"Полюби святого Сергия..."
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Дорогие братия и сестры, один наш отечественный историк говорит: «Полюби святого Сергия: он был русский в душе; полюби его искренно, и он полюбит тебя!..» И наш народ любил преподобного Сергия, любил его искренно, всей душой своей, любил его, как родного своего отца. И как не любить такого любвеобильного отца, который сам был для всех душою, готов был всегда душу свою отдать за ближних, который еще при жизни своей для всех приходящих к нему был родным отцом и утешителем, а после своего переселения на небо непрестанно источает токи своей любви всем к нему прибегающим и ищущим у него помощи! Для нас с вами преподобный Сергий весьма дорог и близок к нам, и вся его святая жизнь для нас весьма назидательна и утешительна, особенно когда мы мыслью и сердцем перенесемся в отдаленную по времени, но тем более близкую нашему сердцу родную древность, когда подышим простотою духа того времени и насладимся созерцанием его боголюбезного смирения. Мы забываем тогда на несколько минут окружающую нас суету и можем хотя немного отдохнуть душою.
Наши уста слабы, и ум немощен и скуден, чтобы по достоинству прославить и передать житие такого великого и дивного угодника Божия, каким является преподобный Сергий. Но для назидания и хотя бы вкратце следует воспомянуть еще раз его святое житие. Вся его святая жизнь носила на себе печать благодати Божией, особого избранничества и покровительства Божия. Святой апостол Павел говорит: «Кого Бог предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями. А кого Он предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил» (Рим. 8, 29—30). Эти слова апостола Павла в точности исполнились на преподобном Сергии нашем.
Бог предвидел, что преподобный Сергий будет мужем благочестивым и праведным, что благодаря своей святой жизни он приведет к Богу множество людей и научит их поклоняться Святой Троице. Когда тот был еще во чреве матери, Бог предуказал это особым знамением. Во время божественной литургии младенец еще во чреве трижды прокричал в церкви, знаменуя этим, что он будет светильником Церкви, крепким молитвенником за всех верующих. Но вот дитя родилось, и тут благодать Божия была с ним. Младенец никогда не принимал сосцов матери в среду и пятницу, а также когда мать принимала мясную пищу, знаменуя этим, что он будет великим постником и подвижником. Благодать Божия вела его и в следующие годы жизни, когда он стал подрастать, пробуждая в нем чувства искания Бога и молитвенной настроенности. Он ищет уединения, удаляясь детских забав и игр, его детская душа находит для себя удовлетворение в молитве, и он ей предается всем своим существом, забывая обо всем, что присуще детскому возрасту.
Но вот Господь попускает ему испытать неспособность в учении — ему трудно дается книжная мудрость, — для того чтобы богатство разума его и духовного просвещения было не плодом книжного человеческого научения, а плодом благодати Божией. Ему очень трудно дается учение, он испытывает тяжелое чувство, когда видит своих братьев и товарищей успевающими в учебе, а себя далеко отстающим от них. Он печалится, сокрушается, плачет, горячо и усердно молясь Богу о даровании ему способности учиться. Явление таинственного, неизвестного старца-монаха, который подал ему благословение и часть просфоры, низвело на него премудрость свыше, и он стал преуспевать в учебе, опередив своих сверстников.
С возрастом возрастал он и в благочестии. И само собою зарождалось в нем желание иноческого подвига, и с каждым днем все больше и больше росло и созревало это желание, пока наконец не обратилось в ту пламенную любовь и жажду души, которою томился некогда святой пророк Давид: яко елень жаждет на источники водный... сиир возжада душа моя к Богу крепкому, живому (Пс. 41, 2—3). Он удаляется в непроходимую пустыню и здесь наедине с Богом предается подвигу очищения своего сердца от страстей и пороков. Вот он, — скажем словами приснопамятного святителя Платона *2 — вот он, подвижник наш, в сладком своем уединении, в убогой, но спокойной келлии очи свои возводит всегда к Живущему на небесах, очи, исполненные слезами покаяния. Мысль его беседует с Богом, язык прославляет Владыку всех, его сердце — жилище всякой добродетели, а потому и Духа Святого, руки же его служат его требованиям телесным. Он далек от всякой суеты и от соблазнов мира, работает Господу со страхом и трепетом, работает в приятном уединении, в сладкой тишине, имея всегда ничем не смущаемые мысли, не обремененный заботами рассудок и спокойный дух. Много было и скорбей на пути пустыннического жительства, но он никогда во всю свою жизнь ни на что не жаловался, ни на что не роптал, не унывал, не скорбел, при всех своих недостатках и нуждах он всегда был спокоен и всем доволен. Это был истинный воин Христа Бога, облеченный во всеоружие Божие (Еф. 6, 13) против всех слабостей человеческих и искушений бесовских. Особенно он подвизался против духа гордыни за стяжание духа смиренномудрия, которое есть матерь всем добродетелям, соль добродетелей. Гордость же, напротив, есть матерь, или, вернее, основание всем порокам.
Есть у нас, дорогие братия и сестры, порок, в котором никто из нас не хочет сознаваться, но который, однако же, все мы в большей или меньшей степени имеем: это гордость и тщеславие. Но чем менее примечаем его в себе, тем большая нужна с нашей стороны против него бдительность. По этой причине, пользуясь настоящим случаем для взаимного назидания, и побеседуем об этом пороке. Это особенно благовременно потому, что приближается время поста, время покаяния и очищения нашего сердца, и потому еще, что мы предстоим перед ракою мощей смиренного Сергия. Предметы, которые наиболее возбуждают и поддерживают нашу гордость, суть богатство, красота и крепость телесная, слава и мудрость, и, наконец, жизнь добродетельная. Поэтому один гордится своим богатством и положением, другой своею физической силой и красотой, третий — своим умом, отличиями, заслугами или своими добродетелями гражданскими или христианскими. Гордый услаждается мыслью, что все это его собственность, и тем более надмевается и превозносится, чем глубже в нем такое убеждение. Но такое убеждение ложное и неправильное. Ни богатство, ни слава, ни крепость, ни красота, ни почести, если не будет в человеке благочестивой настроенности, не дадут человеку ничего, кроме одного суетного обольщения и надменности в душе, ибо они не дают душевного мира и счастья, но, напротив, умножают душевные скорби и лишают душу будущей вечной жизни. Все это скоро разрушается от обстоятельств времени или от болезней, потому что всякая плоть — как трава, и всякая слава человеческая — как цвет травный: засохла трава, и цвет ее опал (1 Пет. 1, 24). Некоторые надмеваются своею мудростью и благоразумием, но и эти человеческие блага имеют величие суетное и высоту уготовляют ложную, потому что не имеют сами по себе никакой цены, если нет при них страха Божия. Величайший и невидимый мудрец мирской мудрости диавол, будучи коварен, не имея страха Божия, сделался богоотступником и подвергся вечному осуждению, несмотря на то что был умнее всех.
Но, мало того что гордый все достоинства и блага, которыми гордится, усвояет себе, он еще и преувеличивает их. Гордый придает этим благам большую цену, нежели та, которую они имеют по самой своей природе, считает себя умнее, нравственнее, заслуженнее, чем в действительности, старается возвышаться и величаться над своими ближними, унижая их пред собою, относясь к ним с холодностью, неуважением или презрением, восхваляет себя сам и домогается такого же восхваления от других, доходит иногда почти до обожания себя, до поклонения своим совершенствам и требует, чтобы другие также обожали его и преклонялись, падали в прах пред его величием и заслугами. Но не всегда гордый имеет одни совершенства и добродетели, бывают у него и слабости, и недостатки, и грехи с пороками. Однако он их либо скрывает от других или от себя, либо уменьшает их значение и важность, либо извиняет себя в них или даже вовсе не считает их пороками и недостатками, а признает их в себе достоинствами и совершенствами и хвалится ими. Смиренный человек, если и согрешит, то сердечно скорбит о своем преступлении, всегда сознавая свой грех и виновность пред Богом, и не стыдится открыть свою греховную язву духовному врачу; человек же гордый, который ослеплен своими достоинствами, мнимыми или действительными, почти совсем не замечает своих недостатков и до того ценит себя, что стыдится признать себя виновным в чем-нибудь, а тем более исповедовать свои грехи пред священником. Гордый в счастии еще более кичится или превозносится над ближними, а иногда и вовсе забывается. В несчастий же он, напротив, или озлобляется и ропщет на судьбу, или малодушествует и предается отчаянию. Смиренный же не надмевается посреди счастия и не падает духом посреди самых тяжелых бедствий, но с терпением и покорностью предается воле Отца Небесного. Вот почему Бог гордым противится, а смиренным дает Свою благодать (Иак. 4, 6): ведь гордый полагается только на самого себя и на свои силы и не чувствует нужды в высшей помощи, и не только не просит, но как бы отталкивает ее от себя. Смиренный же всегда проникнут сознанием своего недостоинства и немощи, а потому всегда и ищет помощи свыше. Преподобный Иоанн Лествичник говорит о гордости так: «Гордость есть отвержение Бога, бесовское изобретение, презрение человеков, матерь осуждения, исчадие похвал, знак бесплодия души, отгнание помощи Божией, предтеча умоисступления, виновница падений, причина беснования, источник гнева, дверь лицемерия, твердыня бесов, грехов хранилище, причина немилосердия, неведение сострадания, жестокий истязатель, бесчеловечный судья, противница Богу, корень хулы.
Начало гордости — корень тщеславия; средина — уничижение ближнего... самохвальство в сердце, ненависть обличения; а конец — отвержение Божией помощи, упование на свое тщание, бесовский нрав.
Где совершилось грехопадение, там прежде водворялась гордость; ибо провозвестник первого есть второе. ...Положим, что есть двенадцать бесчестных страстей; если произвольно возлюбишь одну из них, то есть гордость, то и одна сия наполнит место прочих одиннадцати. Высокомудрый сильно прекословит, смиренномудрый же не только не прекословит, но и очей возвести не смеет. Не преклоняется кипарис и не стелется по земле: так и монах высокосердый не может иметь послушания. Высокоумный человек желает начальствовать, да иначе он и погибнуть совершенно не может. Бог гордым противится; кто же может помиловать их? Не чист пред Богом всяк высокосердый (Притч. 16, 5); кто же может очистить его? — восклицает преподобный Иоанн Лествичник. — Наказание гордому — его падение, досадитель — бес; а признаком оставления его от Бога есть умоисступление ...Отвергающий обличение обнаруживает страсть, а кто принимает оное, тот разрешился от уз ее. ...Стыдно тщеславиться чужими украшениями, и крайнее безумие гордиться Божиими дарованиями. Превозносись только теми добродетелями, которые ты совершил прежде рождения твоего, а те, которые исполнил после рождения, даровал тебе Бог, как и самое рождение. Какие ты исправлял добродетели без помощи ума, те только и твои; потому что Бог даровал тебе и самый ум. Какие подвиги показал ты без тела, те только и относи к твоему тщанию, ибо и тело не твое, а творение Божие ...От гордости происходит забвение согрешений, а память о них есть ходатай смиренномудрия. Гордость есть крайнее убожество души, которая мечтает о себе, что богата, и, находясь во тьме, думает, что она во свете. Сия скверная страсть не только не дает нам преуспевать, но и с высоты низвергает. Гордый подобен яблоку, внутри сгнившему, а снаружи блестящему красотою. Гордый не имеет нужды в бесе, он сам сделался для себя бесом и супостатом. В сердцах гордых рождаются хульные слова, а в душах смиренных — небесные видения. Тать не любит солнца, гордый же уничижает кротких. ...Если от одной этой страсти (гордости), безо всякой другой, некто ниспал с неба, то должно исследовать, не возможно ли смирением, и без других добродетелей, взойти на небо? ...Кто пленен гордостью, тому нужна помощь Самого Бога, ибо суетно для такого спасение человеческое ...Таковым весьма полезно повиновение, жестокое и презренное жительство и чтение о сверхъестественных подвигах святых отцов. Может быть, хотя чрез это, сии недугующие получат малую надежду ко спасению» *3. Так учит о гордости преподобный Иоанн Лествичник.
Куда может привести нас смирение и куда — гордость по окончании настоящей жизни? Гордость неизбежно должна привести туда, куда привела она падшего денницу, то есть к вечной погибели (удалению от Бога). Смирение, естественно, приведет туда же, куда оно привело всех угодников Божиих и нашего ходатая преподобного Сергия — к вечному блаженству, к вечному соединению с Богом, потому что не напрасно сказал Спаситель: «Блажени нищие духом, яко тех есть Царствие Небесное» (Мф. 5, 4).
*1 - Андрей Николаевич Муравьев. См.: Путешествие к святым местам русским. Издание 3-е, ч. I, с. 86.
*2 - Митрополит Московский Платон (Левшин) (1737—1812).
*3 - Лествица. Слово 23, главы 1—2, 4—11, 16, 28—32, 34—35, 12, 37, 15.
