этот окончательный выбор делается нами всю жизнь, в каждом нашем поступке и поступочке, в каждом нашем дыхании и каждой мысли. Вот пришла мысль, хорошая она или дурная? Принять её или с гневом отвергнуть? Это выбор каждого из нас. Так получается, что каждый наш выбор оказывает на нас влияние, некое впечатление, что-то впечатывается в нашем сердце.
Каков будет итог? Господь сказал: «В чем застану, в том и сужу». Так в чём нас Господь застанет? Каков будет наш выбор в тот момент, когда придёт Господь, как сказано, как тать в ночи? Это всегда будет внезапно. Жизнь, к сожалению, так быстро проходит, что не успеешь оглянуться. Это в молодости кажется, что время тянется и тянется: когда же лето, наконец, когда гулять? Очень это всё быстро пролетает, надо стараться успеть. Каково наше сердце, каким оно стало, милостивым или нет? Суд без милости не оказавшему милости (Иак. 2, 13). Господь сказал: каким судом судите, таким будете судимы (Мф. 7, 2). Конечно никто судить не будет, человек сам себя судит. Закрыл глаза чёрной повязкой и по диагонали переходишь Тверскую улицу в час пик, тебя сшибла машина. Это тебя кто-то осудил что ли? Это тебя Бог, что ли, наказал? Да никто тебя не наказал, ты же сам завязал глаза, ты же сам по диагонали бежишь, ты же сам выбрал час пик. Если тебя задавили, ну кто в этом виноват? Никто, только ты сам. Надо нам об этом думать, если мы хотим действительно почувствовать, что Господь – в нашей жизни.
Чего Он от нас ждёт? В чём тайна Креста Господня? Как мы можем быть к этому причастны? Что из этого для нас лично, каждого из нас, следует? Как нам воспитывать своих детей? Проблема, чему учить: простить или дать сдачи? Когда как, творческий процесс, иногда нужно простить, иногда дать сдачи. Потом, как дать сдачи? Можно так, что четыре зуба впереди вылетит, а можно и без этого обойтись. По-разному можно сдачи давать. Всегда человек несёт ответственность за каждый свой поступок и за каждый оттенок этого поступка. За что? Все поступки изначала рождаются в сердце: и гнев, и возмущение, и печаль, и уныние, и умиление, и радость, всё рождается в сердце, сначала там. Каково твоё сердце, такова твоя участь в вечности. Если кто хочет быть со Христом, в сердце должны быть те же самые чувства, что и во Христе (см. Фил. 2, 5). Нужно к этому стремиться, а для этого нужна вера, что это возможно. Приходит человек и говорит: «Десять лет хожу, а всё со мной одно и то же». Вроде как приуныл, говорит: «Ничего у меня не получается». А у тебя ничего и не должно получаться, потому что это дело не твоё. Если бы ты сам мог спастись, тогда Христос и не нужен. Тогда просто нужна инструкция: вот так делай, и всё с тобой будет нормально. Нет, это дело благодати Божьей. Поэтому, чтобы спасти свою душу, нужно с Богом вступить в личные отношения. Нужно у Него выпросить это спасение. Сам Господь говорит: стучите, и отворят вам (Мф. 7, 7). И конечно, изо всех сил нужно воздерживаться, нужно избегать всяких ситуаций, когда мы можем согрешить, особенно тех, в чём у нас наибольшая слабость. Конечно, если у человека слабость к винопитию, квартиру напротив кабака нужно поменять. Лучше туда, во двор, чтобы хотя бы не видеть, чтобы мысли определённого рода не рождались. Это совершенно очевидно, если человек думает о спасении души. А таких случаев миллион на каждый день, куда глаза поднять и от чего лучше их отвести. Нужно воздерживаться и очами, и ушами, даже обонянием, потому что на человека всё влияет, всё запечатлевается в его сердце. От количества повторений возникает привычка, а вот её уже преодолеть очень трудно. Никто же с нами рядом не будет стоять, или, как у Джонатана Свифта, бить нас надутым пузырём по голове, если мы что-нибудь не то сделаем. Человек должен сам, он всё должен сам. Он ответственность должен нести, не на кого-то сваливать. Все хотят, чтобы кто-то за нас всё это делал, руководил: сюда ступи, а сюда не ступи. Это только на словах, пусть кто попробует нами руководить, сразу окажется, что это нам не нужно, нас это только раздражает. Раз уж мы крестились во Христа Иисуса, стали христианами, встали на этот путь, надо всё время молиться Богу, чтобы в нас умножил веру. Когда мы начинаем сомневаться, что спасение возможно, нужно молиться: «Господи, помоги моему неверию».
Как же мы в этом сомневаемся, когда первым из людей спасся разбойник? Такой тяжёлый разбойник, что иудеи выпросили Варавву, другого разбойника, чтобы его освободить на праздничный день, а этого уж точно распять. Не хотели его даже прощать ради праздника великого, то есть натуральный такой злодей. Что от него потребовалось? Уверовал. Уверовать было трудно, разглядеть в этом человеке истерзанном, избитом плетьми с металлическими хвостами, израненном терновым венцом, с переломанным носом, с пробитыми руками и ногами, углядеть Сына Божия. И ему всю жизнь, и его отцу, и его деду, и его прадеду, и так до Авраама, им объясняли, что придёт Мессия, Который воцарит справедливость, устроит мир благополучия и благоденствия. Всё будет хорошо, мирно, счастливо, обильно, сытно, тепло, красиво. И вот висит человек, который говорит: «Я Мессия». Избитый, окровавленный, воплощение всяческой несправедливости. Какая только есть несправедливость на свете, всё оказалось на этом Кресте повешено на всеобщее обозрение. Оклеветан, предан, оплёван, поиздевались на славу. За что? Ни за что. Пилат всё-таки был человек грамотный, специалист по римскому праву, естественно, потому что тогда это преподавалось. Он говорит: Я никакой вины не нахожу в Нем (Ин. 18, 38). За что же бить? За что убивать? Как бы чего не вышло, на всякий случай. Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю (Ин. 19, 12). Своя рубашка ближе к телу. Из-за карьеры сколько ежедневно совершается подлости во всём мире, кошмар просто. Пилат из карьерных соображений спокойно убивает. Подумаешь, какого-то очередного еврейчика к кресту прибить. И этих двоих. Эти, конечно, виноваты, Этот не больно виноват, но кто без греха. Наверняка там что-то за Ним водилось. Ну и ладно, хотят они Его убить, да и ладно. Он, будучи разбойником, человеком с повреждённой моралью, глядит на Него и говорит: Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое (Лк. 23, 42). То есть уверовал в Него, как в Сына Божия, как в Царя Израилева. Можно сказать, он совершил подвиг. Кто бы из нас, прибитый ко кресту, вися на солнышке, подумал бы о своём спасении? Когда у нас чуть-чуть заболит где-то в боку, в спине, в голове мы уже и молиться не можем, и поститься не можем. «Всё, ничего не могу, всё меня раздражает». Человек вообще забывает, что он христианин на период, когда у него что-то заболит. А тут у человека не что-то заболело, он испытывает невыносимые муки, потому что эта казнь была рассчитана не только на позор, а на то, чтобы как можно больше страданий принести человеку, потому что таким образом империя мстила. Ах, ты убивал, грабил, вот теперь ты помучайся. Старались продлить эти мучения, чтобы повисел, насладился этой мукой. Люди-то все мстительные. Шестьсот лет прошло со дня второй мировой войны, нашли его, он в семнадцать лет кого-то в лесу расстрелял. Ему девяносто пять, давай его повесим. Нет срока давности, надо его убить, посадить. Как в Америке приговорят к смертной казни, а потом через пятнадцать лет на электрический стул. Он уже чуть не забыл вообще за что. Нет, давай всё-таки его убьём. Собираются, газеты пишут. Как приятно убить. Человек уже давно жалеет об этом, давно уже всю свою жизнь передумал, вообще уже другим стал. И родственники приходят: «Нет, надо убить, я требую справедливости. Он убил, поэтому его надо убить». Убил – и ему хорошо, мстительное чувство удовлетворилось. Так бы с удовольствием ещё сам в этом поучаствовал. Нет, гуманизм: укольчик, электрический стульчик. Пусть потом выясняется, что током человек не убивается, у него шок, его живого хоронят, потом он отходит. В общем, всякие кошмары. Зато удовлетворение мстительного чувства крещёных людей. А потом болезнь, смерть, потом то, что мы называем судом Божьим. Ну как с таким сердцем идти на суд Божий? С сердцем, исполненным злого мщения. Да, ты получил удовлетворение, сатисфакцию, замечательно. А что стало с твоим сердцем? Ты убил этого человека. Он плохой? Плохой. Он злодей? Злодей. А ты? И ты. Он убийца, да, но и ты убийца. Вы вместе убийцы, и один не лучше другого. Как ты можешь его судить, когда ты такой же убийца? Вот в чём дело. Понятно, что вывешивали на позор, чтобы и острастку дать известного рода, и в то же время низменным чувствам мести дать удовлетворение. Конечно, в этом страшном состоянии мало бы кто из нас подумал о спасении, а этот человек подумал. Это сострадание невинному преодолело в нём и ругань соседнего разбойника, который хулил, преодолело этот поруганный, окровавленный, униженный вид Христа Спасителя. Все преодолело. Эта любовь и сострадание к страдающему Мессии преодолели. Господь увидел, что его сердечко из такого разбойного состояния, может быть и благодаря той муке, которую он испытал, оно пришло в состояние сострадания и любви. Господь всю его прошлую жизнь зачеркнул, потому что самое главное — это конец, а в конце оказались любовь и сострадание. И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю (Лк. 23, 43). С тех пор часто на северных вратах разбойника изображают, как на дверях в Царствие Небесное. Не на главных, потому что всё-таки разбойник, не преподобный Иоанн Лествичник, не Василий Великий, но тем не менее на почётном месте, потому что через северные врата входят в алтарь. Это как бы напоминание, что разбойник стал первым из людей. Каждый из нас не так уж многих и убил, не столь многих обворовал, поэтому и для нас это спасение возможно. Нам отчаиваться в этом нечего. Если Христос с небес сошёл, чтобы нас спасти, значит это возможно. Надо только в это веровать, а если веры на хватает, будем к Нему же за этой верой обращаться. Господи, помоги моему неверию, аминь.
https://www.dimitrysmirnov.ru/blog/propoved-110401/
