Историзм как основание благовестия Лк.
Таково учение о спасении в Лк. Оно представляет существенно новый аспект спасения, сравнительно с учением Мф. и Мк. Этот новый аспект должен быть поставлен в связь с потребностями читателей. Он отвечает и месту Лк. в историческом развитии новозаветного откровения. Но благовестие спасения получает в Лк. и нарочитое обоснование, тоже связанное с условиями его написания. Обоснование было необходимо. Мк., в котором его составитель, сотрудник и Павла, и Петра, запечатлел Петрово благовестие язычникам, обоснования спасения не давало. Оно и не могло его давать, будучи кратким благовестием победы. Обоснование предлагалось в Мф. Но Мф. возникло в среде иудейской. Его первые читатели были иерусалимские иудеохристиане. На них и было рассчитано обоснование благовестия на Ветхом Завете и его мессианских обетованиях. Языческим читателям Лк. это обоснование благовестия ничего не говорило. Принимая в соображение, что социальный вопрос в Римской империи отличался значительной остротой, особое внимание Луки к социальной неправде как источнику страдания должно было встретить отклик со стороны его читателей. Но усиленный интерес к социальному вопросу не может быть понимаем, как обоснование благовестия. Под благовестие спасения Лука подводит в своём Евангелии основание, которое мы могли бы условно определить как основание историческое.
Мы, наконец, подошли вплотную к вопросу о цели Лк., которой определяется его своеобразие сравнительно с первыми двумя синоптиками. Лука её ставит сам в тех вступительных стихах, которыми начинается Евангелие (Лк.1:1–4). Упомянув о трудах своих предшественников, он отмечает предпринятое им тщательное исследование. Речь идет о работе над источниками. В числе этих источников были, как мы уже указали, и первые два синоптика. Работа над источниками свойственна историку. Но труд историка ею не исчерпывается. Историческая задача, которую мы вправе приписать Луке, выражается, прежде всего, в его решении изложить события земного служения Христова в их хронологической последовательности. Это понимание καθεξῆς («по порядку», Лк.1:3), разделяемое, надо признать, не всеми современными учеными, подтверждается теми наблюдениями, с которых мы начали наше знакомство с Лк. Разложение системы Мф., оттеняющее значение Страстей, должно служить и целям хронологической точности. Поучения Христовы, отнесённые к их историческому контексту, позволяют судить о последовательном раскрытии учения, а исторические события, в их хронологическом порядке, дают правильное представление о развитии отношений. Так, например, в отличие от Мк. (ср. Мк.1:16–45), евангелист Лука ставит призвание первых учеников (Лк.5:1–11) не прежде, а после первых чудес (Лк.4:31–44). В этой последовательности событий, впечатление, произведенное первыми чудесами, вполне объясняет ту готовность, с которой идут за Господом услышавшие Его призыв. Хронологической точности служат и те исторические координаты (Лк.3:1–2), которыми, в духе древних пророков, вводится повествование о служении Предтечи и которые косвенно относятся и к общественному служению Христову. Всякая хронология нуждается в точной исходной точке. Такое значение – во всяком случае, для современников евангелиста – имели и хронологические координаты Лк.3:1–2, хотя нельзя не признать, что в дальнейшем продолжительность отдельных периодов евангельской истории и разделяющих их промежутков времени остается не отмеченной, и Лк. не даёт основания для заключения, сколько лет – или месяцев? – посвятил Господь Своему общественному служению. Если разложением системы Мф. достигалось ударение на Страстях, то и это ударение может быть также поставлено в связь с историческим интересом Луки, поскольку оно сообщало единство его исторической концепции.
История предполагает точность. Лука, несомненно, заботился о точности. Человеческое родословие Иисуса Христа (Лк.3:23–38) возводит Его через Иосифа к Адаму и к Богу. Оговорка ὡς ἐνομίζετο («как думали»), которой начинается родословие, относится не только к Его происхождению от Иосифа, но и ко всему ряду предков, до Бога, создавшего Адама, включительно. Внешние наблюдатели согласны были считать Иисуса Сыном Божиим в том смысле, в каком каждый человек, направляющий свою жизнь в согласии с волей Божией, может именоваться Его сыном. Для современников, смотревших извне, Иисус был великим праведником – и только. Отрицая это понимание, Лука – отрицанием – оттеняет другое, то, которое вытекает из предложенного им повествования о Рождестве и запечатлевается Отчим гласом при Крещении (ср. 1–3:22): Иисус есть Сын Божий, как зачатый Девой наитием Святого Духа. Богосыновство Христово – единственное и неповторимое. Тем самым понятие «Сын Божий» в приложении к Нему получает точное определение – и положительное, и отрицательное. Лука отправляется от согласного убеждения хранителей древнего предания и своего учителя Павла в Богосыновнем достоинстве Христовом и старается догматически точно осмыслить это убеждение.
