Послание (первое по освобождении из заключения) 1923 г.
Более года прошло, как вы, отцы, братья, не слышали слова моего... Тяжелое время переживали Мы, и особенно тяжесть эта сильно сказывалась на мне в последние месяцы. Вы знаете, что бывший у нас Собор месяц тому назад постановил лишить меня не только сана патриарха, но даже монашества, «как отступника от подлинных заветов Христа и предателя Церкви». Когда депутация Собора 8 мая [н. ст.] объявила мне такое решение, я выразил протест, так как признал приговор неправильным и по форме, и по существу. По Апостольскому правилу 74-му епископ зовется на суд епископами, если он не послушает, зовется вторично через посылаемых к нему двух епископов, если опять не послушает, зовется в третий раз через двух, и, когда не явится, Собор произносит о нем решение, и он да не мнится выходу имети, бегая от суда. А меня не только не звали на суд, а даже не извещали о предстоящем суде, без чего формально и приговор не имеет силы и значения. Что касается существа дела, то мне ставят в вину, будто я «всю силу своего морального и церковного авторитета направлял на ниспровержение существующего гражданского и общественного строя» нашей жизни. Я, конечно, не выдавал себя за такого поклонника советской власти, каким объявляют себя церковные обновленцы, возглавляемые нынешним Высшим Церковным Советом, но зато я и далеко не такой враг ее, каким они меня выставляют. Если я в первые годы существования советской власти допускал иногда резкие выпады против нее, то делал это вследствие своего воспитания и господствовавшей на бывшем тогда Соборе ориентации. Но со временем многое у нас стало изменяться и выясняться, и теперь, например, приходится просить советскую власть выступить на защиту обижаемых русских православных в Холмщине и Гродненщине, где поляки закрывают православные церкви. Я, впрочем, еще в начале 1919 года старался отмежевать Церковь от царизма и интервенций, а в сентябре того же 1919 года выпустил к архипастырям и пастырям воззвание о невмешательстве Церкви в политику и о повиновении распоряжениям советской власти, буде они не противны вере и благочестию. Посему, когда Нами узналось, что на Карловацком соборе в январе 1921 года большинство вынесло решение о восстановлении династии Романовых, Мы склонились к меньшинству о неуместности такого решения. А когда в марте 1922 года стало Нам известно обращение президиума Высшего Церковного Управления за границей о недопущении русских делегатов на Генуэзскую конференцию, Мы упразднили само это Управление, учрежденное с благословения Константинопольского патриарха. Отсюда видно, что я не такой враг советской власти и не такой контрреволюционер, как меня представляет Собор.
Всё это, конечно, мною было бы раскрыто на Соборе, если бы меня туда позвали и спросили, как и следовало, чего, однако, не сделали. Вообще о Соборе не могу сказать похвального и утешительного. Во-первых, состав епископов его кажется мне странным. Из 60 прибывших архиереев мне ведомы человек 10–15. А где же прежние?..
В 16-м правиле Двукратного Константинопольского Собора говорится: «По причине случающихся в Церкви Божией распрей и смятений необходимо и сие определить: отнюдь да не поставляется епископ в той Церкви, которой предстоятель жив еще и пребывает в своем достоинстве, разве сам добровольно отречется от епископства. То надлежит прежде привести к концу законное исследование вины, за которую он имеет удален быти, и тогда уже, по его низложении, возвести на епископство другого вместо него». А у нас просто устраняли и назначали других, часто вместо выборных.
Во-вторых, как на бывшем Соборе, так и в пленум Высшего Церковного Совета входят только «обновленцы», да и в Епархиальном управлении не может быть член, не принадлежащий ни к одной из обновленческих групп (п. 7). Это уже «насилие» церковное...
Кто и что такое церковные «обновленцы»? Вот что говорил о них еще в 1906 году мыслитель-писатель, ставший впоследствии священником, Валентин Свенцицкий: «Современное церковное движение можно назвать либеральным христианством, а либеральное христианство только полу-истина. Душа, разгороженная на две камеры – религиозную и житейскую, не может целиком отдаться ни на служение Богу, ни на служение миру. В результате получается жалкая полуистина, теплопрохладное, либеральное христианство, в котором нет ни правды Божией, ни правды человеческой. Представители этого христианства лишены религиозного энтузиазма, среди них нет мучеников, обличителей, пророков. И союз церковно-обновленных – это не первый луч грядущей апокалипсической жены, облеченной в солнце, а один из многих профессиональных союзов, и я убежден, – говорит Свенцицкий, – что настоящее религиозное движение будет не это и скажется оно совсем не так...» (Вопросы религии. 1906. Вып. 1. С. 5–8.)
И с этим нельзя не согласиться, если обратить внимание на то, что занимает наших обновленцев, что интересует их, к чему они стремятся. Прежде всего выгоды, чины, награды. Несогласных с ними стараются устранить, создают себе должности и титулы, называют себя небывалыми митрополитами всея России, архипресвитерами всея России, из викарных поспешают в архиепископы... И пусть бы дело ограничивалось названиями. Нет, оно идет дальше и серьезнее. Вводится женатый епископат, второбрачие духовенства, вопреки постановлениям Трулльского Собора, на что наш Поместный Собор не имеет права без сношения с восточными патриархами, причем возражающие против лишаются слова. Будем уповать, что у нас, как говорится в Послании восточных патриархов, «хранитель благочестия есть тело церковное, т.е. народ», который не признаёт таких постановлений бывшего Собора.
Из постановлений его можно одобрить и благословить введение нового стиля календарного и в практику церковную. Об этом Мы еще вопрошали Константинопольского патриарха в 1919 году, а Нас просят управления автономных Церквей в Финляндии, Эстляндии.
Что касается моего отношения к советской власти в настоящее время, то я уже определил его в своем заявлении на имя Верховного Суда, которым я прошу изменить меру пресечения, т.е. освободить меня из-под стражи. В этом преступлении, в котором я признаю себя виновным, по существу виновно то общество, которое меня как главу Православной Церкви постоянно подбивало на активные выступления тем или иным путем против советской власти. Отныне я определенно заявляю всем тем, что их усердие будет совершенно напрасным и бесплодным, ибо я решительно осуждаю всякое посягательство на советскую власть, откуда бы оно ни исходило. Пусть все заграничные и внутренние монархисты и белогвардейцы поймут, что я советской власти не враг. Я понял всю неправду и клевету, которой подвергается советская власть со стороны ее соотечественных и иностранных врагов и которую они устно и письменно распространяют по всему свету. Не минули в этом обойти и меня. В газете «Новое время» от 5 мая за № 607 появилось сообщение, что будто бы ко мне при допросах чекистами была применена пытка электричеством. Я заявляю, что это сплошная ложь и очередная клевета на советскую власть.
Бог мира и любви да будет с вами.
Патриарх Тихон
Акты. С. 283–285.
