Двадцатый день. Поучение 1-е. Препод. Феодор Трихина
(О роскоши в одежде).
I. Ныне ублажаемый преп. Феодор был сын богатых родителей, живших в Царьграде, но не прельстился благами земными, и, оставив мир, подвизался в пустыне, во Фракии. Он не носил иной одежды, кроме грубой власяницы. Прозвание «Трихина» – власяничник – получил от власяницы, которою изнурял свое тело.
Прославляя преп. Феодора, св. церковь поет: «явился еси предивен житием, Феодоре мудре отче, власяными рубы изменив паче царских сокровищ, яже на земли: сего ради небесную одежду восприял еси. Присно моли о нас, преподобне!» (Конд.).
II. Препод. Феодор Трихина, отличавшийся необычайною умеренностию в употреблении одежды, служит живым укором тем христианам, которые чрезмерно заботятся о роскоши в одежде.
а) Посмотрим на происхождение, цель и значение одежды. Возведите мысли ваши к первым дням вселенныя, в которые человеческий род заключался в одной чете, только вышедшей из рук Создателя в совершенной чистоте и святости, – вы не найдете там никакого следа одежды. «Беста», говорит книга Бытия, «оба нага, Адамь же и жена его, и не стыдястася» (Быт.2:25). Можно даже сказать без противоречия свидетельству слова Божия, что они и не были наги, потому что не имели и не ощущали того недостатка, который мы называем наготою: подобно как тот не есть еще гладен, кто не принимает пищи, но и не чувствует в ней нужды. Но вкусили прельщенные лукавым змием от запрещенного плода, и «разумеша, яко нази беша» (Быт.3:7). Вот начало наготы! «И сшиста листвие смоковное, и сотвориста себе препоясания» (Быт.3:7). Вот происхождение одежды!
Итак, что есть одежда наша? Она есть произведение беззакония; она есть слабое средство для кратковременного сохранения осужденного тела от действия стихий, совершающих его казнь; она есть прикрытие нравственного безобразия, соделавшегося естественным; она есть видимый знак человека – преступника; она есть всеобщий и всегдашний траур, наложенный раскаянием, по смерти первобытной непорочности.
Что же делают те, которые с такою заботливостию наперерыв стараются блистать красотою и великолепием? Что же значит эта гордость, с которою имеющий на себе дорогую одежду едва удостоивает взора покрытую рубищем или полураздетую нищету, – эта ненасытимость с какою некоторые со дня на день умножают свои наряды, – это непостоянство, с которым так часто переменяют уборы? – Не есть ли это нечто подобное тому, как если бы больной вздумал тщеславиться множеством своих струпов, или если бы раб, принужденный носить оковы, желал иметь их в великом числе и выработанные с разнообразным искусством.
б) Итак одежды не должны быть роскошны. Правда, Бог некоторым образом освятил то, что есть в одежде простейшего и вместе необходимейшаго. И «сотвори Господь Бог Адаму и жене его ризы кожаны, и облече их». (Быт.3:21). Но чрез это самое внов осуждается безрассудная заботливость о украшении тела. Если вещество, по наставлению Самого Бога употребленное для составления одеяния, было кожа: то для чего некоторые или несчастными, или презренными представляют себе тех, которые носят простой лен и грубую волну? Для чего нам неприятно, если не на нас прядет шелковый червь, не для нас земля рождает золото, и море жемчуг?
Посмотрите – так премудрость Божия постыжает не только суетные попечения о излишнем, но и о потребном излишния – посмотрите на полевые цветы, как они растут: не прядут и не трудятся, а вы, маловеры, мучите себя по произволу изыскиваемыми заботами о вашем одеянии, как будто Провидение меньше занимается вами, нежели былием, ныне цветущим, а завтра увядающим, и будто Оно забыло близ вас произвести для вас потребное!
Если вы, смотря на полевые цветы, не обретаете в себе мудрости пчел, дабы собрать с них тонкий, духовный мед; если зрелище природы не приносит вам наставления, которое бы обратилось в вас в силу и жизнь: изберите себе другое, высшее зрелище; возвысьте дух ваш, и воззрите, члены тела Христова, на Главу свою и всмотритесь пристально, пристанут ли ей любимые вами украшения. Какая несообразность! Глава во яслях, на соломе, а члены хотят почивать на своих седалищах и утопать в одрах своих! Глава в уничижении, в нищете, а члены только и помышляют о богатстве и великолепии! Глава орошается кровавым потом; а члены умащаются и обливаются благовониями! Со Главы падают слезы, а члены жемчуг осеняет! Глава в тернии, а члены в розах! Глава багреет от истекшей крови, и смертною объемлется бледностию, а члены лукавым искусством дополняют у себя недостаток естественной живости, и, думая сами себе дать красоту, в которой природа им отказала, превращают живой образ человеческий в изображение художественное! Глава то в наготе, то в одежде поругания, а члены любят покоиться под серебряным виссоном, под златым руном, или, вместо наготы Распятаго, с презрением стыда и скромности, вымышляют себе одежду, которая бы не столько покрывала, как обнажала!
Но – «да не возглаголют, уста моя дел человеческих» (Пс.16:4)! Должно опасаться, чтобы не почтено было неблагопристойностию обличение обычаев, которым однакож последовать неблагопристойностию не почитается.
III. Все это приводит нас к той мысли, что одежды должны быть лишь приличны. Чтож? – спросят, вероятно, люди, более желающие избавиться от обличения, нежели исправить обличаемое, – неужели все должны отвергнуть всякое благолепие и облечься в рубища? – Нет, никто сего не требует. Божественный Учитель наш обличает, а потому и нас обязывает обличать только попечения об одежде и особенно излишния, суетныя, пристрастныя. «О одежди что печетеся?» Есть род и степень благолепия, и даже великолепия в одеянии, который назначает не пристрастие, но благоприличие, не суетность, но состояние, не тщеславие, но долг и обязанность. Но попечения без конца, пышность без меры, расточение без цели, ежедневные перемены уборов потому только, что есть люди, которые имеют низость заниматься изобретениями сего рода, и что слишком много таких, которые имеют рабскую низость подражат сим детским изобретениям – невероятная безрассудность! безрассудность тем более странная и нелепая, что, без сомнения, многие, виновные в ней, признают ее, и однакож не престают вновь делаться виновными в ней! И пусть бы оставалась она безрассудностию: бедственно то, что ею поражаются и питаются беззакония. Посмотрите, как иногда без внимания проходят мимо нищаго, просящего мелкой монеты на хлеб насущный, и тысячи отдают за ненужное украшение. Кто дерзнет сказать, что тут не нарушена любовь к ближнему? Аминь.
26 апреля 1896 г