Писатель-христианин. Беседа 2
(Две беседы о творчестве А. И. Солженицына в связи с присуждением ему Нобелевской премии)
Я говорил в моей прошлой беседе, что никто и никогда не сможет уже изменить или замолчать того, что в 1970 году Нобелевская премия по литературе присуждена была писателю, открыто, во всеуслышание исповедавшему себя верующим христианином. Что через пятьдесят с лишком лет после прихода к власти людей, задавшихся целью искоренить религию, людей, которые всеми возможными силами поколению за поколением внушали, что религия – это вздор, отсталость, некультурность, суеверие, – лучший представитель культуры всем своим творчеством доказывает, что вздор и некультурность – это то, что говорят эти люди. Что все их идеи безнадежно отстали, устарели, никуда не годятся и держатся только насилием и страхом.
Солженицын вырос, воспитался при безбожной, воинственно антирелигиозной власти. Его-то уж никак не зачислишь в пережитки прошлого, ему-то уж никак не припишешь буржуазного атавизма, не сделаешь мракобесом, если он предпочел и свободно выбрал Христа, христианство, веру и отбросил мракобесие диамата, и поэтому свидетельство это нужно признать имеющим потрясающее значение. Теперь безбожию во всех его видах можно спокойно и твердо сказать – ты провалилось. Но, конечно, недостаточно просто указать на все это, просто возрадоваться свидетельству Солженицына.
Солженицын писатель, а это значит – творец миров, создатель некоей духовной реальности, художник, учащий нас смотреть и видеть. И поэтому по отношению к нему недостаточно просто сказать: он верующий. Нужно еще спросить, как же эта вера отражается в его творчестве. Почему этот творец, этот художник осознал так глубоко и твердо необходимость веры? Ибо творчество Солженицына как таковое не специально обращено к религиозным темам. Ни Иван Денисович, ни Костоглотов в «Раковом корпусе», ни обитатели шарашки в «Круге первом» не говорят о своей вере и не заявляют себя верующими. Поверхностному читателю может даже показаться, что творчество Солженицына не имеет прямого отношения к религиозному вопросу. С другой же стороны, все, что пишет Солженицын, все его творчество столь же несомненно пронизано трагизмом. Трагически кончается «В круге первом», обратно в ссылку, не исцелив своей страшной неизлечимой болезни, уезжает из ракового корпуса Костоглотов, безысходной печалью и безнадежностью пронизан «Один день Ивана Денисовича».
Поэтому, повторяю, меня могут спросить, что же Вы тычете верой Солженицына, если о ней почти ничего не сказано в главном его жизненном деле – в его писательском творчестве? И вот на это я твердо отвечу – все это так, и все-таки творчество Солженицына – творчество христианское в глубочайшем и всеобъемлющем смысле этого слова, и оно христианское потому, что трагизм у Солженицына христианский. Что это значит? Попытаюсь объяснить. Мир, создаваемый Солженицыным, несет на себе отпечаток трех основных христианских утверждений. Во-первых, несмотря на весь ужас и на все трагедии, это мир, пронизанный светом. Тот самый мир, о котором сказано в Библии, что Бог, создав его, сказал о нем: «добро зело» (Быт.1:31). Нигде, никогда, ни разу не поддается Солженицын соблазну метафизического пессимизма и нигилизма – все-де абсурдно и ничто не имеет никакого смысла.
И только потому, что над этим миром и в нем разлит смысл, красота, добро, только поэтому – и это второе христианское утверждение – мир этот и можно показать как падший. Не абсурдный, не бессмысленный, а именно падший, отравленный, грешный, злой. Мы называем человека больным только потому, что сначала признаем нормой здоровье, что болезнь соотносим со здоровьем.
Но в этом падшем мире – и таково третье христианское утверждение – возможно возрождение, возможно восстание, возможно спасение и выздоровление. Выздоравливает духовно Костоглотов, спасается духовно Володин, герои на шарашке узнают, что совесть важнее всего. И когда везет их страшная машина обратно в ад, на душе у них мир.
У Солженицына, в его творчестве, мир Божий, мир падший – мир, призванный к возрождению, мир, в котором все время происходит это возрождение и побеждает. И наконец, что важнее всего, в чем больше всего от христианства и от христианского восприятия человека, – это мир, в котором человек остается всегда свободным. Вот эта основная творческая установка Солженицына и делает все его творчество самым христианским в наши дни.
Ибо вокруг нас царит и побеждает как раз отказ от того понимания человека, что принесено было в мир Христом. Человека сводят либо к одной материи, до конца подчиняют безличному детерминизму и, следовательно, лишают самой основы свободы, делают действительно и по существу рабом, либо же, всячески возвеличивая его, отрицают страшную силу зла и падения в нем. В нашем мире сейчас царствует карикатура на человека, но не его подлинный образ. И вот подлинный его образ и восстанавливает как раз Солженицын в своем творчестве, и человек явлен в нем таким, каким он раз и навсегда провозглашен в Евангелии – он, человек, есть образ неизреченной славы Божией, он на темном дне падения и зла, и он, наконец, тот, которому сказано: «Восстани, спящий!».
Из слабости и из страха, из шкурничества и карьеризма выходит почти внезапно возрожденный человек. Он находит совесть; находя совесть, он находит свободу; находя свободу, он находит любовь; находя любовь, он находит мир, спокойствие и счастье.
И потому так светло в трагическом и темном творчестве Солженицына. Один ужас, одно поражение, но за этим ужасом светит, его преодолевает свет подлинной человечности. Давно не было в мире писателя, подошедшего к человеку с таким уважением, с такой жалостью и с такой верой. Но ведь именно так подошло к человеку и обратилось к нему и Евангелие. Этот подход, определяющий все его творчество, Солженицын мог найти только в своей вере, только у Христа.
Источник: https://azbyka.ru/otechnik/Aleksandr_Shmeman/propovedi-i-besedy/4_2_2
