Христианские кончины. Предсмертная вспышка веры
Федя! Радости моей нет предела, и все это ради беспредельного милосердия Божия…
Известный московский профессор-хирург Ф. И. Синицын сообщил об одном друге своей юности, сокурснике-студенте, следующее.
«Этот юноша, – говорил Синицын, – по душе своей во всех отношениях был идеальным человеком, добрым и милостивым. Но он проявлял полнейшее неверие в Бога. На этой почве у меня много раз бывал с ним горячий спор. Друг мой был слабого здоровья. У него быстро развивалась чахотка, и он таял не по дням, а по часам. Я видел это, и сердце мое разрывалось на части от скорби, что юноша умрет в неверии. У меня оставалась лишь одна надежда на помощь Божию. Я и сам лично стал молиться за него усиленно и просил знакомых священников совершать о нем молитву. Помощь Божия вскоре посетила душу моего умирающего друга.
Врач, лечивший больного, сообщил мне, что друг мой безнадежен и что жизни ему осталось два-три дня. Находясь неотлучно при юноше, я выбрал минуту, когда он был спокоен, призвал на помощь Господа и стал просить его, чтобы он примирился с Богом покаянием и приобщился бы Святых Христовых Таин. Просьба моя, видимо, на него подействовала неприятно, и он нервно сказал мне: “Оставь меня в покое и больше мне об этом не говори!” Скорбь моя о нем была настолько сильна, что я был готов идти на все жертвы, чтобы спасти друга, который уходил из жизни в отчуждении от Бога. Я не мог выдержать этой скорби и заплакал. Видя мои слезы, он стал меня успокаивать. Я же, чувствуя, что он смягчился, опустился перед ним на колени и воскликнул: “Коля, друг мой! Ты ведь знаешь мою беспредельную дружескую любовь к тебе. Прошу тебя, ради этой любви и дружбы обрадуй меня! Не смею более просить тебя о приобщении Святых Христовых Таин, если не вмещает этого душа твоя. Но хотя бы ради нашей святой дружбы покайся пред Богом при посредничестве духовного отца как свидетеля твоего покаяния пред Богом”. Немного подумав, он ответил, что во имя нашей дружбы всей душой желает сделать мне приятное и готов исполнить мою просьбу.
Радости моей не было предела. Тотчас же был приглашен больничный священник, который сумел пастырской любовью разъяснить умирающему значение Таинства Святого Покаяния. По мере своего искреннего раскаяния и сознания своей виновности пред Богом больной, видимо, все более и более смягчался сердцем. Наконец он заплакал, потом зарыдал и воскликнул: “Теперь я вижу и сознаю свою вину пред Богом. Прошу вас, батюшка, если вы найдете возможным, ради милосердия Божия, удостойте меня причащения Святых Христовых Таин”.
После исповеди священник пригласил всех желающих войти к больному и присутствовать при его приобщении. Когда тот принял Святые Таины, на лице его отразились радость и блаженство. Я подошел поздравить его. Он от избытка радости хотел поцеловать мою руку, но я убедил его не делать этого как имеющего в себе Господа, говоря, что и уста его святы, и я недостоин того. Тогда он с чувством глубокого смирения обратился ко мне и сказал: “Федя, если бы ты знал, как я несказанно счастлив! Радости моей нет границ. И все это ради беспредельного милосердия Божия и твоей истинно святой дружбы, благодарю тебя от всей души! Последняя моя к тебе просьба, дорогой друг: пока еще священник здесь, попроси его, чтобы он совершил надо мною Святое Таинство Елеосвящения”.
Болящий видимо слабел. На протяжении всего Таинства Елеосвящения он был в полной памяти и с умилением внимал каждому слову священника. По окончании Таинства он со всеми простился и, впав в забытье, с улыбкой на устах тихо-тихо скончался, как бы уснув мирным сном».
