Поучение XXXI. В среду шестой седьмицы Великаго поста, на литургии.
«Не уклони сердце мое в словеса лукавствия, непщевати вины о гресех».
Весьма трогательно и в высшей степени умилительно святая Церковь в продолжение Великаго поста, на преждеосвященных литургиях, поет при открытых царских вратах стихи 140 псалма: «Да исправится молитва моя»... «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя»... «Положи, Господи, хранение устам моим»... и «Не уклони сердце мое в словеса лукавствия»... В первом стихе содержится молитва о самой молитве нашей, чтобы она всегда была исправна; во втором – чтобы Господь услышал наши молитвы; в третьем – чтобы положил хранение устам нашим, да не согрешаем языком нашим, разсеивающим все наше внутреннее добро; в четвертом – чтобы не уклонял сердца наши в словеса лукавствия, непщевати вины о гресех наших. И на это-то последнее нужно нам обратить особенное внимание.
Горе нам, если у нас неисправна молитва, и мы молимся лениво или совсем не молимся: в таком случае мы мертвы душою; еще большее нам горе, когда Господь не услышит нашей молитвы, и когда злоречивый язык наш опустошает все сокровища души нашей: в таком случае мы погибшие люди. Но – верх нашего несчастия, когда лукавством своим, безсовестно и нагло извиняем грехи свои и преступления пред своею совестию, пред людьми и пред Самим Богом: в таком случае мы достойны всех мук ада.
А бывает самолюбие человеческое до того безстыдное, что дерзает являться с самооправданием пред самое Лице Божие, побуждает лгать и лицемерить при самом таинстве покаяния, к которому приступаем для очищения грехов своих, для оправдания и примирения с Богом. Истинная исповедь есть полная и чистосердечная, а самолюбие и ложный стыд побуждает нас или скрывать грехи, или исповедать их, так сказать, вполовину, представлять их в таком виде, в каком они кажутся наиболее извинительными, скрывать побуждения ко греху, которыя иногда преступнее самаго дела греховнаго. Что же пользы от такой исповеди? Мы исповедуем грех, но не являем грешника, не показываем той степени болезни, того опустошения, какое грех произвел в душе нашей; и потому отходим неисцеленными и неоправданными, даже вдвое грешными. Нет, открывая пред Богом грех свой, открой и то, как долго Ангел-Хранитель твой удерживал тебя от поползновения ко греху, как совесть твоя боролась против преодолевавшей тебя похоти, как врожденная стыдливость удерживала тебя от преступнаго дела; но ты пренебрег всем этим, попустил сам произвольно овладеть тобою похоти и сделал себя совершенно безответным пред Богом. Исповедуя грех, не скрывай и того, что он повторился уже неоднократно, что ты свыкся с ним и полюбил его, что он овладел твоею душею и сердцем, что для исцеления твоего нужно сильное врачевство, строгое испытание, усиленные подвиги покаяния. Показывая язвы совести, открой духовному врачу твоему и то, в какой степени оне безпокоят тебя. – Так ли жгучи раны твои, что не дают покоя душе твоей, что нет мира в костех твоих от лица грех твоих; или, напротив, оне мало тревожат твою заглохшую совесть, ты можешь спокойно почивать на ложе своем, не страшась быть похищенным смертию и представленным на суд Божий! Истинное покаяние есть покаяние сокрушенное и смиренное.
Если вы, мои возлюбленные, в текущем посту так сокрушенно и смиренно покаялись, так полно и чистосердечно исповедались, то вы блаженны: покаяние ваше невозвратно, и совесть ваша должна быть чиста и спокойна. Но вот наша беда, о которой мы должны твердо знать и всегда помнить. Самолюбие и самооправдание наше часто погашает в нас дух умиления и сокрушения сердечнаго. Оно шепчет нам, что мы не так еще грешны, чтобы страшиться неминуемой погибели, что есть много грешнее нас, что есть много причин, извиняющих нас, что мы были завлечены в грех другими. И вот мы спокойно говорим о грехах своих, как бы это были не наши грехи, или – как бы они вовсе не были грехами. Нет, приходя к покаянию, стань пред Лицем Божиим один, как станешь пред Ним по смерти, в виду геенны и огня вечнаго. Вспомни о законе Божием, который ты попрал, – о величии Божием, которое оскорбил и уничтожил, – о любви Божией, которую преогорчил, – о пролитой за тебя Крови Христовой, которой поругался, – о правосудии Божием, которое может тотчас истребить тебя с лица земли, – о геенне огненной, которая готова уже поглотить тебя. Предстоя престолу Божию, устрашись принимать на себя сан диавола, чтобы обвинять других, или увлекших тебя ко греху, или разделявших с тобою греховныя наслаждения, которые, быть может, давно уже покаялись и помилованы Богом. Никто не мог принудить тебя ко греху, кроме твоей злой воли; никто и не виновен в грехах твоих, кроме тебя. Истинно покаяться – значит отстать от греха, положить непреложное намерение всеми силами противиться греху. Вот истинное покаяние! Но желание оправдаться во грехе не явно ли свидетельствует, что мы любим его, не желаем оставить его, исповедуемся для того только, чтобы похитить прощение и опять предаться греху с большим дерзновением и безпечностию. Что же будет такое покаяние, как не новый тягчайший грех, – поругание святейшаго таинства, тягчайшее оскорбление Духа Святаго? Кто так исповедался, тому необходимо снова говеть, каяться и исповедаться, чтобы загладить свое ужасное преступление.
Таковы ужасные плоды самооправдания и лживых извинений во грехе. Оно обращает их в неисцельную язву души нашей, оно делает нас гнилыми и зловредными членами в теле Церкви Христовой, оно отнимает всю спасительную силу у нашего покаяния и делает нас нераскаянными, подобно духам нечистым. Господи Боже мой, «не уклони сердце мое в словеса лукавствия непщевати вины о гресех»! Аминь.
(Из сочинения Димитрия, арх. Херсонскаго).
