Отношение средних веков к собственности.

В своём капитальном труде «История и система средневекового миросозерцания» Г. Эйкен в следующих словах характеризует основную черту средних веков в отношении труда и собственности: «Так как для вечного спасения души никакие человеческие отношения не были лишены значения, то прежде всего ежедневная жизнь и экономическая деятельность народа подчинены были принципам религиозной педагогии. Таким образом для обеих обширных областей труда и владения собственностью были установлены правила, вытекающие из религиозной метафизики. На основании последней, цель человеческого существования переносилась в будущую жизнь. Земная жизнь имела значение лишь постольку, поскольку она касалась его вечных целей и имела в виду его духовное усовершенствование».

С этой точки зрения наиболее целесообразной и благочестивой представлялась созерцательная жизнь в монастыре. Труд, как таковой, рассматривался неизбежным злом. Впервые он появился, как следствие греха и проклятия, с которым Бог изгнал первых людей из рая. «Проклята земля, на которой ты будешь жить... и в поте лица будешь ты добывать хлеб свой».

Спаситель и апостолы со времени последования за Христом не занимались трудом (кроме апостола Павла).

Но, с другой стороны, были живы и традиции первых веков христианства, когда труд реабилитировался от презрения древних (см. Платон и Аристотель); апостолы, часто восхваляя в своих посланиях труд, говорили: «кто не работает, тот не должен есть».

На могильных памятниках первых христиан были надписи: «он работал всю жизнь», «она была трудолюбивой хозяйкой», означавшие высшую похвалу.

Средние века также приняли труд, но не в качестве средства накопления богатств, а как религиозно-аскетическое упражнение.

Монахи св. Давида, митрополита Уэльского, жившего во второй половине пятого и первой половине шестого века, должны были исполнять все полевые работы собственными руками и даже пахать плугом без помощи волов. «Каждый должен быть своим собственным волом». Колумбан в своём уставе предписывает монахам работать до такой усталости, чтобы они засыпали уже на пути к своим постелям. Затем они должны вставать ещё не выспавшись. Даже больных он заставлял молотить. Взгляд на телесную деятельность, как на средство умерщвления плоти, заставил монашеские ордены принимать самое большое участие в обработке девственной европейской почвы. Монахи очень много содействовали расчистке громадных дремучих лесов, покрывавших среднюю и северную Европу, и превращению первобытной лесной и болотистой почвы в плодородные поля и луга.

Колонизационное значение русских монастырей профессор Ключевский в своём «Курсе русской истории» характеризует такими чертами: «Где-нибудь в глуши поселялся отшельник, убеждённый, что в миру, среди людской «молвы», спасение невозможно. К нему собирались такие же искатели безмолвия и устраивали пустыньку. Строгость жизни, слава подвигов привлекали сюда издалека не только богомольцев и вкладчиков, но и крестьян, которые селились вокруг богатевшей обители, как религиозной и хозяйственной своей опоры, рубили окрестный лес, ставили деревни, расчищали нивы, словом, «ископали пустыню по выражению жития преподобного Сергия Радонежского. Из братии находился какой-нибудь инок, верный заветам учителя, и уходил из обстроившегося монастыря в новую глушь. Там тоже вырастали посёлки и таким образом из одиночных, разобщённых местных явлений складывалось широкое колонизационное движение, которое, исходя из нескольких центров, в продолжение четырёх столетий проникло в самые неприступные медвежьи углы и уставило монастырями обширные лесные дебри средней и северной России» (Ключевский: «Лекции по русской истории»).

Зная отрицательное отношение средних веков к труду, как источнику ценностей и жизненных благ, мы вправе ожидать подобного же отношения и к собственности.

И действительно, никогда, ни в какой другой исторический момент, включительно до настоящего, мы не встречаем такого единодушного осуждения частной собственности самыми различными и противоположными классами населения, как в средние века.

Этому осуждению в той же мере сопутствовали и идеи коммунистического общего владения.

То обстоятельство, что богатство представлялось тогда греховным, создавало чрезвычайно благоприятную почву для развития как теоретического, так и практического коммунизма.

Жадность ослаблялась, богатство в глазах тогдашних капиталистов не имело такой цены как сейчас; коммунистическим стремлениям, вопреки утверждению Каутского («Из истории общественных течений»), сочувствовали и Церковь, и государство, и капиталисты. И так как он (коммунизм) вдобавок предписывался и религиозными воззрениями, то мы вправе были бы ожидать широкого его применения в жизни. Однако, на деле оказалось иначе. Было сделано несколько сектантских попыток в социалистическом направлении, но они окончились полным крахом, так как (это мы увидим дальше) коммунизм самой своей формой создаёт оружие против себя.

Однако, перейдём к фактам, подтверждающим высказанные нами соображения.

Живя в раю, наши прародители находились в состоянии первоначальной безгрешности и общении с Богом; собственность им была неизвестна. Основываясь на этом соображении, Амвросий говорит: «Бог хотел, чтобы обладание этой землёй и пользование плодами её было общим для всех, но своекорыстие установило право собственности». Так же учил и папа Григорий I: «Земля принадлежит всем людям вообще, и поэтому она приносит и плоды для общего всех людей употребления». В средние века это учение древней Церкви было подтверждено на Венском соборе 1267 г. «На основании естественного права все вещи суть общие, говорит знаменитый схоластик Фома Аквинский, понимая под естественным правом идеальную форму жизни в первобытном безгрешном состоянии. Но вместе с грехопадением появилось корыстолюбие, которое, вместо первобытного общего владения, ввело частную собственность. Корысть создала моё и твоё, в противность естественному праву, при котором всё было общим». Цезарий фон Гейстербах имел такие же воззрения на собственность, как и современные социалисты. По его мнению, «всякий богатый есть или вор, или наследник вора». В его «Романе розы» все земные действия выводятся из появления собственности. С введением собственности погибло первобытное золотое состояние мира. «Тотчас с появлением этого обычая, – говорится там, – люди испортились и направились к погибели; они отказались от своей прежней жизни и стали постоянно делать зло, потому что они сделались ленивы и безнравственны. Они завели себе собственность, поделили между собой землю и, поделивши, установили границы. Но лишь только они поделили её и установили границы, как стали ненавидеть друг друга и отнимать друг у друга всё, что могли. Сильнейшие присвоили себе большую часть».

Точь-в-точь такими же чертами рисует переход от естественного состояния и Руссо в XVIII столетии. Он также признаёт происхождение зла от собственности и также не жалует первого человека, который, огородив клочок земли, сказал: это моё – и нашёл достаточно глупых людей, чтобы ему поверили...

Разница лишь в том, что Руссо за образец идеальной жизни считал не прародителей, а дикарей.

Екатерина Сиенская неотступно молила Бога, чтобы Он отнял у её близких богатство и удостоил бы их бедности. Сама она своей расточительной благотворительностью делала всё возможное для исполнения этой молитвы.

Монах-бенедиктинец по уставу не мог иметь лично для себя ни книги, ни даже пера для письма. Родители, отдавшие своего сына в монастырь, должны были, по правилам Бенедикта, дать клятву, что они ни в каком случае не подарят ему, или не откажут по духовному завещанию ничего в личную собственность. Только всей общине можно было передавать имущество. Бенедикт даже запретил монахам употребление слова «мой» и «твой», а велел вместо этого говорить «наш». Понятие об общем владении перенесено было даже на физическую личность монахов.

Из подобного отношения к собственности средневековая мысль сделала такие выводы:

1) Так как собственность мешает совершенствованию и родит зло, то следует отказаться от неё и перейти к равенству в нищете (францисканцы).

Но нищих должен кто-нибудь кормить, поэтому:

2) Богатство и владение оправдывалось по тем же мотивам, как и труд, т.е., как средство спасения. Накормить и одеть нищего – то же, что накормить и одеть Самого Христа. Отсюда мы видим развитие чрезвычайно широкой благотворительности.

3) Собственность есть необходимое (как и труд) зло, которое человек, обладая плотью, принуждён терпеть. Но раз собственность вообще допускается, то лучше (но не обязательно), если она будет «общей», коммунистической.

4) Спастись можно только через Церковь, поэтому в её распоряжение надо предоставить ведущие к соблазну богатства. Пусть она благотворит от лица всех людей.

Церкви не только дарились имущества, но и лица, которые отдавали себя в её полное распоряжение для эксплуатации.

Сенека когда-то сказал: «кратчайший путь к богатству есть презрение к богатству»; это изречение подтвердилось на примере римской церкви, которая в несколько столетий опередила по своему богатству самые сильные экономические княжества того времени.

Не забудем, что богатства Церкви собирались во имя и для блага бедных и обездоленных. Не забудем, что первое время Церковь устами своих представителей подтверждала принцип общения имуществ. Больше того, – она энергично вмешивалась в экономическую жизнь страны, горячо осуждая и запрещая проценты на капитал и нормируя цены на продукты первой необходимости.

На основании постановлений церковных соборов и многочисленных заявлений пап, а также памятуя коммунистическое настроение монашества, которое было главной пружиной Церкви, мы можем установить тот факт, что идеи социализма даже в современном смысле были под защитой Церкви.

Приняв во внимание эти предпосылки, можно бы предположить, что в средневековье мы увидим грандиозную по величине попытку хотя бы частичного осуществления коммунизма. В средствах и власти для этого недостатка не было. Однако, мы видим, что возрастающее богатство и власть католической церкви дают диаметрально противоположные результаты. Папы в своих учениях оставляют только социалистическую шелуху от первохристианского коммунизма.

Вместо организации общественного производства и потребления они предпочитали ласкать у окна своих любовниц, в то время, как императоры, смиренно преклонив колена, стояли у ворот их дворца.

Если подобный результат дала такая организация, которая (вначале) отрицала частную собственность во имя нравственных и божеских законов, которая не встречала сопротивления своим коммунистическим взглядам и в среде самих имущих, то что же можно ожидать от социалистических организаций, в основу которых полагается эгоизм, классовая ненависть и насилие?

Средневековый коммунизм характеризуется двумя символами: личностью папы Александра Борджиа и орденом францисканцев, который, по выражению одного богослова того времени, научил весь свет просить милостыню, но, – прибавим от себя, – не мог осуществить социализм нищенства.

Не более существенные результаты дали и средневековые секты, объединившие демократические элементы, для которых и папы, и князья, и богатые были одинаково ненавистны.

Коммунистические секты средних веков

Причины возникновения и общая физиономия сект

Характерная черта средних веков, как мы указывали, это аскетизм и отрицательное отношение к богатству; владение им оправдывается и признаётся в эту эпоху лишь постольку, поскольку оно служит небесным целям.

Такой взгляд и соответствующая ему практика создали колоссальные богатства римско-католической церкви, которые, естественно, не могли быть не замечаемы. А раз их заметили, то столь же естественно было обнаружено и противоречие во взглядах самой церкви. С одной стороны, она призывала к отречению от собственности во имя христианских идеалов, а с другой – стягивала в свои руки несметные богатства. Церковь могла бы оправдаться тем, что эти богатства идут для поддержки «малых сих», но вся её практика противоречила бы этому оправданию.

Если восточная церковь была Марией, употребляя Евангельское сравнение, то западная проявляла все типичные черты только Марфы. Её история наполнена звоном оружия в борьбе за светскую власть и сомнительными, чтобы не сказать больше, приёмами обогащения.

По мере увеличения её власти и богатства, папы всё больше и больше отказывались от коммунизма, хотя бы и нищенского, если он не служил обогащению церкви. Это вызвало реакцию в самой церкви. Начиная с X века, из некоторых монашеских орденов (главным образом францисканского и доминиканского) откалываются аскетически настроенные группы и образуют секты, которые выступают с горячей проповедью коммунизма до «обобществления» жён включительно. К этим группам пристают городские отбросы выбитых из колеи людей (люмпен-пролетариат), и, таким образом, получаются многочисленные шайки, которые вскоре становятся опасными как для пап, так и для королей.

Характер сект был по преимуществу мистический и интернациональный. Первое объяснялось родством их с монастырями и общим духом эпохи, второе же качество, как и в древности, имело корни в территориальном расширении государств и увеличившихся международных сношениях.

Громадное влияние на коммунистические секты оказал хилиазм. Эта весьма распространённая в средние века ересь заключалась в ожидании её последователями наступления 1000-летнего царства Иисуса Христа, которое скоро должно было наступить на земле, согласно их толкованию Апокалипсиса.

Иоахим (1141–1201 годы)

Метафизиком сектантского коммунизма в средние века был Иоахим из Калабрии. Он верил в господство 1000-летнего царства и пророчествовал его наступление через 22 поколения, т.е. в ближайшем будущем. Развращённость римского клира порицалась им в самых резких формах; избавление от зла он видел в осуществлении коммунизма монастырского типа.

«Сначала, – говорил он, – было время, когда люди служили плоти. Затем настало время, когда люди служат как плоти, так и духу; оно длится до сего дня. Но совсем иной век тот, в который люди живут только для духа; начало его приходится в эпоху жизни св. Бенедикта». Это третье состояние – монашеское. Монастырское устройство распространяется на всё человечество. «Необходимо, чтобы мы дошли до истинного подражания жизни апостолов, не стремясь к обладанию земными благами, но лучше отдавая их»...

Через 22 поколения после св. Бенедикта римская церковь должна погибнуть под тяжестью Божией кары, а на её развалинах возникнет новое общество – орден праведных, который упразднит частную собственность.

Учение Иоахима отразилось в эпоху крестьянских войн в Италии (у Дольчино) и в Германии (у Мюнцера).

Однако, его сильно поколебало неисполнение пророчества в 1260 г. В это время происходила жестокая борьба между папским престолом и императором Фридрихом II. Иоахим предсказывал, что Фридрих победит и наступит эра коммунизма. Однако, Фридрих II умер на десять лет раньше (в 1250 году), и последователям Иоахима пришлось выдумать легенду, по которой этот император жив и скоро вернётся, чтобы довести до конца своё дело.

Альбигойцы

В течение X-ХII веков в северной Италии и южной Франции образуется множество сект с коммунистическим оттенком, которые объединяются под общим названием альбигойцев (от Альбигойской провинции на юге Франции).

Они становятся в явную оппозицию к политике пап, что даёт повод к возникновению кровавых альбигойских войн, разоривших цветущий юг Франции.

В ХIII веке здесь раньше, чем где-либо, была введена инквизиция.

В истории под именем альбигойцев известны две группы сект – катары и вальденцы.

Катары

Секта катар – славянского происхождения; ведёт она начало от болгарских богомилов и имеет тесную связь с ересью манихеев, которая приписывала творение мира двум силам: доброй – Богу и злой – дьяволу (персидский дуализм).

По словам профессора Осокина, катары отличались аскетическим укладом жизни и высокой нравственностью. Обладание собственностью, которую они называли ржавчиной души, строго запрещалось. Отсюда данное им себе наименование: «нищие о Христе». Их имущества, а также жертвования принадлежали всей церкви (секте). Катары (ХIII столетия) считали себя непосредственными преемниками апостолов.

Суровое гонение, воздвигнутое на них папским престолом, создало им много сторонников по всему югу Франции. Не будь этого гонения, уничтожившего катар, секта эта, как и множество других, умерла бы естественной смертью. «Нищие о Христе» разбогатели бы в лице церкви и в миниатюре явили бы ту самую католическую церковь, с мамонизмом которой они боролись.

Вальденцы

Основание секты приписывают богатому купцу Петру Вальдусу, который в 1170 году роздал своё имение бедным и стал проповедовать коммунизм и безбрачие.

Коммунизм вальденцев носил монашеский характер и для «совершенных» сопровождался безбрачием. Для «учеников» коммунизм и безбрачие были не обязательны, но зато они должны были содержать «совершенных».

Здесь мы видим чисто платоновскую черту коммунизма. Совпадение наблюдается и дальше. Женщины уравниваются с мужчинами: вместе путешествуют, вместе проповедуют, вместе спят.

Благочестивые люди сильно сомневались, чтобы при таких условиях безбрачие означало «вечное целомудрие».

Секта отрицала военную службу и присягу. Вначале она не обнаруживала стремления отделиться от церкви, но под влиянием большинства демократических элементов стала в оппозицию папству и предана была проклятию.

Секта перекинулась в Богемию и Германию, но существенного влияния на хозяйственный строй жизни не оказала.

Нравственность её стояла на известной высоте только во времена усиленных гонений, но там, где она находила благоприятные условия существования, немедленно разлагалась; принимала, по выражению Каутского70, «буржуазный» характер, т.е. из коммунизма и аскетизма устраивали эксплуатацию.

Апостольские братья

В XII веке появляется близкая к вальденцам секта апостольских братьев-патаренов (оборванцы, рвань), во главе которой становится Джерардо Сегарелли.

«Последователи его, по словам Мосгейма, подобно первым христианам, называли друг друга братьями и сёстрами; они жили в строгой бедности и не должны были иметь ни собственных домов, ни запасов на другой день, ни чего-нибудь служащего для удобства или наслаждения. Когда у них пробуждался голод, они просили первого встречного о пище, не требуя чего-либо определённого, и ели всё, что бы им ни давали. Богатые люди, присоединявшиеся к ним, должны были отказаться от своего имения и предоставить его в общее пользование братства.

Брак воспрещался ими. Братия, идущие в мир для проповеди покаяния, имели право водить с собой сестру (духовную, конечно), как это делали апостолы; но она должна была служить им помощницей, а не женой. Патарены отрицали обвинение, будто они находятся в брачном или не чистом сожительстве с женщинами, хотя и спали с ними на одной постели.

Движение апостольских братьев распространилось по Франции, Италии и Германии.

Вследствие оппозиции папскому престолу, Сегарелли был схвачен и сожжён на костре.

После этого главой движения становится Дольчино, который религиозное движение секты ввёл в чисто революционное русло. Он сначала поступил в орден францисканцев, но потом бежал оттуда и вместе со своей приятельницей Маргаритой, монахиней из монастыря св. Екатерины, стал во главе последователей Сегарелли.

Дольчино отрицал монашеский коммунизм, который полагался в основание предшествовавших сект. Монастыри, так же, как и церковь, он считал в корне испорченными и потому, если хотят очистить церковь, то, говорил он, монастыри надо совершенно уничтожить.

Дольчино резко порывает связь с коммунизмом, как выражением внутреннего настроения и любви.

Наоборот, он главное видит в его форме, как и современные социалисты, и потому для осуществления его ищет, как и Платон, «тирана», который бы провёл его в жизнь.

Таким тираном оказывается для Дольчино Фридрих, сын Петра III, короля Аррагонского. По его надеждам, Фридрих должен был завоевать папский престол, умертвить всех монахов и оставить лишь последователей апостольских братьев.

Но надежды не оправдались. Распря Фридриха с папой кончилась благополучно; они помирились, и Дольчино был предоставлен собственным силам.

Он примкнул к крестьянскому движению, известному в средние века под именем крестьянских войн, и собрал вокруг себя громадное в то время войско в 5000 человек мужчин и женщин; во главе женщин стала Маргарита.

Дольчино показал себя опытным полководцем и сумел продержаться несколько лет со своей шайкой, несмотря на то, что против него вооружились и светские и духовные власти, оставившие на это время свои распри.

Движение, однако, закончилось поимкой Дольчино и Маргариты, которых предали сначала жесточайшим пыткам, а затем сожгли на костре.

Судя по отзывами историков, недостатка воодушевления, храбрости и выдержки в войсках Дольчино не было. Даже женщины проявляли чудеса героизма. Так, 30 человек женщин под предводительством Маргариты обратили однажды в бегство отряд в 200 человек граждан.

Крестоносное ополчение, посланное против Дольчино папой, отказалось вступить с ним в открытый бой, а удовольствовалось тем, что заперло мятежников во время зимы 1306–1307 гг. в Монте-Рубелло и стало вымаривать их голодом.

Когда перебежчики доносили, что у Дольчино люди уже перестали двигаться от голода, ополчение всё-таки боялось нападать и выжидало.

Наконец, нападение было сделано, и все 1900 человек дольчинистов предпочли быть убитыми с оружием в руках, чем сдаться.

Во время казни Дольчино и Маргарита держались так стойко, что заставляли изумляться даже ко всему привыкшую святую инквизицию.

В чём же крылась причина неудачи крестьянского восстания под предводительством Дольчино.

Ведь обстоятельства для него были самые благоприятные:

1) Римский и королевские дворы были расслаблены развратом и междоусобными войнами.

2) Коммунистические идеи были формулированы Дольчино необыкновенно ясно, и, казалось, должны бы пользоваться у крестьян особенным успехом, так как у них было и общинное владение землёй (марки), и общинный, родственный коммунистическому, строй жизни.

3) Налицо имелись талантливый полководец и многочисленная армия.

Неуспех объясняется следующим:

1) Главная опора движения была в крестьянах. А они восставали вовсе не из-за коммунистического, весьма сомнительного идеала, а из-за местных нужд. Как только нужды удовлетворялись, крестьяне успокаивались. Таким образом, движение естественно носило узкий местный характер. Затем крестьяне здесь, как и в последующие движения, вплоть до нашего времени, вовсе не оказывались такими прирождёнными социалистами, как их старались и стараются изобразить.

2) Благодаря тому, что Дольчино центр тяжести в коммунистическом движении перенёс на форму и отбросил внутренние религиозные предпосылки, естественно наступила деморализация движения, выразившаяся в убийствах и грабежах, которые подорвали сочувствие населения к апостольским братьям, a вместе с тем и успех движения.