Обозрение Грузинского экзархата архиепископом Алексием, экзархом Грузии (в апреле месяце 1608 г.)

С первых дней вступления высокопреосвященнейшего Алексия в управление экзархатом владыка изъявил твердое намерение, по возможности, лично ознакомиться со своей обширной паствой. Если где, то в особенности в Закавказье, с его бесконечным разнообразием народностей, условий жизни, особенностей управления и быта, необходимо именно личное ознакомление архипастыря на месте с нуждами и потребностями пасомых.

В первый же год управления экзархатом высокопреосвященнейший архипастырь успел посетить Карс и Карсскую область, гор. Эривань и Александрополь с окружающими приходами, гор. Баку, Елисаветополь, два раза Сигнахский уезд, Душетский уезд Тифлисской губернии, Тифлисский уезд и окружающие гор. Тифлис монастыри. Ознакомившись с Грузинской епархией, владыка предпринял поездку и в западную Грузию для ознакомления с епархиями экзархата. Особенное внимание архипастыря привлекало Черноморское побережье, этот чудный край, быстро населяющийся, привлекающий теперь внимание правительства и получающий новое административное устройство, – разумеем учреждение особой Батумской области с непочатым в ней миссионерским делом, отделение Сухумского округа, как особой административной единицы, с широко задуманным здесь русским переселением. Край этот получает теперь береговую железную дорогу, быстро культивируется, заселяется; в церковном отношении он требует широко поставленного миссионерского дела среди диких сынов Абхазии и напряженных забот о русских переселенцах, нуждающихся в церквях, школах, в духовенстве, в объединяющем и укрепляющем воспитании единого церковного уклада, столь необходимого дня переселенцев, собирающихся сюда из различных местностей России. История указала в прошлом незаменимое средство такого именно воспитательного объединения народа в святых обителях: милостью Божией, они уже возникли на Черноморском побережье, некоторые достигли в короткое время расцвета жизни и деятельности. Знакомство с этими обителями также входило в задачу архипастырского путешествия владыки-экзарха. Естественно, при этом главное внимание архипастыря привлекал знаменитый Ново-Афонский монастырь, эта краса и оправдание русского и церковного дела на Черноморском побережье.

Из Тифлиса выехали 14 апреля по направлению к гор. Гори.

Погода благоприятствовала путешествию; весна в Закавказье в это время в полном своем развитии и украшает горы и долины чудным изумрудным убором; было тепло и сухо. Сейчас же за Тифлисом из вагона железной дороги видны Зедазенские горы, на которых в древности стояло капище языческого бога Заденя (Юпитера), где даже в VI веке по Р. X. местные жители, по словам известного грузинского историка Д. Бакрадзе, еще приносили свои нечестивые жертвы. Здесь именно воздвиг алтарь Богу истинному основатель грузинского монашества преподобный Иоанн, один из ХIII сирских отцов и их глава; построенный ими монастырь с церковью сделался источником просвещения всей страны и имел великое множество иноков, свидетельствуют доныне сохранившиеся развалины обширных хозяйственных зданий, келий и церквей. Монастырь этот в запустение с XVII века после нашествия шаха Абаса и после многочисленных набегов диких лезгин, которые в ХVII и ХVIII веках постоянно грабили ослабевшую Грузию. Казалось бы, что с умиротворением края в XIX в. под русской властью обитель св. Иоанна Зедазенского, эта колыбель Грузинского монашества, должна бы возникнуть к новой жизни; но, к сожалению, почти все монастыри Грузии находятся теперь в состоянии полного запустения и имеют весьма незначительное число иноков по причине упадка в крае стремления к подвижничеству, на что жаловался еще в 1828 г. экзарх Грузии митрополит Иова в особом представлении Св. Синоду по поводу восстановления древних грузинских святынь. В печальном положении запустения находится и Иоанно-Зедазенский монастырь со времени разрушения до наших дней; монастырский храм, однако, еще в 1849 году восстановлен экзархом Грузии митрополитом Исидором.

Одинок и заброшен и другой чудный храм – так называемый Крестовый монастырь или, по-грузински, Джварис-монастери, Джварис-сакдари, величаво стоящий на высокой горе против Мцхета. Он построен на том месте, где, по преданию, св. Нина воздвигла крест из дерева после просвещения грузин св. крещением в Мцхете. Не говорит ли о водружении здесь св. креста и то обстоятельство, что грузины называли соседний с Джварис сакдари небольшой храм Голгофою? Следы этого храма заметны и доселе. Все время из вагона железной дороги, подъезжая к Мцхету, можно любоваться этим чудным храмом типичной греческой архитектуры, древнейшим в Грузии памятником церковно-строительного греческого искусства. По свидетельству грузинских летописей, начало построения этого храма приписывается Гураму Куропалату (в конце VI в.), преемники которого к половине следующего VII столетия докончили эту изумительно трудную постройку на высокой скалистой горе, куда доставка строительных материалов могла производиться весьма медленно и с едва одолимыми препятствиями. Только глубокая вера и пламенное усердие, как бы в назидание векам и грядущим поколениям, могли побудить царственных строителей на этот тяжкий труд. Ученый знаток церковно-грузинской старины и архитектуры, академик Броссе, не находит оснований сомневаться в правильности показаний грузинской летописи относительно времени построения Джварис-сакдари; по его словам, после Пицундского храма на берегу Черного моря, это – древнейший храм Грузии; простота его архитектурного стиля и низкий купол несомненно удостоверяют его глубокую древность. Указания летописи совпадают и с известиями о тогдашнем политическом состоянии Грузии, которая в указанные века действительно находилась в подчинении и в вассальных отношениях к Греции; сами строители храма, поименованные в сохранившихся надписях, носят греческие титулы ипата и патриция. Известно, что титул ипата встречается и в книге Деяний св. апостолов (Деян.13:7;18:12). Судя по одной сохранившейся надписи, которая гласит, что обитель выстроена «для служения Богу сестер-жен», можно думать, что здесь в древности был женский монастырь. Монастырь в IX и X вв. был разрушаем арабами, но все же не погиб окончательно. Говорят, его именно подразумевал М. Ю. Лермонтов в своей чудной поэме «Мцыри». Запустение этого храма и народное грузинское предание связывает с упадком в народе веры и благочестия. «Существует легендарное сказание, что от купола монастыря Св. Креста до купола Мцхетского собора была протянута железная цепь, по которой благочестивые из монахов для благовеста проходили в Мцхет и обратно в монастырь. Но по мере того, как ослабевало в народе усердие к вере, ослабевала и цепь, наконец, она порвалась и совсем исчезла, поднявшись на небо». (См. кн. А. Нагроева о Мцхетском соборе, стр. 21.) Будто бы и монастырь, поэтому называли не Джварис-сакдари, а собственно Джадчвис-сакдари, т. е. цепная церковь.

Быстро мелькают пред глазами путешественников местности, церкви, монастыри, свидетели былой и кипучей истории Закавказья. Наш край еще ждет своего историка, который властной рукой и обаянием творчества и вдохновения развернул бы пред нами картину его минувшей жизни. Закавказье с незапамятных времен привлекало к себе все исторические народы то как торговый путь Востока и Запада, лежащий между Черным морем, Персией и Индией, то как выгоднейшая позиция в вековой борьбе того же Востока и Запада, Персии и Греции, Персии и Рима, Персии и Византии...

Вот остатки Помпеева моста около Мцхета – знак, что здесь стоял еще в I в. до Р. X. сильный римский гарнизон; вот самый Мцхет с его святынями, где Мириан царь, родом из персидской династии, долго колебался, куда ему примкнуть: к Востоку или Западу, победоносному Константину Великому или к персидскому шаху, к христианству или персизму... Город давно, еще с XIV в., со времени Тамерлана, пришел в полное и окончательное запустение; раньше и в VII в. он был разрушен Мурваном-Кру. Вот и Армази гора, где стояли языческие боги, которым кланялся Мириан с народом и среди которых был и Армазд, т. е. несомненно, древне-парсийский Ормузд. Здесь же недалеко был и город Армази, где также стоял сильный римский гарнизон со времен императора Адриана, при котором грузинские цари уже вызывались в Рим и от Рима получали знаки инвеституры... Еще немного, и вправо от железной дороги виден Шиомгвимский монастырь, основанный на месте древнейшего пещерного города, отданного задолго до христианской эры под поселение колонии туранцев и затем разрушенный рассеявшимися полчищами Александра Македонского. Этими пещерами (по-грузински мгвиме) воспользовались потом христианские иноки, здесь с VI века, подвизавшиеся под руководством св. Шио, одного из XIII сирских отцов. И доселе еще сохранились некоторые пещеры с остатками церквей и иконостасов; они разбросаны по возвышенностям гор, выдолбленные под самыми вершинами, теперь уже недоступные по причине разрушения дорог, которые некогда были туда проложены.

Еще полчаса пути, и перед взорами путников вырисовывается на левом берегу Буры, на отвесном, как стена, высоком обрыве скал целый пещерный город, немой свидетель доисторических времен, зияя своими пещерами, расположенными в несколько рядов, точно ячейками в каком-то гигантском пчелином соте... У подножия этого таинственного города, называемого по-грузински Уплис-цихе, т. е. крепость Господня, приютилась жалкая армянская деревушка. Уплис-цихе хорошо можно рассмотреть из вагона; видны пещеры, видны остатки старинных башен и стен. Отсюда некогда шли подземные ходы, спуски к Куре; здесь показывают остатки дворцов и церквей, а одно из подземных помещений, по словам известного путешественника Е. Л. Маркова, считают остатком древнейшего храма Ваала и Астарты, которым кланялись в Закавказья во время господства здесь финикиян; говорят, что имя Ва-ала звучит и в грузинском Уп-али (Господь)... Уверяют, что Уплис-цихе существует уже 3 000 лет. Конечно, все это – только предположения и предания, не всегда достоверные; несомненно, одно, – что все здесь ждет образованного и беспристрастного историка и археолога, который найдет себе на Кавказе неизбывную и достойную работу.

Но вот близится и гор. Гори.

Местность, которую приходилось проезжать, полна глубокого исторического интереса. Близ станции Каспи владыке показали ущелье, в котором верстах в пяти от линии дороги расположен знаменитый Самтависский собор, построенный в VI в., хотя, конечно, и не в настоящем виде, св. Иларионом, одним из отцов сирских, и бывший кафедрой епископа, занимавшего в числе 40 иерархов Грузии 28-е место; храм знаменит своей архитектурой и чудной резьбой. Недалеко от Гори видно селение Урбниси, стоящее на месте древнейшего обширного поселения, в котором, очевидно, судя по множеству добываемых при случайных раскопках монет и предметов домашнего обихода, жили евреи, греки, римляне. Предание, правда, не всегда надежное, которое, однако, заменяет в Грузии писаную историю, относит возникновение Урбниси к отдаленнейшим временам поселения Уплис-цихе. В IV в. по Р. Хр. здесь жила св. Нина, которая, направляясь в Грузию по нынешнему Боржомскому ущелью, прежде всего, остановилась в Урбниси в еврейском квартале, очень многолюдном. Среди евреев, которые, как известно, имели огромное значение в деле подготовления грузин к христианству, св. Нина именно в Урбниси начала свою проповедь и нашла первых верующих преимущественно из девушек и женщин. С этими первыми христианами она и отправилась к 5 августа в Мцхет, ко дню всенародного религиозного праздника в честь Армазда, и в Мцхете начала свою просветительную апостольскую деятельность. В Урбниси также была епископская кафедра; кафедра Урбнисская в XVII веке приобрела важное миссионерское охранительное значение. Известно, что коренная Грузия, Самцхе или Саатабаго, с XVII века изменила христианству и под давлением Турции приняла ислам. Немногие верные сыны Церкви, оставшиеся без храмов и архипастырского попечения, были тогда поручены попечениям Урбнисских епископов. Знаменит и Урбнисский храм, основанный, как полагают, в VI веке одним из XIII серских отцов Тате и известный под именем Сиона: название, которое усвоялось всем древнейшим храмам, не имевшим купола.

Город Гори – один из древнейших городов Грузии, торговое место, древняя сильная крепость. Довольно взглянуть на местоположение города, чтобы сразу понять его значение в Карталинии. С севера из Джавского ущелья врывается по направлению к реке Куре и гор. Гори обширная, гладкая, как стол, равнина на протяжении верст тридцати; сама Кура, выходя из Боржомского ущелья, образует здесь обширную Карталинскую равнину, прорезывающую Грузию от запада к востоку. В этой местности совершенно ясным становится путь, которым шли древние грузины: они врезались в поселения более ранних обитателей – осетин, заняли течение Куры, заняли также плоскость и равнину по течению реки, раздвинув осетин и потеснив их горы в две противоположные стороны: к югу – по Боржом-ущелью, где доныне много осетинских селений, и к северу – в ущелье Джавское, доныне сплошь населенное осетинами и соединяющиеся через Турсовский перевал с северной Осетией.

Если к сказанному о местоположении Гори прибавить, что не в далеком от него расстоянии находится Сурамский перевал, отделяющий Имеретию от Грузии, то станет совершенно понятным исключительное положение Гори в торговом отношении, как центрального пункта, где могли сходиться и меняться товарами: горцы – с севера, имеретины – с запада, карталинцы – с востока; отсюда и стратегическое значение Гори: это был оплот Грузии против набегов горцев и нападений соседних царств Имеретинского и Мингрельского, а в последние два-три столетия и от нападений ахалцыхских турецких пашей. Торговым значением города объясняется то обстоятельство, что Гори населен весьма значительным числом армян, этих природных торговцев, и окружен еврейскими поселениями (в Цхинвали, Урбниси, Карели); отсюда населенностью и бойкостью города объясняется и то, что католическая пропаганда здесь давно свила себе гнездо и вначале действовала довольно удачно, чему доказательством служит прекрасный костел в Гори, лучший из городских храмов. Понятно, что для защиты врагов издавна здесь была сильная крепость, хотя она служила иногда базой и для врагов Грузии, например, по сказанию Шардена (см. его «Путеш.», стр. 180), в его время (XVII в.) там стоял персидский гарнизон.

Православных жителей в гор. Гори немного; приходских церквей – три: собор, Оконская и Рождество-Богородичная, иначе русская церковь. Кроме того, имеется особая церковь за городом для расположенных здесь войсковых частей и кладбищенская церковь; домовых церквей две – при духовном училище и при учительской семинарии; есть приписные к приходским церкви и часовни, большей частью весьма древние. Церкви горийские очень небогаты, небогато и православное население – грузины, потому что торговля сосредоточена главным образом в руках армян.

Приезд архипастыря, однако, как бы объединил все население города, и армяне выражали ему все знаки внимания и уважения. По прибытии владыки-экзарха на станцию Гори ему была устроена торжественная встреча. С вокзала владыка проследовал в духовное училище, в церкви которого началось всенощное бдение. Служба пелась по- грузински и по-церковнославянски. По окончании всенощного бдения в квартире смотрителя училища собралось все градское духовенство; архипастырь долго и подробно расспрашивал священников и о. благочинного о нуждах приходов, о состоянии школ, попечительств, о положении кладбища и кладбищенской церкви. Владыка пожелал осмотреть квартиры учеников и ознакомиться с их домашней жизнью. В сопровождении смотрителя училища г. Сокальского и помощника смотрителя иеромонаха Пирра архипастырь посетил несколько квартир. Училище не имеет общежития, поэтому надзор за внеклассной жизнью учеников ложится тяжелым бременем на инспекцию. Владыка застал учеников на квартирах уже отходящими ко сну и в одной из них присутствовал на вечерней молитве учеников. Оказалось, что привычка и чин молитвы прочно укоренились среди этих учеников; они все чинно прочитали, пропели и, видимо, исполняли эту святую обязанность, как совершенно для них привычную. Нельзя при этом умолчать о том, что в Горийском духовном училище религиозно-церковное воспитание поставлено прекрасно. Пишущий эти строки, в последние три года, проезжая через гор. Гори по делам службы, не раз бывал в будние дни на утренних молитвах в училищной церкви, а в праздничные дни – на богослужениях и всегда выносил из храма самое отрадное впечатление.

Возвратившись после обзора квартир учеников, владыка продолжал прерванную беседу с представителями духовенства и с членами попечительства кладбищенской церкви и Троицкой (собственно Рождество-Богородичной) церкви.

Кладбище в гор. Гори доселе находилось в крайне печальном положении. Справедливости требует сказать, что благоустройство кладбищ вообще в Грузинской епархии составляет больное место приходской жизни; они по большей части не огорожены, не распланированы, никем не охраняются и имеют заброшенный вид. Может быть, этим объясняется то обстоятельство, что нигде не поступает к гражданскому и духовному начальству столько просьб о погребении умерших при церквях, а не на кладбищах, как в Грузинской епархии.

Попечительство и прихожане Рождество-Богородичной, иначе называемой Троицкой, церкви докладывали владыке о своих нуждах.

15 апреля владыка служил литургию в соборе, ему сослужили 8 священников; пели два хора: учеников духовного училища и церковных городских школ. Песнопения пелись смешанно: по-грузински и по-славянски. Пение в церковных школах г. Гори было заведено только год назад; теперь имеется особый учитель пения для школы, и во всех церквах города устроены церковно-школьные хоры. Протоиерей Тавдгиридзе заявил, что, по его наблюдениям, посещение церковного богослужения с того времени, как в соборе стал петь хор детский (ранее никакого не было), увеличилось по крайней мере втрое против прежнего: заявление это следовало бы принять к сведению многим пастырям, часто жалующимся на отсутствие прихожан в храме. Явление это – уклонение прихожан от посещения храма – в высшей степени печальное и начало ему положено в нашем крае очень давно: еще Шарден в своем путешествии по Грузии обращал на него внимание и уверял, что в его время и священники не служили в церквях; по его словам, которым трудно, однако, поверить во всем объеме, «можно сказать с уверенностью, что большая часть церквей отпирается не более одного раза в десять лет; их строят, а затем оставляют на произвол ветра и птиц» («Путеш.», стр. 184). Как бороться с этим укоренившимся в Карталинии и Кахетии обычаем? Как привлечь народ в храмы? Естественно, нужно начинать с молодого поколения, приучая его в годы школьного обучения к церковности, взрослых же лучше всего привлекать в храмы благолепным служением и церковным пением, тем более что грузины – народ очень музыкальный, любящий пение и музыку.

Во время литургии владыка наградил священников оо. Мцхветадзе и Дадианидзе скуфьями, а оо. Наморадзе и Ф. Карбелова – набедренниками, а также выразил благодарность учащимся в Горийских церковных школах г. Иремашвили и г-же Касрадзе.

За литургией слово произнес протоиерей И. Восторгов.

После литургии состоялся крестный ход на кладбище, в сопровождении множества народа. Архипастырь со служащими обошел все старое кладбище, зашел и помолился на соседнем холерном кладбище, а также и на могилах воинов, везде совершая литии и призывая народ к молитве. У кладбищенской церкви была совершена общая панихида, по окончании которой владыка долго беседовал с народом и указал, как именно устроить кладбище, где провести дорожки, как огородить и т. д.

После богослужения архипастырь посетил городскую женскую двухклассную школу и испытывал учениц в знании курса Закона Божия, русского языка и церковного пения. Нужно сказать, что церковные школы в гор. Гори обучают почти все подрастающее поколение горожан (начальных школ других ведомств нет, кроме городского училища) и составляют предмет заботы духовенства и Горийского отделения Училищного Совета. За последнее время в районе Горийского отделения прибавилось до 30 новых школ, из них 10 осетинских; работа удвоилась, и поэтому открыты были Советом два новых отделения – Душетское и Ахалцыхское и, кроме того, учреждена новая должность наблюдателя по Душетскому уезду.

По просьбе военных чинов, архипастырь посетил военную церковь, расположенную за городом, а затем отправился к городскому старосте г. Андроникову, с которым беседовал об устроении городского кладбища и о субсидии церковным школам. Что касается церковных школ, то в гор. Гори, как и везде в Закавказье, замечается то же холодное отношение: город не содержит ни одной начальной школы, все дети обывателей обучаются в 4-х церковных школах, субсидируемых исключительно казной и бесплатно заведываемых бедным духовенством, – и при таких условиях город не платит на школы ни копейки, ни дает для них даже помещений...

После этого владыка посетил учительскую семинарию, которая дала уже много учителей, состоящих на службе в различных уголках Закавказья. При ней существует образцовая школа с татарским и армянским отделениями, а в последнее время семинария успешно трудилась над разработкой приема преподавания русского языка по так называемому естественному методу, прекрасно развила постановку сельского хозяйства, метеорологические наблюдения и проч. На всех выставках, включая последнюю Парижскую всемирную и Тифлисскую юбилейную, семинария за свои экспонаты получила почетные отзывы и награды. Владыка провел в стенах семинарии более получаса, во все входил и всем интересовался.

Инспектор семинарии поднесь владыке коллекцию книг и брошюр, составленных служащими в семинарии лицами и напечатанных в разное время в приложениях к циркуляру по управлению округом, а именно: о сельскохозяйственных занятиях в семинарии, о ручном труде, о шелководстве, о климате города Гори, об участии семинарии на выставках в Нижнем Новгороде 1896 г., в Париже 1900 г., в Тифлисе 1901 г., о поездках на эти выставки, священную историю для мусульман на татарском языке с переводом на русский, семь исторических бесед на высокоторжественные дни и две брошюры о применении в армянском училище при семинарии естественного метода.

На пути из семинарии архипастырь посетил древнюю Оконскую Богородичную церковь, в которой имеется чтимая Оконская икона. Церковь эта, благодаря заботливым стараниям настоятеля Иоанна Капанадзе, приведена теперь в полное благоустройство, в ней очень хороший тометовый пол, внутри – живопись, хороший иконостас. Настоятель встретил владыку речью.

В ответ владыка указал на хор детей Оконских церковно-приходских школ, которые стройным и гармоничным пением встретили архипастыря. Архипастырь приказал детям еще раз петь пасхальный тропарь и пригласил народ к общему пению. Неожиданно запела вся церковь, и пение вышло довольно стройное. «Вот доказательство, – сказал владыка, – что и по-грузински можно устроить всенародное пение, потому что грузины – народ певучий». «Когда будете описывать мое путешествие, – заметил владыка протоирею Восторгову, – то непременно отметьте это явление и объявите вместе с тем к сведению духовенства, что теперь существует особая книжка священника Николая Курлова, трактующая о приемах обучения народа общему пению. Эта книжка весьма пригодна для священников и учителей школ».

Из Оконской церкви владыка проследовал в «русскую», «Троицкую», как ее называют в гор. Гори, Рождество-Богородичную церковь, посетив при ней школу.

Как раз против церкви стоит здание городского училища, весьма многолюдного (320 учеников), которое владыка также подробно осмотрел, обо всем расспрашивая педагогический персонал, и узнав, что в училище учатся несколько осетин, вызвал их к себе и приглашал на службу в осетинские школы и приходы.

Посетив затем женскую прогимназию и сделав визиты начальствующим лицам, архипастырь возвратился в духовное училище. В беседе с духовенством владыка опять коснулся вопроса об устроении кладбища, причем для увеличения материальных средств кладбищенского попечительства указана была мера, практикуемая в некоторых русских городах, это – сбор 5% с ценности памятников на могилах; сбор этот не обременителен и, главное, равномерно и справедливо распределяется между богатыми и менее состоятельными прихожанами.

На следующий день, 16 апреля, при следовании по намеченному маршруту в гор. Озургеты, на станции Самтреди владыку-экзарха встретил преосвященный Александр, епископ Гурийско-Мингрельский, изъявивший желание сопутствовать при обозрении Гурийско-Мингрельской епархии. Экзарх упросил старца-преосвященного, недавно оправившегося от болезни, не утруждать себя утомительным путешествием и возвратиться в Поти. На станции Нотанеби, откуда идет дорога на Озургеты, владыку-экзарха встретили: духовенство, представители администрации и члены церковного попечительства, строящего церковь на станции. Здесь же находился наблюдатель церковных школ Гурийско-Мингрельской епархии ст. сов. Ф. Д. Жордания, который сопутствовал, потом владыке в пределах епархии и везде представлял подведомые ему школы. В город Озургеты, отстоящий от железнодорожной станции в 25 верстах и служащий главным административным центром Гурии, выехали рано утром.

Прекрасная природа Гурии теперь блистала свежим весенним нарядом; мягкие очертания гор, обильная растительность, разлившиеся и весело шумящие ручьи и речки, свежая зелень, множество цветов, – все это ласкало зрение. Но среди этой чудной и блистающей природы таится теперь тяжкий недуг народный. Под влиянием преступной анархической пропаганды, в часть населения проникли губительные идеи, потрясшие в корне экономическую жизнь народа и толкнувшие население на путь борьбы с землевладельческим классом. Дело доходило до тяжких столкновений... Гурия, лежавшая всегда на границе с Турцией, никогда не жила спокойной и правильной жизнью; она служила всегда местом укрывательства разбойников из Турции, местом набегов; здесь обыкновенно скрывалась и переправлялась разбойничья добыча, укрывались и продавались украденные девушки, предназначаемые для отправки в Турцию. Родственные гурийцам аджарцы с течением времени совершенно отошли от христианства, воспитали в себе дикие и воинственные инстинкты и с жесткими сердцами своими уже почувствовали себя лишними в христианстве и приняли ислам... Только этими тяжелыми историческими условиями и влияниями можно объяснить, почему так быстро привились к некоторой части гурийского населения тлетворные идеи указанной выше пропаганды. С грустью смотрел архипастырь из экипажа на расстилающиеся кругом плодородные поля: на них не прорыто, не вспахано ни одной полосы и уныло торчали и желтели на фоне изумрудной зелени засохшие толстые пни от прошлогодней кукурузы. Крестьяне вошли в соглашение совершенно не брать и не пахать княжеских земель. Вместе с Движением против землевладельцев среди крестьян непризванные просветители пропагандировали мысль о том, что не следует платить подати правительству, сборы в пользу церквей и Духовенства. Пропаганда в некоторых местах, к сожалению, имела успех.

Нужно было с величайшей осторожностью касаться этих наболевших язв народных даже в архипастырской беседе.

Общества сельские Микель-Габриельское, Хварбетское, селения Кахури-Гуриантское и Эцерское, лежащие на пути следования архипастыря, выходили к нему навстречу во множестве; при этом устраивались красивые арки, увитые цветами и зеленью, и путь владыки посыпался дождем цветов; везде при таких остановках представлялись владыке сельские власти, везде собирались школы церковные и министерские, а духовенство встречало архипастыря Закавказья в облачениях. К прискорбию, священники, встречавшиеся на пути, все были из числа не получивших образования и совершенно не владеющие русским языком. Дети в школах хоть немного говорили по-русски, старшины и многие из почетных крестьян объяснялись с владыкой на русском языке, а священники оказывались в этом отношении гораздо ниже своей паствы. Образованных иереев в Гурийско-Мингрельской епархии очень мало: из 442 едва только 40 получили образование. Этот факт, весьма печальный, и объясняет то явление, что в Гурии и Мингрелии в школах законоучители по большей части только числятся, потому что не могут исполнять программ и руководить занятиями. Этим же объясняется и то удивительное на первый взгляд явление, что некоторые священники, вопреки общему народному желанию, иногда являются противниками открытия в их приходах церковных школ.

Особенно многолюдное собрание встретило архипастыря в сел. Мерия, где собрались представители Хварбетского общества, учащиеся в двухклассной министерской и в одноклассной церковной школах, духовенство, многочисленные представители местных дворян и крестьяне. Владыка обратился к многочисленному собранию с одушевленной и убежденной речью.

В селении Эцери (Дуабзийского сельского общества) владыку встретили русские поселенцы из отставных солдат, поселенные здесь после минувшей русско-турецкой войны. Они просили об устроении у них церкви и школы для детей; богослужения на русском языке они не слышат и чувствуют, что одичали.

Въезд архипастыря в гор. Озургеты совершился с необыкновенной торжественностью.

При входе в собор настоятель его священник Василий Думбадзе приветствовал высокого посетителя речью.

Из собора архипастырь проследовал в военную церковь, где также был приветствуем священником Думбадзе, а затем проехал в духовное училище. Здесь в домовой церкви было совершено молебствие; пели ученики училища по-церковнославянски и по-грузински. Владыка сказал слово, в котором указал, что здесь, под сенью этого храма, учат детей, в училище, которое является единственным духовно-учебным заведением в обширном крае, граничащем с Турцией и с десятками тысяч единоплеменного народа – в Артвинском округе и Аджарии, – прежде православного, а ныне исповедующего мусульманство. Владыка заключил слово свое обращением к начальствующим и учителям и просил их помнить, что училище это имеет глубокое миссионерское значение и что, правильно поставленное, при одушевленной и единомышленной работе учащего персонала, оно может возродить край в религиозном и нравственном отношениях.

Посещение архипастырем училища совпало с окружным съездом духовенства Озургетского духовно-училищного округа. Осмотрев в подробностях здание училища, ознакомившись с познаниями учеников и постановкой учебно-воспитательного дела, владыка посетил заседание депутатов съезда.

17 апреля архипастырь прибыль в город Батум.

Встреченный в соборной церкви городским духовенством, владыка-экзарх, по совершении молебного пения, обратился к собравшимся с речью, на которую отвечал о. А. Соколов.

Затем экзарх посетил греческую Николаевскую церковь, военно-госпитальную, ремесленно-училищную, кладбищенскую, военно-батумскую, армяно-григорианскую во имя Христа Спасителя и другие городские церкви, а также места, предназначенные для постройки церквей в слободах Холодной и Барцхане, и равно начатую постройкой грузинскую церковь. Все храмы при проезде владыки были переполнены народом, жаждавшим лицезреть своего архипастыря и получить его благословение.

Из местных учебных заведений экзархом были посещены Дерковво-приходская при соборе школа, мужская и женская гимназии, Мариинское и ремесленное училище.

Во время своего пребывания в Батуми владыка беседовал с представителями власти о некоторых неотложных духовных нуждах города и прилегающего к нему края. В скором времени ожидалось осуществление решения правительства выделить Батумский и Артвинский округа в особую область. Новая область населена сплошь мусульманским населением, бывшим некогда в лоне православной Церкви. Везде видны в стране развалины церквей и монастырей, не умирают в народе и христианские предания и обычаи. Почва для миссионерского воздействия на это грузинское омусульманившееся население, следовательно, имеется.

Протекшие после присоединения к России Батума 25 лет, естественно, обращены были на работу внешнего и внутреннего административного благоустройства новоприсоединенного края: нужно было упорядочить земельные отношения, познакомить бывших турецких подданных с новыми русскими порядками, провести дороги внутри страны, ввести новое административное деление, ознакомиться с бытом и характером жителей. Работа эта, конечно, далеко не закончена. При таких условиях, к сожалению, администрации не приходилось заботиться о созидании здесь христианской миссии, столь благовременной и необходимой. К тому же в новоприсоединенном крае открытой проповедью христианства опасались вызвать волнения, так как этим легко могли воспользоваться во множестве приезжающие сюда турецкие муллы, давно уже нафанатизировавшие население. Со своей стороны и духовное начальство без поддержки гражданской администрации не могло многого сделать в целях миссионерства. Правда, в начале 90-х годов в гор. Батуми был организован особый миссионерский комитет, имевший задачу воздействовать на мусульманскую Аджарию, но он не проявил никакой ощутительной деятельности.

Затем и совет Общества восстановления православного христианства на Кавказе дважды посылал особо уполномоченных лиц для миссионерского обозрения бывшей турецкой Грузии и в настоящее время имеет в распоряжении довольно ценный в этом отношении материал. В самое последнее время окружной наблюдатель церковных школ, воспользовавшись собранными данными, представил к открытию в Аджарии 12 новых миссионерских школ. Совет Общества входил по этому поводу с ходатайством к высшему правительству, приурочивая открытие школ к 25-летнему юбилею присоединения Батума к Российской Империи, но ходатайство это было отклонено за отсутствием свободных в Государственном Казначействе сумм на сей предмет.

Заботу об этом деле надлежит теперь взять на себя новому областному управлению. Нужно безотлагательно изыскать средства на открытие правильно организованных миссионерских школ, с хорошими учителями, с наборами аптечек при школах, если можно, и с амбулаторным приемом больных. Необходимо учредить и миссионерский монастырь около Батума или в Аджарии на развалинах какой-либо древнехристианской святыни, доныне почитаемой грузинами-мусульманами. Необходимо, наконец, поддерживать в духовном отношении уже имеющиеся населенные пункты с православным населением, например, сел. Хуло, где проживают русские, и где доселе не имелось ни церкви, ни причта, и только в самое последнее время открыть здесь причт, благодаря особым хлопотам и заботливости князя Г. С. Голицына, главноначальствующего гражданской частью на Кавказе. Есть здесь и греческие селения с состоящими при них церковными школами, в которых вместе с православными греками нередко обучаются и мусульмане-грузины. К сожалению, около 9 греческих школ совсем не пользуются пособиями от училищного Совета и едва влачат существование; такие школы, конечно, не могут быть сильны в миссионерском отношении. Вот вопросы, о которых беседовал экзарх при посещении Батума с представителями администрации.

Много заботили архипастыря духовные нужды этого города, особенно жителей подгородных слобод Холодной и Барцханы, а также рабочих на многочисленных заводах (нефтяных, керосинных и проч.), образовавших на берегу моря целый особый городок. Здесь нет ни церквей, ни церковных школ, между тем среди рабочих вот уже несколько лет свила гнездо анархическая и атеистическая пропаганда, дающая себя знать время от времени опасными вспышками. Неудивительно, что рабочие в тяжелом ежедневном труде черствеют сердцем, не видя просвета, не слыша призыва к небу, не поднимая головы от земли к Богу, и неудивительно, что преступная пропаганда нашла здесь для себя благоприятную почву. Владыка, как выше замечено, в сопровождении начальника округа лично посетил все указанные места, беседовал с народом и рабочими; здесь намечено устроить особую церковь, даже две; в виду скорого окончания нового Батумского собора и увеличения православного населения города, открыть новый штат священника при городском соборе и штат особого священника для подгородных слобод. Что касается открытия церковных школ, то по этому вопросу владыка сделал указание епархиальному наблюдателю Ф. Д. Жордания.

Из Батума архипастырь 18 апреля на пароходе направился на Новый Афон. По дороге владыка знакомился с различными местностями, видимыми с парохода, при этом возникал разговор о разных местных вопросах и интересах. В последнее время в Поти и других местах много толков вызвал новый учебный план в церковно-приходских школах экзархата. По смыслу указаний этого плана в школах Мингрелии введены некоторые изменения относительно предметов обучения. Доселе учащихся-мингрельцев сначала учили по-грузински, а потом уже, при помощи вновь изученного языка грузинского, учили языку переводным способом, причем для переводов прибегали опять-таки к языку грузинскому. Антипедагогические приемы такого рода давно уже выведены в министерских училищах, и только как ненужный пережиток удерживались в церковных школах. Теперь по новому учебному плану русскому языку в школах приказано обучать непосредственно при помощи родного, т. е. для мингрельцев – мингрельского языка. Не представляя ничего нового, такое распоряжение вызвало, однако, много толков и неудовольствия, причем возражающие против этой меры, всегда указывали на то, что мингрельский и грузинский языки почти тождественны и настолько близки, что мингрелец без труда понимает грузина. Справки научные, специальные сочинения по этому вопросу говорят совершенно другое: мингрельский язык, правда, картвельского корня, но отстоит от грузинского, как литовский от русского; простой мингрелец не понимает грузина; особенно это нужно сказать, конечно, о мингрельских детях.

Владыка пожелал услышать от сопровождающих его знатоков края мнение по этому вопросу: оказалось, что научные сведения совершенно верны. Долго владыке сами туземцы перечисляли ряд слов грузинских и мингрельских, обозначающих одни и те же предметы, и притом предметы бытовые, из ежедневного обихода, но в словесном выражении звучащие совершенно различно. Даже слово «Бог», оказывалось, выражается различно. Действительно, еще в начале XIX века, когда, конечно, вопрос не обострялся, из Мингрелии писали и просили, чтобы к ним не назначали учителей-грузин, которых мингрельцы не понимают. Церковно-школьная инспекция не раз получала жалобы учителей-имеретин, попавших в церковные школы Мингрелии, и просьбы их о переводе в другое место, в виду полного непонимания языка детей и населения. Пишущему эти строки пришлось быть свидетелем такого факта, весьма ясно освещающего данный вопрос. В сентябре месяце 1902 года в гор. Карсе устроены были педагогические курсы учителей церковных школ Карсской области и Борчалинского уезда; открыта была на курсах и образцовая школа. Среди других детей поступила в школу одна девочка-мингрелка. Нужно было расспросить ее, кто она, как ее зовут, кто ее родители, сколько ей лет и проч. Обратились к присутствовавшим учителям-грузинам (их было человек семь); оказалось, что ни один из них не мог объясниться с мингрелкой, и она, ничего не понимая в вопросах, предлагаемых ей на грузинском языке, твердила: я–мингрелка. Чрез год мы встретили ее в карсской школе: девочка уже объяснялась по-русски довольно сносно; ее учили русскому языку естественным методом, потому что учительница не знала другого языка, кроме русского.

Владыка, выслушав все сведения о мингрельском языке и узнав, что в Сухумской епархии ему придется побывать в некоторых школах, где учатся дети-мингрельцы, решил поручить одному из сопровождавших его духовных лиц из грузин везде в присутствии архипастыря говорить с мингрельцами по-грузински и наглядно убедиться в справедливости сообщенных, ему сведений.

Другой вопрос, которым интересовался архипастырь, это – история возникновения и устроения Ново-Афонского монастыря, этой знаменитой на всю Россию обители Черноморского побережья, служившей теперь ближайшей целью путешествия его высокопреосвященства.

Предлагаем очерк истории Ново-Афонокого Симоно-Кананитского монастыря на Кавказе, составленный вами по подлинным документам, хранящимся в архиве канцелярии главноначальствующего гражданской частью на Кавказе.

8-го февраля 1875 года российский чрезвычайный и полномочный посол при Оттоманской Порте генерал-адъютант (впоследствии граф) Николай Павлович Игнатьев обратился к Наместнику Кавказскому Его Императорскому Высочеству Великому Князю Михаилу Николаевичу с письмом следующего содержания:

«Ваше Императорское Высочество! Затруднительное и тягостное положение русского Пантелеймоновского монастыря на св. горе Афон (Русика), теснимого греками, известно Вашему Императорскому Высочеству. Надеясь на благополучное разрешение нынешних споров, братия этой обители продолжает опасаться за будущее. Предвидя возможность каких-либо невзгод, бедствий или даже войны в Турции, Пантелеймоновской обители хотелось бы иметь точку опоры в России. Потому, осведомясь, что Ваше Императорское Высочество предполагаете возобновить некоторые монастыри на Кавказе, иноки русского монастыря просили меня представить Вашему Императорскому Высочеству их усердное ходатайство о даровании им уголка земли для устроения скита или монастыря, который был бы принадлежностью Афонской Пантелеймоновской обители, на тех же условиях, на каких находится в Москве Никольский греческий монастырь, принадлежащий Афонскому Иверскому монастырю. Повергая это ходатайство на благосклонное воззрение Вашего Императорского Высочества, долгом считаю подкрепить его со своей стороны. Глубина православных убеждений, чистота и строгость жизни, и чисто русский дух нашей братии на Афоне служат, мне кажется, ручательством, что и на Кавказе иноки эти будут полезными и ревностными деятелями распространения православия и обрусения края. Не прося никаких пособий, они ходатайствуют лишь о предоставлении монастырю необходимой земли, указывая, между прочим, на аул Бабух в Черноморском крае. В виду всего вышеизложенного, льщу себя надеждою, что ходатайство нашего древнего монастыря, основанного Ярославом и издревле поддержанного русскими Царями, заслужит благосклонное внимание Вашего Императорского Высочества».

В пояснение приведенного письма нашего посла в Константинополе нужно заметить, что начало 70-х гг. минувшего столетия в Турции памятно всем населяющим ее православным народностям особыми преследованиями и целым рядом зверств и жестокостей со стороны турок. Только одни греки, как нередко бывало и бывает в Турции, сумели обеспечить себе сравнительно спокойное существование в это время и даже воспользовались им для достижения исконных целей греческого «филетизма», стремившегося при помощи константинопольского патриарха и греческого высшего духовенства к господству над всеми православными народностями, населяющими Турцию, и действительно прочно и успешно утвердившегося в Александрии, Антиохии, Иерусалиме и на Афоне. Известно, что подобного рода стремления греческого патриарха породили печальную «болгарскую схизму», существующую и доныне. Известно так же, как не раз терпели от греческих захватов и православные грузины. Так, именно на Афоне, греки захватили монастырь Иверский, или Грузинский, и назвали его греческим, тогда как он основан грузинскими царями и обозначен земельными угодьями в Грузии и в России и устроен с особою целью – для образования в нем преимущественно ученого и образованного монашества грузинского, предназначавшегося на служение своему отечеству. Русский на Афоне Пантелеймонов монастырь, основанный еще на заре христианства в России, в XI веке, и служивший живой связью русского и афонского монашества, в течение долгого своего существования не раз подвергался опустошениям со стороны турок и притеснениям со стороны греков.

Последние захватывали его не однажды, всякий раз, как только он начинал процветать. Претензии греческих монахов на этот монастырь, опирающиеся на поддержку в Константинополе, особенно усилились в 1874 и 1875 годах. Эти обстоятельства и послужили для русской братии побудительной причиной искать себе точку опоры на русской территории на случай затруднения от греков или кровавых турецких зверств, которые в эти годы разыгрывались с ужасающей быстротой.

Желания братии основать где-либо в пределах России, именно на Кавказе, оказалось, шли навстречу заботам высшего кавказского начальства. Пока не затихла война с горцами, старания русского правительства были направлены главным образом к тому, чтобы оградить наши области от набегов хищников, подавлять восстания, которые то и дело вспыхивали в разных местах Кавказа, – одним словом, успешно вести военные действия. Прошло еще несколько лет после взятия Шамиля, пока совершенно стихли военные тревоги, и русскому правительству открылась возможность посвятить свои труды и заботы мирной культуре нового края и прочному утверждению в нем начал русской государственности и просвещения. Многие племена Кавказа еще живо помнили себя недавними христианами. Культурная работа правительства, таким образом, здесь определялась сама собой в зависимости от исторических преданий; она, естественно, должна была иметь в виду оживить среди этих племен христианские предания, явиться среди них с крестом и евангелием и тем положить прочную почву к сближению их с русским народом, к усвоению ими высшей гражданственности и образованности. Если Коран еще недавно сравнительно принятый горцами Кавказа под влиянием Турции, освящал их дикий быт и делал их фанатическими врагами России, то евангелие, напротив, должно было смягчить сердца их, преобразовать нравы и способствовать мирной и доброй жизни. В скором же времени по присоединении Грузии к России в Закавказье возникло с этими целями целое учреждение, – разумеем осетинскую духовную комиссию, обязанности которой впоследствии приняло на себя Общество восстановления православного христианства на Кавказе. После замирения края кавказское высшее начальство, принимая целый ряд мер к повышению гражданского благоустройства и просвещения страны, тем более не могло отказаться от этого, веками испытанные средства мирной колонизационной и культурной работы. В этом отношении оно пошло в полном согласии с заветами и преданиями всей русской истории. Огромное значение монастырей, как носителей русской колонизации и культуры на севере и востоке Европейской России и на всех окраинах нашего отечества, – факт бесспорный. Его можно отрицать только в слепом предубеждении, закрывши глаза на истину. Историки всех направлений в этом отношении согласны между собой. Позволим себе сделать несколько выдержек из исторических трудов, чтобы выяснить этот вопрос. Вот что говорит С. М. Соловьев о влиянии монашества на русский народ на заре его истории: «При господстве материальной силы, пред которою все преклонялось, нужен был ряд подвижников, которые бы показали подвиги, превышавшие подвиги богатырей, которые бы показали господство духа над плотью, показали бы чудеса мужества другого рода, борьбу более изумительную, и приобрели бы своими подвигами благоговение к себе и к тому учению, которое дает силы к подобным подвигам» («Ист. Рос.», изд. тов. «Общ. П.», кн. I, 254). Не мог обойти молчанием этой стороны наших монастырей и такой писатель, как г. Шелгунов, которого уж никак нельзя заподозрить в пристрастии к монашеству. «У нас, – пишет он в своих «Очерк, русск. Жизни», – в монастыри уходили люди избранные, выдающихся нравственных стремлений. То были постники, аскеты, люди строгого жития, хорошо знавшие, какой они берут на себя подвиг, и потому только и уходившие в монастыри, что это был подвиг. Не одни соблазны мира гнали их в монастыри, и не о своем только личном спасении они думали, – их влекла еще потребность нравственной деятельности, потребность служения словом и делом обращению падших или не твердых на пути истины и спасения, ради чего они обрекли себя уже заранее мученическому венцу. Большая требовалась для этого сила и мощь характера» (стр. 866). Другой исследователь нашей жизни Н. Энгельгардт в своей статье «Философия русского самосознания» (книги «Недели» 1897 г. № 1 и др.) говорит: «Русский аскет, прежде всего, оправдывается историей. Это наш культуртрегер, колонизатор. Он бежит в пустыню от цивилизации, и именно тем самым завоевывает пустыню для цивилизации... В то время как буддизм не видел иного пути, кроме аскетизма, евангелие допускает его лишь как исключение для могущих «вместить»... Важен мотив этого аскетизма. Аскетизм может равно служить и жизни, и смерти. Христианин из любви к жизни, к людям жертвует собою, личным счастьем, даже жизнью, но не возводит свое самопожертвование в мертвую систему, в искусство для искусства, в духовную гимнастику. При неблагоприятных внешних воздействиях христианское самоотвержение, оторванное от деятельной любви, утратив детскую непосредственность, перерождается в ухищренный аскетизм. Происходит буддизация христианства». Пересаженный к нам аскетизм не развился в этих извращенных формах. «Всякого рода спорт не в духе русских, также и спорт аскетический. Начало деятельной любви мощно проявляется в наших подвижниках, юродивых, святителях-печальниках». Даже такой исследователь русской культуры, как П. Милюков, в своих «Очерках» обнаруживающей явную склонность умалить по возможности значение русской Церкви, коснувшись русской колонизации, отдает должное нашим обителям и насчитывает десятки таких монастырей, которые служили пионерами русской культуры и колонизации (см. его «Очерки по истории русской культуры», ч. I, стр. 52–53).

Естественно, и кавказское начальство должно было обратиться к помощи монастырей в своей деятельности. Особенно значение монастырей могло быть полезно в тех местностях, где население состояло из омусульманившихся христиан. В таком именно положении представлялось дело в Абхазии. За несколько столетий до нашей ары Абхазия уже была колонизована греками, и греческие колонии (Диоскури, Питиунт и друг.) славились торговлей, которую они вели через Закавказский край с центральной Азией и Индией. Этими же путями греческих колоний очень рано распространилось в Абхазии христианство, и достоверное предание указывает на нее, как на место проповеди апостолов Андрея Первозванного и Симона Кананита. При Диоклетиане сюда ссылались во множестве гонимые христиане, а в VI веке здесь прочно утверждается господство Византии и вместе с тем и христианство получает широкое распространение. При Юстиниане выстроен в Питиунте (ныне Пицунда) величественный храм, который сохранился и доныне. После разгрома Византии Абхазия подчиняется влиянию турок, построивших здесь ряд крепостей и распространивших среди абхазцев мусульманство. Но все-таки, с одной стороны, старые предания, с другой – влияние в средние века генуэзцев, действовавших из Крыма (Каффа) и образовавших поселения по всему восточному побережью Черного моря, затем влияние крестоносцев, этих случайных и невольных посетителей восточных берегов Черного моря, наконец, торговые сношения с христианами из Грузии, Крыма и северного Кавказа – все это поддерживало в Абхазии христианские воспоминания.

В 1810 г. владетельный хан Абхазии из рода Шервашидзе – Сефир-бей добровольно принял подданство России и христианскую веру. Но долго еще Абхазия была открыта враждебному влиянию Турции, и до окончательного умиротворения Кавказа трудно было русскому правительству предпринимать здесь какие-либо меры, кроме чисто военных, служащих к ограждению берегов Абхазии от нападения турок. Последняя русско-турецкая война показала, что и в недавнее, сравнительно, время оказалась возможность высадки здесь турецкого войска. Русское правительство после окончания кавказской войны немедленно же приступило к восстановлению христианства в Абхазии и обратилось к помощи одной из старейших русских обителей – Сергиевской лавры. По ходатайству Наместника Кавказа Великого Князя Михаила Николаевича, 18-го июля 1872 г. последовало Высочайшее Государя Императора соизволение об учреждении при Пицундском храме в Абхазии мужского монастыря с миссионерскими целями и о назначении к отпуску из сумм Государственного Казначейства определенной по штату суммы на содержание монастыря. Правда, сумма эта 1 200 рублей в год была слишком незначительна, особенно если принять во внимание необходимость восстановления храма, представлявшего развалины, устройства помещений для братии, миссионерских поездок, содержание братии, миссионера и его спутников и т. д., но важно то, что был сделан первый шаг, и указано было направление делу. Одновременно с утверждением Пицундского монастыря Августейший Наместник Кавказа вошел в сношения с Московским митрополитом, знаменитым Иннокентием, прося его рекомендации при назначении в новооткрытую обитель монашествующих лиц. При содействии митрополита в настоятели монастыря назначен был архимандрит Троице-Сергиевой лавры Феофил, избравши из монахов лавры для монастырских должностей в Пицундской обители иеромонаха, иеродиакона и пять послушников. Эта монашествующая братия и прибыла в Пицунду в декабре месяце 1873 г. Но эта первая попытка водворить русских монахов в Абхазии оказалась неудачной. Монахам-северянам был вреден климат нового края, совершенно чужды условия жизни, к которым они, при малочисленности братства и недостаточности, отпускаемых от казны средств, не могли приспособиться настолько, чтобы воспользоваться ими для созидательной деятельности в монастыре. И вот, когда в Пицундской обители сделалось известно о желании афонских монахов переселиться на Кавказ, то братия монастыря решила просить начальство о предоставлении афонцам Пицундской обители.

Между тем, представление Н. П. Игнатьева обратило на себя особое внимание Великого Князя-Наместника, и ему был дан ход. По приказанию Его Высочества, главным управлением Наместника Кавказского сделаны были сношения с различными ведомствами и лицами, который могли бы оказать поддержку и помощь афонским монахам. Начальнику Кавказского горского управления предложено было (28 февраля 1875 г.) высказать свое мнение по поводу просьбы монахов, указать в Абхазии соответствующее для основания скита место и прислать план того участка земли, который окажется возможным отвести, с кратким описанием избранной местности. Затем обер-прокурор Св. Синода граф Д. А. Толстой был запрошен (12-го марта 1875 г.) о том, на каких условиях основаны отношения находящегося в Москве Никольского греческого монастыря к Афонскому Иверскому монастырю, так как на этих же условиях афонские монахи предполагали основать свой скит на Кавказе. Русский посол в Константинополе Н. П. Игнатьев был уведомлен (27-го марта 1875 года) о том, что Великий Князь-Наместник принял с особым сочувствием просьбу афонских иноков; вместе с тем посла нашего просили сообщить, в каком составе иноки Пантелеймоновского монастыря желают основать на Кавказе обитель и какое количество десятин земли потребуется для них и для удовлетворения нужд обители. Начальник горского управления после сношений с начальником Сухумского военного отдела уведомил главное управление (14-го июня 1875 г.), что сделать окончательный выбор участка военное ведомство желало бы после предварительного осмотра его монахами, и поэтому всего удобнее выборным Пантелеймоновского монастыря явиться прямо к начальнику Сухумского отдела, который направит их к осмотру земли. Граф Толстой (24-го апреля 1875 г.) сообщил сведения, которые испрашивались у него об отношениях Никольского греческого монастыря в Москве к Афонскому монастырю. Не приводим здесь этих сведений, так как впоследствии они оказались неосуществимыми для Ново-Афонской обители. Из Константинополя от нашего посла получено было уведомление (17-го мая 1875 г.), что по сделанному монастырем приблизительному расчету число иноков для первоначального поселения на Кавказе предполагается около 30 человек и столько же послушников; земли для основания скита с хозяйственными при нем заведениями, имея в виду впоследствии увеличить братство, нужно не менее 100 десятин и до 200 десятин строевого и дровяного леса; что же касается земли для удовлетворения нужд обители, то количество ее будет зависеть от усмотрения правительства. Вместе с тем наш посол, вследствие просьбы братии Пантелеймоновского монастыря, ходатайствовал о дозволении трем инокам этой обители отправиться на Кавказ для осмотра и выбора подходящего для будущего монастыря места. С разрешения настоятеля и духовника монастыря, для этого предназначались иеромонах Арсений и монахи Агапий и Иоан. Таким образом, желания местного кавказского начальства совпадали с желаниями братии Афонского монастыря. Тогда же дано было разрешение упомянутым трем инокам Афонского русского монастыря явиться на Кавказ, в гор. Сухум, к начальнику Сухумского военного отдела генерал-майору Кравченко; об этом уведомлен был Н. П. Игнатьев для сообщения афонцам-монахам и даны были надлежащие распоряжения местным начальникам. Обо всем происшедшем доведено было также до сведения обер-прокурора Св. Синода и был уведомлен экзарх Грузии архиепископ Евсевий. Упомянутые выше уполномоченные от Пантелеймоновского монастыря иноки 16-го августа 1875 года получили от русского посла в Константинополе необходимые документы для отправления в Россию; 26-го августа они уже прибыли в Тифлис для переговоров и представления главному начальству края, а 6-го сентября последовал осмотр и выбор места для обители на развалинах старинной (с III в.) римской крепости Анакопии и древнего храма св. ап. Симона Кананита, где, по древнему преданию абхазцев, он был и погребен. Это место по своему положению является центральным в Абхазии; оно находится на морском берегу, у реки Псыртсхи, в виду живописного ущелья, отстоит от Сухума в 20 верстах и в 60 от Пицунды. В древности, как уже замечено, здесь была устроена римлянами, вероятно, в II – III вв. крепость, которая упоминается древними писателями под различными названиями – Аспара, Апсара (св. Дорофей и св. Софроний, VI в.), Пикопсия, Анакопия (Константин Порфирородный), Абхазская крепость (Кедрин).

Прибывшие иноки – о. Арсений со своими спутниками-монахами Иоанном и Агапием были лица вполне достойными, и недаром на них пал выбор Пантелеймонова монастыря, его настоятеля архимандрита Макария и духовника о. Иеронима. Эти два мудрые руководителя Афонской русской обители небезызвестны в истории подвижничества, и о них необходимо здесь сообщить хотя несколько слов.

Можно сказать, что и доселе Афонский Пантелеймонов монастырь живет воспоминаниями о своих старцах Макарии и Иерониме и находится под их обаянием, хотя обоих уже нет теперь в живых. Духовник монастыря о. Иероним 45 лет руководил духовной жизнью русской обители на Афоне, и его необыкновенному влиянию на всех обитель обязана своим внешним и внутренним процветанием. Застал он в ней около 10 русских монашествующих, перед его же смертью (в 1885 году) число их возросло до 800. Это был человек замечательный во многих отношениях. Родом из Курской губернии, он происходил из семьи, в которой 15 человек отдали себя подвигам иночества. Молодым он отправился на Восток, поселился на Афоне в особой келье простым монахом и только уступая силе, ради послушания своему старцу-руководителю, он решил принять священное рукоположение и высокое звание духовника русской обители в тяжелую годину ее полного упадка. Силу его обаяния испытал на себе известный К. Леонтьев, который пишет о нем: «Это был не только инок высокой жизни, это был человек более чем замечательный; назову его прямо великим: человек с великой душой и необычайным умом. Не получивший систематического образования, он чтением развил свой сильный природный ум и до способности понимать прекрасно самые отвлеченные богословские сочинения, и до уменья проникаться в удалении своем всеми самыми живыми современными интересами. Твердый, непоколебимый, бесстрашный, предприимчивый, смелый и осторожный в одно и то же время, глубокий идеалист и деловой донельзя, о. Иероним без труда подчинял себе людей, и даже я замечал, что на тех, которые сами были выше и нравственно и умственно, он влиял еще сильнее, чем на людей обыкновенных». Такой человек с течением времени образовал около себя целый круг избранных, отмеченных свыше лиц, которые в дружной работе и создали благосостояние обители, так что ее, как и русскую народность, трудно уже теперь подавить или затереть на Афоне. Особенно они потрудились все вместе в издании и распространение целых сотен тысяч листков, брошюр и книг, раздаваемых и рассылаемых ими бесплатно по всей России. Известно, что и знаменитый епископ-затворник русский Феофан им доверял и поручал печатание своих произведений. О. Иероним своим влиянием приобрел и впоследствии подготовил в игумена и архимандрита Макария, родом из Тулы, из богатой семьи купца-миллионера. О. Макарий ведал внешние дела монастыря и, будучи уже в звании игумена-начальника монастыря, по-прежнему относился к о. Иерониму с сыновнею почтительностью; их влиянию обязан духовным возрастанием иеромонах Арсений, происходивший тоже из купеческого рода, известный тем, что в 1862 г. путешествовал по многим городам России с Афонской святыней и раздавал во множестве народу издания Пантелеймоновского монастыря, среди которых были и его собственные сочинения.

Из посланных с о. Арсением спутников был замечателен монах Иоанн. Это бывший казачий есаул, прослуживший с честью в военном звании 35 лет, свидетель и участник 13 больших и множество малых походов, хорошо знакомый с Кавказом по условиям прежней своей боевой жизни.

В числе ближайших учеников названных афонских старцев был и нынешний настоятель Ново-Афонского монастыря о. Иерон. Им и принадлежит мысль об учреждении отделения Афонской обители на Кавказе. Останавливаемся на этом для того, чтобы подчеркнуть здесь-то обстоятельство, что в данном случае в связи Афона с Россией сказались и повторились исторические судьбы русского подвижничества. Оно самым возникновением своим в России обязано Афону: здесь, в обители Есфигмен, проходил иноческое учение наш преподобный Антоний Киево-Печерский и получил завет идти в Россию, чтобы в ней насадить иноческое житие. С тех пор связь Руси с Афоном не прекращается, напротив, с XV века еще более укореняется. Уже по хрисоволу императора Алексея Комнина (1080 г.) на Афоне одну обитель дали исключительно для русских, именно Пантелеймоновскую. Иоанн Грозный, затем династия Романовых относились к этой обители весьма благосклонно, и русское монашество никогда не прерывало связи с духовной родиной своей – Афоном. Теперь эта связь восстановлена и на Кавказе.

Как только стало известно о разрешении афонским монахам переселиться на Кавказ, навстречу их желаниям явились помощь и сочувствие русского монашества, приютившегося, как мы раньше видели, в Пицунде. Наблюдается явление, совершенно обратное тому, что приходилось нам видеть со стороны греческих монахов на Афоне. Настоятель Пицундского монастыря архимандрит Феофил писал 4 октября 1875 года начальнику Сухумского военного отдела: «По избранию наместника и учрежденного собора Свято-Троицкой Сергиевской лавры, я в 1873 году назначен был на Кавказ для открытия в Пицундах монастыря; даны были мне восемь человек братий, из числа коих один иеродиакон, рукоположенный в 1874 году в иеромонахи, выбыл. Имея такое ограниченное число братства и получая от правительства на содержание себя с братией и на все потребности монастыря по сто рублей в месяц, я не имею никакой возможности ни привести монастырь в должный порядок, ни поддерживать оный, на что по местному положению требуются значительные средства, ибо монастырь не огражден, нет при нем ни колокольни, ни колоколов, ни надлежащей церковной утвари, а также, при такой малочисленности братства, находящегося при мне, я не имею возможности совершать надлежащее в храме постоянное богослужение, ибо есть много при монастыре необходимых хозяйственных послушаний, кои производить наемным трудом я не имею средств. Известившись, что по благосоизволению Его Императорского Высочества Наместника Кавказского иноки русского на Афоне Пантелеймонова монастыря желают избрать удобную местность (на Кавказе) для основания обители, я по сношению с ними нахожу полезным, дабы они, с разрешения начальства, поселились в Пицундском монастыре, и так как они имеют более моего средств к восстановлению в приведению его во всех отношениях в должное устройство, то взяли бы оный в полное свое распоряжение. Освободившись, таким образом, от попечений о монастыре и братстве оного, я могу беспрепятственно заняться прямым своим делом – миссионерством, для коего преимущественно я и согласился на предложение Свято-Троицкой лавры отправиться сюда». От того же числа и года и уполномоченные Афоном иноки, по поводу предложения о. Феофила, со своей стороны писали начальнику Сухумского отдела:

«Мы со своей стороны, обсуждая, что при монастыре Пицундско-Успенском есть готовый храм и при нем некоторые постройки для помещения небольшого количества братий, находим удобным для себя основаться в оном монастыре и, устроившись в нем, приступить, по воле Его Императорского Высочества к возобновлению храма св. Симона Кананита. При сем имеем честь присовокупить, что, так как при монастыре Пицундско-Успенском мы намерены устроить, кроме школы, разные ремесленные заведения, а также садоводство, скотоводство и прочее хозяйство, дабы учащиеся туземцы могли наглядно усваивать себе понятия о необходимых в сельской жизни познаниях, а иные из жителей пожелали бы, вероятно, отдать своих детей для обучения оным ремеслам и хозяйствами то для всего потребуется значительное количество земли, а потому мы покорнейше просим ваше превосходительство о зависящем распоряжении указать нам границы надела Пицундского монастыря, дабы мы могли видеть, сколько при нем земли и достаточна ли она для устроения помянутых ремесел и хозяйств, так как доселе проектирован был в Пицунде надел земли лишь для небольшого числа братий и не имелось в виду устройства вышеупомянутых ремесленных заведений, хозяйств и прочего. Мы же со своей стороны, как можем и сумеем, желаем быть полезными для здешнего края». Впоследствии и старцы Старого Афона, в особом письме на имя Великого Князя Михаила Николаевича (от 17 января 1876 года), прося его принять звание почетного ктитора новоустрояемой обители, заявили желание принять на себя труды и расходы по возобновлению Пицундского монастыря. Начальник Сухумского военного отдела генерал-майор Кравченко отнесся с полным сочувствием к желанию афонцев. В письме к помощнику Наместника кн. Святополк-Мирскому (от 27 октября 1875 года) он заявил, что Пицундская обитель в настоящем своем положении действительно не приносит никакой пользы для края; с другой стороны, в виду поданной ему афонскими монахами записки, он полагает, что, «приняв во внимание многочисленность иноков русского на Афоне монастыря, проживающих в климате, сходном с кавказским, значительность их средств и известную высокую жизнь их, можно вполне надеяться, что в их руках Пицундская обитель сделается корнем русского благочестивого и трудолюбивого водворения в Абхазии и послужит примером и источником для проведения в население Абхазии начал религии, нравственности и знаний». С таким же сочувствием к заявлению иноков афонских отнеслась и высшая духовная власть в крае – экзарх Грузии архиепископ Евсевий и епископ Имеретинский Гавриил, которому тогда подчинена была Абхазия в церковном отношении. Последний, между прочим, писал: «Я не иначе могу относиться к таким предположениям о. Арсения, как с полным сочувствием и с желанием скорейшего их исполнения, но с одним непременным условием, чтобы монахи Пантелеймонова монастыря переселились в Абхазию с тем же духом благочестия и монашеских подвигов, который существует на Афонской горе. Но, кроме того, как само собою, разумеется, целью переселения из Пантелеймонова монастыря части братии в Абхазию должно быть не одно удобство и польза самих братий, но еще более польза православной веры в Абхазии. Для этого переселившиеся монахи должны не только осуществить свои предположения обоснования сельскохозяйственных учреждений, дабы приучить абхазских детей к сельскому хозяйству, но они должны дать обещание сделать в пользу православия в Абхазии что-нибудь и более этого. Именно они должны предоставить возможность желающим и способным из среды себя изучать практически абхазский язык и подготовлять миссионеров для проповеди православной веры между абхазцами».

Пока шли сношения о передаче афонским инокам Пицундской обители, неожиданно затем прекратившиеся, вследствие турецкой войны и разорения Пицунды, последовало распоряжение об отводе избранной земли для Ново-Афонской обители около развалин храма св. Симона Кананита. Земли на Кавказе, особенно в местах пустынных, тогда раздавались свободно ради привлечения в край культурного населения, и отвод земли инокам не мог встретить особенных затруднений. 8 декабря 1875 г. состоялся доклад начальника Кавказского горского управления Великому Князю-Наместнику об отводе для монастыря на избранной местности земли для монастырских построек, именно 327 десятин 1944 квадр. саж., о передаче им находящихся здесь развалин храма и других построек (оставшихся еще от времен генуэзцев), о предоставлении братии права рыбной ловли в реке Псыртсхе и при устье ее в море, об отводе 100 десятин строевого и 100 десятин дровяного леса. При этом в будущем предполагалось отвести для монастыря особый земельный участок для содержания братии и хозяйственных работ и все эти дачи утвердить за обителью с наименованием ее «Ново-Афонскою», на правах находящегося в Москве Никольского греческого монастыря, с той разницей, что этот последний оказываемыми ему пожертвованиями помогает своему афонскому монастырю, а русский на Старом Афоне монастырь сам обязуется помогать Симоно-Кананитской обители. На докладе последовала резолюция Великого Князя-Наместника: «Вполне согласен. Но желательно, если остатки древнего храма представляются еще в чем-либо замечательными, то сохранить их в настоящем виде и включить их в новую церковь». В виду выраженного желания начальства отвести монастырю особый участок земли, уполномоченные старцы-афонцы обратились 9 декабря 1875 г. с просьбой «об отводе им земли до 1 000 десятин, доходами от которой могла быть устроена и содержима школа для обучения туземных мальчиков и прочие монастырские нужды могли бы удовлетворяться». Великий Князь-Наместник, 9 февраля 1876 года, изъявши свое согласие на отвод обители просимого участка земли, но с тем, чтобы ход этому делу был дан тогда, когда братия кое-как устроится в Абхазии и приступит к необходимым постройкам.

Ободренный успехом дела, о. Арсений отправился по делам обители в Москву и Петроград и оттуда извещал кавказское начальство о ходе построек, которые уже были начаты на отведенной местности под руководством иеромонаха, ныне архимандрита Иерона, прибывшего с другими монахами на Псыртсху 3 ноября 1875 года в качестве эконома. Будущее показало, что о. Иерон обладал необыкновенными дарованиями самоучки-инженера и архитектора и практикой достиг замечательных познаний в этом отношении. Новые пришельцы с большими неудобствами и лишением провели зиму близ развалин храма св. Симона Кананита, у самого моря, в генуэзской башне, построенной в XIII веке. С наступлением весны о. Иерон приготовил все необходимые строительные материалы и заложил четыре каменных здания у самых развалин древней крепости. Работа кипела в руках энергичного и умелого строителя, и к 1 октября 1875 года, в несколько месяцев, заложенные здания и церковь были окончены совершенно, и обитель была готова к открытию. Между тем о. Арсений из Москвы не переставал заботиться о созидаемом монастыре и, извещая о ходе работ в нем, между прочим, писал начальнику Кавказского горского управления В. А. Франкину от 6 февраля 1876 года: «Пишут мне с Афона братия, что, так как Пантелеймонов монастырь наш находится за границей и в нем есть часть греков, то, зная по опыту, – где греки, там всегда можно ожидать неустройства, – поручили мне покорнейше просить вас, дабы при утверждении дарованного нам на Кавказе монастыря было сказано, что оный должен принадлежать исключительно русским инокам, а если этого не будет сказано, то впоследствии греки, при их изворотливости, проникнут на Кавказ. Я полагаю, что необходимо основательно оградить наш Кавказский монастырь от всяких попыток греков иметь участие в нем. Положим, теперь это не допустится, но кто поручится за будущее? А когда это будет законом воспрещено, тогда все будет в порядке и теперь, и после нас». Такое же мнение впоследствии (31 декабря 1877 года) высказал и владыка-экзарх Грузии в своем рапорте Святейшему Синоду.

Как уже выше сказано, к 1 октября обитель была готова к открытию, о чем и было доведено до сведения духовного и гражданского начальства. Освящение первого, весьма благолепного храма во имя Покрова Богородицы совершено было 17 октября 1876 года при большом, невиданном в этой пустынной местности стечении народа в несколько тысяч человек. Был воскресный день 21-й недели по Пятидесятнице, когда положено читать евангелие: «Изыде сеяй сеяти семене своего»... Притча как нельзя более подходила к назначению обители и производила особо трогательное впечатление в виду того обстоятельства, что в этот же день при монастыре, в отдельно устроенном для того здании, открыта была школа для 20 воспитанников из абхазских детей, круглых сирот, которые были приняты на полное содержание обители, и для 20 приходящих учеников. Трое из них – мусульмане – только накануне были просвещены святым крещением. Вот что писал о значении этой шкоды г. С. Стрелецкий, в то время бывшим инспектором школ Общества восстановления православного христианства на Кавказе, 28-го июня 1876 года начальнику Сухумского военного отдела: «Ознакомившись путем поездки на р. Псыртсху, в сооружаемую на ней Ново-Афонскую обитель, с необыкновенно энергическою деятельностью и в то же время с истинно-христианским духом основателей этой обители, монахов св. Афонской горы, я не мог не вынести искреннего убеждения в той громадной пользе, которую принесет всему местному краю всесторонняя миссионерская деятельность этих лиц, и в том, что подача в данном случае братской помощи этой обители (в деле устроения школы и назначения преподавателей) со стороны Общества восстановления христианства составляет для последнего нравственную обязанность... Есть все данные надеяться, что школьное дело здесь, благодаря заботливой поддержке просвещенных монахов, обещающих ему всевозможное содействие, более чем где-либо станет на прочное основание». Вообще просветительная деятельность монастыря сильно заботила его первых устроителей. Извещая о том, что обитель и школа готовы к открытию, о. Арсений писал 26 сентября 1876 г. из Сухума начальнику Сухумского отдела: «Вероятно, теперь, в бытность вашего превосходительства в Тифлисе, о многом, касающемся блага края, будет идти речь; позвольте и мне со своей стороны сказать слово о религиозной стороне абхазцев, которые, как изволите знать, к сожалению, – только по названию христиане; большинство их исполняют магометанские обряды... Полагаю, более от того христианство к ним не прививается, что у них священники преимущественно грузины и имеретины, не знающие ни слова по-абхазски, да и многие из них жизнью своею не оправдывают священного сана своего. Чтоб улучшить это, полагаю, единственное средство – устроить у нас в Абхазии духовное училище, в которое поступали бы из сельских школ и Сухумского училища и вообще из всех сословий, причем требуется, чтоб они были абхазцы и знающие по-русски. Главное внимание на то должно быть устремлено, дабы развить их понятия, сделать их порядочными людьми и научить их необходимым познаниям религии. С абхазцами, как изволите знать, не нужно богословствовать, а необходимо внушать им нравственное понятие о жизни, прививать к ним культуру, причем знакомить их с христианской религией. Все это тогда только может быть достигнуто, когда мы подготовим способных для сего миссионеров в предполагаемой духовной школе, где учащиеся будут знакомиться и с хозяйственными предметами. Школу такую всего приличнее устроить при нашей обители». Приводим выдержки из этого письма, чтобы показать, как далеко простирались виды и намерения монахов при первом устроении монастыря. И, быть может, этим намерениям и суждено было бы исполниться, если бы новой обители не пришлось сейчас же после ее открытия перенести тяжелые испытания.

После освящения храма и первых зданий братия с не меньшей, чем прежде, энергией принялась заготовлять нужные материалы для дальнейших построек и, между прочим, для восстановления из развалин древнего Симоно-Кананитского храма. Еще ранее, 20 февраля этого года, в помощь братии для совета относительно древних развалин, по желанию Великого Князя-Наместника, был командирован известный знаток церковной археологи князь А. Г. Гагарин. Он дал обстоятельный отзыв о времени первоначального построения храма Симоно-Кананитскаго (при Юстиниане, в VI веке) и подробные указания относительно его современного состояния и возможной реставрации; военный инженер капитан Степанов составил все нужные для этого предположения и рисунки. Ранней весной следующего 1877 года иноки готовились приступить к возобновлению этой древней церкви по данным указаниям и затем заложить главный, «нагорный» монастырь у подошвы главного хребта, с собором и монастырским корпусом.

Но обители суждено было креститься огненным крещением. Отношения России к Турции все более и более принимали грозный характер неминуемой войны; уже русские добровольцы проливали кровь за единоверную Сербию, и четверо добровольцев получили напутствие на свой подвиг в Ново-Афонском монастыре в самый день освящения его первого храма. Среди горцев Кавказа, и особенно в Абхазии среди мусульман, началось враждебное России брожение умов. На случай объявления войны с Турцией, возможно, было ожидать и высадки турецких войск на открытые берега Абхазии (Батум с его крепостью еще не принадлежал России), и враждебных нападений возмутившихся абхазцев. Поэтому 29 ноября 1876 года последовало распоряжение начальства прекратить работы в монастыре и удалить братию. Первые насельники обители должны были отправиться в Гелатский монастырь Кутаисской губернии, и вывезти с собою часть церковной утвари и движимого имущества. С грустью пришлось покинуть только что начатое дело, на которое потрачено было столько стараний и материальных средств (до 60 тыс. руб.). Школу закрыли, учеников распустили по домам родителей и опекунов, снабдив их от монастыря одеждой, новым бельем и всем необходимым. В монастыре остались только о. Иоанн и два послушника. Они продолжали здесь церковную службу до объявления войны с Турцией. В апреле месяце 1677 года и они получили приказание оставить монастырь и 8 числа этого месяца передали ключи и оставшееся монастырское имущество представителям местного абхазского общества. О. Иерон отправился в Гелатский монастырь для присоединения к братии, а монах Иоанн с послушниками, остановившись на короткое время в Сухуме в монастырском доме, скоро должны были оставить этот город, так как из него были выведены войска; им было приказано отправить все монастырское имущество в Цебельдинское укрепление, куда переведены были войска и отправлено казенное имущество. В конце того же апреля турецкие броненосцы уже подошли к абхазским берегам; 28 апреля спущены были шлюпки и высадились 400 человек турецкого войска; 10 000 абхазцев, собравшихся в Гудауте, перешли на сторону Турции; во всей Абхазии началось брожение, враждебное России. Того же 28 апреля возмутившиеся абхазцы сожгли здания новопостроенного монастыря, а через несколько дней, после бомбардирования турками Сухума, абхазцы (2 мая) приблизились и к Сухуму и зажгли город во многих местах. 23 мая русские войска принуждены были сжечь и Цебельдинское укрепление; здесь погибло и все монастырское имущество. Монах Иоанн, бывший есаул, сопровождал войска наши в тяжелом обходном пути через горы и только в конце мая, измученный, больной, приприбыл к братии в Гелатский монастырь и принес с собой: плащаницу, крест, храмовую икону, одно облачение, монашескую мантию и серебряную лампаду. Все прочее монастырское имущество погибло.

Когда наступила война и с театра военных действий стали приходить вести о кровопролитных сражениях, о множестве больных и раненых, некоторые из монахов новоучрежденной обители пожелали вступить в военные госпитали, чтобы служить раненым в качестве братьев милосердия. Во главе их стоял монах Иоанн, много перевидавший сражений за время жизни в мире в звании есаула Донского казачьего войска. Эта служба монахов прекратилась с окончанием войны (8 сентября 1878 г.) и с закрытием действий Красного Креста. Государыня Императрица и главное управление Красного Креста выразили потрудившимся монахам благодарность, с выдачей медалей и подлежащих свидетельств. Об их трудах в газете «Кавказ» 26 августа 1878 года сделан был такой отзыв: «Мы были бы крайне несправедливы, если бы умолчали о необыкновенных трудах и беспримерном самопожертвовании русских монахов Ново-Афонского монастыря. Эти похвальные и редкие труды совершались пред нашими глазами. По распоряжению настоятеля монастыря, эти монахи... выдержав экзамен в Кутаисском военном госпитале, по распоряжению окружного управления Красного Креста, поступили на службу в Тифлисский военный госпиталь, где и доныне продолжают свое служение без малейшей материальной помощи со стороны казны или Красного Креста. Эти истинные труженики, при своем кротком нраве и монашеском смирении, отличались беспримерным усердием и любовью к делу и уходу за больными при полном знании санитарных условий. В тяжкий период развития тифа и передвижения больных из одного госпиталя в другой по настоящее время монахи оказали громадные услуги больным, вместе с тем и помощь госпитальному персоналу. Нужно было видеть, чтоб оценить их труды, превосходящие всякую похвалу, – как они просиживали целые ночи у изголовья трудных больных, предупреждая всякие их желания и ласковыми словами облегчая их скорбь, подавая надежду на помощь Божию и скорое выздоровление, Сверх того, монахи роздали больным в подарки большое количество и на значительную сумму книжек и брошюр духовного содержания». Нужно заметить, что этими строками выразило публичную похвалу монахам, само госпитальное начальство.

Между тем, пока совершались все эти тревожные события со времени открытия церкви и монастыря, дело об утверждении монастыря и за ним всех его угодий Высочайшей властью и благословением Святейшего Синода подвигалось вперед. Начальник Сухумского военного отдела в донесении своем от 28-го октября 1876 года, по поводу освящения церкви и открытия обители и школы, между прочим, пишет: «Энергическая, крайне полезная деятельность афонских иноков не только вызывает изумление и сочувствие к их предприятию, но указывает и на ту громадную пользу, которой от них следует ожидать для края, нуждающегося в просветлении христианской религией и в примерах заселения людьми трудолюбивыми, самой строгой жизни и предприимчивыми на благо и пользу ближнего. Признавая водворение иноков на р. Псыртсхе счастливым событием для Абхазия в виду уже совершенного ими и в виду затруднений, встреченных новоафонскими иноками по утверждению за обителью приобретенного ими подворья в Сухуми, затруднений, повторяющихся и в других подобных случаях, так как по существующим законоположениям монастыри только тогда пользуются официальными правами, когда будут Высочайше утверждены, – имею честь вопросить ходатайства Его Императорского Высочества о Высочайшем Государя Императора утверждении Ново-Афонского монастыря». Вследствие этого представления Великий Князь-Наместник 17-го ноября 1876 года просил обер-прокурора Святейшего Синода исходатайствовать Высочайшее соизволение Государя Императора на утверждение обители. При этом в особом рескрипте Его Высочество писал графу Д. А. Толстому, синодальному обер-прокурору: «Граф Димитрий Андреевич! В отзыве Моем к вашему сиятельству от сего числа Я прошу ходатайства вашего об утверждении в установленном порядке вновь устроенной в Сухумском отделе Ново-Афонской Симоно-Кананитской обители. На деятельность иноков этой обители Я возлагаю большие надежды по просвещению христианством полудикого населения Абхазии; но для того, чтобы благотворной их деятельности, проявившейся на первых же порах в быстром сооружении монастырских зданий с храмом при них и школою, не встречалось препятствий, необходимо немедля утвердить за обителью ходатайствуемые Мною права. Посему Я убедительнейше прошу ваше сиятельство дать Моему представлению по этому предмету возможно скорое течение». Но потребовалось, однако, около трех лет, конечно, в виду наступившего военного времени, пока закончились все сношения с различными ведомствами, особенно по выяснению вопроса об отношении Ново-Афонского монастыря к Старо-Афонскому Пантелеймонову, о порядке сношений их между собой, о согласии греческой братии монастыря, о формальностях при переселении из Турции в Россию иноков с Афона и проч.

Между тем, как только окончилась война, монахи возвратились в разрушенные и сожженные здания обители. Тотчас они снова заложили церковь во имя Покрова Богородицы и начали работы по восстановлению и устройству других зданий. Это было первого октября 1878 года. Несмотря на неудобства зимнего времени, постройки быстро были восстановлены, так что 3-го февраля следующего 1879 г., всего чрез четыре месяца по возвращении монахов, уже была освящена церковь и в ней открыто богослужение, а 7-го мая того же года о. Арсений, в особом представлении уже просил о назначении учителя в монастырскую школу, в которую теперь обитель изъявляет желание принять 50 учеников. О. Арсений, в виду полного разорения монастыря и понесенных им многотысячных убытков (до 60 000 рублей, как потом определилось), просил о некотором пособии на жалованье учителю школы из сумм Сухумского военного отдела. Новый начальник Сухумского отдела, заменивший генерал-майора Кравченко, гвардии полковник Аракин отнесся не сочувственно к положению обители и к просьбе ее настоятеля. Впоследствии, как видно из дальнейшей переписки, начальник округа, особенно после личного посещения обители Великим Князем-Наместником, кажется, изменил свое отношение к монастырю.

К описываемому времени относится, наконец, и Высочайшее утверждение монастыря 8-го декабря 1879 года. Это было венцом трудов о. Арсения, этого замечательного по высокой духовной жизни и дарованиям старца, неутомимого радетеля монастыря. Он не дожил до этой радости всего несколько недель и умер в Москве 17-го ноября того же года от воспаления легких. В его отсутствие и получен был рескрипт Великого Князя-Наместника, в котором изложено Высочайшее утверждение прав монастыря. За обителью утверждается название «Ново-Афонского Симоно-Кананитскаго монастыря»; братия его, на первый раз числом в 50 человек, а впоследствии неопределенное число, сколько обитель содержать может, определяется исключительно из русских монахов, которые, в виде исключения из общего правила, могут прибывать в Россию из Турции без испрашивания каждый раз разрешения Св. Синода, по одним видам, выдаваемым в Константинополе нашим посольством; за обителью утверждаются все отведенные ей участки земли и леса; в случае смутных обстоятельств на Востоке, братство Пантелеймонова монастыря на Афоне имеет право переселиться в Ново-Афонский монастырь; новоучрежденная обитель обязуется не производить сборов подаяний по книгам и не испрашивать ни пособий, ни жалованья от казны. В нравственно- религиозном отношении монастырь подчиняется надзору епархиального епископа, согласно церковным канонам. «Да процветает новоучрежденная обитель в тишине и мире на берегах Абхазии, – так заключал свой рескрипт Великий Князь, – и да послужит она местному населению, пребывающему в дикости и невежестве, примером жизни мирной и труженической, образцом человеколюбия, кротости и терпения! Да воспитает школа, устроенная при обители, в молодом поколении из туземцев привычку к полезному труду и любовь к знанию, необходимому для земледельца!»

После этого утверждения обители она получила права юридического лица; дальнейшее процветание ее было обеспечено, и мы видим, как быстро потом растет ее благосостояние: предоставляется право монастырскому судну делать рейсы из Афона, Таганрога и других портов в г. Сухум и монастырь (в ноябре 1880 г.); разрешается монастырю приобретение недвижимых имуществ в пределах Российской Империи (3-го ноября 1880 г.), – право, которым обитель в скором времени и воспользовалась, получив в пожертвование от А. И. Клементьевой капитальный дом в Петрограде, на углу Забалканскаго просп. и 2-й роты Измайловского полка, обращенный в монастырское подворье с прекрасным храмом, достигшее теперь цветущего состояния и приносящее большую пользу обители. В 1880 году монастырь посетил его Августейший Ктитор Великий Князь Михаил Николаевич и лично мог убедиться в цветущем состоянии обители. Летопись монастырская к тому времени уже имела запись о неоднократных присоединениях к православной Церкви абхазцев-мусульман, и, может быть, это обстоятельство внушило Великому Князю мысль сделать на пожертвованной Им по случаю своего посещения роскошной лампаде следующую знаменательную надпись: «Свет во тьме светит, и тьма не объяла его». В это же посещение Великого Князя снова возбуждено было остановившееся дело о передаче Ново-Афонскому монастырю Пицундского храма, после войны находившегося в полном запустении. Прекрасно выполненное в 1882 году возобновление из развалин Древнего Симоно-Кананитскаго храма (освящен экзархом, впоследствии митрополитом, Иоанникием 10-го мая 1882 года) служило ручательством такой же успешной деятельности монахов и в Пицунде. Снова начались сношения с разными ведомствами, явились некоторые препятствия и опасения со стороны самого Ново-Афонского монастыря. Игумен Иерон, занявший эту должность после умершего о. Арсения и утвержденный в этом звание Пантелеймоновским монастырем 7-го мая 1880 года, писал, между прочим генерал-лейтенанту А. В. Комарову (25-го апреля 1882 года), оказавшему много услуг монастырю: «Вверенная мне обитель пять раз уже испытывала опасности и страх от вооруженного нападения абхазцев на пчельник и другие монастырские дворы, устроенные на садах и огородах, причем злодеи побили монаха П., который долго болел от того, а при последнем нападении на пчельник, в ночь с 7-го на 8-е сего апреля, один из монастырских служителей, А. Ш., ранен в голову злодеями, которых было 10 человек; при описанном случае разграблено ульев с медом и разных вещей и инструментов на значительную сумму. Вверенная мне обитель находится между двух городов, в которых существуют военные и административные власти, и притом близко к русскому поселению, но и то претерпевает несчастия и разорения от хищников, а если мы водворимся в такое пустынное место, как Пицунда, что же там будет? И кто поручится за нашу безопасность и спокойствие? Этот вопрос не может не беспокоить нас, беззащитных, в настоящую минуту». К этому присоединились и другие затруднения, и только в 1885 году, наконец, по Высочайшему соизволению, Пицундский храм присоединен к Ново-Афонскому монастырю с земельным наделом в 1 049 десятин, в который входят прибрежная сосновая роща и озеро Инкит, – угодья, которые прежде предполагалось отобрать у монастыря.

В монастыре по-прежнему продолжалась кипучая созидательная деятельность под руководством неутомимого о. Иерона. В конце 1882 года им закончена знаменитая каменная плотина чрез р. Псыртсху, которая принесла оздоровление местности, предупредила наводнения, грозившие зданиям и причинявшая лихорадки вследствие застоя воды. Эта же плотина дала монастырю мельницу, целую систему прудов и здоровую воду всей братии. Сооружение плотины начато и закончено о. Иероном на незначительные средства, по собственному его плану, на собственный страх и риск, и приводит в изумление специалистов-инженеров своей дешевизной и основательностью постройки. В следующем 1883 году начаты работы по возведению нового нагорного главного монастыря, потребовавший, прежде всего, нивелировки места, отвода вод из множества горных источников, укрепления грунта, устройства складов здесь же приготовляемого камня, извести, кирпича, приготовление сухих подвалов и т. д. Приобретена была передвижная железная дорога по случаю, за дешевую цену, и это приобретение значительно облегчило тяжелую работу и подвоз материалов в гору. К августу следующего года обозначились направления стен четырехугольника будущего корпуса и место предполагаемого соборного храма. Закладка этого храма совершена лично Государем Императором Александром III в бытность Его в монастыре со всем Августейшим Семейством 24 сентября 1888 года. Это торжество совершилось под свежим впечатлением высокой духовной радости в Абхазии от крещения 29 июня этого года сразу почти двух тысяч мусульман-абхазцев.

Горный монастырь строился исподволь, медленно, но прочно, и искусством постройки он положительно приводит в восторг и удивление всех, кто сколько-нибудь понимает в строительном искусстве. Пишущий эти строки встретился однажды в этом монастыре с одним архитектором, который, не стыдясь, признавался, что он, при своих научных познаниях в своей специальности, приезжает ежегодно в обитель учиться, как нужно правильно, прочно и практично производить постройки.

В 1894 году в нагорном монастыре уже был освящен первый храм – Вознесения Господня; в следующем году освящен второй храм – св. ап. Андрея Первозванного; через несколько месяцев, 30-го января 1896 г., готов был и освящен и третий храм – во имя всех святых афонских, а 1-го марта братия уже перешла в новый монументальный корпус – миллионное здание, обошедшееся монахам, при собственном труде, значительно дешевле. Наконец, в 1900 году, 29-го сентября, закончен и освящен главный храм внутри двора, образуемая монастырским корпусом четырехугольником, во имя св. великомученика Пантелеймона. Торжество это совпало с празднованием двадцати пятилетия со дня основания обители.

Позволяем себе сделать некоторые выдержки из описания современного положения монастыря, сделанного корреспондентом «Кавказа», присутствовавшим на этом торжестве обители. «С моря монастырь виден издалека. На вершине высокой, так называемой Иверской, горы резко выделяются на фоне неба блестящая крыша Иверской часовни и рядом с нею развалины древней римской крепости Апсары (III в.). Несколько ниже ее, на склоне гор, защищающих весь этот благословенный уголок от северных ветров, на обширной, выровненной искусственно террасе, среди богато разросшихся вечно зеленых субтропических пород, величественно вырисовывается грандиозное белое трехэтажное здание нового нагорного монастыря, построенное в виде громадного четырехугольника, с главным фасадом, обращенным к морю. Из-за фасада нагорного монастыря, значительно превышая высоту ее стен, величественно возвышаются, господствуя над всею окружающею местностью, стены, купола и колокольня громадного, только что законченного собора. Внизу под этим новым монастырем, на террасах, расчищенных на склонах тех же гор, постепенно опускающихся к берегу моря, расположены постройки старого монастыря. Еще ниже, у самого берега моря, окаймленного каменною на цементе набережной, возвышается красивая часовня, воздвигнутая в память чудесного избавления Царской Семьи от угрожавшей 17 октября 1888 года опасности. Набережная продолжением своим налево (с моря) от часовни служит плотиной, поддерживающей ряд искусственно устроенных прудов с пресной водой. Чрез всю пристань, а также и далее по набережной проложены рельсы узкоколейной легкой конно-железной дороги, которая отсюда идет, опускаясь и поднимаясь, вокруг всего монастыря, захватывая собою все главные хозяйственные учреждения обители, как-то: склады съестных продуктов, кладовые, амбары, мельницу, хлебопекарню, лесопильню и даже сравнительно отдаленный – каменоломню и кирпичный завод. Налево от пристани расположена целая система пресных прудов, обсаженных тополями и плакучими ивами. Пруды эти образуются из воды реки Псыртсхи, предварительно весьма остроумно утилизированной для самых разнообразных целей. При самом выходе реки из ущелья в долину устроена солидная плотина, образующая верхнее озеро. На этой плотине устроена двухэтажная каменная мельница, рядом с нею – помещения для рабочих и несколько далее – скотный двор. Мельница эта при своем движении служит также и водокачкой, поднимающей воду сажень на 50 для снабжения ею верхнего монастыря. В долине реки, несколько ниже мельницы, стоить древняя, заново реставрированная византийская церковь св. ап. Симона Кананита. Далее по долине к морю идет прекрасная, обсаженная кипарисами аллея, а по сторонам ее расположены сады и оливковые плантации – с одной стороны, и огороды – с другой. От плотины же проведены пруды и каналы, чрез которые вода направлена в прачечную, на кирпичный заводь, в доступные для орошения сады и, наконец, для потребностей канализации нижнего монастыря; все же остающееся лишнее количество воды направляется к вышеописанным прудам, устроенным таким образом, что из верхних прудов вода переливается в нижние, а затем из самого нижнего переливается в море. С пристани направо лежит путь к воротам старого, нижнего монастыря. На первой от берега возвышенности расположена старая (Покровская) церковь. Около церкви расположен роскошный цветник, и тут же начинается широкая пешеходная кипарисная аллея в верхний монастырь. Другая дорога, экипажная, начинается несколько правее и именуется «Царскою», в память пребывания Их Величеств в 1888 году. Тут же, близ Покровской церкви, расположены школа с пансионом, две больницы, аптека, мастерская школы и помещение для служащих. Выше церкви начинается ботанический сад с прекрасными экземплярами редких южных растений. Поднявшись на террасу верхнего монастыря, посетитель видит пред самым зданием широкий подъезд за каменной оградой, внизу – лимонную и апельсинную рощу и прекрасный сад, простирающийся далеко к востоку; с левой стороны, к западу, разбить тоже сад с клумбами цветов и молодыми деревьями. Склоны этого сада засажены соснами разных пород. В самый монастырь ведет портик, стены, и потолок которого украшены священными изображениями, написанными двумя монастырскими воспитанниками, обучавшимися на счет монастыря в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Этими же воспитанниками монастыря расписаны стены Вознесенской и частью Андреевской церквей. Нижний этаж монастыря весь из местного камня; в нем расположены подвалы и в некоторых из них положены рельсы конно-железной дороги. Второй и третий этажи – из кирпича, выделанного на монастырском заводе. Часть западного корпуса занимает обширная, в два света, с расписанными стенами, трапезная, а также кухня, просфорня и новые мастерские – столярная и слесарная. Размеры главного собора следующие: длина 25 сажен, ширина 15 саж., высота 20 саж.; этот собор вмещает (с хорами) более трех тысяч молящихся». При освящении его присутствовали более 18 000 человек, которые, по всегдашнему и неизменному обычаю монастыря, нашли в нем и кров, и пищу. «Несмотря на многотысячную толпу, – пишет корреспондент, – нигде не было заметно ни особой толкотни, ни давки, ни суеты, ни шума. Во многом, конечно, сказалось при этом и самое торжественно-благоговейное настроение паломников. Великая идея религиозного единения и братства царила над всеми собравшимися принять участие в общем православном торжестве – созидания нового храма в стране, покрытой развалинами старинных святынь и омытой кровью многочисленных подвижников и мучеников. И всякий, кто видел эту толпу людей, преимущественно серых, скромных, незаметных, но сильных духом и верою, поймет, что идея эта сильна, могуча, непобедима». («Кавказ» № 261, 1900 г.).

Теперь, когда, по истечении первой четверти века существования обители, можно сказать, закончилось ее внешнее благоустройство, достигшее такого изумительного роста, ее почти тысячному братству предстоит отдать все силы служению делу религиозного единения и духовного братства людей. И теперь уже обитель в короткое время сделалась святыней всего Кавказского края и привлекла к себе богомольцев и из внутренней России. И теперь школа монастырская дает воспитание и обучение мальчикам-абхазцам, которые по истечении пяти лет пребывания в монастыре и школе, возвращаясь в родные села и деревни, конечно, не проходит бесследно для края, многие же служат учителями, священниками, офицерами, некоторые поступали потом и в высшие учебные заведения. Нельзя было многого, и требовать от обители в этом отношении в первый период ее существования, пока все время занимали заботы о прочном водворении в крае и развитии внешнего благосостояния, необходимого и для нее самой и полезного в смысле живой и наглядной школы трудолюбия и умения для края. Но хозяйственная часть, доведенная до изумительно-цветущего состояния, хотя бесспорно имеет культурное влияние на окружающую среду и оправдывает русское дело в крае, тем не менее, для монастыря не может служить целью, а только средством. Иначе внешнее подавит внутреннее. От обители церковь и общество вправе ожидать широкого и благотворного миссионерского влияния на окружающее абхазское полудикое население. Желательно было бы, чтобы обитель воспитала особых работников, получивших научное религиозное образование и способных войти в тесное общение с абхазцами, чтоб она, привлекая богомольцев из внутренней России, собирала к себе и сынов некогда христианской Абхазии и роднила тех и других между собой высшим духовным единением религиозного братства. По примеру старого Афона, и наша Кавказская Ново-Афонская обитель печатает и раздает брошюры и книги, картины, крестики, образки среди народа. Желательно было бы видеть это дело поставленным возможно шире и притом направленным не только в русскую, но и туземную среду. Возможно, печатать брошюрки и на абхазском языке и время от времени совершать для природных абхазцев и богослужение на их языке, по крайней мере, до тех пор, пока они не усвоят себе хорошо языка русского. Для этого нужно привлечь и монахов из среды абхазцев: эти подвижники будут им близкими, родными и, несомненно, привлекут богомольцев-туземцев и поставят их под благотворное влияние обители. Монастырь, при его материальных средствах и при отсутствии теперь огромных построек, требующих напряжения всех материальных сил, может завести и внутри Абхазии, по селам и деревням, особые благотворительные школы, по местам с пансионами, и из них создать, так сказать, духовные монастырские колонии в среде туземного населения. Не может быть сомнения, что эти школы послужат связью монастыря со страной, обратятся в пути для проведения его влияния и сделают монастырь духовным центром края. Чем шире будет влияние его на подрастающее поколение, чем больше будет абхазцев, обязанных своим образованием и воспитанием монастырю, тем прочнее монастырь подготовит себе духовное влияние на абхазцев, и в будущем через четверть века в смысле духовной работы монастырь достигнет, быть может, гораздо более поразительных успехов, чем те успехи по внешней организации, которых он достиг теперь в минувшие 25 лет. Будущее в этом отношении открывает для обители широкие виды: Черноморский берег все более и более оживляется и заселяется, развиваются мореходство и торговля, проводятся шоссейные дороги, близок к осуществлению и железнодорожный путь, – Абхазия более и более открывается для культурного и просветительного влияния России. Дай Бог, чтобы Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь, сроднившийся с краем, переживший с ним тяжелые испытания и ранее других пришедший сюда на высокую духовную работу, обласканный русским правительством и при его содействии получивший столько внешних благ, не отстал бы в культурном воздействии от других работников, отплатил бы России и Кавказу «вместо временных вечными, вместо тленных нетленными» сокровищами. И дай Бог ему в конце открывающегося пред ним нового двадцати пятилетия жизни и в этой духовной работе с полным правом сказать апостольским словом: «Не вотще трудился, не вотще текох».

Солнце уже садилось, когда пароход подошел к обители и остановился невдалеке от ее пристани. С моря открывался чудный вид на весь нагорный монастырь, на окружающие горы, покрытые зеленым лесом; величественно поднимался над всеми постройками монастыря главный соборный храм – и вдруг с его колокольни раздался и понесся по берегу, лону вод, по широкому морскому простору мелодичный праздничный звон, еще мгновение – и торжественный праздничный трезвон огласил все: то обитель приветствовала архипастыря. Между тем, от пристани уже отделилась лодка, управляемая гребцами-монахами; быстро скользила она по водной поверхности моря, кроткого и тихого в этот тихий отгорающий вечер; по опущенному трапу поднялся старейший в обители после о. Иерона иеромонах Иларион в сопровождении почетных представителей обители. Внизу у трапа стояли лодки для владыки и его свиты и для других богомольцев. Через несколько минуть плавания в лодке владыка уже поднялся по лестнице на монастырскую пристань. Трогательное зрелище открылось перед ним: везде по берегу, у пристани, во вратах монастыря, в открывающихся монастырских дворах – везде стаяли тысячи русских богомольцев, сошедшихся сюда из разных концов России. Вот она духовно-созидательная и собирательная работа монастыря! Вдруг при виде архипастыря все бросились к нему принять благословение: слышались радостные восклицания, в толпе посыпали благожелания архиерею Божию, виделись благоговейно склоненные головы, дышащие умилением лица тех, кому удалось приблизиться к владыке, получить его благословение. Каким теплом душевным повеяло от этого боголюбивого народа-подвижника, какие святые и чистые воспоминания пробудились в душе тех, кто вырос на святой Руси, привык видеть благолепие служб Божиих, великое множество народа в храмах и обителях и то благоговейное Почтение архипастырям Церкви, которое мы привыкли воздавать на св. Руси. Скопление народа и стремление его принять благословение архиерейское так были велики, что владыка с трудом мог зайти в часовню на берегу и отсюда уже другой дверью выйти, чтобы сесть в экипаж. Начался подъем в гору. Луна обливала мягким светом горы, монастырь, далекое море; волшебный вид открывался сверху на кипарисовые аллеи, лимонные, апельсиновые и масличные рощи; дорога вся обсажена розами и олеандрами, в полном цвету. Вечер благоухал ароматами, кругом все было так дивно, так чудно и торжественно, а сверху виднелся огромный белый корпус монастыря, освещенная высокая колокольня, блистающий храм, и торжественно гудел и несся и переливался в тихом вечернем воздухе радостный перезвон доброшумных колоколов: родная и дорогая для русского церковного чувства картина! Пока экипаж владыки поднимался в яру обходным извилистым путем по особо устроенному для экипажного сообщения шоссе, народ от пристани и расположенных у берега монастырских гостиниц пошел прямою, краткой дорогой к нагорной обители и ко времени прибытия архипастыря к собору был уже здесь в великом множестве.

У входа в монастырь у святых врат братия монастыря во главе с настоятелем архимандритом Иероном встретили владыку. Почти квадратный огромный двор, в середине которого сходит величественный собор, весь был занят народом; возвышенный вход в собор был устлан сукном; как только по ступеням входа поднялся архипастырь и вступил в храм, пред ним предстали все иеромонахи обители и иеродиаконы в облачениях; архипастырь облачился в мантию, приял посох; началась встреча при пении многочисленного монастырского мощного и полноголосого хора. Огромный собор прекрасной архитектуры – создание строительного гения о. Иерона – был весь залит светом, высокий иконостас весь блистал и переливался золотом. Владыка проследовал в алтарь и здесь на св. престоле благоговейно облобызал частицы мощей, хранимых в обители, и среди них особо чтимую часть мощей св. великомученика и целителя Пантелеймона.

После установленных возглашений и многолетий владыка осенил народ святительским благословением; с обширной и возвышенной солеи видно было многотысячное молитвенное собрате в это необычное вечернее время: тысячное братство обители, огромная масса богомольцев. Прогремело последнее «Тон деспотин» и «ис пола», тысячи голов склонились пред архиерейским благословением, и вдруг наступила необыкновенная торжественная тишина в обширном храме.

«Благословен Бог», – начал архипастырь, и голос его задрожал, оборвался, подступили и засверкали слезы, святые слезы умиления... «Благословен Бог, приведший меня сюда, к вам, возлюбленные, даровавший мне увидеть и пережить эти святые и возвышающие душу минуты общего с вами моления. Со времени далекого, но незабвенного детства, проведенного там, вдали, на северной св. Руси, жила в моей душе любовь к святым обителям, и с детства же я слышал о лавре Киевской и Сергиевой, о Валааме, о св. Соловецкой обители. Родные, близкие, знаемые – все окружающие во множестве уходили на богомолье к этим святыням и возвращались назад обновленные и очищенные духом благоговейно-одушевленными рассказами питали и напояли нас духом благочестия и любви к родным святым местам. Велика Русь своими святынями и велик народ наш, ими воспитанный. И вот здесь, на далекой окраине нашей родимой страны, в полнощных пределах великого царства русского, недавно нам чуждых и враждебных, здесь, на этом месте, воздвиглась и засияла новая святыня. И вижу я – собираются здесь русские люди... О, дай, Господи, чтобы собирались здесь и могучие духовные русские силы, – силы веры и боголюбия, силы святости и высокого благочестия. Пусть цветет эта святая обитель духовным цветом, пусть благоухает ароматом, как цветет и благоухает здесь рукою Божиею созданная и всажденная чудная земля с ее богатым растительным царством! Пусть сияет и блещет юная обитель эта всем святым, всем духовным, всем небесным, наипаче же жизнью ее насельников, их святостью, подвигами, трудами, благочестием и низводит на страну нашу Божие благословение».

Одушевленное и прочувствованное слово архипастыря произвело на всех глубокое впечатление, и видно было в передних рядах иноков, как склонялись долу, как увлажнялись слезами их строгие под иноческими клобуками лица... Смиренно в стороне у св. икон иконостаса стоял маститый настоятель, изможденный трудами и летами о. Иерон, и слезы струились по его старческому лицу... И чудилась нам картина: 27 лет назад голый пустынный берег моря, рокот волн, дикий лес, дикие звери и дикие люди; опасности от разбойников, и ни единого следа жилья человеческого, только седые, поросшие лесом развалины древнего храма, немого свидетеля того, что 1 200 лет назад здесь сиял Христов крест и жили верующие христиане. Думал ли тогда смиренный о. Иерон, пробираясь по колючему и цепкому лесу, боясь заблудиться и попасться дикому зверю, и – думал ли он, что процветет в трудах пустыня, яко крин, что воздвигнутся так скоро эти величественные храмы и постройки и так ясно и так действенно будет здесь явлено Божие благословение? Да, многое сотворит и чудесами просияет общая работа верующих, вспомоществуемая молитвою, смирением, послушанием и любовию! Кто хочет убедиться в этом – прииди и виждь!

Долго благословлял владыка братию и народ, расспрашивая, кто откуда явился в обитель. Оказалось, что монахи собрались сюда решительно со всех концов России: олонецкие, московские, рязанские, тамбовские, пензенские, сибирские, казанские, екатеринославские, самарские, не говоря уже о южных губерниях, которые дают более всего иноков обители. Отыскался один монах, не так давно пришедший из Порт-Артура! Вот где соединяется Русь! Из туземцев нашлись два грузина и два абхазца. По словам о. Иерона, «туземцы не вмещают нашей жизни», они не могут свыкнуться с порядками общежительного монастырского устава; тяготятся они также и трудами в обители, а главное – монастырской пищей, к которой они с детства не привыкли. Что касается богомольцев, то и они сошлись сюда с разных концов России, но подавляющее число их – из Кубанской области. Ставропольской губернии и Донской области, вообще с юга России.

Весь следующий день, 19 апреля, владыка посвятил знакомству с обителью и ее многочисленными учреждениями. Однако оказалось, что за один день нельзя было обозреть более или менее внимательно и десятой доли всего.

Раннюю литургию архипастырь отслушал в старой Покровской церкви, откуда направился в школу; дети стояли на утренней молитве, пели тропари и другие песнопения по-славянски и по-абхазски. Всех детей около 30; все они живут в школе на полном содержании от монастыря. С расширением монастыря, с увеличением числа братии, школа внутри обители становится все более и более ей в тягость: нет лиц среди монашествующих, способных заведовать школой, учебной и воспитательной частью, трудно подыскивать учителей, которые должны быть несемейными и готовыми вынести однообразие монастырской жизни и целый год – постный монашеский стол (мяса в обители не достанешь); трудно найти монахов, которые без ропота несли бы послушание по школе и ухаживали бы за детьми. Есть и другие неудобства школы при мужском монастыре. Вот почему начальство монастырское все чаще и чаще задумывается над вопросом: не вынести ли школу из обители? Возникла школа эта в то время, когда в Абхазии не было ни одного училища, когда в селениях и открывать школы было невозможно. Теперь положение дел изменилось: образована особая Сухумская епархия, появились церковные школы – более 100, есть школы и других ведомств. Обитель уже отпустила до 20 000 руб. на содержание двух церковных школ в епархии. Теперь о. Иерон предложил владыке, не удобнее ли будет обители, по закрытии своей школы, вносить ежегодно 5 000 р. на содержание стипендиатов из абхазцев в различных учебных заведениях, особенно же во второклассных школах; из этой суммы часть могла бы отделяться и на воспитание девочек-абхазок, чтобы подготовить из них будущих учительниц. Владыка обещал внести это предложение о. Иерона на обсуждение Св. Синода.

Испытав учеников в знании предметов учебного курса, Владыка отправился в нагорный монастырь.

Вход в монастырь, св. врата, прекрасно украшены живописью – работа монахов. Самый собор в честь св. великомуч. Пантелеймона, заложенный Императором Александром III 24 сентября 1888 г. представляется очень величественным, несмотря что находится в середине четырехугольника, со всех сторон застроенного большими сплошными корпусами. Внутри собора устроены обширные хоры с трех сторон, на хорах – алтари; всего в соборе 5 престолов; с хор прекрасно видно распределение частей обширного храма; здесь убеждаемся в необыкновенной практичности, удобствах и прочности постройки собора. Наверху в центральных хорах устроены особые исповедальни, – комнаты, где иноки ежедневно во время утрени приходят для духовного назидания к о. Иерону, который служит сам литургию каждый день. В исповедальнях все так хорошо устроено, что через особые окна слышно совершаемое в храме богослужение. По всему зданию везде проведена вода; предусмотрено даже, куда и как прилично выливать воду, которую священнослужащий замывает уста после причащения: «вода эта непопираемая должна быть», заметил о. Иерон. Внизу в главном соборе пол деревянный паркетный, проваренный маслом: это дает ему мягкость, что при длинных монастырских службах гораздо удобнее, чем принятые везде в Закавказье каменные полы. Иконостас главного храма чудной работы; нижний ярус его уставлен огромными иконами, в среброкованных ризах; иконы – строго церковного характера; по словам о. Иерона, «живопись с иконописью соединять надо». Ризница в соборе помещается за алтарем и представляет все удобства: все по местам, все чисто, опрятно, изящно; все в порядке, легко найти, легко спрятать; для каждого служащего место для облачения и разоблачения; в алтарь не вносится решительно ничего из принадлежностей облачения; служащие, сколько бы их ни было, входят в ризницу одними дверями, направо от алтаря, а оттуда, уже облачившись к священнодействию, другими дверями слева из ризницы входят в алтарь к жертвеннику. В главном алтаре замечательна дарохранительница – массивная серебряная модель всего собора. В другом алтаре – «исторический крест» кипарисовый, водруженный покойным Государем при закладке собора; теперь он прекрасно обделан и служит запрестольным крестом. Все в храме – работы иноков, даже чугунные решетки солеи и около икон.

Из собора небольшой переход в трапезную, над которой устроена колокольня; трапезная огромных размеров, необыкновенно светла и удобна; стены сплошь расписаны изображениями святых; особо стоит высокая кафедра для чтения жития святых; особенно бросается в глаза арка в 15 аршин в диаметре. Владыка долго рассматривал живопись (написано все монахами) и дал ряд указаний, какими изображениями заполнить приготовленный для живописи еще незаполненные места.

Рядом с трапезной – хлебная и разливальня. Снизу из кухни на железных цепях поднимается вверх огромный котел и здесь уже из него разливают в миски и разносят по столам; особо проведена труба и для переливания нужного количества вина прямо из винного погреба; в трапезной оно смешивается с водой, а излишне переданная часть вина легко может быть перелита опять в винный погреб.

По выходе из трапезной владыка осмотрел вновь строящуюся больницу с особой церковью; далее – прачечную, прекрасно устроенную, с кранами горячей и холодной воды, не гниющими потолками; чистота везде необыкновенная: все это делает вода, проведенная по всем уголкам обширной обители. Сопровождавший владыку о. Иерон о всех учреждениях делал скромные замечания: трапезная, по его словам, «простенькая», здание «маленькое»... Но вот виднеется «Царская дорога», около – большой сосновый сад; здесь недалеко, в тиши и в красивом уединении, приютилась живописная, в которой работают монахи-иконописцы. Владыка осмотрел иконостас, который приготовляют для нового храма на Каспийском море, близ Ленкорани, на средства Ново-Афонской обители; осмотрел и другие работы. Особенно бросается в глаза изображенный на большом полотне потрясающий библейский момент: Агарь с Измаилом в пустыне. Измаил лежит умирающий от жажды, около – опрокинутый кувшин и мать, страдающая за умирающего сына, вся подавленная скорбью, бессильная помочь горю. Монахи-живописцы живут особо уединенной молитвенно настроенной жизнью, потому что, по замечанию о. Иерона, «иконописцу непременно нужно иметь чувство духовное».

После живописной мастерской владыка осмотрел чудный монастырский сад: пальмы в экземплярах положительно редких, магнолии, кедры, кипарисы, кактусы, лимоны, апельсины, померанцы, цитроны, камфарное дерево. Это старый сад; он имеет всего 70 лимонных деревьев, которые за прошлый неурожайный год дали 55 000 лимонов. Теперь устраивается новый сад, в котором посажено 1 200 лимонных деревьев: это уже обещает миллионы плодов. Масличных деревьев и теперь имеется до 14 000. Заботы о саде возложены на монаха о. Тиверия, который в минувшем году награжден золотою медалью за усердие и искусство в своем деле.

Из сада владыку провели в разнообразные монастырские мастерские. Вот «медницкая», где в это время готовился котел огромной величины; вот столярная, где работали вагонетки для железной дороги и модели для литейной. Везде кипит работа, видны склоненные в скуфейках головы, выразительные лица, везде труд, порядок. Но везде в мастерских устроены киоты с иконами, теплятся лампады, стоят аналои с церковными книгами и в определенные часы каждый день совершаются по чину в каждой мастерской положенный службы: «без этого, – говорит о. Иерон, – ропщут»... Все это дает мастерским особо уютный вид и трогает душу. Неудивительно, что если попадают в такую атмосферу нанятые рабочие-пьяницы, то и они исправляются. О. Иерон передает, что иногда спиваются в городах в высшей степени талантливые мастера, которых за пьянство нигде уже не принимают. Они за самую малую плату иногда поступают в монастырские мастерские, бросают водку, исправляются и монахам передают свои знания и умение. Так, один монах, научившись у такого случайного мастера, сумел сделать прибор для давления винограда.

Осмотрел владыка, как монахи делают повозки; осмотрел литейную, где льют чугунные решетки и др. предметы, причем посоветовал заняться в этой мастеровой литьем колоколов. В самом деле, все Закавказье не имеет колокольного завода, между тем, в большинство церквей требуются колокола небольшие – в 5, 10 пудов; за все переплачивают; в самое последнее время от казны отпущено на колокола в Закавказье 11 000 пудов меди. Монастырь, занявшись литьем колоколов, не вышел бы из своих задач, а для церковного дела в крае принес бы большую пользу.

Невдалеке от мастерских устроена новинка в монастыре, это – лесоспуск с гор, на протяжении 400 саженей. Сооружение это и по замыслу и по исполнению всецело принадлежит о. Иерону, которому многие возражали против его первоначальной идеи. Лес монастырский растет высоко на горах, приходилось рубить его и доставлять в монастырь с большими затруднениями, настолько тягостными, что монастырь часто предпочитал покупать дрова на низменности. Теперь по горам проведена железная дорога (конная) с вагонетками, весь лес подвозится на вагонетках к одному месту, с которого по устроенному лесоспуску в 10 минут доставляется такое количество дров, которое прежде с трудом и при благоприятных условиях доставлялось за две недели. А внизу – опять вагонетки и железная дорога, по которой дрова быстро посылаются в склады. Вообще железная дорога с конною тягою теперь охватывает весь монастырь, доставляя кирпич, камень, известь, песок, глину (на кирпичный завод), дрова и проч., удешевляя и облегчая труд иноков. А труда везде много. Вот наверху новые подвалы для лимонов, их будет в новом саду – миллионы; вот новый обширный дом, он сполз по сыпучей почве на косогоре: его подделали, подняли, грандиозным трудом устроили террасы, – и «шапка у него теперь набок», как выразился монах-мастеровой. Вот новый сад: везде на огромное пространство проделаны дренажи, устроен питомник, на 2 версты проведена железная дорога, устроена цистерна для воды в 90 000 ведер; в саду сделана распланировка, устроен питомник, огромная школа деревьев, посажены везде новые экземпляры растений, апельсины, цитроны, померанцы, японская хурма и проч., подвезена особая земля, требующаяся для того или другого растения. Есть и чай, но немного. Простец-монах по поводу чайной плантации рассуждал: «Что чай? Лучше нам редька! В Китае-то рабочий – 5 коп. в день, а у нас – целковый: вот тебе и выйдет дешевый чай!»

Огород монастырский, впрочем, находится в другом месте. Вообще, осмотренное не составляло и половины всего хозяйства монастырского; все это кругом монастыря, на принадлежащей ему земле, в горах, на хуторах: там огороды, виноградники, пасека. Кроме того, на Каспийском море теперь монастырь имеет рыбную ловлю, дающую ему до 40 000 пудов рыбы, которую сами же монахи и солят, вялят, заготовляют впрок; там теперь строится храм. В Пицунде, к северу от монастыря по Черноморскому побережью, имеется до 1 000 десятин монастырской земли; там живут до 80 монахов; они имеют также хозяйство и хорошую рыбную ловлю.

Везде кипит работа, и все-таки чувствуешь, что в монастыре вступил на особую почву, где царствует мир и спокойствие, где все так не похоже на шумные города с их суетой, сутолокой и злобой, И здесь, и там – труд. Но какая разница от труда рабочих на вокзале или в Батумских заводах, где выкидываются красные знамена, где идет борьба с хозяевами, взаимное озлобление, яростная пропаганда насилия и разбоя! Здесь мир и тишина, потому что труд одухотворяется и возвышается; он – не цель, а только средство к нравственному восхождению, он – поделие при молитве и непрестанном горении духа, ищущего неба.

Осмотрев мастерские и друг. учреждения обители, владыка возвратился в главный монастырский корпус и посетил келью о. Иерона, осмотрел храмы в корпусе. В скромной кельи о. настоятеля – везде картины старого Афона. Старец живет воспоминаниями обители, где он «полагал начало». С какой любовью, с какою неподдельною радостью говорит он о старом Афоне, поминает батюшку Иеронима, у которого он в молодости служил в кельи, батюшку Макария... Рассказы льются из уст о. Иерона, из них видно одно: крепко хранит он пятую заповедь Божьего закона, крепко любил он своих старших, крепко навык он смирению, послушанию; умел повиноваться, – оттого теперь умеет так хорошо, отечески и повелевать в обители, где все живет и движется под мановением его, по-видимому, слабой старческой руки. Духовная жизнь и настроенность сквозит во всяком его движении, он подчиняет себе человека сразу, но подчиняет мягко, любовно, во имя высших начал духа, которым он служил всю жизнь. Эту властную силу его подчиняющего обаяния испытали все, имевшие с ним общение. Среди достатка и богатства он живет скромно, как простой монах. Через его руки и через руки его сподвижника и непосредственного помощника о. Илариона прошли и проходят миллионы рублей; а они – все же простые монахи, ничего своего не имеющие; по-прежнему они в простеньких черных рясках монастырского изделия; и трапеза, и одежда их ничем не отличаются от других монахов... Из рассказов о. Иерона о старом Афоне, особенно из рассказа его об о. Иерониме, этом замечательном, прямо гениальном старце, можно было бы составить целую книгу.

Владыка осмотрел все храмы в монастырском корпусе. Особенно хорош храм Андреевский с майоликовым иконостасом и с чудным образом апостола; с этого образа владыка попросил снять копию или фотографию. Замечательны и двери в двух храмах – работа монахов, из пальмы, ореха и каштана с прекрасной фигурной резьбой.

Здесь же в корпусе опять мастерские монахов: переплетная, даже мастерская часовых дел, портняжная, сапожная, здесь и певческая комната, и библиотека, и канцелярия.

Осмотр обители длился весь день. Отдохнув, владыка отправился к бдению; оно началось в 8 часов вечера и продолжалось до 2 часов ночи. Все читают и поют по уставу; есть некоторые и особенности службы по старо-афонскому чину, но певчие не тянут, и служба идет оживленно, без излишнего затягивания. В положенное время монахи садятся в особых стасидиях. Что удивительнее всего, – ученики монастырской школы добровольно посещают эти продолжительные бдения и выстаивают их без особого труда и напряжения.

На следующий день, 20 апреля, владыка-экзарх совершил в главном соборе литургию в сослужении с архим. Иероном, игуменом Герасимом и с 10-ю иеромонахами. Проповедное слово инокам и народу сказал протоиерей Восторгов.

По окончании службы владыка вместе с сослужившим ему многочисленным духовенством совершил торжественный крестный ход вокруг соборного храма, а затем несколько часов благословлял народ.

Здесь же от монастыря во множестве раздавались народу печатные брошюры, иконки, крестики. Этот добрый обычай твердо установился в обители; так, в день св. Пасхи роздано богомольцам до 4 000 одних книжек.

После литургии владыка, посетив архим. Иерона, отправился в общую трапезную и обедал вместе с братией. Послеобеденное время владыка посвятил прерванному накануне осмотру монастыря. Посещен был Симонов храм, этот древнейший памятник христианства в Абхазии, восстановленный теперь монахами из вековых развалин в благолепии святыни; осмотрев знаменитый водопад реки Псыртсхи, устроенный о. Иероном баснословно дешево и поражающий массивностью и прочностью постройки. История этого сооружения стоит упоминания. Когда о. Иерон только что прибыл на место, занимаемое ныне монастырем, то река Псыртсха, вырывающаяся из узкого горного ущелья, была здесь злой силой для обители: обладая большой стремительностью течения, странно вытекающая сразу многоводной прямо из-под горы, в 3 верстах от берега, она уничтожала при неожиданных разливах все постройки, уносила в море или разбивала у берега лодки, заливала побережье, образовывала болота, которые производили лихорадки. О. Иерону пришло на мысль схватить реку в ущелье, урегулировать ее течение и русло и затем, пользуясь возвышенным положением ущелья, пустить воду в монастырь самотеком для всех монастырских нужд. Инженеры, запрошенные о. Иероном, оценили предположенную постройку в сотни тысяч рублей, но и при больших затратах сомневались в прочности ее. Тогда сам о. Иерон принялся за дело и выполнил его блистательно: устроил плотину, снабдил ее внизу шлюзами для спуска воды, залил цементом и пустил воду поверх плотины величественным водопадом; по естественному руслу реки он устроил систему семи больших прудов круглой формы; в этих прудах река уже становится, в конце концов, совершенно тихой; на случай половодья, от водопада проведено второе искусственное русло для спуска лишней воды прямо в море; от водопада питается мельница, оттуда же проведена вода во все монастырские постройки. О. Иерон задумал устроить электрическое освещение, приборы для которого подарил монастырю Государь Император из Зимнего дворца. И опять та же река является незаменимой помощницей обители при изобретательности о. Иерона. Он провел воду из самого истока реки к месту водопада, пробив для этого тоннель в горе, и пустил воду на 20 аршин выше водопада; получилась сила давления вполне достаточная, чтобы посредством турбин служить для электрической станции. А под водопадом устроены обширные помещения – подвалы и холодильники, столь нужные в жарком климате. Таким образом, все здесь утилизировано. Рядом с водопадом устроены лесопильня и хлебная, и все здесь делается силой воды. Чтобы судить о помощи ее монастырю, довольно сказать, что на хлебной вода механически месит в полчаса столько теста, сколько прежде могли вымесить 19 человек в день.

Все сооружение плотины со шлюзами и водопадом обошлось около 8 000 рублей! На верхней площадке у самого водопада в 1888 году, в бытность в обители, любовался видом этой массы воды, сверкающей на солнце всеми цветами радуги, Государь Император Александр III с Августейшим Семейством. В память этого здесь прибита особая доска с соответствующей надписью.

Владыка осмотрел все пруды, наполненные рыбой, водопад и другие учреждения, упомянутый выше, и затем направился в монастырские лавки, устроенные для продажи книг и картин религиозно-нравственного содержания, икон и священных предметов. Лавки полны народа; владыка нашел, что подбор книг и вещей для продажи сделан весьма целесообразно, цены вполне доступны для народа.

В этот день оставалось еще сделать поездку на так называемую Иверскую гору, где устроена была в древности крепость Анакопсия и стоит теперь давно разрушенный храм с VII века. Дорога все время идет лесом; на пути встречаются башни генуэзской постройки XIII века. На самой вершине горы – высокая башня, уже грозящая падением; храм представляет только остов, под полом и теперь сохранились ходы, склепы, наполненные костями и черепами. Заботливая рука монахов собрала эти безвестные черепа, сложила вместе и на надгробии начертала надпись:

«Любовию просим вас,

Посмотрите вы на нас,

Мы были, как вы,

И вы будете, как мы».

Тут же древний баптистерий, за храмом – гробница с надписью о погребении епископа Михаила, здесь найден и его череп. Храм теперь предназначен к реставрации, а пока устроена часовня, где и отслужен был владыкой пасхальный молебен. С огромной высоты открывался далеко-далеко вид на море, на горы Абхазии и на побережье; с воодушевлением возносились здесь теперь молитвы и воспевались песни Христу Воскресшему. Скоро здесь засияет крестами величественный храм, понесется колокольный звон: приспело время возвестить снова этой стране о Христе Воскресшем и жизнь миру даровавшем, оживить христианские предания, омрачить полумесяцы, подавить лжеверие мусульманское, подавить наросшие корой суеверия в народе абхазском. Уже есть и добрые предзнаменования: тысячи абхазцев крещены теперь; один монах-абхазец (послушник) недавно из религиозной ревности и желания мученичества сжег священный дуб абхазцев, за что едва не был убит, а появятся люди сильной христианской ревности из недр народа, тогда и успех проповеди святой веры обеспечен. Но много еще нужно потрудиться. Абхазцы – полумусульмане, полуязычники. С людьми, которые, по рассказу покойного миссионера-епископа Абхазии Геннадия, доселе в случае потопления человека, ловят в реке его душу посредством бурдюка, еще много нужно говорить, много нужно их просвещать, чтобы вывести к высоте и свету христианства. Здесь предположено соорудить храм в честь Преображения Господня, а за храмом с особыми ходами устроить пещеры-церкви – Голгофу и обретение Креста Господня. Следует упомянуть, что древность оставшихся здесь развалин очень велика; на камне, найденном в древней цистерне для воды, есть даже 437 год по Р. Хр.

Невдалеке за горой, на небольшой равнине, есть развалины другой древней церкви во имя св. Андрея Первозванного. Владыка посоветовал о. Иерону после восстановления храма Преображения перенести на развалины Андреевской церкви часовню с Иверской горы.

Наступал вечер, и необходимо было торопиться возвращением в обитель. Вечер владыка провел в беседе с о. Иероном о духовном устроении обители, о нравственном состоянии братии, об устройстве монастырской школы и других нуждах монастыря.

На следующий день, 21 апреля, архипастырь выехал из монастыря по Черноморскому побережью с целью посетить м. Гудауты, абхазское поселение Лыхны и русские, недавно возникшие поселки. Дорога идет по шоссе у самого берега моря среди леса; кругом – богатейшая растительность. В этом обильном крае, однако, на всем лежит печать новизны: недавно устроенная дорога и просеки, новенькие дома, только что устроенные усадьбы. Первым встречается на пути русское село Веселье, и затем Петропавловка; в последнем селении имеется уже церковь-школа и самостоятельный причт. Русские поселенцы встретили архипастыря с несказанной радостью и в церковь шли и бежали решительно все – от мала до велика. Владыка на пути зашел в одну крестьянскую избу, одарил детей крестиками, а на повороте дороги к церкви, увидя маленького мальчика, который бежал вслед за народом в церковь, владыка посадил его к себе в экипаж и стал расспрашивать ребенка; он правильно назвал себя по имени и фамилии, правильно совершал крестное знамение, рассказал о своей семье, о церкви, о батюшке, о школе... Ребенку было всего 4 года. На окружающий народ эта ласковая беседа архипастыря с ребенком произвела необыкновенно умиляющее впечатление и, можно сказать, дала настроение и тон дальнейшему пребыванию владыки среди петропавловцев; они встретили его сыновней любовью и радостью, усыпали путь его цветами, выслали делегацию с хлебом-солью; в церкви пели ученики и весь народ. Школа и ученики произвели самое благоприятное впечатление; отчетность в образцовом порядке; везде чистота; стены украшены цветами и зеленью; в школьной библиотеке оказались книги и для учеников, и для крестьян; дети бойко читают церковные книги, наизусть знают все тропари воскресные и двунадесятых праздников; хорошо разумеют богослужение. Владыка произвел испытание по Закону Божию, по русскому языку и счислению; особенно приятно поразило в учениках знание карты Палестины и уменье обращаться с картами полушарий.

Следующее поселение – местечко Гудауты; оно довольно населено, расположено в прекрасной местности, у моря, имеется гавань, в которой останавливаются пароходы; и теперь это – очень бойкое местечко, когда же пройдет железная дорога, его значение, без сомнения, возрастет, а климатические условия, весьма благоприятные, привлекут сюда население. Уже теперь здесь намечено 800 дачных участков, оставлено место и для будущего собора. Вероятно, в скором времени местечко это обратится в город с хорошим будущим. Владыка проследовал в церковь. За богослужением пел хор учеников местной второклассной школы.

Из церкви владыка крестным ходом шествовал по всему местечку; при этом ученики церковных школ пели пасхальные песнопения. На пути архипастырь посетил женскую и второклассную школы. В последней на испытаниях выпускных учеников будущие учителя школ грамоты не только сами обнаружили основательное знакомство с обиходом церковного пения, но также усвоили элементарные правила регентского искусства, правильно задавали тоны, умели распределить голоса и проч. Испытания происходили в присутствии представителей администрации сопровождавших архипастыря, родителей учащихся и многих посторонних лиц.

Уже было за полдень, когда владыка оставил Гудауты. На пути в м. Лыхну, этот центр Абхазии, владыка расспрашивал о положении христианства в Абхазии. Как оказалось, священников, природных абхазцев, очень мало; прежде в абхазских селениях везде священствовали грузины, совершая богослужение по-грузински и обучая и в школах грузинскому языку. Конечно, это было создано историей: грузины были самым культурным народом в Закавказье, имевшим свою литературу, богослужение, законодательство. Естественно, все племена, входившие в сферу политического влияния Грузии, подчинялись ей и в церковном отношении, и в богослужении, литературе и законодательстве пользовались языком грузинским, который был единственным проводником просвещения и культуры в среду удин, кистин, осетин, сванов, мингрельцев, лазов, абхазцев. В этом отношении все эти племена обязаны глубокой благодарностью грузинскому народу. В свою очередь и грузины на всем протяжении своей долгой истории нуждались и в целях просвещения и для житейского обихода в изучении чужих языков – арабского, греческого, в западной Грузии – турецкого, в восточной – татарского, которые оставили очень много слов в языке грузинском. Но времена переменились с начала XIX века; теперь объединяющим языком всего Кавказа, естественно, служит язык русский, как государственный; он является, безусловно, необходимым во всех житейских сношениях, в военной службе, в торговле, суде, администрации, он же служит и единственным посредством для усвоения народностями Кавказа общеевропейского просвещения. Поэтому по необходимости меняются и язык богослужения, и постановка школьного дела; ясно до очевидности, что если какое-либо племя не имеет своего литературного языка и богослужения на языке родном, то оно должно пользоваться для того и другого языком общегосударственным, а не каким-либо туземным. В силу этого и в Абхазии теперь или переводятся богослужебные молитвы на абхазский язык, или же совершаются богослужение по-русски. То же и в школах: никакого посредства для изучения русского языка не допускается, и мальчик-абхазец или самурзаканец с родного языка, т. е. с того языка, на котором он говорит дома и который он всосал с молоком матери, прямо и без посредств изучает язык русский. По словам священника-абхазца о. Ладария, абхазцев, отступивших от христианства в прошлую русско-турецкую войну, насчитывается около 13 000; зная нравы и характер абхазцев, о. Ладария уверял, что по отношению к отступникам нужны строгие и решительные меры, потому что абхазцы и в деле религии привыкли смотреть на то, что скажет и прикажет высшая власть. Собственно, настоящей преданности и к мусульманству у абхазцев нет; оно только льстит грубым страстям и инстинктам. Настоящая религия абхазцев – это смесь язычества, мусульманства и христианства, пропитанная множеством суеверий.

Так, напр., обычай совершать ежегодно общественную молитву в честь Того, Кто посылает дождь, существует у абхазцев с давних времен. Моление это совершается летом после долгой засухи, преимущественно в воскресный день, и носит полухристианский характер. В селении, населенном христианами, все общество в назначенное время собирается в церковь на литургию и все молятся о ниспослании дождя, а по окончании литургии отправляются к месту моления, находящемуся где-нибудь в лесу, на возвышенности, близ реки. К 5–6 час. вечера все мужчины, начиная с шестилетнего возраста, уже находятся в сборе. С раннего утра начинается приготовление общественного обеда: режут несколько коров и мясо их варят на месте моления. Кроме того, каждое семейство доставляет хлеб, вино, мамалыгу и проч. Наконец, режут быка, известные части которого предназначаются в жертву. Когда все соберутся, старейший, играющий роль жреца, в сопровождении выборных лиц отходит в сторону, становится на возвышенности, лицом к востоку, у приготовленного стола и громко произносит молитву. В этой молитве говорится о благости и величии Бога и о греховности человека; в заключение от лица всех присутствующих возносится прошение о ниспослании дождя. Присутствующие с преклоненными главами произносят: «аминь, аминь». По окончании молитвы «жрец» раздает присутствующим куски жареного мяса и садится за стол, а за ним садятся и остальные. Стол представляет нечто оригинальное: по земле длинной и широкой лентой рассыпаны листья лесного ореха; стульями служат толстые обрубки, плохо очищенные от сучьев, а некоторые садятся на землю. Начинается пир, кричат «ура», произносятся тосты в честь «жреца» и стариков, затем идут народные танцы и т. д. Наконец, все смолкли, наступила мертвая тишина и старики затягивают религиозные песни, которые они одни только и знают. К этому времени являются женщины и начинаются танцы, продолжающиеся до позднего вечера.

Абхазцы твердо уверены, что их моление, если оно совершается после засухи, будет услышано Богом. Если же надежда не оправдается, то приписывают это исключительно своим грехам.

Не доезжая до м. Лыхны, владыка посетил новое русское селение, где осматривал церковную школу и наметил место для постройки церкви, на котором было отслужено молебствие и водружен большой крест.

Отсюда не более 4 верст до м. Лыхны, этого древнейшего абхазского поселения, расположенного в возвышенной местности, среди богатейшей растительности, у подножия снеговых гор. Здесь жили до последнего времени владетельные абхазские князья; здесь их разрушенный дворец, здесь же они погребены у древнейшего храма, построенного, как видно из уцелевшей надписи, Леоном, царем Абхазии в XI веке. Население этой местности замечательно тем, что никогда не изменяло христианству.

Абхазия образует собой географически треугольник между берегом моря от Гагр до реки Ингура и главным хребтом Кавказских гор. В древности, под именем страны лазов или Лазики, она входила в состав Византийской империи, но в ней оставались абхазские цари. Они в VII–IX вв. настолько усилились, что управляли всей западной Грузией. Царь Баграт III в XI столетии соединяет Абхазию и Грузию под одним скипетром. Когда при царе Александре в XV в. совершилось оказавшееся столь гибельным для Грузии разделение ее на уделы, Абхазия на короткое время вновь становится самостоятельной, но быстро затем подчиняется Турции, которая до начала XIX в. и держала ее под своим владычеством. В это-то печальное время и подавлено было в Абхазии христианство, насажденное еще при апостолах и достигшее цветущего состояния в VI–VII вв. при византийских императорах. Довольно посмотреть на такие храмы, оставшиеся памятниками эпохи греческого господства, как Пицундский, Лыхненский, Моквинский, Драндский, Бедийский, чтобы судит, как высоко здесь в свое время стояло христианство. В Пицунде жил католикос, в Мокве, Бедии – митрополиты; было несколько епископских кафедр. Христианские предания живы и доселе среди абхазцев, которые отступили от древней веры и числятся мусульманами, но и христиане-абхазцы, как выше замечено, усвоили себе много обычаев и воззрений из мусульманства и язычества. Судя по отчетам Общества восстановления православного христианства на Кавказе (см., наприм., отчеты за 1896–1897 гг.), религиозно-нравственное состояние абхазцев-христиан представлялось до самого последнего времени в самом безотрадном виде. Только назначение образованных священников, преимущественно из природных абхазцев, улучшение их материального положения, организованная правильно миссия и, главным образом, открытие школ по приходам – вот что поможет здесь делу.

В Лыхнах владыка посетил церковь; пели ученики и ученицы здешних трех школ, из которых одна – церковная, две – министерские. По окончании молебна владыка обратился к народу с речью.

Представители общества просили владыку оказать им помощь определением их детей в какие-либо учебные заведения, чтоб из абхазцев выходили учителя, учительницы, священники.

Затем владыка подробно осмотрел храм, расположение его частей, греческие фрески с черными древними надписями, древнейшую икону Тайной Вечери, замечательную тем, что на ней изображено таинство причащения под двумя вицами. В храме хранятся две древние иконы владетельных князей Абхазии; один из них, брат бывшего владетеля Абхазии Сафар-бея, погребен здесь же в церкви. Владыке показали и нишу, в которой во время последней русско-турецкой войны было скрыто церковное имущество; она была снаружи заложена камнями и замурована. Турки, оказывается, вошли в храм, обшарили все уголки, но вещей не нашли; с досады они натащили в храм сена и зажгли его.

При наружном осмотре храма обнаружилось замечательное явление: камни, по происхождению раковичные, от ветхости дали трещины и небольшие отверстия внутрь; этими ноздреватыми камнями воспользовались пчелы и обратили стены храма в один большой улей. Летом от сильного зноя часто воск растапливается и течет по камням храма. В церковной ограде отслужена была панихида об упокоение иерея Божия Иоанна, здесь погребенного; он замучен был турками в последнее их нашествие на Абхазию за твердость христианских убеждений.

При осмотре школ владыка обратил внимание на сочувствие всего населения изучению русского языка; немногочисленная интеллигенция абхазская в этом отношении идет впереди и показывает пример единоплеменникам.

На пути из Лыхны архипастырь остановился в Гудаутах и возвратился в Новый Афон.

22 апреля назначен был отъезд из Афона.

Пред самым отъездом владыка зашел в главный собор, куда собралось все братство. Здесь архипастырь простился с иноками глубоко прочувствованным словом.

Путь от Нового Афона к Сухуму пролегает берегом моря. Всюду видны новые дачи, сады, культурные участки; множество новых сооружений. Еще немного времени – и все побережье моря, несомненно, будет представлять сплошное поселение. Сухумская епархия приобретает все большее и большее значение. В 1886 году деялся сюда первый русский епископ преосвященный Геннадий, и с того времени сколько здесь сделано! Теперь в епархии два больших мужских монастыря, два женских, 120 церквей, 104 прихода, до 110 церковных школ. В район епархии входят: богатый Новороссийск, Анапа, Гагры, Сухум; возрастают русские поселения.

Въезд владыки в Сухум совершился с обычною торжественностью. После встречи в соборе экзарх проследовал в покои преосвященнейшего Арсения. Вечером экзарх совершил в соборе всенощное бдение.

23 апреля, в день тезоименитства Государыни Императрицы, экзарх совершил литургию, за которой слово произнес протоиерей Иоанн Восторгов.

Вечером состоялось братское совещание архипастырей по различного рода вопросам, касающихся духовных и материальных нужд Сухумской епархии: о постановке миссионерского дела в Абхазии, о миссионерских библиотеках при церквах и школах, о введении миссионерского отдела в курс обучения во второклассной школе, о мерах против отступников, об открытии миссионерской семинарии в г. Сухуме, об учреждении в г. Тифлисе центральной типографии и свечного завода для экзархата и т. д.

24 апреля погода испортилась и помешала владыке осмотреть достопримечательности Сухума, такие русские культурные начинания, как сады Великого Князя Александра Михаиловича, гг. Рукавишникова и Ноева. В этот день экзарх посетил древний Драндский монастырь, отстоящий от Сухума верстах в двадцати. Драндский храм очень оригинальной архитектуры, с огромным, но низким куполом, в котором имеется 18 окон. Древность его несомненна, но век построения, за отсутствием надписей и других хронологических данных, определить трудно. Здесь прежде, до XVI века, жили епископы; затем храм запустел и восстановлен уже при русском владычестве с 1883 года. В настоящее время здесь благоустроенный русский монастырь, в котором насчитывается свыше 300 иноков; при монастыре имеется школа, в которой учатся русские, грузины, мингрельцы, болгары, молдаване.

Из монастыря владыка возвратился в Сухум и здесь принял трапезу в доме начальника Сухумского округа подполковник В. Н. Прогульбицкого. За трапезой, между прочим, местный археолог г. Чернявский, рассказывал много интересного о прошлом города Сухума (Диоскурий, Севастополис у греков), о котором упоминают Птоломей, Плиний и другие, о пребывании здесь Митридата, о христианских древностях города, многочисленных храмах и проч. На развалинах древнего Севастополиса турки в XVI веке устроили крепость Сухум, которая и перешла к русским в половине XIX в., после Восточной войны.

Из Сухума владыка на пароходе направился в гор. Поти, куда прибыл в ночь на 25 апреля. Утром экзарх посетил собор, церкви, школы, сделал визиты почетным лицам, посетил портовую часть и военную церковь, а также совершил закладку новостроящейся прогимназии, а затем отправился в помещение городской думы, где владыке, между прочим, показали модель предположенного к постройке в гор. Поти собора; проект его составлен А. И. Зеленко, строителем коммерческого училища в Москве и собора в С. Стефано. Постройка предположена из железобетона; архитектура – необыкновенно легкая, греческого типа; предположено во избежание сырости внутри покрыть стены пробкой; крышу предположено сделать из легкой марсельской черепицы, особой формы, по виду совершенно тожественной с древними византийскими. На постройку храма собрано в России добровольных пожертвований до 170 000 руб.

26 апреля экзарх прибыл в Ново-Сенаки. Здесь были осмотрены новостроящаяся церковь и местное министерское училище, в котором владыка присутствовал на двух уроках, данных по естественному методу. Учителя достигают в преподавании по этому методу удивительных результатов: ученики бойко, сознательно владеют русской речью, с интересом учатся; урок оживляется наглядными пособиями, постоянными вопросами, одиночными и общими ответами. Такой же успех по русскому языку и в местной начальной женской школе. Здесь же и церковная школа; учительницы, видимо, горят усердием к делу, но какая разница в усвоении русского языка: ученицы церковной школы идут при русском разговоре как бы ощупью, робко, неуверенно, – ясно, что в их уме в это время совершаются два, иногда и три параллельные процесса: мысль на родном – мингрельском языке, та же мысль по-грузински и та же мысль по-русски. Таковы неудобства и притупляющее значение переводного способа, особенно при одновременном изучении трех языков.

Как только вышел владыка из нормального училища, к нему подошел молодой князь Дадиани и в присутствии собравшегося народа стал что-то читать по бумажке. Владыка в недоумении слушал это чтение; оказалось – это та же просьба, что предъявлялась и в г. Поти – о сохранении грузинского языка в богослужении; очевидно, и сюда занесен тенденциозно освещенный и злонамеренными людьми распространяемый слух о замене грузинского языка в богослужении каким-то другим. Владыка, обратившись к окружающим, громко объяснил всю нелепость распространяемых слухов и пригласил князя Дадиани сопутствовать при посещении им духовного училища и церковной женской школы. Здесь владыка спрашивал учеников по церковно-грузински, а равно и по церковно-грузинскому пению, и везде ученики давали прекрасные ответы. В приготовительных классах на расспросы владыки ученики заявили, что когда они жили дома, в деревнях, то по-грузински ничего не понимали, потому что и народ не знает по-грузински, но что они обучались и обучаются грузинскому языку уже в духовном училище. Иное обнаружилось в женской церковной школе: многие из учениц и до поступления в школу понимали по-грузински, потому что проживать не в деревнях, а в самом местечке Ново-Сенаки, где грузинский язык очень распространен. Таким образом, князь Дадиани самолично убедился в том, что он сделался жертвой обмана со стороны непрошенных радетелей о богослужении.

Из Ново-Сенак архипастырь проехал в Теклятский женский монастырь, находящийся в горах, в 8 верстах от Ново-Сенак, недавно учрежденный. У самого монастыря владыке представился поселившийся в скиту недалеко от Ново-Сенак подвижник о. Алексий, пользующийся большим уважением в народе. Архипастырь обласкал его и пригласил с собой в обитель. Инокини переживали тяжелое горе: основательница монастыря игуменья Афанасия, личность замечательная в духовно-нравственном отношении, умерла около месяца назад при чрезвычайно печальных условиях. Игуменья заболела, и ей по ошибке вместо хины всыпали мышьяк; она скончалась в страшных мучениях. Владыка утешил сестер и отслужил панихиду на могиле почившей. Затем архипастырь подробно ознакомился с монастырской жизнью; особенно же обратил внимание на школу, на которую казна ежегодно отпускает 1 200 рублей. Владыка указал на заметный изъян в школе в воспитательном отношении – отсутствие утренних и вечерних молитв; в учебном отношении замечены недостатки в усвоении русского языка.

Из обители владыка возвратился в Ново-Сенаки и немедленно отправился в Мартвильский монастырь, знаменитый своей древностью, а также ризницей и библиотекой. На пути владыка остановился в местечке Старо-Сенаки, где помолился в древнем храме; к сожалению, храм оказался в большом небрежении, иконостас отсутствует. Архипастырь обратил на это внимание духовенства и прихожан; в ответ выступал какой-то пожилой мужчина и подал от имени прихода просьбу, составляющую повторение просьбы кн. Дадиани. Ясно, что злонамеренная пропаганда смуты идет из Поти и местного значения не имеет. Оказалось, что и подававший прошение от имени жителей Старо-Сенаки – сам не старосенакский житель. Владыка объяснил народу суть дела, указав, что дело касается только обучения русскому языку в школах; представители народа с радостью заявили, что они желают учить детей своих не по-грузински и не по- мингрельски, а только по-русски, потому что русский язык их детям всего нужнее, а родного языка они не забудут, потому что говорят на нем дома.

Далее на пути владыка посетил церковь Нокалакевскую. Говорят, крепость Нокалакеви на римских картах I века показана на берегу моря; теперь она отстоит от него на несколько десятков верст. Здесь – старинная неприступная крепость, отделяющая огромную гору тройным рядом стен; развалины их и теперь белеют между ветвями густо поросшего по склонам горы мелкого леса, а часть стены пересекает дорогу и спускается к реке. Церковь была построена в самой крепости, но не на вершине, а у подошвы горы; это весьма старинный храм, во всяком случае, он построен не позже VI века; стиль ее – чисто греческий, купол низкий. В правом приделе показывают местную святыню – могилу сорока мучеников Севастийских. Предание о погребении здесь мучеников восходит к глубокой древности и встречается в грузинских летописях X века. Сорок каменных кубиков на полу изображают равночисленный сонм погребенных мучеников.

Такая древность и такая святыня хранятся здесь! Трудно, однако, изобразить словами, в каком запустении и небрежности находится храм. В приходе 200 дым. прихожан, 60 дым. князей. Попечительство же церковное состоит из 3 человек, и оно не дает для храма ни одной копейки. Церковь – в грязи, все требует ремонта, колокольчик висит на дереве, рядом – разрушенная колокольня, которую восстановить ничего не стоит, потому что строительный материал на месте. И школа едва-едва влачит свое существование; учительница несколько месяцев не получает содержания... С чувством глубокой грусти оставил владыка древний чудный храм.

В Мартвили владыка прибыл поздно вечером. Монастырь расположен на высокой горе; к нему проведена колесная дорога. Редкий по красоте вид открывается с монастырской горы во все стороны – на реки, бегущие у подножия горы, и на всю равнину, расстилающуюся до моря; обилие растительности, чудный воздух безопасность от врагов на высокой горе, – все это сделало Мартвили местопребыванием одного из главнейших епископов западной Грузии, называвшегося чкондидели; епископ этот занимал с епископом Карталинским первое место после католикосов при короновании царей; он же замечателен тем, что обыкновенно, во время военных действий он первый выезжал с отрядом в бой и, благословив битву, возвращался потом в арриергард. Чкондидели считался покровителем всех занимающихся письмоводством; в Мартвили в древности были школы, процветала литература. Из чкондиделей перед приходом русских в край особенно замечателен преосвященный Антоний, отличавшийся замечательной преданностью и верностью России. В соседней Имеретии кипела в 1803 –1806 гг. смута, измена и клятвопреступления, заключались союзы одновременно и с русскими, и с турками; в Мингрелии же было спокойно, благодаря влиянию такого почтенного лица, как чкондидели Антоний. Говорят, название чкондидели произошло от росшего здесь громадного дуба, который служил в древности предметом религиозного почитания.

Храм монастырский выстроен, а, может быть, только перестроен в 908 г. абхазским царем Константином; стиль его – чисто греческий, симметрия частей удивительная; на стенах фрески XVII века, но это – сравнительно новая живопись: под обвалившейся штукатуркой видны более древние фрески с греческими надписями. Теперь монастырь в запустении; монахов не более 10; храм и другие постройки требуют ремонта. Во дворе выстроено прекрасное новое здание – архиерейские покои для летнего пребывания здесь епархиального епископа; дом выстроил преосвященный Григорий, бывший епископ Гурийско-Мингрельский.

Наутро владыка назначил архиерейское богослужение в Древнем монастырском храме (был воскресный день). С утра с окрестных селений стал стекаться народ к богослужению; к концу литургии церковь уже не вмещала молящихся. Владыка после литургии совершил торжественный крестный ход вокруг монастыря; видимо, на население произвело это большое впечатление, так как, по словам монахов, крестные ходы здесь никогда не совершались.

Затем архипастырь посетил двухклассную монастырскую школу ризницу, библиотеку, где хранятся замечательные древности: крест XVI века Баграта Куропалата, Моквинское евангелие рукописное 1300 года с замечательными миниатюрами, рукопись года, переписанная в Антиохии, миниатюрное евангелие, писанное на пергаменте от руки XVII в., редкий и особо замечательный словарь черкесского языка, писанный грузинскими буквами, древние облачения, сосуды, принадлежности архиерейского служения. Помещение ризницы сырое, неопрятное, рукописи хранятся в сундуках, не проветриваются, что при сырости помещения способствует, конечно, их гниению, описи всех этих сокровищ богословской и исторической науки не оказалось. Владыка приказал самые замечательные вещи поставить на особом столе и снять с них фотографию.

На обратном пути в Ново-Сенаки было посещено селение Мартвили, Харебский монастырь и село Бандза.

В селении Мартвили владыка убедился в справедливости одного донесения из Гурийско-Мингрельской епархии: в этом селении проживают 10 священников из соседних приходов; они получают жалованье, но в приход являются только по крайней необходимости. Это – величайшее зло в Закавказье, способствующее религиозному одичанию народа, вредное и в школьном отношении, потому что заведующий школой священник, не живя в приходе, только числится при школе и совершенно не руководит ею.

В Харебском монастыре владыке было показано множество святых мощей. Мощи эти, как и другие многие святыни, иконы, кресты и проч. принесены были в Грузию, как предполагают, не из Греции, а из церквей Востока, из Сирии, Палестины, Халдеи, во время гонений монголов и арабов. Действительно, мощей этих во всех древних церквях и монастырях Грузии великое множество. В Харебском монастыре погребен вышеупомянутый чкондидели преосвященный Антоний. Монастырь крайне беден, живет подаяниями и сборами, монахов нет и десяти. Отсюда владыка заехал в сел. Бандза, где находится второклассная школа.

Из Ново-Сенак выехали 28 апреля. Направляясь в Кутаис, экзарх остановился в Самтреди и посетил здесь временную железнодорожную церковь. Рабочие и служащие на вокзале заняты мыслью об устройстве постоянного храма. Архипастырь с горячим сочувствием отнесся к этой мысли: Закавказская дорога вообще сильно нуждается в увеличении церквей, церковных школ, возвышении пастырской деятельности духовенства. Потому масса железнодорожного рабочего люда и представляет здесь благоприятную почву для пропаганды всяких зловредных учений, что им нет противовеса в религиозном влиянии церкви. Владыка дал ряд указаний, как всего удобнее собирать необходимые средства на построение храма и как дешевле и поскорее выстроить самый храм. Отчисление 1% из жалования служащих на построение храма было бы мерой не обременительной и вполне целесообразной; эта мера одинаково применима и на железных дорогах, и в портовых городах, в таких, как Поти, Батум, Сухум и другие. Нет ничего хуже, как постоянная надежда при построении храмов или на казенный отпуск, или на сбор внутри России. В последнее время сборщики с Кавказа, и именно западной Грузии, особенно часто отправляются в Россию за пожертвованиями то на бедные церкви, то на бедные монастыри. Просят все – города и селения; богатые Поти и Кутаис просят наравне с деревнями. Заявления о бедности слышны везде; о бедности часто говорят люди, одетые в шелк, в местностях, где девушки и женщины одеты так богато, как не одеваются в России люди среднего достатка. Нужно сказать при этом, что и вообще население Закавказья, живя в богатой стране, возделывая не рожь, а виноград, имея прекрасный сбыт сельскохозяйственных произведений, несравненно богаче русских крестьян внутренних наших губерний. Таким образом, нельзя сказать, чтобы местное население не могло удовлетворять своим религиозным нуждам на свои собственные средства. Но и помимо этого, устроение храма без всяких жертв со стороны населения не приносит всей полноты добрых для него плодов в религиозно-нравственном и воспитательном отношениях: храм тогда не является своим, близким и кровным и понятным по понесенным трудам и лишениям.

По прибытии в Кутаис экзарх последовал в кафедральный собор, где для встречи собралось духовенство во главе с преосвященным Леонидом, который обратился к владыке-экзарху с приветственной речью.

Из собора, посетив епископа Леонида, экзарх выехал для обозрения духовно-учебных заведений города: духовного училища, семинарии и епархиального женского училища. Особенно внимательно владыка остановился на осмотре духовной семинарии. Семинария эта – учебное заведение сравнительно очень молодое; она открыта в конце 1894 года при экзархе Грузии Владимире и епископе Имеретинском Гаврииле для трех епархий западной Грузии: Имеретинской, Гурийско-Мингрельской и Сухумской. В семинарии 178 учеников почти сплошь туземцев. В соседней с семинарией приходской Петропавловской церкви, где были собраны, вследствие закрытия временной семинарской церкви, все воспитанники семинарии, архимандрит Сильвестр приветствовал экзарха речью.

Владыка-экзарх призывал воспитанников к борьбе с врагами Христа-Спасителя и Церкви Его, призывал их, как богословско подготовленных, к пастырскому служению, причем указал, что он нуждается в кандидатах священства-богословах и обещал давать священнические места и в Грузинской епархии.

Затем владыка посетил Петропавловскую церковно-приходскую школу, а в семинарии осмотрел временно-закрытую церковь и другие помещения семинарии и присутствовал на экзаменах в 6-м классе. Отсюда владыка отбыл в женское епархиальное училище и осмотрел находящееся недалеко отсюда новое место, предположенное к покупке для постройки семинарских зданий.

На послеобеденное время назначено было посещение Гелатского и Моцаметского монастырей, с осмотром их древностей и достопримечательностей. В Гелатском монастыре владыка выразил глубокое сожаление по поводу закрытия монастырской школы, помещавшейся в доме, пожертвованном монастырю приснопамятным Имеретинским епископом Гавриилом, а в обновленном Моцаметском поклонился мощам св. Давида и Константина, князей Аргветских. Из Моцаметского монастыря владыка проследовал на вокзал железной дороги и отбыл в Тифлис.

Путешествие архипастыря длилось две недели. Экзарх возвратился обогащенным впечатленьями и наблюдениями, лично и непосредственно ознакомленный с вверенным ему обширным экзархатом.

Источник: Полное собрание сочинений протоиерея Иоанна Восторгова : В 5-ти том. - Репр. изд. - Санкт-Петербург : Изд. «Царское Дело», 1995-1998. / Т. 4: Статьи по вопросам миссионерским, педагогическим и публицистическим (1887-1912 гг.). - 1995. - 654, IV с. - (Серия «Духовное возрождение Отечества»).