Послание пастырям Таврической Епархии (Об обязанностях и достоинстве священнослужителя)

Послание пастырям Таврической Епархии (Об обязанностях и достоинстве священнослужителя)

Братиям моим, священнослужителям Таврической епархии мир и благословение от Господа нашего Иисуса Христа!

Семилетние наблюдения мои показали мне, что православный народ Таврической епархии, как и везде в России, вообще говоря, набожен, любит свою православную веру; дорожит ею, как бесценным, от предков перешедшим сокровищем, дорожит Церковью, как хранилищем благодатных даров, как священным местом, где он учится вере, где ищет и находит удовлетворение своим благочестивым стремлениям сердца. Если он мало и неясно понимает сущность христианской веры, если в удовлетворении сердечной потребности Богопочтения останавливается более на его внешности, ограничивается обрядовою его стороною, то в этом виноват, конечно, не он один; по крайней мере, его нельзя попрекнуть холодностию к вере, неохотою изучать, уяснять себе веру с той ее стороны, которая доступна его разумению. Посмотрите, например, с каким уважением, с какой любовью относится он к книгам Божественным, т. е. поучающим Боговедению и Богоугождению. И читает он, и любит слушать читаемые книги преимущественно божественные; только такие книги и считает достойными чтения; для чтения таких книг, и именно ради уяснения себе веры и правил нравственности христианской, он считает полезной саму грамотность. Так ли поступил бы человек, холодный к вере?

К сожалению, этот прекрасный дар Божий, эта живая, только неосмысленная любовь к вере и у нас не везде получает правильное развитие и сообразное с волею Божиего направление, иногда же и совершенно искажается. Под влиянием самозваных вероучителей простодушные и детски доверчивые поселяне иногда и у нас увлекаются в самочинное служение Богу: или в мнимо древнюю веру – в расколе, или в мнимо духовную – в молоканстве, или даже в противоестественное сумасбродство – у скопцов. Пастырски болезную об этих, может быть, лучших, по крайней мере, ревностнейших и заботливейших о своем спасении членах нашей паствы, но и здесь не решаюсь винить их одних. Не оправдываю их неразумного увлечения. Вместо того, чтоб искать наставления в вере у своих законных, Богом поставленных пастырей, они обратились к самозваным, за каковое своеволие и наказаны Богом, преданы в неискусен ум творити неподобная. Но правы ли мы, законные их пастыри и вероучители? Все ли мы делали, что с нашей стороны требовалось сделать, к разрешению их недоразумений, к успокоению смятенной их совести? Приняли ли мы какие-либо меры к утверждению их в православной вере разъяснением ее учения, ее богослужения? Дали ли мы им какое-либо доказательство нашей ревности о славе Божией, нашей заботливости об их спасении, нашего сердечного уважения к вере? Старались ли мы приобрести их доверие нашею внимательностию к их заявлениям, ласковым обращением, бескорыстием, правдивостью, трезвенностью, благочестием, миролюбием? Совесть каждого из нас пусть отвечает на эти вопросы пред Богом, Которому принадлежит и наше прошедшее, и суд над ним, и воздаяние.

Боюсь, однако ж, чтоб ответы, какие каждый из нас может представить на сказанные вопросы, не послужили к вящему нас обвинению. Посмотрите на церковную жизнь православного общества. Какое грустное явление представляет она! Одни отступают от христианской веры как от миросозерцания, не соответствующего высоте и широте их взгляда; другие уклоняются в раскол и ереси, как Богопочтение, наиболее удовлетворяющее их мысль и чувство. Да и из тех, кто считаются в недрах православной церкви состоящими, многие ли живут по-христиански? Нормально ли такое положение? Где же причины его? Церковь, Христом основанная, и вера, Им проповеданная, представляют нам такую высоту, широту, ясность и законченность миросозерцания, что человечество никогда не вырастет, не выйдет из границ, ею очертываемых, как бы ни были велики успехи наук. Величайшие умы всех времен благоговели и благоговеют перед учением Христовой церкви, находили и находят разъяснения насущных вопросов жизни, ею представляемые, совершенно успокоительными. Значит, если в наше время нашлись мечтатели, которым кажется, что учение Христовой веры ниже их высокоумия, то причины тому не в вере православной. Где же? Указывают на школу; будто школа при преподавании естественных наук действовала неосторожно, в подрыв религиозного чувства неокрепших и впечатлительных молодых людей, и тем постепенно отвратила их от православной веры. Ужели это правда? Ведь в наших школах есть законоучители. Отчего же их слово осталось без жизни, их вера и молитва – без влияния на те же молодые и впечатлительные умы? Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и многие другие слушали светские науки в совершенно языческих школах, где, конечно, не щадили христианской веры. Однако ж школа не имела на них злокачественного влияния. Возмужав, они стали для своего времени (и останутся навсегда) светильниками мира христианского, столпами православия. Скажут ли, что семьи, в которых воспитались эти святители, были образцами христианского благочестия! А наши семьи отчего не таковы? Ведь никогда никакая семья не была оставлена без духовного надзора и попечения священника. Скажут ли священники, что нас не принимают в среду семей образованных, высших классов! Отчего? Не значит ли это, что мы ниже своего призвания, по неразвитости нежелательны в кругу людей образованных, что ни слова умного, ни жизни назидательной не представляем и не обещаем. Предубеждения не могло же составиться без всякой причины!

Впрочем, оставим многознающих. Если они действительно яснее видят настоящий путь к истине, то могли бы и сами своим умом оценить превосходство христианской веры, хотя бы мы и не исполняли нашей обязанности. Спустимся ниже, в среду людей малообразованных или вовсе неграмотных. Отчего у них отступления от православной веры? Отчего за советом и наставлением в вере идет темный человек к такому же простецу и темному человеку, а не к священнику? Отчего он от простолюдина принимает разъяснение своих недоумений, а не от священника? Не ясно ли, что священник не расположил к себе своих прихожан, не пользуется их доверием, может быть, своею притязательностию или высокомерным обращением, даже неназидательною жизнью оттолкнул их от себя? Невольно припоминается слово Господне к пророку Иезекиилю: Оле пастыри Израилевы! Еда пасут пастыри самих себе? Не овец ли пасут пастыри? Се млеко ядите, и волною одеваетеся, и тучное закалаете, а овец Моих не пасете: изнемогшаго не подъясте, и болящаго не уврачевасте, и сокрушеннаго не обязасте, и заблуждающаго не обратисте, и погибшаго не взыскасте, и крепкое оскорбисте трудом, властию наказасте я и наруганием. И разсыпашася овцы Моя, понеже не имеяху пастырей... Того ради, о пастырие, слышите слово Господне: ...се Аз на пастыри, и взыщу овец Моих от рук их, и отставлю я от паствы овец Моих, и не будут пасти их пастыри и пр. (Иезек. 34:3–10).

Не то хочу сказать я, что мы – и только мы одни – виноваты во всех беспорядках в жизни православного общества. Хочу только обратить внимание сотрудников моих – сопастырей на дело, всех нас касающееся, представляю случай проверить себя, осмотреться и выяснить себе, насколько виноваты мы в этом? Все ли мы сделали, что сделать были должны?

Стража дах тя дому Израилеву, говорил Господь пророку Иезекиилю, священнику ветхозаветной церкви. Слова эти должны быть напечатлены в уме и сердце каждого священника церкви Божией. Мы стражи при доме Божием. Нашему попечению и верности вверил Господь самое дорогое Свое сокровище – души человеческие. Словом здравым, солью благодати растворенным надо укреплять их в вере, отражая в то же время и погрешительные учения своевольного ума, и богоборные стремления развращенного сердца; примером благочестия и доброй жизни облегчать им исполнение воли Божией; молитвою и таинствами очищая приражения к ним греховной нечистоты, освящать в сосуд благодати и таким образом постепенно подготовлять их к блаженной жизни в Царстве Христовом, по смерти нас ожидающем. Потребна ревность Илии и самоотверженная любовь Моисея или Павла, чтобы точно – богоугодно исполнять обязанность, принятую нами на себя вместе с честью священства. Имеем ли мы эти качества? Эту ревность о славе Божией, эту любовь к Богу и ближнему? Если не сознаем их действия в себе, по крайней мере, молимся ли Богу о помощи и, со своей стороны, стараемся ли самопонуждением вызвать, развить, усилить, укрепить их действия в себе? Хотим или не хотим, но мы должны это сделать, должны употребить все зависящие от нас меры, чтобы стать на высоте принятого нами достоинства!

Осмотримся, обдумаем наше положение и примемся за дело.

1. Прежде всего благоустроим нашу домашнюю жизнь. Пусть она будет образцом мира, труда, трезвости и нравственной чистоты. И наша беседа, и наши поступки, и обстановка, и всякая даже мелочная вещь нашего хозяйства пусть всякому говорит, что он видит христианское семейство, христианское учение в жизни, на практике, и, видя наше богобоязненное житие, полюбил бы оное и прославил Бога (1Петр. 2:12; 3:2).

2. Порядок, тишину и чувство благоговения, обитающие в наших домах, перенесем и в домы наших прихожан. При посещениях их, для исправления ли каких-либо христианских треб, или просто для пастырских бесед о вере православной и наших христианских обязанностях не оставим их без утешения и назидания. Степенная веселость лица, речь и действия в границах приличия и самоуважения, слово скромное, приветливое и вся наша внешность будут поучительны, располагающи. Речь у меня не о заискивании или о подделке под вкус, но о христианском настроении мыслей и чувств, а через то и об упрочении доверия и расположения прихожан к священнику. Знаю, что дело это не беструдное, если к исполнению своих пастырских обязанностей священник будет относиться холодно, формально. Но знаю и то, что кто полюбит Господа Иисуса, тот полюбит и прихожан своих, и по этой любви всякий труд на их душевную пользу покажется ему легок; причем, слова и поступки такого священника будут сами собою естественно назидать и привлекать.

3. Во время совершения молитвословий остережемся рассеянности и неблагоговения. Чтение неторопливое, внятное, пение согласное, умиротворяющее, действия осмысленные, приличные обряду, должны вызывать и поддерживать молитвенное настроение и благоговение присутствующих. Особенная заботливость о сем должна быть употреблена нами при совершении священнодействий в церкви, где все пусть будет (как и должно быть по Апостолу) не только благообразно, но и по чину, данному нам в уставе. Не думайте, что самочинное уклонение от требований устава проходит без вредных последствий.

В этом случае и нерадивые священники, а по их вине и их прихожане лишаются благодатных воздействий и Божией помощи, какие они надеялись и могли бы получить при благоговейном и послушном исполнении церковной заповеди. Кроме того, легкомыслие в этом деле пролагает путь и вызывает наклонность к своеволию и во всем прочем. Как важно это обстоятельство, к каким гибельным последствиям ведет оно, всякому священнику должно быть понятно.

4. Поучая прихожан нашей жизнью и деятельностью, озаботимся наставлять их словом. Сверх церковной проповеди по существующему обычаю устроим еще постоянные в воскресные и праздничные дни собеседования о вере и христианской жизни. Собеседования эти будем вести в порядке, систематически, по заранее обдуманному плану; причем, постараемся и слушателей своих вызывать на вопросы. Эти вопросы значительно облегчат дело назидания: покажут в спрашивающем степень его духовного возраста, предмет недоумения, даже – точнее – что именно в этом предмете христианского верования требует объяснения. Весьма полезно, а иногда даже необходимо в течение таких собеседований почитать какую-либо книгу, например, жизнеописание какого-либо святого, толкования на книги Священного Писания или на службы церковные, на обряды при совершении таинств и пр., вообще такую книгу, в которой излагается что-либо, в разъяснении чего нуждается приход данной местности.

5. Школа и преимущественно преподавание в ней Закона Божия должны составлять весьма важный предмет нашей заботливости. Дети легче усвояют сообщаемые им знания, и что отчетливо, твердо усвоено в детстве, то у человека остается на всю его жизнь. Значит, кто сумеет вложить в детское сознание веру в Бога, в Его Промысл и домостроительство нашего спасения, тот не только обеспечит его принадлежность к святой Церкви, но и приготовит из него доброго, понятливого слушателя своих объяснений и собеседований, в иных же случаях даже надежного помощника в отношении влияния на заблуждающихся. С грустью вынужден заявить, что мне нередко доводилось получать жалобы сельских обществ, земских управ и училищных Советов на священников, что они не посещают школ, не учат детей Закону Божию. Слышал и оправдания таких священников. Чаще указывают на то, что «общество мало положило жалованья за уроки по Закону Божию, а в иных местах и вовсе никакого не положило вознаграждения; поэтому и не посещают школы в предположении такою мерою вынудить вознаграждение за свой труд по школе». Разве это оправдание? Ведь учить Закону Божию (и детей, и взрослых) есть наша обязанность; мы должны учить своих прихожан, хотя бы они вовсе не давали нам жалованья. Прихожане делают худо, если отказывают своему священнику в вознаграждении за труд. Они обязаны доставлять священнику (а священник вправе ожидать от прихожан) все необходимое для жизни, дабы, как говорит Апостол, священники могли исполнять свои обязанности с радостью, а не воздыхающе, так как стеснение в его жизненных потребностях не полезно прихожанам. Но неисполнение обязанностей другим разве дает мне право уклоняться от исполнения лежащих на мне обязанностей? Худой поступок другого не оправдывает меня в моей неисправности. Нам указано: злое побеждать благим! А что будет, если прихожане, несмотря на замысловатый протест священника, не положат жалованья за уроки по Закону Божию? Тогда как быть с детьми? Так они и должны оставаться без научения в вере? Между тем начальники просвещения народа наметут разного сору в голову и сердце ребенка, оставленного без нашего надзора и руководства! Кому мы руки-то свяжем? Кому будет труднее? Нет! Благодарить надо начальство и преимущественно Благочестивейшего Государя, что нам открывают двери училища; сколько есть сил, воспользоваться предоставляемой нам возможностью исполнять нашу обязанность. Напоминать прихожанам, что они должны вознаграждать наш особый труд особым положением, – и можно, и должно. Представлять о том и начальству нисколько не предосудительно. Но вымогать – и нехорошо, и неполезно. Делайте ваше дело усердно. Заботу же об обеспечении вашем предоставьте начальству; оно не забудет (и не забывает) о нуждах ваших, и, когда можно, употребит свои меры, не унижая вашего достоинства и не вредя делу.

Не более основательна и отговорка неумением, неопытностью вести преподавание в школе. Неумение и неопытность не слагают с нас принятой нами обязанности; напротив, они налагают сверх этой еще одну обязанность – усердно потрудиться, приобрести опытность и умение, в которых чувствуется недостаток. В этом случае много поможет совет опытного, умеющего человека. Хорошо сделают священники, если при нередких свиданиях своих будут обмениваться мыслями о мерах к лучшему преподаванию и сообщать друг другу свои опыты и наблюдения по этому предмету. Можно бы даже и нарочито устраивать съезды для подобных совещаний, где и свои, и чужие наблюдения, с пользою заняв внимание собеседников, составили бы хорошее подкрепление для менее опытных и воодушевили бы их на дело.

Наконец, 6: чтоб не продолжить слова более потребности, скажу вкратце: надо нам постоянно молиться ко Господу о помощи в наших занятиях, о благословении наших трудов; надо полюбить порученное нам дело Божие. В согретом любовию сердце оживет и надежда, следовательно, будет действовать и молитва; кроме того, любовь и сама по себе изобретательна. Она укажет и путь, и средства к цели, облегчит и труд, неизбежный для достижения ее. В числе священнослужителей – моих сотрудников – есть люди, которые своею пастырскою деятельностью доказывают верность высказанных мыслей. Не называю этих достойных людей по именам. Они, как звезды на безоблачном небе в темную ночь, ярко выделяются, всеми видимы и имеющим глаза всем известны. В церкви у них тишина, чистота, порядок во всем; по приходу, со стороны священника, отеческая заботливость об удовлетворении религиозных нужд прихожан, а от прихожан – нелицемерное уважение и послушание священнику. Есть у них и церковные попечительства, и школы для детей, даже вечерние школы для взрослых; по праздникам ведутся общие собеседования о предметах веры и жизни христианской – словом, есть все, что можно было бы пожелать для усиления света христианской веры в народе. Притом есть не труд только, но – что особенно важно – есть и благословение Божие – успех в их делании. С любовию и уважением останавливаюсь я мыслью на этих – правда, немногих, но тем более дорогих и светлых личностях, с которыми Господь судил мне трудиться на ниве Божией. На их пример ссылаюсь и утверждаю, что труд, к которому я теперь приглашаю, не превышает сил человеческих, успех в нем не безнадежен, потерянное уважение – может быть возвращено, положение – обеспечено.

Одумаемся, братие! Примемся за дело, которое обещали Богу, и будем усердно делать его до вечера, дóндеже день есть. Приидет нощь, егда никтоже может делати (Иоан. 9:4), тогда пожалеем, но будет уж поздно!

Мир и Божие благословение да почиет на послушных и усердных делателях в ограде Божией. Не покоривый же и своевольный, знай, что он не покорив не пред человеком, но пред Богом, Который и дал нам Духа Своего Святаго (1Фессал. 4:8) и власть действовать на созидание Христовой церкви, а не на разорение (2Кор. 13:10). Власть эту мы и не преминем употребить там, где не приметим созидания, а еще скорее и строже там, где усмотрим разорение христианской жизни во вверенной нам пастве.

Наверх