«Пришел человек, именем Иаир... что у него была одна дочь, лет двенадцати, и та была при смерти» (Лк. 8, 41–42)

Возлюбленные мои слушатели! Нынешнее Евангелие содержит в себе две истории: о жене кровоточивой, исцеленной Христом, Господом нашим, и о девице, дочери Иаировой, воскрешенной из мертвых.

Долго я размышлял, о какой из двух тех историй предложить вашей любви беседу мою. Разве о кровоточивой жене? Но мне, грешному иноку, не только не хочется беседовать, но даже и думать о жене и о женской немощи. Быть может, об умершей девице? Пожалуй, хорошо было бы для напоминания и о своей смерти говорить о мертвой. Когда же я слышу, что она от прикосновения руки Господней ожила, встала, ходила и ела: «И возвратился дух ее; она тотчас встала, и Он велел дать ей есть» (Лк. 8, 55), – то и о ней не хочу беседовать, не исследую ее жизни, бывшей после ее воскрешения – не мое это дело. Я славлю Всесильного Бога, проявившего на обоих тех лицах Свою чудесную милость в том, что исцелил от немощи кровоточившую жену, а девицу воскресил от смерти: за это я со всей вообще Церковью славлю Бога, но беседовать об обеих я и стыжусь, и опасаюсь.

Я знаю, что когда к святому Арсению Великому пришла за благословением какая-то знатная римская сенаторская жена и сказала ему: «Помолись обо мне», – то он ответил: «Молю Бога моего, чтобы Он изгладил из сердца моего память о тебе». О ком же и о чем я буду беседовать? Знаю, слушатели мои, о ком и о чем: о князе Иаире, отце умершей девицы. К нему у меня есть дело; какое же это дело, я сейчас не скажу, но, подождав немного, ты сам, слушатель мой, узнаешь, если со вниманием послушаешь мою беседу.

«Пришел к Иисусу человек, именем Иаир». Пусть, кто как хочет, хвалит князя сонмища Иаира, о котором прочтено в нынешнем Евангелии, я же его не очень похвалю. Пусть кто-либо хвалит его как чадолюбивого за то, что он о своей умирающей дочери и уже умершей позаботился, дабы она была жива. Пусть кто-либо хвалит его как благоразумного, ибо он к своей дочери, лежавшей на смертном одре, призвал не волхвов и не волшебниц, но Христа Господа. Я же не назову его ни чадолюбивым, ни благоразумным, и не похвалю его. Почему? А потому, что не прежде смертного времени, но уже в само время смерти он заботился о жизни и здоровье своей дочери. Ведь он обратился к Иисусу в то время, когда его дочь уже кончалась: «И та была при смерти». Святой же Матфей повествует, что уже тогда, когда дочь его умерла, он обратился к Иисусу, говоря: «Дочь моя ныне умерла».

Если ты истинный отец дочери твоей, Иаир, если ты чадолюбив и благоразумен, то почему ты не поискал врача в то время, когда только начинала болеть твоя дочь? Почему ты не обратился к Иисусу, предупреждая ее смертную кончину, хотя бы в то время, когда уже усилилась ее болезнь? Раз дочь твоя умирает или уже умерла, то ты уже опоздал заботиться о ее здоровье, опоздал обратиться к хорошему врачу. Зачем беспокоишь Учителя? Ведь кто лечит мертвого? Кто прилагает пластырь к бездушному трупу? Дочь твоя умерла, зачем же ты беспокоишь Учителя? Разве только сверхъестественная сила Жизнодавца, все могущая, обладающая жизнью и смертью, поможет твоей дочери и воскресит умершую? Действительно, дочь Иаира воскресла прикосновением милосердной и всесильной руки Христовой. Иаир же, отец ее, остался без похвалы, потому что поздно позаботился о дочери, тогда как ему следовало позаботиться прежде, предупреждая силу тяжкой болезни и смертный час.

Почему же опоздал Иаир? Потому, что он был нерадив и ленив. Разболелась его дочь, он же слышит, что в их город пришел великий Врач, исцеляющий всякие болезни словом или прикосновением, да еще и безвозмездно, не требует ничего, кроме веры в Господа нашего Иисуса Христа. И говорит себе Иаир: пойду и я к Тому Врачу, поклонюсь Ему и попрошу, чтобы Он пришел в мой дом и исцелил мою единородную дочь. Доброе подумал Иаир, но не сделал этого тотчас, а, будучи нерадивым и ленивым, он день ото дня, час от часа откладывал приход к Иисусу, говоря: завтра пойду. Когда утро настало, он снова говорил: завтра пойду, – а потом снова: завтра пойду. Когда он так откладывал со дня на день, болезнь в отроковице усилилась, и пришел к его дочери смертный час, и она умирала. И вот умерла дочь Иаира. Здесь мне есть дело к Иаиру.

В лице Иаировой дочери, болевшей и умершей, показан образ нашей душевной смерти, ибо, когда к человеку или случайно, или от естественной слабости, или от дьявольского искушения придет какое-либо греховное желание, тогда душа его болеет. И как больной телом находится посреди надежды и отчаяния, ибо он то надеется еще выздороветь, то, не надеясь выздороветь, ожидает смерти, – так и душа находится между совершением греха и воздержанием от него. Она колеблется смущением, как трость ветром, когда, с одной стороны, совесть возбраняет грех, а с другой, – греховное желание влечет его к замышленному злому делу. Когда он в этом сомнении начинает понемногу склоняться скорее к желанию, толкающему его на грех, нежели к совести, запрещающей грех, тогда и начинается болезнь, и он болеет, пока не родит беззаконие. Когда же он придет к греховным началам, то начинает умирать. Когда же, наконец, совершится грех, тогда отнимается от него благодать, и он делается мертвым, ибо как душа является жизнью для тела, так и благодать является жизнью для души, и как тело становится мертвым после ухода души, так и душа становится мертвой после отнятия у нее через грех Божией благодати.

В лице самого Иаира показан образ нашего нерадения, показан пример того, что мы ищем духовного врача для нашей души не в ту пору, когда она начинает болеть греховным желанием, не в ту, когда она уже начинает и умирать, то есть касаться греховного дела, и даже не в ту, когда она уже и умирает. Когда же? В этом отношении мы даже хуже Иаира. Ведь он обратился к Иисусу тогда, когда кончалась его дочь или, как говорит святой Матфей, когда только что скончалась; мы же не желаем обратиться к Иисусу и молить Его о воскрешении души нашей даже и в том случае, когда она уже давно умерла и оледенела, когда она запахла греховной мертвечиной и сгнила. Мы даже каждый день увеличиваем ее мертвость, повторяя те же грехопадения. Мы не заботимся о том, чтобы покаянием воскреснуть от духовной смерти в благодатную жизнь, но откладываем наше покаяние от утра до утра, день ото дня и час от часа. Молодой откладывает покаяние до старости, а старый откладывает до того времени, когда начнет болеть к смерти: «Тогда, – говорит, – покаюсь».

О безумный! Неужели тогда хочешь покаяться, когда совершенно изнеможешь и духом, и телом?

Прежде всего, я скажу кое-что приличествующее молодым, откладывающим покаяние до старости.

В Ветхом Завете Бог повелел приносить Ему жертвы от плодов земных и первородных, от стад скота, приносить все лучшее, а не худшее, здоровое, а не гнилое или больное, первое, а не последнее, молодое, а не старое (см. Лев. 22, 21–22). Если от плодов земных, то первый сноп от нивы, первый овощ из сада, первую гроздь от винограда. Если от стад скота, то годовалого агнца, трехлетнюю телицу, и вообще все молодое и здоровое, а не хромое, не слепое, не больное и не имеющее какого-либо повреждения. О том же, как Бог гневается на приводящих в жертву плохое, послушай говорящего в пророчестве: «Если принесете слепое в жертву, не зло ли это? Если принесете хромое или недужное, то не зло ли это? Приведи это ко князю твоему, разве он примет это? Не приму и Я такие жертвы от рук ваших», – говорит Господь (Мал. 1, 8, 10).

Юные годы твои, молодой человек, – это дни первоплодные. Ты должен отдать их в жертву Господу Богу Твоему, то есть ты должен в юности своей научиться служить Господу, соблюдать Его заповеди, старательно храниться от того, чтобы не прогневать Творца твоего каким-либо смертным грехом, жить в целомудрии чисто и честно, ходя путем закона Божия.

Это и будет приятная жертва Богу от твоих первых плодов. Если же юность свою ты проводишь в развращенной жизни, а покаяние, исправление и добродетели ты откладываешь на старость, то ты хочешь принести в жертву Богу хромое, слепое, больное и покрытое язвами. Постигнет тебя, с одной стороны, телесная немощь во всех твоих членах, которыми тебе хотелось бы послужить Богу, и ты не будешь в состоянии совершить такого подвига, который в юности ты мог бы совершить. С другой же стороны, состарившиеся в тебе греховные нравы, отяготят твою душу и сделают ее как бы слепой, хромой и расслабленной, так что она будет уже не в состоянии легко совершать богоугодные дела.

Не услышишь ли ты тогда от Бога то, что услышали приведшие в жертву Богу хромое, слепое и больное: «Не приму такие жертвы от рук ваших? Хорошо увещевает апостол, говоря с мольбой: Умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу» (Рим. 12, 1). Он велит представлять живую жертву, а не мертвую. То есть, пока ты, человек, здоров телом, молод, чист и крепок, – будь жертвой Богу, не откладывая до того времени, когда, состарившись, ослабеешь и будешь как бы мертвым и недейственным телесной крепостью. Или же так скажу: пока ты жив, пока ты не умер душой через смертный грех, будь жертвой Богу, то есть живи по-Божьему. Когда же и тело твое, ослабленное старостью, будет как бы полумертвым, а душа твоя наполнится греховной мертвости, тогда ты уже не будешь Богу благоприятной жертвой, как мог бы быть прежде, ибо не принимает Бог в жертву мертвечины, да и где и когда кто приносил в жертву мертвечину?

Откладывающий покаяние до старости подобен тому, который после жатвы ищет на ниве колосья, или после обирания винограда ищет гроздья.

Стонет пророк Михей, вопия в горести души своей: «О, горе мне!» (Мих. 7, 1). Спросим его: почему ты, пророк святой, стонешь? Какая у тебя печаль или скорбь, или болезнь? Отвечает пророк: «Я был как собирающий солому во время жатвы и как обирающий незрелый виноград» (Мих. 7, 1).

О святой пророк! Мы не понимаем твоих слов, скажи нам пояснее. Пророк говорит: «Послал меня Господь мой на ниву Свою, чтобы я жал Его пшеницу; послал меня Господь в виноград Свой, чтобы я обобрал грозди Его; я же пришел на ниву и нашел ее пустой, – все пожато; пришел в виноград, – все грозди обобраны, отрезаны. Какие-то враги Господа моего и ниву воровски пожали, и виноград обобрали, я же остался собирать на ниве оставшиеся кое-где колосья, в винограде же оставшиеся кое-где между листьями малые гроздки: «Я был как собирающий солому во время жатвы и как обирающий незрелый виноград, и посему, о, горе мне!»

Но и теперь, пророк, мы не совсем понимаем твою притчу. Протолкуй нам ее яснее. Толкует пророк: послан я был к людям израильским, чтобы посеять в их сердцах семя слова Божия, чтобы насадить в их душах добродетельную лозу духовного винограда; долго я трудился, многие годы сея и насаждая, и ничего не успел: все развращены, редко кто является добрым, как на пожатой ниве оставшийся кое-где колос или после обирания винограда гроздь; всех же прочих пожало и объяло беззаконие. «Исчез, – говорит, – богобоязненный на земле, и правдивого между людьми нет, все с кровопролитием ссорятся, каждый из них друга своего поносит, руки свои уготовляет, чтобы делать зло; начальники просят дары, судьи устами мирные слова произносят, душою же коварство замышляют. О, горе мне! О, горе мне!» (Мих. 7, 1–3).

Святой пророк! Ты плачешь, смотря на древних израильтян, если же посмотришь на нас, христиан, ты сильнее зарыдаешь. Там ведь могла быть найдена хотя бы некая малая часть добрых, здесь же в эти лютые времена «все уклонились, стали совершенно негодны: нет делающего доброе, нет ни одного» (Пс. 52,4).

Обратимся же теперь от пророческого плача к нашему рассмотрению самих себя. Молодой человек – это как бы нива не пожатая, как бы виноград несобранный, полный плодов, то есть сил, крепости и способностей к богоугождению. Но кто в нем пожинает эти плоды? Приходит мир с суетами, как с серпом, и пожинает себе. Приходит плоть с серпом природных страстей и пожинает себе, что хочет. Приходит дьявол с соблазнительными искушениями и старается пожать и поглотить даже и остатки.

Когда же минуют годы молодых дней и наступит осень старости, тогда захочет сам человек пожать что-либо на ниве своей жизни или обобрать свой виноград, но не найдет ничего полезного, ибо все прежде него пожали и обобрали мир, плоть и дьявол, а ему осталась солома. Остается он в скудости, имея возможность найти во всей своей жизни едва какой-либо колос, едва какую-либо небольшую гроздь добродетелей. Видя же при своей кончине всю свою скудость и нищету, и рассмотрев всю свою жизнь, прошедшую в нерадении, разве не зарыдает он, говоря: «О, горе мне!» Также и святой Ангел-Хранитель, не имея возможности собрать что-либо доброе при кончине такого человека и положить это доброе против злых его дел, пророчески зарыдает, плача и говоря: «О, горе мне!»

Итак, не хорошо молодому откладывать покаяние до старости. Когда придет старость, то еще неизвестно, покается ли он. Ведь старый, состарившись в своем злом нраве и изнемогши в телесной крепости, еще более будет нерадивым и начнет откладывать покаяние до последнего изнеможения, до последней болезни и часа смертного, говоря себе: «Когда приближусь к смерти, когда почувствую кончину свою, тогда и покаюсь». О крайнее безумие и нерадение!

Святой пророк Осия, описывая безумие и нерадение двух израильских племен, которые прежде времени не помышляли о своей целости, но стали заботиться о себе во время самой беды своей, так говорит о них (по Иеронимову переводу): «Увидев Ефрем болезнь свою, и Иуда – рану свою, и пошел Ефрем ко Ассуру и отправил послов к царю мстителю, и тот не смог избавить их» (Ос. 5, 13). Я не буду распространять рассказ о той истории, когда те народы, притесняемые своими врагами, искали помощи у сильнейшего ассирийского царя Теглатфаласара, которого имели над всеми как судью и мстителя, и не находили ее. Но я с пророком удивляюсь их безумию, что они не искали помощи еще до того, как были окружены врагами и связаны, как узами, вражеским кольцом, но искали ее тогда, когда силы их уже изнемогли и были недейственны.

Так же бывает неразумен и тот человек, который тогда надеется освободиться из рук своих душевных врагов, когда изнеможет в силе своей, ляжет на одре болезни своей, обвяжет голову и другие болящие части своего тела повязками, как узами. Тогда он хочет пустить послов к царю-мстителю, то есть молиться Богу, чтобы Он избавил его от бесовских страшилищ, окружающих его одр. Но кто знает, будет ли он услышан в то время, приятно ли будет его покаяние и избавит ли его Бог? «И тот, – говорится, – не смог избавить их», – не мог не по бессилию своему, но потому, что поздно обратились за помощью.

Некоторые говорят о фараоне, что когда он вошел вслед за израильтянами в море сухим путем и когда окружили его морские волны, тогда он, познав свой грех и свое безумие, начал сильно раскаиваться, но уже ничего не смог. Почему? А потому, что поздно было его покаяние. Призывал тогда Моисея, призывал Аарона, чтобы они помолились о нем, но те уже не слышали его и, слышав, не послушали. Призывал он Бога израильского, но и Тот не мог его избавить, не мог не потому, что был бессилен, но потому, что опоздал фараон с покаянием. Хотел тогда фараон открыть уста, чтобы воззвать Богу: «Боже», – но тотчас морская вода наполнила уста его и залила гортань его, так что не позволила не только воззвать, но даже просто направить ум к Богу.

Так надейся и ты, человек, откладывающий свое покаяние до последней смертной болезни, надейся так!

Окружат тебя многие волны, как в морском погружении. С одной стороны, овдовелость друга, потеря чад и лишение имущества, а кроме того, и тяжкие болезни, пресечение жизни и горестное разлучение души с телом. Предстанут пред твоими очами еще премногие и превеликие грехи твои, которыми ты всю жизнь огорчал Бога, предстанут в лицах, чтобы ты видел всякую совершенную тобой вещь.

С другой же стороны, страшные бесовские призраки, обступив тебя, в лицах изобразят их тебе, как в некоей комедии. «Болезни адовы» (Пс.114, 3) окружат тебя, и предупредят тебя сети смертные. В тот час поистине познаешь ты свое безумие и, раскаявшись, начнешь призывать Бога, но и Он не захочет избавить тебя из-за запоздалого твоего покаяния, как не захотел избавить от потопления и фараона. Ты не надейся при кончине своей быть многослезной Магдалиной, плакавшей у ног Христовых и получившей прощение, если ты во всей жизни своей был ожесточенным фараоном.

Ты говоришь: разбойник при кончине исповедался: «Помяни меня, Господи», – сказал он (Лк. 23, 42), – и спасся. И другие не погибли, принеся свое покаяние Богу при кончине. Хорошо ты говоришь, но скажи мне с доказательством, ты получишь ли то, что они получили? Придет к тебе безвременная, внезапная смерть, которой ты не ждешь, и найдешь ли ты тогда время для покаяния? Бывает, что и при кончине кто-либо находит время для покаяния, но мало кто, только некоторые: разве только те, которые в жизни своей, хотя и грешной, имели некоторые добрые дела, достойные воспоминания и милосердия Божия, как повествуется и о разбойнике.

Когда Пречистая Матерь Божия, с Сыном Своим Христом Господом убегая от Ирода, шла в Египет, то где-то в пустынных местах напали на них разбойники и хотели отнять осла, на котором они везли кое-какие свои необходимые вещи, а иногда ехала и Мать с Младенцем. И вот один из тех разбойников, увидев очень красивого Младенца и удивившись Его необычайной красоте, сказал: «Если бы Бог принял на Себя тело человеческое, то не было бы прекраснее этого Младенца».

Сказав это, он запретил своим товарищам, прочим разбойникам, обижать этих путников. Этот разбойник, не скоро потом схваченный, осужденный на крестную смерть и распятый с Господом нашим, сказал: «Помяни меня, Господи, когда придешь во царствие Твое!» (Лк. 23, 42). Господь же, вспомнив ту его добродетель, давно совершенную, смилосердовался над ним и обещал ему в награду рай.

Вот слышишь, кому при кончине подается покаяние и прощение? Тем, которые хотя и грешные, однако же прежде сделали нечто доброе. Только такие и удостаиваются при смерти истинного покаяния, да и то далеко не все, только некоторые, и как бы случайно.

Блаженный Исидор говорит: «Не будем сомневаться, что при кончине человек оправдается слезами покаяния, но поскольку это обыкновенно бывает очень редко, то страшно, чтобы при откладывании покаяния к кончине не постигла нас нечаянно внезапная смерть прежде покаяния. Посему, хотя и хорошо при кончине обращаться к Богу, однако гораздо лучше делать это за много времени до кончины, чтобы возможно было безбеднее уйти от этой жизни».

Мы же внемлем следующим его словам: «это обыкновенно бывает редко», – и вспомним еще святого Григория, который говорит: «Часто те, беззаконие которых Бог много долготерпит, похищаются неожиданной смертью, так что им не приходится и поплакать при смерти о содеянном».

Итак, пусть никто не говорит: «Покаюсь при смерти, покаюсь во время последней болезни». Хорошо говорит Господь Бог наш: «Должно делать, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать» (Ин. 9, 4). День – жизнь наша, ночь же – кончина наша; если днем не сеешь, не насаждаешь, не жнешь, не собираешь, то как это будешь делать ночью? Если во дни временной жизни твоей не умножаешь добрых дел, то как их приобретешь при кончине, откуда их соберешь?

Здесь прилично вспомнить евангельскую притчу о девах: «Пришел жених, и готовые вошли с ним на брачный пир, и двери затворились; после приходят и прочие девы, и говорят: «Господи! Господи! Отвори нам». Он же сказал им в ответ: «Истинно говорю вам: не знаю вас» (Мф.25, 10–12). Почему? Потому, что пришли без елея, а пошли его купить себе, пошли они, но не купили. Почему же не купили? Уже была ночь, уже не было продающих, и разошлось торжище. Не поленились они идти даже в полночь, имели и деньги, чтобы купить, но не нашли продающих и возвратились пустыми. И по справедливости они были отвергнуты Женихом, ибо прежде, днем, они не позаботились купить елея.

Кто не знает толкования этой притчи? День означает настоящую жизнь, как говорилось и прежде, ночь – смерть, Жених – Бог, девы – души, елей – добрые дела. Мудрые девы означают заботящихся о своем спасении и заблаговременно приобретающих елей добрых дел. Неразумные же означают нерадивых и откладывающих покаяние до ночи, то есть до кончины своей. Они имеют деньги, то есть свои богатства, и думают про себя: «Сделаю при кончине моей многие милостыни, и простятся грехи мои, ибо пишется: «Милостыня грехи очищает», и еще: «Дадите милостыню, и все вам простится» (Сир. 3, 1). Но что знаешь ты, человек? Получишь ли ты при кончине твоей то время, в которое ты мог бы устроить милостыню? Найдешь ли ты продающих, то есть помогающих тебе? Если же и сделаешь многие милостыни, то уверен ли ты, что ими тогда умилостивишь Бога?

Когда прегордый царь Навуходоносор, сильно прогневавший Бога и вызвавший Его ко мщению, увидел во сне великий дуб, образ своей высоты, и услышал голос: «Посеките дуб», – тогда святой пророк Даниил, толкуя ему этот сон и объясняя, что на нем исполнится то посечение, советует ему, говоря: «Грехи твои милостыней очисти и неправды твои милосердием к бедным, может быть, милостив будет к грехам твоим Бог?» (Дан. 4, 24). Мы же рассмотрим только одно слово «может быть»: «Может быть, милостив будет Бог». Слово «может быть» – это слово сомнения, будет ли то, или не будет? Будет ли милостив Бог, или не будет? Посмотрим: святой муж пророк Даниил дает совет Навуходоносору очистить грехи милостынями, но о прошении грехов он говорит как о неизвестном, сомнительном, ибо говорит: «Может быть. Может быть, милостив будет Бог». Хорош совет пророческий, но надежда на спасение неопределенна, и удивительно, как пророк, провидевший будущее, не провидел ясно, милостив ли будет Бог к Навуходоносоровым грехам: «Дай милостыню, и ты, быть может, спасешься». Почему «может быть!» Потому, что ты прежде времени не позаботился о своих грехах и не дал милостыню, но сделаешь это уже при посечении твоем, потому-то и сомнение есть: «может быть».

Если же пророк не знал о том, будет ли принята милостыня Навуходоносорова при кончине его, то как ты, не будучи ни святым мужем, ни пророком и не заботясь о своем спасении, как, говорю, ты можешь быть уверен, что при кончине твоей сотворишь милостыню, что эта милостыня твоя будет принята и что ты сподобишься прощения? Делайте, пока есть день, пока вы здоровы и в состоянии. Когда же склонится день жизни, постигнет вас смертная ночь, и изнеможете и телом, и духом, тогда не мечтайте сделать что-либо доброе, согласно словам Господа: «Приходит ночь, когда никто не может делать».

Найдя в Иаире образ такого нерадения, я не хвалю нерадения, но ублажаю его заботу о дочери (хотя и позднюю), чтобы она была возвращена к жизни. Себе же и всем советую не опаздывать, но, пока есть достаточно времени, заботиться о душах наших, чтобы мы воскресли от греховной смерти к добродетельной жизни, и всякого увещеваю следующими словами Сираха: «Не медли обратиться ко Господу и не отлагай на другой день: ибо внезапно прольется гнев Господень, и во время мести погибнешь» (Сир. 5, 8–9). Не говори: «Я согрешил, и что мне было? Господь ведь долготерпелив». Не будь без страха за очищение и не говори: «Щедрость Его велика; она очистит множество грехов моих». Знай, что у Него есть и милость, и гнев, и что ярость Его проявится на грешниках.

О Господи! Не обличи же нас яростью Твоей и не накажи нас гневом Твоим (ср. Пс. 6, 2). Ты Сам дай нам возможность покаяться Тебе прежде кончины. Аминь.