Любовь и усердие ко Господу
За что, братие мои, святые жены-мироносицы и праведный Иосиф с Никодимом удостоились столь великой чести, что память их празднственно совершается ныне Церковью, непосредственно после торжества в честь воскресения Господня? Не принимали ли они, в продолжение земной жизни Господа или по вознесении Его на небо, какого-либо особенного участия в великом деле служения Его в спасении рода человеческого? Но ни в Писании, ни в предании мы не находим о сем ничего, об одной только Марии Магдалине свидетельствует предание, что она соделалась впоследствии проповедницей Евангелия, подобно ученикам Господа, за что и получила название равноапостольной. Или, может быть, святые лица, ублажаемые ныне Церковью, отличались каким-либо особенным разумением тайн Царствия Божия, или особенным обилием дарований духовных? Нисколько не видно из Евангельской истории и сего; святому Никодиму, напротив, сказано было прямо: «ты еси учитель Израилев, и сих ли не веси» (Ин. 3:10), и слова сии доселе остаются в Евангелии, к нашему назиданию. Наконец, может быть, празднуемые ныне святые лица отличались хотя бы постоянным пребыванием с Господом, то есть слушали все Его беседы, присутствовали при всех Его чудесах, участвовали во всех нуждах и лишениях, разделяли все труды и опасности Его служения? И сего нельзя сказать по Евангелию, ибо мы видим только раз, как Никодим приходит слушать учение Спасителя, и то ночью, «страха ради иудейска» (Ин. 19:38). О святых женах-мироносицах сказано более – что они «идоша по Иисусе от Галилеи» (Мф. 27:55), «служаху Ему от имений своих» (Лк. 8:3); но сие хождение отнюдь не было постоянным; служение жен Господу от имений своих также не всегда совершалось. Иначе не было бы нужды спрашивать однажды Господу учеников: «чем купим хлебы» (Ин. 6:5); тем паче не было бы нужды, в другом случае, прибегать к чудесной ловле рыбы, дабы из уст ее взять статир для уплаты подати на храм (Мф. 17:27).
Что же, повторяю, могло обратить внимание Церкви на святых жен-мироносиц и на праведного Иосифа с Никодимом до того, что память их почтена особенным празднеством, непосредственно после празднества воскресения Господа?.. Их любовь и усердие ко Господу Иисусу, обнаружившееся самым простым образом. В Иосифе – это великодушное дерзновение, с коим он просил тело Иисуса на погребение у Пилата, и уступил Погребаемому свой собственный гроб; в Никодиме – это дружеское усердие, с коим он принес такое множество драгоценных ароматов и убрусов на погребение Учителя; в святых женах-мироносицах – это их мужественное присутствие у Креста Иисусова на Голгофе, их участие с Иосифом и Никодимом в Его погребении и, наконец, их утреннее путешествие ко гробу Жизнодавца с ароматами и миром для помазания Пречистого Тела Его. Вот подвиги святых лиц, ублажаемых ныне Церковью! Без сомнения, они не остановились на них, пошли далее в вере и смирении, взошли выше – в любви и самоотвержении и, может быть, достигли высоты и чистоты Ангельской. Но Святая Церковь, оставляя все прочие совершенства их, указывает в лице их не на другие качества и добродетели, а на те самые, кои указаны нами выше. И нельзя сказать, чтобы Церковь простерла благодарность свою к ним за пределы, когда за таковые, очень простые, по-видимому, добродетели так торжественно воспоминает их память ныне; нет, она последовала в сем случае примеру Самого Господа, ибо кому Он по воскресении Своем явился первее? Не апостолам, а святым женам, кои шли к Нему с миром. И еще прежде смерти Своей, на вечери, в дому Симона прокаженного, когда Мария, сестра Лазарева, возливала на ноги Его миро, и когда Иуда коварно жалел о сем мире, Он сказал в одобрение ее, что она «дело… добро содела», и что «идеже аще проповедано будет Евангелие сие во всем мире, речется и еже сотвори сия, в память ея» (Мф. 26:10,13). Святая Церковь приводит ныне в исполнение сие пророчество и вместе повеление, делая посредством настоящего празднества известным всему миру усердие святых жен-мироносиц и благочестивых погребателей тела Иисусова.
Для чего она делает известным это всему миру? Во-первых, в благодарность им за то, что они послужили Господу в то время, как Он был всеми оставлен, самыми учениками Своими; а, во-вторых, для того, чтобы примером благообразного Иосифа и святых жен возбудить и в нас подобное же усердие ко Господу и Спасителю нашему. Ибо, хотя Господь наш, по воскресении своем, вознесся, как известно, на небо, воссел одесную Бога Отца и посему не имеет никакой нужды в помощи от нас, в наших дарах и приношениях, но, с другой стороны, Сей же Самый Господь наш благоволил паки обретаться между нами чувственно, в наших храмах, в Таинстве Тела и Крови Своея, и, обретаясь таким образом, благоволит подлежать паки лишениям и нуждам, подобно тому как Он подлежал им некогда в вертепе Вифлеемском и в вертограде Иосифовом. Для Него нужны бывают при сем и «горница устланная» (Мк. 14:15) для вечери, и Плащаница для покрытия Пречистого Тела, и гроб для погребения. Все сие могли бы устроить для Него в наших храмах Херувимы и Серафимы, выну присутствующие при священнодействиях; но Он не благоволит принимать от них сего служения; предоставляет честь сию нам, коих Он искупил Своею Кровью, и во спасение коих снова приносится в Бескровную Жертву. О исполнении сей-то священной обязанности Святая Церковь напоминает всем и каждому нынешним празднеством. Ублажая праведного Иосифа с Никодимом, она как бы так говорит всем мужам: «Смотрите, подражайте их усердию; не щадите для Господа временных стяжаний ваших, не опускайте драгоценных случаев оказать помощь и услугу Тому, Кто за чашу студеной воды, поданной во имя Его, обещал мзду в Царствии». Прославляя святых жен-мироносиц, Святая Церковь как бы так говорит всем женам христианским: «Смотрите, не забывайте их благого примера, употребляйте и вы избытки своих стяжаний не столько на украшение самих себя, сколько на служение Богу и Церкви, на дела благочестия и любви христианской».
Что урок сей слышится и приемлется многими, что мудрое намерение Святой Церкви в нынешнем празднестве продолжает достигаться и ныне, как во времена древние, – свидетели сего многие из наших храмов, кои и существованием и благолепием своим обязаны не другому чему, как усердию и щедродательности душ христолюбивых. Нельзя видеть без особенного умиления, как многие из людей самых бедных жертвуют, подобно Евангельской вдовице, едва не из последнего лепту на потребу храмов Божиих. Мир и благословение вам, души добрые и простые, от лица воскресшего Господа! Вы среди мрака ночного освещаете лик вашего Спасителя и святых угодников Его, на иконных изображениях; Он, Преблагий, ознаменует свет лица Своего на вас, когда вы будете идти мраком сени смертной. Вы приносите благовонный фимиам для воскурения пред святым алтарем Его; Он удалит от вас действие тли смертной, окружающей нас во гробе. Вы прикрываете Его наготу в храмах, Он покроет вас ризой заслуг Своих в то время, когда вы будете стоять на Суде всемирном. Только не останавливайтесь, добрые души, на дарах, вами приносимых, и не говорите с фарисеем: «десятину даю всего елико притяжу» (Лк. 18:12), а старайтесь и сами себя, то есть и сердца ваши, уготовлять в «жертву живу… благоугодну Богови» (Рим. 12:1).
Служа таким образом к радости тех из нас, кои подобно Иосифу и святым женам умеют служить Господу от имений своих, настоящее празднество, в то же время, должно вразумить тех, кои, имея всю возможность оказывать Господу своему подобные услуги, небрегут о сем под разными предлогами. Какие это предлоги? Самый главный из них, сколько случалось слышать, тот, что Господь требует нашего сердца, а не даров, что истинная жертва Богу – дух сокрушен и сердце смиренно и уничиженно. Так! Этого первее всего требует от нас Господь наш, ибо не за вещественными дарами, а за сердцем нашим сошел Он с неба и взошел на Крест; но разве внешние дела любви и усердие к Святой Церкви препятствуют иметь таковой дух и такое сердце? От сего-то духа и сердца и проистекают таковые дела, так что недостаток их редко, очень редко не свидетельствует о том, что сего благого духа и сего драгоценного сердца нет у нас. В самом деле, что же это за дух сокрушен, который, воздвигая для жительства своего чертоги царские, спокойно допускает до падения стоящий в стороне их храм Божий? Что это за сердце смиренное, которое при всей нечистоте своей почитает себя столь драгоценным, что вместо всех других даров дерзает одного себя гордо класть на Престол Божий? Если есть в таком человеке какое-либо внутреннее сокрушение, то едва ли не то, которое состоит из развалин внутреннего храма Божия, из самых бедных остатков совести и чувства христианского. Если есть в сем случае и какое-либо смирение внутреннее, то разве подобное тому, которое обнаружил в Евангельской притче раб лукавый, когда вместо лихвы от таланта, ему вверенного, представлял боязнь свою не погубить его, употребив в дело. Нет, те, кои действительно имели дух сокрушен и сердце смиренно, те поступали иначе; они, подобно Давиду, стыдились и вменяли себе в грех, что им, по обстоятельствам, доводилось жить в домах кедровых, когда ковчег завета оставался под шатром, и принимали все возможные меры, чтобы прекратить сие неприличие. Справедливо, что «истинныи поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною» (Ин. 4:23), и что такое поклонение может совершаться на всяком месте, а не в одних храмах; но, памятуя сие, мы не должны забывать и того, что Сам Спаситель, Который заповедал нам сие поклонение духом, никогда не пренебрегал храмом Иерусалимским и, во время пребывания Своего в Иерусалиме, нигде так часто не бывал, как в сем храме. Видел Он все богатые украшения сего храма, и ни разу не произнес осуждения на украшавших; напротив, похвалил усердие вдовицы, принесшей в дар храму две лепты. После сего можно ли позволить себе холодность к состоянию храмов Божиих! Святые Таинства веры очевидно не могли избрать себе в обиталище наши жилища; для них необходимо святилище; но для святилища, в свою чреду, необходима чистота, удобность, благолепие священное. Вы же сами, кои хотели бы ограничиться поклонением Богу духом и истиной, и под сим предлогом уволить себя от усердия в пользу храмов Божиих, вы же сами останетесь ли покойны в духе, если под вами начнет шататься от ветхости помост храма, или если над главами вашими не будет прочного покрова, защищающего вас от перемен воздушных? Напротив, вы первые требуете от храмов не только удобства, но и всего благолепия священного. Перестаньте же быть в разногласии сами с собой; воодушевитесь духом благочестия, не на одних словах, а на самом деле, и вы не будете более безчувственными свидетелями ветхости и наготы храмов Божиих, действительно проникнитесь той истиной, коей требует Спаситель от поклоняющихся Отцу Его, и сия истина откроет вам очи и покажет, как далеки вы от исполнения своего долга. Ибо то ли истина, когда в ваших домах все блистает светом искусственным, и ночь претворяется в день, а в храмах Господних не будет света перед иконой Спасителя и Матери Его? То ли истина, когда вы предстоите святилищу в богатых одеждах, для коих материалы собраны со всех краев света, а Спаситель ваш должен исходить пред вас в Пречистых Тайнах Своих едва-едва покровенным одеждой, и притом ветхой и малоценной? То ли истина, когда вы принимаете от Него в храме самое Пречистое Тело и Кровь Его, а свое усердие к Нему ограничиваете теми малыми лептами, кои подаете обыкновенно самому последнему из нищих!
Преследуемые таким образом истиной за свою холодность и неусердие к храмам, некоторые думают укрыться под кровом человеколюбия. Чем жертвовать на мертвые храмы, лучше, говорят они, употребить избыток имуществ своих на вспоможение живым храмам, то есть меньшей братии Христовой, – бедным. Дал бы Господь, чтобы те, кои говорят или думают таким образом, и поступали точно так, как говорят! Премилосердный Спаситель наш и ныне отказался бы от всего в пользу тех, за коих Он пролил Кровь Свою; остался бы нагим и алчным, только бы они все были одеты и насыщены. Но есть немало причин думать, что подобное человеколюбие остается на одних устах и составляет только предлог.
Впрочем, допустим его во всей силе и спросим сих благотворителей человечества, зачем они хотят быть благотворителями только одних членов тела, и оставляют без помощи Главу? Ибо Спаситель, как мы заметили уже, и теперь подлежит лишениям и нуждам, находясь Пречистыми Тайнами Своими в наших храмах. В продолжение земной жизни Своей Он был по плоти всегда в одном только месте, а ныне присутствует в каждом храме; везде посему нужен для Него кров, везде потребна одежда. Присутствуя на земле лично, Он окружен был чудесами, кои возвышали лицо Его, и, несмотря на окружавшую Его бедность, делали Его предметом уважения для всех. Теперь, во храмах, окрест Его нет видимых чудес, посему необходимо и внешнее благолепие для выражения внутреннего величия Таинств. И мы, последователи и члены Тела Его, откажем Ему в сей необходимой услуге?.. Откажем под тем предлогом, что вся милость и усердие наше к Нему истощены на Его меньшую братию? Есть ли в сем случае хотя капля искренности? А если мы действительно искренни в сем случае, то – да будет позволено сказать – уж слишком неразумны, воображая напрасно, что услуга Церкви не есть услуга человечеству. Ибо разве ближний наш состоит из одного тела, а не и души вместе? Разве он имеет нужду в одной одежде, хлебе и крови и не нуждается в храме, в богослужении и Таинствах? Как же, оказывая ему милость по плоти, не оказывать ему же тем паче милости по духу, доставив ему возможность бывать как можно чаще во храме, поучаться там словом Божиим, услаждаться зрением священнодействий? Здесь, во храмах, воздвигнутых или украшенных нашим усердием, бедняк найдет то, чего мы не можем доставить ему со всеми нашими пособиями, то есть пищу своему сердцу, освящение благодатью Святаго Духа. Даже самая вещественная помощь на нужды телесные нигде так удобно не приобретается бедностью, как при храмах, ибо нигде так не разверзается ни сердце, ни рука на подаяние милостыни бедным, как в храмах, после богослужения. Аминь.
