Проповедь перед исповедью
Исповедую Тебе, Господу Богу моему и Творцу, во Святей Троице Единому, славимому и покланяемому, Отцу и Сыну и Святому Духу, вся моя грехи, яже содеях во вся дни живота моего.
Грехов – как в море песку. Первый грех – позабыли Бога, второй грех – потеряли стыд.
А как позабыли Бога? Господи, ведь живем-то – сытые, обутые, одетые. Слава Тебе, Господи, за Твои милости! Дай, Господи, здоровья тем людям, кто нас поит, кормит. А стыд потеряли: вот баба молодая, а и то – на пенсии. Ах, ты зараза! Родные мои! «В поте лица твоего снеси хлеб твой»110. Стыд потеряли, обленилися. Работай! Тебе не надо –людям надо!
Как-то я намедни был в Доме престарелых, старух ходил причащал. Как сделано-то: обуты, одеты, чистота идеальная, кормят – даже яблоки! А что это? Тебе не надо? Людям надо. «В поте лица твоего снеси хлеб твой». Что потопаешь, то и полопаешь. Работать надо.
Молитва. Человек – как птица без крыльев, так человек без молитвы жить не может. Родные мои! Аух! Устаём, скоро восемь десятков. Да Господи, утром-то встанем: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Разок хоть перекреститься правильно, чем сто раз вот так. Обед пришел. Вот бы где помолиться-то и «Отче наш» бы прочитать – да и забыли. Дак опять: «Господи, благослови!» Вечер пришел. Радикулит какой-то, да у кого давление бывает, а у кого и нет. Дак хоть подойди к постели-то, да и сообразного: «Да слава Тебе, Господи! День прошел, благодарю Тебя, Господи!» Вот это маленькие три-то молитвы, а их желательно каждый день повторять. Это очень желательно, а еще кроме того к этому и прибавить – и похвально.
А я еще так молюся: «Господи, за молитву праведников сохрани грешников!» А праведников много еще есть. Я одной женщине (она померла – Царствие ей Небесное!) говорю:
– Слушайте, вот говорят, католики бывают, да вот какие-то баптисты.
Она мне и говорила:
– Хоть ты священник, а погляди на меня.
Ну, гляжу. Крестится:
– Во имя Отца... Батюшка, какой я рукой крещуся?
– Правой.
– Я православная, значит. И мы все, слава Богу, православные.
Родные мои! Не завидуйте, не осуждайте! Ну, обидят – ну, прости да не мсти! Да! Лучше простить, чем мстить. Родные мои! «Да не зайдет солнце во гневе вашем».
А жить? А кто без греха? И лишка поедим, а коли-коли да и ... Господи! Бывал я молодой. Когда поминки, я стопку выпью, а какая-нибудь старуха – две... «А-а, старуха, ах, ты зараза баба!» Вот и осудил! Грешны! И многие еще и не то делали, прости нас, Господи!
А вот как пример к этому скажу. Это было на моей памяти. Служил владыка – где не скажу. И священник – простой да не ученый. Хорошо. А ученые-то батюшки, те на него и написали. Они завидовали ему чего-то. Написали владыке – Царствие Небесное! А владыка был Никодим. Ему написали. Вызывает этого священника и говорит:
– Слушайте, вот на тебя грамота подписана трёмя-четырёма батюшками. Ты вот, бывает, пошутишь, бывает, и посмеешься. А когда выпьешь – сколько ты?
Я говорю:
– Сколько нальют, владыко, всё выпью, но лишнего я не пью. – И в общем всякие грехи имел этот батюшка. – Владыко, прости! Владыко, прости.
А кто без греха-то? Прости, Господи. Потом пришло дело и говорит:
– Слушайте, батя, а говорят, ты католик.
Этот старик выпрямился, стал и говорит:
– Ваше Высокопреосвященство, я родился – тятя был православный, дедко с бабкой, вся семья наша православная. И я, как был крещен в Святой Православной Церкви, так и сейчас есть. А которые на меня наклеветали...
Не клевещи. Владыка Никодим похлопал по плечу этого священника и говорит:
– Слушай, ты за меня помолися. Пойди с миром.
И с тех пор тот дедко и сейчас служит. Только где, я не знаю.
Вот и мы, родные мои! Все грешные. А кто без греха-то? Да. Мы молимся, родные мои! А люди-те работают. Вот сколько нас есть, а хоть одна, хоть один есть в лаковых сапогах? Нету. Кто залатает ватник? Никто не залатает, когда у него иголки-то нету. Потеряли, избаловалися. Кто ткёт? Кросенни у кого не найдёшь. Да. Давай-ко, тятя, пекти-то. И пекти не будут – обленилися.
А молиться-то, родные мои!
– Батюшка, вот за это не молюся, за то.
– А что не молишься?
– Да неверующая она.
Ты сама будь верующая. А Господь веровал, и я верую. По примеру Спасителя: «Господи, прости им, не знают бо что творят!»112 Верно? Верно. Ты еще спишь, а –дай, Господи, праведным пекарям! – месят хлеба ночью, да нам напекут. А мы да зажралися – «черствая»! Пеки сама! Дай, Господи, пекарям! Сохрани, Господи, праведных шоферов! Зайдём в автобус-то, да полчаса-час да постоять – как заорём да зашипим. Ух, негодные старухи! Дай, Господи! За всех молитеся, по примеру Спасителя. Ну, обидят... Господи, ну, прости этих.
Родные мои, и молиться! Как можешь, так и молись. Скажу пример. Едет архиерей в один знаменитый монастырь. Глядит: на палубе да что за народ?
– Господи, – он говорит, – что там такое?
Говорят:
– Владыко, во-о-от островок. На этом островке живут святые люди.
Владыка говорит:
– Нет, святые или не святые, никто знать не может.
– Владыко, правильно. Живут святые люди...
Ну, архиерей – сила, велит лодку отчалить. Подъехали к островку. На этом островке стоят три человека, ухватившись за руки. Кланяются ему. Под благословение подошли. Он говорит:
– Что вы за люди?
– А мы, – говорят, – владыко, когда-то мы были рыбаки, потерпели крушение и дали обещание: Господи! Где мы очутимся на твердой земле, с этой земли не уйдем. Вот очутилися на этом острове. С тех пор здесь живем. В год раз к нам приезжает священник с материка, нас исповедует.
Он говорит:
– Хорошо, а как же вы молитесь?
– А мы, – говорят, – владыко, знаем, что Святая Троица во Едином Существе. Нас трое, и Святая Троица – Трое, и мы вот молимся: «Трое Вас и трое нас. Помилуй нас, Один Бог!»
Архиерей говорит:
– Нет, отцы и братья, да нет! Давайте я вас научу «Отче наш».
И лепечут – и выучилися. А он еще говорит:
– За меня молитеся! И вот этих молитв-то у вас хватит.
– Спасибо, владыко, уж нам спеть будет «Отче наш»!
Владыка благословил их, сам сел в лодку и на корабль. Архиерей говорит:
– Какие еще люди есть на Святой Руси!
Плывет, спать не хочет, ходит по палубе. И глядит: что-то, откуда едет, там какой-то необыкновенный свет. Владыка говорит:
– Видно, их избенка горит.
Нет, горит свет этот ярче И ярче, ближе и ближе. Глядит, эти старики-те ухватилися за руки, да и бегут по морю-то да руками машут:
– Владыка, ведь забыли мы молитву ту. Научи нас, родный!
А владыка говорит:
– Вот что, братие, я архиерей, облачен высшей от Бога властью священства, но по морю бегать не умею. А вы простые люди, а по волнам бегаете!
– Да как же, владыко, нам молиться? – спрашивают.
– Как молилися, так и молитеся.
– Ну, спасибо, владыко!
И пошли наши старички обратно. Милые мои! И вы ничтоже сумняшеся, как я говорил, утром: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». В обед: «Господи, благослови!» Вечером: «Слава Тебе, Господи!» А кто к этому может прибавить – и желательно, и похвально, и полезно.
Когда-то я жил в монастыре. Ну, вот после трапезы, когда у кого именины, и попоем. И пели стишок:
Как надо мною совершили
Обряд Крещения святой,
Тогда на грудь мне положили
Мой милый крестик дорогой.
Родные мои! Ведь забыли крест. А кто без крестов, тот не Христов. Если он крест не носит, значит, другой крест у человека того. Да! Молитеся с крестиком! Ну, нельзя на работе, а домой-то придешь: «Милый мой крестик, я тебя не потерял, я тебя помню». Еще помните: кто без крестов, тот не Христов.
И церкви. Родные мои! Ну, время, ну, обстоятельства. Было, закрывалися церкви. А все равно – «Дому Твоему подобает святыня, Господи, в долготу дней». Видим. Я сам видал Троице-Сергиева Лавра в каком была запустении! Я в 35-м году был там, когда было запустение. А теперь цветет, яко крин. И тута у Господа все готово. Сейчас сарай, а завтра храм Божий.
Так идешь мимо закрытой-то церкви-то – да мысленно: «Дому Твоему подобает святыня, Господи, в долготу дней!»
Не обижайте никого. Родные мои! Творите благо, избегайте злато – в почете будете! Не объедайтеся, не опивайтеся – здоровы будете! Да. А чего еще пуще: употреби труд, имей мерность – богат будешь! А так и празднословием грешим, и осуждением грешим. Пускай делом не согрешили, а мыслью-то...
Родные мои! И кровным грехом грешим, и убийством грешим. Вон как-то начальник милиции, подполковник или не знаю... только он большой – Борькя – хват. Приехал из Ленинграда, стал дом ремонтировать. За мной пришел, говорит:
– Отец Павел, пойдем покрасим потолок.
Я говорю:
– Пойдем, подкрасим потолок.
Окошко открыто. Вдруг птички прилетают в окно да щебечут, да вокруг нас. Я говорю:
– Борькя, чё-то сделалося!
Вышли, а гнездышко-то обсохло да и упало. А птички-те жалеют детей-то. Взяли в корзиночку этих детей, туды на чердак приколотили гвоздики, повесили – яйца, всё тамо.
А женщины что делают? Только что почувствовала, что во чреве имеет, сами знаете куда ходят. Да прости, Господи, баб безумных! Грешат. Дак не только в этом грехе женщины – и мужчины, кто это позволяют. И этим грехом грешим.
Родные мои! И пост. Время пришло. Двадцатый век...
Святитель Тихон когда жил, был у него Кузьма – старик. Хорошо. Как-то Кузьма идет в церковь. Пост Великий, перед Вербным воскресеньем. Рыбак идет, Ванькя:
– Отец Кузьма, вот я судака поймал!
Он говорит:
– Дай тебе, Господи, здоровья!
Отдал ему судака, на Вербное воскресенье наварим ухи. Вота, Кузьма не съел судака-то. А идет Филипп, другой старик, 20 годов не видалися. Говорит:
– Кузьма, мне 80 годов. Пришел с тобой проститься, помирать буду.
Дак ну, Кузьма:
– Господи, пост еще будет, дак он, может, еще не доживет до будущего года. Сейчас сготовлю судака.
Домой принес в келью, велел наготовить, наварить, нажарить. Огромный судак тот был. Ладно, обедня отошла. Пришли, а дверь-ту не заперли. Вдруг открывается дверь, входит святитель Тихон, а они судака едят, жареного. Те в ноги святителю. А он говорит:
– Братие, любовь превышает пост.
Ты молоко-то пей, а из людей кровь не пей.
Родные мои! Не особо давно позвали меня в-на Борок:
– Отец Павел, приди мамку причасти.
Пришел. Интеллигентный дом. Что ты! Пироги – вакса: ешь и пачкайся! Живут – страсть! Палку не докинешь – богачи, ради своих трудов. Женщину причастил, напутствовал. Этот мужчина говорит:
– Отец Павел, знаешь что? Ты к нам никогда так не зайдешь, а вот я, пользуясь случаем, пригласил тебя к мамке-то. Погляди, как мы живем.
Как распахнул дверь-ту, а на столе-то, робята! Нажарено, напекено.
– Отец Павел, на любое место!
Я говорю:
– Парень, ведь пост.
А он и головушку повесил, говорит:
– Недостоин, недостоин посещенья твоего.
А жена-то все вздыхает. Я думаю: «Господи, а пост будет».
– Парень! Режь пирога, давай рыбы, давай стопку!
Господи, робята! Напился, наелся на две недели. И домой пришел с радостью, и парню благотворил. Дай ему. Господи, доброго здоровья! А пост-то! Поститеся да молитеся, когда люди не видят. Верно? Верно! Вот так-то.
Слушай, вот старуха была. Постилася, молилася всю жизнь. Старость пришла – наша старуха, аух! ослепла. Сидит на завалинке. Сын ее не обижал, внучата не обижали. Ну, что есть, то и ешь! Сердобольная соседка идет:
– Михайловна! Вот я тебе с грибами похлебки принесла. Сёдни постный день-то.
– Ой, да спасибо, Оля!
Идет сын:
– Что, тебя, зараза, не кормят?
Как эту каструлю взял, этой Оле пендаля дал. Оля через дорогу летела, каструля летела незнамо куды в крапиву. Мать – за шиворот домой. Долго Михална стонала.
Ты молоко-то пей, а из людей кровь не пей. Верно? Верно. Вот так.
Знали старуху, она умерла, постница была страшная. Вдруг шла старуха, упала, а мужик – пьяница Васькя ехал, подобрал ее и в больницу привез – вон, в Марьино. Говорят:
– Отец Павел, Дуня Предтеченская в Марьине в больнице.
Пришел, доктору говорю:
– А чё?
– Дак и чё – упадок сил. Видишь, испостилася.
Когда она вышла из больницы, я ей говорю:
– Ты постилася только, а Васькя, который тебя привез, он Божью заповедь исполнил – «да болен был, и вы посетили Меня»115.
А пост – да, хорошо поститься, но в настоящее время лучше не поститься, чем без ума поститься.
Еще пример. Мужик умный-умный, жена у него умная-умная и дети умные. Как-то за мной:
– Отец Павел, маму надо причастить.
– Приду.
Прихожу. Мать лежит – другая комнатка, в чистоте. Поисповедовал. Ну, и домой. Он говорит:
– Нет, отец Павел, я знаю, что не придешь к нам никогда. Тебя никогда не зазвать. Да погляди-ко как мы живем-то.
Господи! Зашел. Стол. А на столе пироги – вакса: ешь и пачкайся. Всего на столе. Я говорю:
– Родной мой! Ведь пост!
А он говорит:
– Слушайте, я отпросился с работы, отпустили. Жена ночь не спала, попекушки да папушники пекла. А ты вот от нас и куска хлеба...
Думаю:
– Господи! «Согреших на Небо и пред Тобою»! Давай!
Сам на стол.
– Отец Павел, бахнем маленько?
– Дак давай.
Родные мои! Попил, поел. Он говорит:
– Дак спасибо тебе, родной батюшко! Всех детей принесу крестить.
А вот домой-то пришел – хватит, ты там наелся. Не кажите себя перед Богом праведником, ни перед людями. Не делай въяве, а делай втайне. И Господь тебе воздаст.
Так, родные мои! Кто помогали в ремонте церкви – спасибо вам! Дай вам, Господи, доброго здоровья! И не говорите, когда отец Павел сделал. Все это сделала ваша копейка, и староста ничё не сделала. А это сделали вот эти старухи. И крышу покрыли. Сохрани вас Господи! Молитеся. Так как молилися, так и молитеся. Не завидуйте. Творите благо, избегайте злаго – спасены будете!
