Слово святителя Феофана Затворника в день памяти преподобного Варлаама Хутынского

Путь духовного преуспеяния в примере святого Варлаама Хутынского.

Частный и светоносный, 

Преподобие, твой праздник 

исполнен радости и веселия 

духовнаго. Темже, сошедшеся, 

монахов множества и 

христоименитии людие,

любовию восхваляюще, блажим 

Божественные деяния твоя, яко 

бо крин, во удоли процвел еси, 

и благоухавши душевная наша 

чувства, Варлааме отче наш!

Стихира на стиховне

В Церкви Божией каждый день благочестивому вниманию предлагается один или несколько примеров, как люди, верные Господу до смерти, подвизались в служении ему, каких удостаивались дарований здесь и какою увенчаны славою на небе. Так устроил Господь в Церкви Своей для того, чтоб у нас, плавающих в волнах житейских попечений, не терялась из вида благоотишная в конце плавания пристань и не погасала в сердце надежда когда-нибудь благополучно войти в нее для того, чтоб из разных путей, ведущих к одному граду, Иерусалиму небесному, всякий при сем мог избрать путь по сердцу своему, своим силам и своему состоянию, и особенно для того, чтоб постоянно поддерживалась ревность к благочестивой жизни, неизбежно слабеющая среди забот, и между христианами разливалось веселие духовное чрез соуслаждение чистой и высокой святости, сияющей в мужах Божиих. Потому непременный долг наш, братие, вникать в жизнь святых и каждого дня, тем паче в жизнь святых, нарочито празднуемых, и тем паче ныне и здесь, куда собрал нас преподобный и Богоносный отец наш Варлаам, предлагая нам Богоугодные деяния свои и ими благоухая душевные наши чувства, как поется в церковных песнях: Честный и светоносный, Преподобие, твой праздник... и прочее. Вступим же, братие, вниманием и любовью в сей духовный сад добродетелей и открытыми чувствами души будем воспринимать их спасительное благоухание!

1. Преподобный отец наш Варлаам, так пишется в житии его, «благочестивыми родителями своими воспитан бысть в добром наказании и Божественным книгам научися, и еще юн сый многолетних старец разумом превзыде; играний же и смехотворных слов, детем обычных, не любляше; к сему же воздержание стяжав, не ядяше сластных брашен отнюдь». Такое благочестие, такая крепость духа еще в юных летах! И вот свидетельство, что благодать крещения может быть сохранена во всей чистоте и силе, свидетельство, что твердое основание благочестия полагается еще в первые лета жизни благочестием родителей, добрым наказанием из Божественных книг, воздержанием от сластей и удалением от играний и смехотворных слов, детям обычных.

В крещении полагается начало благодатной жизни. Благочестие родителей то же для нее, что теплота земли для посеянного в нее семени. Оно первое возгревает дар Божий, первое приводит его в движение, первое укореняет его в душе, как и первые ростки развиваются из семени одною теплотой земли. Родители объемлют дитя любовью, дитя сердцем как бы теряется и исчезает в родителях, а при этом живом общении дух благочестия так же естественно перельется в душу дитяти, как естественно теплота из одной вещи переходит в другую при их соприкосновении.

Из первых ветвей семянного ростка одни углубляются в землю и тянут из нее влажность, другие пробиваются наружу и всасывают животворные стихии воздуха. Это пища растения. Душа дитяти — точно как молодой стеблик, только что вышедший из-под земли. Ему нужна пища, ему нужно все принимать в себя отвне, чтобы расти. Как благовременно напитывать его еще и теперь водами благочестия, как благовременно освятить его добрым наказанием из Божественных книг! Первая пища, говорят, полагает основу настроению телесному,— и первые внушения, первые наставления дадут решительное направление душе на всю жизнь. Живое слово из уст родителей, а тем более действенное слово Божие исполнит его чистое сердце всяким добром, которое не забудется потом во всю жизнь.

Юное растение ограждают, чтоб нога невнимательного не подавила его, и далеко около него раздирают землю, чтоб больше росы и дождя проходило к его корням. Ограда для возникающей благодатной жизни есть удаление от играний и смехотворных слов, а удобнейший к ее корню проход доброму наказанию, как духовным росе и дождю, пролагает воздержание от сластных яств. Воздержание извлекает душу от связности телом и, возвышая над ним, предает полному влиянию добрых внушений и чувств, кои укрепляют ее, а чрез нее и тело. Напротив, чрез невоздержание дух глубже и глубже погружается в плоть, землянеет и мертвеет. Благодатная жизнь погасает так же неизбежно, как гаснет неизбежно свеча в подземелье. Лета детства суть лета резвости — естественная потребность раскрывающейся телесной жизни и первых порывов душевной деятельности. Там, где сокращают ее и содержат в строгих пределах, дитя привыкает к уединению и вниманию, к покорности и гибкости характера, но резвость неумеряемая крадет все доброе из невинного сердца дитяти, как ветр разносит или птица зобает семя, посеянное при пути. Порезвившееся дитя возвращается невнимательным, рассеянным, своевольным, чем дальше, тем больше умаляется прежняя доброта, а на место поселяется все недоброе, что услышано и увидено; новые внушения уже не доходят до сердца, принимаются слегка, мимоходом, — и доброе слово день от дня теряет свою силу и свое влияние на его душу. В сердце заходит прилежное помышление на злое, окраденное дитя само оплакивает дорогую потерю грустным плачем пред сном и после сна, незнать почему и незнать о чем.

Вот путь к сохранению благодати крещения, и путь такой простой и удобоприложимый! Если возрастные, входя в себя самих, находят лишь семена зла, укоренившиеся уже и возросшие, то это не значит, чтоб в крещении не нисходила на них благодать. Нет, она и теперь в них, но только как искра под пеплом, как ключ в юдоли, глубоко закиданный всякого рода нечистотами, и их душа, как поле, оставленное естественной растительности, на котором не была рука делателя, на которое не падало доброе и очищенное семя, возрастила одни дикие и горькие прозябения порока. Родится ли желание снова очищать сию землю? Достанет ли сил снова углубляться до источника? Придет ли воодушевление сеять пепел и возгревать погасающую искру? Но дар благодати нераскаян — он перейдет с нами и в другую жизнь и там довершит окончательный над нами приговор пред престолом Божиим. И надежда, и страх! О когда бы возвратилась к нам и вселилась в сердце наше первая благодать, ибо лучше ли, после суетных скорбей и мучений, оплакивать сию потерю чрез целую вечность!

2. Под добрым и благочестивым воспитанием в сердце Преподобного образовались и укрепились с ранних лет святые убеждения и добрые расположения, на которых утверждалась и из которых исходила вся его последующая жизнь, блаженная и многоплодная. Еще в отрочестве он сердцем признавал, что цель нашей жизни не в ней самой, что главное дело наше есть «Богоугождение в Господе нашем Иисусе Христе, что все удовольствия, все сокровища и преимущества здешние — погрешение и пагуба. Брашно и питие, говорил он родителям, не поставляет нас пред Богом, а токмо пост и молитва. Вспомните притом, сколько людей со времени праотца нашего Адама приходило в свет, и не все ли они померли и смешались с перстию? Не то же ли говорит и Пророк: суете человек уподобися: дине его яко сень преходят. И только добрым житием Богу угодившие и из любви ко Христу мира отрекшиеся получили Царствие Небесное». Такие расположения, созревшие еще в отрочестве, воодушевляли Преподобного во всю его многотрудную жизнь, служили охранительным оплотом от всех искушений и преткновений. Какое спасительное наставление для жизни! Река жизни нашей пересекается волнистою полосою юности. Это время воскипения телесно-душевной жизни. Тихо живет дитя и отрок, мало быстрых порывов у мужа, почтенные седины возвращаются к покою; одна юность кипит жизнью. Воспламенения страстей, увлечение чувств, соблазнительная сомнительность — это три подводных камня, кои мудро должен миновать искусный плаватель. Но не сохраниться и кораблю от разрушения, если плаватель с ранних лет не стяжал богатства святых чувств и расположений. Это единственно надежный якорь в сем волнении, единственная прохладительная роса в сем огне. Ибо когда своеволие юношеской мысли на все кидает тень сомнения, когда сильно тревожат возбуждения страстей, когда вся душа наполняется искусительными помыслами и движениями, — кто подаст тогда юноше руку помощи, если из сердца не выйдет голос за истину, за добро и чистоту; а он не выйдет, если сердце заранее не вкусило, сколь благо все чистое и святое. Советы совне не помогут, ибо к чему тогда привить их в душе? Юноша живет сам по себе, и кто исследит все движения и уклонения его сердца? Что брожение вскисающей жидкости, что движения стихий в химической смеси, то сердце юноши: все потребности природы в живом возбуждении, а за чистоту и святость стоят только добрые расположения, стяжанные в ранние лета. От их силы и крепости зависит то, каким кто выходит из лет юношеских. Отсюда идут два решительных порядка людей: одни сияют добротой и благородством, другие омрачены нечестием и развратом, и третий, средний — смесь добра со злом, коих подобие — головня из огня, кои склоняются то на добро, то на зло, как испорченные часы то идут верно, то бегут или отстают.

3. Стяжав сокровище духовного разума и святых чувств, преподобный и Богоносный отец наш Варлаам оставляет все и устремляется на многотрудные подвиги. И какие подвиги! Здесь его вериги, коими он стяжевал себе свободу духа, здесь его честная власяница — залог неизреченного веселия и светоносного венчания. Святая Церковь ублажает его непрестанную молитву, нощные стояния, слезные потоки, изнурение плоти постом и бдением, пустынное озлобление, красот мира возненавидение, славы мимотекущей и богатства ничтожного. Вся жизнь Преподобного — теснота, скорбь, труды и притом самостеснение, самоозлобление, самоутруждение. Если Преподобный, и сохранив первую чистоту, так строго подвизается, то тем ревностнее должно вступить в подвиги тем, кои имели несчастие каким-нибудь образом затмить ее. Не терявший ищет, тем более сие прилично потерявшему; не падавший напрягается, тем более необходимо это для восстающего; победитель бодрствует, тем обязательнее это для побеждаемого. И если людей только два класса, то подвижничество, строгая к себе и бдительная жизнь есть неизбежный долг всякого. Потому во вред себе и во свидетельство против себя мы отклоняем мысль и отвращаем сердце от подвигов ради спасения. Это общая всем нам заповедь Владыки нашего и Господа. Не некоторым только, а всем заповедано трезвиться и бодрствовать, препоясывать чресла помышлений, утотовлять души свои во искушения, многими скорбми и тесным путем нудиться в Царствие. Да и как без брани, без труда и подвига? Плоть воюет на дух, из сердца постоянно исходят помышления злые, грех, как елей, проник весь состав наш и во удех наших противовоюет закону ума. Как без бдительной строгости, когда со всех сторон мы окружены соблазнами, изменами, злом? В Царствие ведет один узкий путь, и им идут одни подвизающиеся. Без подвига нет венцов. Надежда на них не суетна только у того, кто, подобно апостолу Павлу, в конце жизни может исповедать пред лицом Бога и людей: подвигом добрым подвизался, течение скончах, веру соблюдох (2Тим.4:7).

4. Пред смертью душа и тело отдают человеку то, что он полагал в них в продолжение жизни. Это минуты, в кои раскрываются самые сокровенные глубины сердца, самые коренные возбудители его чувств, желаний и дел. Вся душа превращается при сем в господствующее расположение или склонность; здесь опадают все личины, человек пред собою и пред людьми открывается таким, каков есть. Приближимся мысленно к одру преподобного и Богоносного отца нашего Варлаама, внемлем последним его словам, последним движениям его сердца на земле. Они укажут нам, чем дышал он во всю жизнь, что воодушевляло его на всех путях. «Се отхожу,— говорил он собравшимся братиям, — вас же предаю Богу, и Господь наш Иисус Христос да сохранит и утвердит вас в любви. Если я обрету благодать пред Ним, буду молитвенник ваш, точию любовь да будет между вами». В час смерти у Преподобного одно в сердце — Богу преданная любовь, а между тем в жизни видны были одни скорби, озлобления, труды, и под сим- то суровым покровом зрел благий, тихий и Боголюбезный дух любви. Так, братие, многоценно и многосильно подвижничество; но оно средство, а не цель. Под ним должен скрываться, зреть и укрепляться дух истинной жизни во Христе Иисусе, Который есть любовь. Где нет любви, там все дела, все услуги и труды ничто, там царствует безжизненная мертвенность. Не любяй... в смерти пребывает, говорит святой апостол и евангелист Иоанн Богослов (2Ин.3:14), а апостол Павел уничижает все добро, все отличия духовные, если при них нет любви (1Кор.13), и в одной любви совмещает все совершенства. Все отпадает, даже вера и надежда, — одна любовь пребудет во веки.

Блаженный путь к наследию небесному, чистый и святой от рождения до смерти, показал нам преподобный и Богоносный отец наш Варлаам. Он начинается еще в детстве благочестием родителей, добрым наказанием из книг Божественных, удалением от игр отроческих, воздержанием, проходит без уклонения на десно и шуе чрез лета юности помощью святых чувств, расположений и убеждений, стяжанных в ранние лета, богатит подвигами самоотвержения мужа и приводит к совершенному успокоению в Богопреданной любви в последние лета. Возжелаем его и помолимся о том к преподобному и Богоносному отцу нашему Варлааму. Он теперь среди нас с полною сокровищницею духовных дарований, и именно тех, о коих ревновал в продолжение жизни. Трудом и потом стяжевал он их на земле, и Господь, Воздаятель верный, освятив их своим Божественным благословением, ниспосылает его к нам раздавать их в обилии всякому нуждающемуся. Преподобный обходит теперь присутствующих в храме сем и в отверстые молитвою сердца влагает потребное всякому. Ибо неотложна помощь от него, но как говорит Пророк: отверзох уста и привлекох дух, отверзется сердце молитвою, и нужное духовное благо, как семя, как искра, ниспадет на него и согреет его своею живоносною силою. Это будет дар от Преподобного нам, почитающим его в духе и истине, и мы возвратимся с ним в домы наши, как богатые стяжатели, обретшие сокровище, сокрытое на селе. Благодатию Своею Господь наш Иисус Христос да сподобит всех нас сего спасительного дара. Аминь.