Поучение XXVI. В пяток четвертой седьмицы Великаго поста, на литургии.
Иже в девятый час нас ради плотию смерть вкусивый, умертви плоти нашея мудрование, Христе Боже, и спаси нас!
У человека праведнаго все силы и способности души и тела находятся в стройном между собою соотношении: тело у него покорно душе, а душа – духу или разуму; и разум его, как владыка всего существа его, мудро направляет его по пути спасения. Напротив, у грешника все существо находится в разстройстве, силы и способности находятся в превратном соотношении: дух покорствует душе, а душа – телу. Отсюда у грешника образуется так называемое «мудрование плотское», которое граничит с безумием и направляет человека на все пути погибельные.
Это плотское мудрование, под влиянием духа злобы и мира, во зле лежащаго, так овладевает человеком, что господствует над ним во всех отношениях и не дает ему покоя ни днем, ни ночью, гоняя его по всем мирским и житейским удовольствиям, обещая в них блаженство, но напояя пустотою и горькою горечью. "Закону же Божию мудрование плоти не покоряется, ниже может» покоряться, как замечает св. Ап. Павел (Рим. 8:7); тем более оно не покоряется духу или разуму человеческому.
Что же после сего делать с таким непокорным мудрованием, как не стараться лишить его всех сил, искоренить его до конца? Ибо пока оно будет живо, до тех пор не будет истинной жизни в человеке. Какая то́ жизнь, когда бренная и духовная плоть мудрует и распоряжает, а дух вечный слепо выполняет эти безумныя распоряжения? Но как и отнять силу и жизнь у плотскаго мудрования, когда оно соделалось в человеке грешном началом всеуправляющим, единственным источником его деятельности? Сама плоть не откажется от своего владычества, как оно ни противозаконно; дух, хотя бы и захотел, не может возвратить себе права свои, ибо оплотенеть ему не трудно, а, оплотенев, очиститься, освободиться, просветлеть, стать на свое место, взять в руки власть крайне трудно. Для сего нужна помощь свыше, необходима сила, которая сняла бы с него узы, подняла бы его из праха, напоила бы силою и жизнию, и таким образом дала бы ему возможность быть тем, чем должно. И вот сие-то самое испрашивается в молитве, нами разсматриваемой: Иже в девятый час нас ради плотию смерть вкусивый, умертви плоти нашея мудрование... Сам Ты, Господи, вкусивший на кресте смерть плотию, дабы мы все ожили и пожили духом, – Сам призри на бедственное состояние духа нашего, угнетаемаго узами плоти, и умертви ея мудрование! Сам свяжи сего необузданнаго зверя: порази его в самое сердце, да перестанет грехолюбивая плоть наша влачить нас по дебрям страстей и пороков, да обратится в то, чем ей быть должно, – в послушное орудие духа.
Само собою разумеется, что произносящий сию молитву должен решиться на все действия, кои Умерший нас ради плотию Сам сочтет нужными для умерщвления в нас мудрований нашей плоти; а так как никакое умерщвление не может быть произведено без боли и страданий, то каждый из нас должен решиться на перенесение сих страданий. Ибо без такой решимости что значила бы и самая наша молитва? Она была бы или обманом, или самообольщением...
Но вот наша странность или, лучше сказать, безумие! Когда мы призываем врача для отнятия какого-либо неисцелимаго члена, то уже не противимся его действиям, как они ни болезненны, а еще помогаем ему всем, чем можем; стонем, кричим, но повинуемся и благодарим за самыя страдания наши. А с Врачем небесным поступаем большею частию напротив. Несмотря на то, что сами умоляем Его умертвить мудрование нашей плоти, – когда Он начинает Свое дело, т.е. начинает смирять, поражать нашего плотскаго человека, – болезнями ли, безчестием ли, другими ли какими ударами, – то мы тотчас обращаемся вспять, жалуемся и ропщем, ставим преграду за преградою, и таким образом, вместо умерщвления мудрований плотских, часто впадаем еще в бо́льшее рабство плоти. Отчего это? Все это оттого, что мы большею частию не убеждены в зловредности для нас плотскаго мудрования и вообще жизни плотской и греховной. Если молимся об избавлении от этого, то единственно потому, что так молиться велит Церковь; а сами по себе – в душе своей – нисколько не чувствуем нужды в этом.
Потому-то, мои возлюбленные, чтобы нам не произносить столь св. молитвы напрасно, надобно прилежно размыслить о том, как вредно для нас мудрование плоти; надобно убедиться, вместе с Апостолом, что это мудрование есть вражда на Бога, что оно есть смерть для нас. Как убедиться? Во-первых, размышлением о том, откуда происходит в нас мудрование плоти и какою пагубою оно обнаруживается в нас, – для чего может служить опыт – и наш собственный, и других людей. Ибо если будем внимательны, то увидим, что всякий раз, когда мы слушались мудрований плоти, никогда не выходило из действий наших для нас ничего, кроме худаго и зловреднаго. Аминь.
(Из слова Иннокентия, архиеп. Херсонскаго).
